Бывшие не влюбляются

Эпилог

Я хранила тайну почти пять лет. Неоднократно порывалась рассказать мужу о сне, который я не забывала ни на день, но не могла. Ведь сон – это просто сон, не более того, верно?

Вот только…

Лика Уилсон родилась в августе. Крошечный комочек с голубыми глазами, взглянув в которые, я потеряла дар речи. Взгляд новорожденной малышки был таким взрослым и осознанным, что я не могла не вспомнить о том сне.

Сегодня, в рождественский день, почти пять лет спустя, я снова прокручивала в голове фразу:

— Мамочка, я не человек.

Дверь хлопнула, выдергивая меня из размышлений.

— Милая? — Ретт подозрительно прищурился, глядя на платье, разложенное на кровати, и на меня – полуголую. — До ужина всего полчаса, а ты еще не готова. Что-то случилось? Ты кажешься уставшей.

— Нет, ничего, — я мотнула головой и отвернулась к зеркалу. В прошлом году решила попробовать новый образ и перекрасила волосы в пепельный. Мне шло, да и Ретту нравился новый цвет. Праздничное платье в этот раз подобрала в тон волосам – из серебристой летящей ткани.

— Лика достаёт котов, — сказал Ретт. — Маркус забился на шкаф и орет оттуда, а Хвоя носится по столу. Может быть, запереть их?

— Не стоит, — усмехнулась я. Котят мы взяли полгода назад. Точнее, нашли на мусорке в коробке. Пять мальчиков и две девочки. Целый зоопарк!

— Одевайся, мы ждем тебя внизу. После ужина поедем на площадь.

Муж ушел, оставив меня одну. Я провела в спальне уже больше часа, ходила из угла в угол и думала, как лучше сообщить Ретту о нашей дочке.

Я бы и вовсе об этом не думала, если не одна странность, случившаяся вчера…

…Лика, четырехлетняя малышка, худенькая и почти прозрачная, сдвинула с места тяжелый бак с водой. Она заливисто расхохоталась, когда немного воды выплеснулось через край, а я, видя это, застыла с ковшом в руках. В голубых, сияющих глазах дочки сверкнули искры. Это не было отблеском гирлянд, и мне не показалось…

В глазках Лики сверкали искры.

— Одуванчик, — позвала я ее, на ватных ногах присаживаясь на корточки. — Как ты это сделала?

— Сто, мама? — Лика доверительно прижалась ко мне. — Купаться хотю.

— Как ты… Как отодвинула бак?

Лика нахмурила светлые бровки.

— Воть, — сказала она и приложила ладошку к железному баку. Он не шелохнулся… Пока дочка не взглянула на него. В глазах вновь сверкнули искры, и бак покачнулся.

Я быстро помыла Лику, закутала ее в пушистый халат и в детской комнате передала отцу. Сама убежала в свою спальню, заперлась изнутри и долго-долго сидела на полу у двери, сверля взглядом окно.

“Мамочка, я не человек”

Мы с Реттом никогда не говорили о нашей близости, произошедшей в Саруэле той ночью. Именно в ту ночь я забеременела Ликой. Забеременела в мертвом городе…

Нет, даже думать об этом не хочу.

Я тряхнула головой, обернулась к платью. Пора одеваться и идти вниз, иначе Лика съест котов, не дождавшись ужина. После того, что произошло вчера, я, стыдно признаться, слегка побаивалась родную дочь.

Спустилась за полчаса до выезда. Замерла на лестнице ненадолго, любуясь украшенной гостиной. Пушистая елка упиралась в потолок, а на ней, изображая праздничную звезду, повисла белоснежная Буля. Буля истошно орала, искала способ удержаться на ёлке и не сорваться с нее прямо в руки “страшного и опасного четырехлетнего монстра”.

— Лика, иди ко мне, — позвала я воинственно настроенную дочку.

Малышка в розовом платьице с белым пушистым воротом выглядела как принцесса. Ретт купил для нее этот наряд и не прогадал.

