Бывшие не влюбляются

Глава 19

Самой счастливой женщиной на свете быть очень просто: главное, чтобы о тебе заботились. Любовь проявляется в нежности, во взгляде, в завтраке ранним утром, приготовленном пока ты спишь. В кофе не слишком горячем, но еще и не теплом. В пальто, которое помогают надеть перед выходом из дома и снять по возвращении.

И если все так, то тебе кажется, что ничего плохого уже не произойдет. Когда ты счастлив, то думаешь, что счастливы все вокруг и даже целый мир подстраивается под твой ритм жизни…

Так было ровно до того дня, в который нам предстояло вернуться в Лэстен.

Я проснулась раньше Ретта и мне захотелось отблагодарить его за все те моменты последней недели, которыми он возносил меня к небесам. Спустилась на кухню босиком – мы натопили дом настолько хорошо, что даже камень вобрал в себя тепло.

Продуктов осталось еще чуть больше половины от того, что Тирел нам предоставил. Я вытащила из кладовой копченый окорок, из холодильника замороженную курицу и яйца.

Салат на скорую руку, чай с ягодами, собранными в саду, и яблочный пирог. Готовка заняла у меня от силы час, и мы с Реттом могли спокойно позавтракать, прежде чем идти за Гилборнами и тащить их на вокзал.

Я в очередной раз бросила взгляд на настенные часы: шесть утра. Поезд, по словам Ретта, приезжает в одиннадцать. У нас было еще полно времени.

— Я на кухне! — крикнула я, услышав шаги на лестнице.

Через минуту Ретт обнимал меня, зарывшись лицом в мои волосы. Взъерошенный и сонный, он был теплым, и неизменно пах мятой и кристальной свежестью.

— Уезжать почти не хочется, — прошептал он на ухо и дотронулся губами до моей щеки, посылая по телу сноп мурашек. — В Лэстене бесконечная работа, и я буду видеть тебя не так часто, как мне хочется.

— Это ненадолго, — я с улыбкой вывернулась из объятий и принялась накрывать на стол. — Пройдет год или два, и мы сможем оставлять друг друга. Когда схлынут эмоции, а быт погасит романтику. Любовь – это прекрасно, но жить тоже нужно. Я планирую восстановиться в журнале… Моя работа тоже занимала много времени. Помню, я приходила домой, чтобы приготовить ужин и полусидя заснуть практически за плитой, а утром снова бежала в офис.

— Женщины могут работать, сколько хотят, но… Тебя устраивал такой график? — Ретт опустился на стул и глотнул горячего чаю.

— Нет, — честно призналась я. — Я не трудоголик, но живой человек, и мне хотелось есть. А чтобы было что есть, нужно работать.

— Помню, что Дерел работу так и не нашел… — Ретт осекся, поднял на меня внимательный взгляд. — Ты ведь подашь на развод, так?

— Непременно. Как только Гилборны окажутся за решеткой, я тут же отправлюсь домой, соберу вещи и уйду… Куда-нибудь.

— Не куда-нибудь, а ко мне.

— Мы не обсуждали этого, — я запнулась и покачала головой. — В моих-то мыслях ты и я давно женаты, живем вместе и будим друг друга по утрам перед работой. Но чего хочешь ты? Какие у тебя планы?

— То есть ты правда думала, что когда мы вернемся в Лэстен, то я отпущу тебя к Дерелу одну? А потом позволю жить на постоялом дворе? Ада, черт возьми! У меня огромный дом на побережье, и я буду безумно рад видеть тебя в нем со всеми твоими вещами. А лучше без них! Купим новое.

Я молча согласилась. Отказываться даже не думала, а спорить и подавно. Я ждала его шесть лет. Шесть долгих лет. Ненавидела, потом прощала, и снова ненавидела до глубины души. А теперь люблю без памяти и плевать я хотела на причину, по которой мы расстались в прошлой жизни.

— У тебя большая спальня? — я игриво вскинула брови.

Ретт усмехнулся:

— Кровать огромная.

После завтрака еще было время понежиться в объятиях друг друга. Потом попрощались с домом, собрали в один чемодан все наши вещи и вышли на улицу. Не стали запирать дверь – незачем.

По пустым улицам ветер гонял хрустящую от инея листву. То тут, то там еще лежал пушистыми клочками выпавший ночью снег. На рассвете он растаял, но не полностью. Морозный ветер путался в моих волосах, и я накинула на голову капюшон. Так лучше.

Тюрьма, в которой находились Гилборны, не отапливалась. Я знала, что даже пленники у военных содержатся в куда более комфортных условиях, но спорить с Реттом не собиралась. Если он решил оставить их в холоде и кормить раз в два дня, то так тому и быть. Они заслужили.