— Мамоська! — дочка бросилась ко мне, запрыгнула на руки и прижалась щёчкой к плечу. — Мы тебя здали так долго!

Ретт со смешком прокомментировал:

— Когда ты вырастешь, будешь собираться не по одному часу. Все готовы?

— Готовы, — кивнула я. — Стол оставим?

Ретт грустно посмотрел на закуски и салаты, расставленные на длинном столе, и согласился с тем, что сейчас ужинать уже времени нет.

— Зайдем в ресторан на площади, — сказал он. — Зная тебя, я заранее заказал там столик.

Мы покинули пахнущий нагретой смолой и хвоей дом, оставив его на растерзание котам. Пока Ретт запирал дверь на замок, я спустилась с лестницы и двинулась к машине. Дочка все это время держалась за мою шею, а я едва сдерживала слезы.

Смысл моей жизни был в этой маленькой девочке. Крошечной, смешной, крикливой, нежной. Трепетная малышка с добрыми голубыми глазами была для меня всем…

Но что она такое?..

Я расскажу Ретту. Должна рассказать.

Автомобиль мчал нас по заснеженным улицам Лэстена. Со всех сторон слышались радостные возгласы, взрывались фейерверки, а дорога сверкала в лунном свете разноцветными конфетти.

Сегодня праздник. Точно не тот день, когда стоит говорить мужу, что наша с ним дочка…

— Она маг, — шепнула я под грохот фейерверка.

Ретт не расслышал, отвлекся от дороги, чтобы взглянуть на меня и упустил из виду небольшой снежный холмик. Машина мягко воткнулась в него и заглохла.

— Вот… — хотел было выругаться Ретт, но промолчал.

— Ретт, — позвала я мужа снова. — Она сдвинула двухсотлитровый бак как игрушку. Сама. Взглядом.

Муж непонимающе вскинул брови. Посмотрел на поющую на заднем сиденье Лику и снова на меня.

— О чем ты?

Я зажмурилась на миг, прогоняя непрошенные слезы.

— Наша дочь была зачата в Саруэле. Тот сон… Помнишь, я говорила тебе, что мне снилась Лика? В том сне она сказала, что не будет человеком. Я думала об этом так много… Рыскала по библиотекам и архивам, изучила невообразимое количество информации… Ретт, Лика – маг. Пока еще маленький, неопытный, а значит, тем и опасный. Энергия города мертвых в ней проявилась способностями к телекинезу. Я не хотела говорить тебе, думала, что ошиблась, но вчера вечером поняла, что нет.

Ретт молча сверлил меня взглядом. Мимо нас проезжали кебы, автомобили, пробегали дети. Шумный, веселый город был где-то там, снаружи машины, а в салоне двое взрослых людей пытались смириться с тем, что у их ребенка не будет нормального будущего.

— Телекинез, — прохрипел Ретт. — Что ж… Это еще не самое плохое.

— Ты так думаешь?

— Уверен. Пока мы должны следить за ней, а когда подрастет, то объяснить, что это такое.

Я не сдержала слез. Рыдала беззвучно, чтобы не привлечь внимание дочки. В груди разрасталась черная дыра, затягивая всю радость, что я когда-либо чувствовала.

Ретт улыбнулся мне, взял мою руку в свою:

— Мы справимся, слышишь? У меня есть один знакомый, который может помочь. Не будем терять время – вы идите на площадь, а я приду к вам совсем скоро.

Я послушно закивала.

— Лика, дочка, пойдем на горки? Папе нужно уйти по делам, но он придет.

— Голки не хотю, — алые губки надулись. — Хотю вонь туда, — маленький пальчик указал в сторону ледового городка.

— Городок, так городок, — согласилась я.

Ретт проводил нас на шумную площадь, где из-за музыки не было слышно собственных мыслей. Разговаривать здесь и вовсе не представлялось возможным. Поцеловал меня и дочку, Лика чмокнула его в ответ, и он ушел.