Еще я помнила, что Ретт мстит им не столько за меня, сколько за свою маму. А за маму можно сделать что угодно, и Святой дух вряд ли осудит.

Ворота с колючей проволокой наверху отворились со скрипом. Ретт впустил меня, следом вошел сам и взял мою руку в свою. Проводил внутрь здания, оставил у выхода.

— Побудь здесь.

Сам он двинулся в темноту. Я озиралась по сторонам, пугливо прислушиваясь к звукам. Капель где-то неподалеку, шорох крыс в углах. Сквозняк играл с пожелтевшими бумагами на каменном полу.

Издалека донесся скрип – Ретт отворял решетки камер. Следом стон и проклятия.

Ретт что-то ответил пленному, но я не расслышала. Потом он крикнул:

— Ада, открой дверь!

Я вышла на улицу и придержала дверь за ручку. Первым из здания появился Джо – еще более худой, чем прежде, с трясущимися от голода конечностями. Ноги его с трудом держали.

Лэнд оказался более крепким. У него стучали от холода зубы, а в глазах все еще читалась жажда убийства.

Надеюсь, Гилборны останутся в тюрьме навеки, иначе Ретту, да и мне, придется прятаться…

— Поторапливаемся, — Ретт ткнул Лэнда дулом пистолета в спину, подталкивая.

— Тебе несдобровать, парень, — прокряхтел Лэнд. — Думаешь, привезешь нас в Лэстен, и дело сделано? А знаешь ли ты, почему нас так долго не могли найти?

Ретт молчал. Я быстро шагала за ним, едва поспевая.

Лэнд не унимался:

— Всё продается и покупается, парень. И полиция, и судьи. Дать денег в обмен на сокращение срока – дело плевое…

— Вам срок не сократят, — хмыкнул Ретт. — Шагай молча. Я ведь могу и передумать сдавать вас живыми.

— Да лучше убей здесь! — рявкнул Джо, оборачиваясь. И тут же получил пинок в живот.

Я, ойкнув, отвернулась. Не могла видеть Ретта таким… Он ударил человека!

— А все-таки, — процедил Ретт, — ты останешься жить. Я лично попрошу отправить тебя на работу в северные шахты. Что скажешь, м? Перспектива сдохнуть в холоде от туберкулеза лучше, чем из года в год маяться в четырех стенах камеры?

— Заткнись, Джо, — попросил Лэнд, неожиданно растеряв самоуверенность.

Контрабандисты молча двинулись дальше.

Мы привели их на вокзал. Ретт заставил сесть обоих на скамейку и не сводил с них взгляда, пока я высматривала на горизонте поезд.

В одиннадцать часов я гуляла вдоль рельс в нетерпеливом ожидании. Ретт говорил, что не мог ошибиться со временем.

В двенадцать часов я тряслась от желания разреветься, но еще держалась.

В час контрабандисты принялись хохотать и подшучивать над Реттом. Тому вновь пришлось успокаивать их, применяя физическую силу, но теперь я отреагировала на это зрелище спокойно.

В два часа я нервно шептала Ретту на ухо:

— Почему поезда нет? Мы перепутали дату или время?

Ретт молча стискивал зубы. Он уже понимал, что произошло, а вот до меня еще не доходило.

Довольно скоро и я осознала, что организации “Волк и Заяц” больше не существует, а значит, и поезд не приедет. В мертвый город, закрытый призрачным куполом, могу попасть разве что высокопоставленные военные. Если им здесь что-нибудь понадобится.

Но они не приезжали сюда двадцать восемь лет. Надобности не было. И сейчас нет.

Я стояла на перроне, все еще веря в чудо. Ретт не торопил меня. Он давно принял решение отвести Гилборнов назад в тюрьму, чтобы они понесли наказание хотя бы здесь, без суда, а самим отправиться домой. В дом, который теперь станет нашим. Ненадолго, пока не закончатся продукты.

Я следила за стрелками на карманных часах. Три часа… четыре… Поезда не видно, не слышно. Вокруг звенящая тишина. Она искрится в инее, играет с кристаллами снега в морозном воздухе.

Губы уже почти не двигались – замерзли. Ноги отказывались шагать. По холодным щекам полились горячие слезы, обжигая, и это привело меня в чувство.

— Нам нечего ждать, — шепнула я, вытирая глаза. — Пойдем, Ретт. Проведем остаток нашей жизни в теплом доме.

На то, чтобы отвести Гилборнов в тюрьму, а потом уйти под их громогласные проклятия и мольбы о помощи нам понадобилось полчаса. Вернувшись домой, мы сделали чай и затопили камин.

Я грелась у огня довольно долго. То плакала на груди у Ретта, то вскакивала и принималась ходить из угла в угол. Ближе к ночи я начала продумывать план по выживанию.

А Ретт, спокойный и уверенный, сверлил взглядом окно, за которым виднелась подъездная дорожка к дому.

В этот момент он меня страшно раздражал. Пылкая любовь к нему уступила место злости.

— Да почему ты молчишь, Ретт? Я думала, в мире существует только один мужчина, который способен сдаться в руки беде и спокойно ждать, пока мир рухнет! И я, между прочим, хотела с ним развестись! Но и ты поступаешь точно так же!

— Иди ко мне, — попросил Ретт, отставляя чашку.

Я сделала недовольное лицо, чтобы он точно понял, что я зла. Упала к нему на колени и прижалась щекой к плечу.

— Мы должны выжить, понимаешь? — шептала я. — Еды хватит на три или четыре месяца, если растянуть. А потом наступит весна. Мы сможем поискать в чужих огородах семена или что-то подобное, посеять их. У нас будет огород! А если найдем оружие, то будем охотиться. В тайге наверняка полно животных!

Ретт гладил меня по волосам, успокаивая.

— Вырастить что-либо мы не можем, Ада. Химический фон не исчезнет еще сто лет или больше. Животные по этой же причине непригодны в пищу.

— Но мы пили чай с таежными ягодами!

— Всего с маленькой горсточкой. В Саруэле опасен даже воздух, а мы и так задержались.

— Тирел отправлял сюда клиентов на долгие месяцы, — выдохнула я ошарашенно. — Они ведь…

— Имеют проблемы со здоровьем, об этом и думать нечего.

— И что теперь, у нас нет никакого выхода?

— Ни единого, Ада. Я мог бы тебе солгать, сказать, что все будет хорошо, но зачем? Я больше никогда не стану лгать тебе. У нас осталось немного времени, так давай проживем остаток жизни в любви к друг другу.

— Это всё ООД, да? Это они закрыли агентство Тирела? Из-за них поезд не придет? Как они могли бросить тебя здесь?!

— Они не знают, что я в Саруэле. Мной двигала жажда мести. Она слепила и гнала вперед. Я приехал в надежде, что ООД не успеет за две недели прикрыть организацию, а я в это время поймаю Гилборнов и вернусь с ними в Лэстен. Я не думал, когда шел на это, понимаешь?

— Глупый! — всхлипнула я, вновь залившись слезами. — Но если бы не ты, меня бы уже не было. А Гилборны? Они ведь будут страдать от жажды и холода. Они не ели уже три дня, а пили только вчера…

— Мы здесь умрем, а ты жалеешь преступников?

— Но они всё еще люди!

— Люди, которые отняли жизнь у моей матери. Впрочем, мы можем отпустить их, если ты попросишь.

— Нет. Не стоит… В благодушии и впрямь нет никакого смысла, всё равно все погибнем.

Ретт крепко обнял меня. Мы смотрели на играющее пламя в зеве камина, грелись друг об друга и иногда перекидывались парой слов о пустяках. Думать и говорить о серьезном больше не хотелось.

Я так и заснула. Сквозь сон чувствовала, как мое расслабленное тело отнесли наверх, в спальню, уложили в постель и накрыли одеялом. Потом скрипнула дверь – Ретт ушел.

Следующий день не радовал ни меня, ни Ретта. Мы молча завтракали одним кусочком ветчины на двоих и пили чай из одной кружки – экономили. Хлеб закончился еще позавчера, а испечь я бы не сумела – не знала рецепта.

За окном повалил снег, тот самый, который не растает до весны. Пушистый, мягкий и безумно красивый. Он залепил стекла в окнах почти полностью.

Я куталась в теплый халат, переминалась с ноги на ногу, стоя у окна. Всё еще чего-то ждала, высматривала вдалеке. Отсюда не разглядеть вокзал, но я мечтала, что услышу гудок. Бывают же чудеса на свете? Так почему бы им не случиться со мной?

Ретт обнял со спины:

— Нет смысла спрашивать, как у тебя дела?

— Вообще-то, на удивление неплохо. Мой мозг еще не осознал, что мы застряли навечно.

— Шок скоро пройдет, и ты должна быть готовой принять новую реальность. Мне жаль, что всё произошло именно так.

— Не по твоей вине.

— По моей. Я должен был убедить отдел в необходимости операции, и тогда приехал бы сюда с помощниками. Но я не стал никому ничего доказывать, и только поэтому мы теперь в таком положении.

— Люди совершают ошибки, Ретт. А мы – просто люди. Никто еще в этом мире не прожил свою жизнь идеально от начала до конца.

Я прижалась спиной к нему, расслабилась в тепле и прикрыла глаза. Неважно, как закончится моя жизнь. Единственное, о чем жалею – я не прожила ее достойно. Не сделала ничего выдающегося, вышла замуж за нелюбимого. И потеряла шесть лет, страдая по тому, кто от меня ушел. Последнее было глупостью, определенно.