Я верила, что он что-нибудь придумает. Знала точно, что переживать больше не о чем. Глубоко вдохнула пропахший гарью воздух и с улыбкой обратилась к дочери:

— Бежим в городок?

Мы мчались мимо ледяных драконов, гномиков, водяных и леших. Завернули за угол каменного замка, построенного исключительно ради праздника. Сегодня в нем располагался дом страха. Со смехом скатились с горки, которая вела в большой ледовый городок, и уставшие со смехом упали на снег возле ледяной фигуры короля Генриха Пятого.

— Мам, — Лика поднялась и села на свои ножки. — Вы с папой теперь меня бросите, да?

— Что? — мой смех оборвался. Я моргнула, стряхивая снежинки с ресниц, и тоже села. Мир вокруг словно застыл. Я видела перед собой печальное лицо дочери и не слышала ничего, кроме ее испуганного голоса.

— Ты боисся меня. И папа боится. Это потому сто я не такая как вы?

— Нет, милая… Что ты!

— Я вас не обизу. Я знаю, сто не такая, как все, но не знаю посему.

Малышка скуксилась, в голубых глазах появились слезы.

Я притянула ее к себе и обняла крепко-крепко.

— Мы тебя не боимся, милая. Даже не думай об этом! Ты – самое чудесное, что случалось в нашей жизни. Лика, дочка, ты пока еще очень маленькая… Когда подрастешь, мы тебе всё-всё расскажем. А пока ты должна нас слушаться, ладно?

— Я вас слусаюсь, — закивала Лика. — А сто котиков гоняю, так папа меня узе отлугал.

Я выдавила из себя улыбку. Сложно с маленькими… Хотя и не сложнее, чем со взрослыми.

Ретт нашел нас, когда мы лакомились жареным на костре зефиром. Поцеловал меня и присел на корточки перед Ликой.

— Малышка, я принес тебе подарок.

— Подалок! — дочка радостно подпрыгнула. Отдала мне палочку с наколотым на нее зефиром и протянула ручки папе. — Тавай!

Под моим ошарашенным взглядом Ретт вытащил из кармана два черных металлических браслета. На худеньких запястьях их замочки щелкнули и исчезли…

Лика хмуро смотрела на браслеты. Потрясла ими, попробовала снять, но не получилось.

— Пасибо, папа, — неуверенно поблагодарила она.

— Настоящий подарок ждет дома, а это просто маленький презент, — Ретт обнял дочку.

Я впервые увидела, как мой муж плачет. Лика жалась к нему, а Ретт смотрел на меня глазами полными слез.

Браслеты. Я видела их в одной из сотен книг, которые уже успела прочесть за последние четыре года. Производство брарийских военных артефакторов – браслеты для детей или обручи на шею для взрослых. Черный металл с выгравированными на нем рунами сдерживал любую магию… С годами металл меняется, растет вместе с носителем артефакта. Не привлекает особенного внимания, но маг, его носящий, всегда на контроле у военных.

Глупый поступок мы совершили, занявшись любовью в мертвом городе. Но кто знал о последствиях? Да никто. Лика все равно наш лучик света, наше счастье и чудо, и плевать, что она маг. Телекинез – не самое худшее, как сказал Ретт, а значит, с ним можно жить.

Ее ждет будущее среди военных. Ей не стать учителем, доктором, воспитателем или кем-то еще. Такие как она с самого рождения должны быть готовы защищать мир. Элитное подразделение ООД нанимает магов, обещает им помощь и баснословные гонорары. В случае, если маг отказывается, то он перестает существовать…

Не такой судьбы я хотела для своего ребенка. Да и Ретт не хотел. Но сделанного назад не воротишь…

А четырнадцать лет спустя мы узнали, что Лика счастлива работать в ООД.

Долгие годы мучительных переживаний закончились на уверенной фразе уже взрослой дочери, которую она произнесла с улыбкой и гордостью:

— Мамочка, я не человек.