Бывший папа. Любовь не лечится

Глава 27

Надя

Мужская ладонь обжигает поясницу, и от легкого прикосновения тело и душа наполняются теплом. Я аккуратно устраиваюсь на диване, не отказываясь от поддержки Назара. Наоборот, благодарно улыбаюсь ему, тянусь за поцелуем и ныряю в уютные объятия, стоит лишь ему раскрыть руки.

Хочу, чтобы он чувствовал, как я нуждаюсь в нем. Не во враче Богданове, а в любимом муже.

Я научилась быть самостоятельной за те дни, что ухаживала за ним в клинике, но теперь с удовольствием возвращаюсь в образ слабой женщины… под защиту настоящего мужчины.

- Не передумала? – нарушает благодатную тишину. - Все еще хочешь присутствовать во время тяжелого разговора?

В его голосе нотки стали, но при этом он продолжает ласково поглаживать меня по голове и перебирать пальцами собранные в хвост волосы.

До мурашек по холке. До слабой дрожи. До жара за ребрами.

Приятные эмоции смешиваются с горьким ожиданием неизбежного.

Бросаю взгляд на настенные часы. Ровно через десять минут раздастся звонок в дверь. Еще через две - порог переступит Евгения Климовна, а затем гостиная наполнится мягким топотом и милым лепетом Ангелины.

От предвкушения встречи с дочерью в солнечном сплетении растекается жидкая лава, а по щеке предательски ползет слеза. Когда-нибудь эта боль притупится и сменится тихим семейным счастьем. Но за него придется побороться.

- Да, думаю, вместе нам будет легче ей все объяснить, - произношу уверенно и запрокидываю голову, чтобы посмотреть Назару в лицо. Глаза в глаза. Нежно провожу рукой по грубой щеке, пальцами очерчиваю выступившие скулы. – Вместе, как договаривались.

- Хорошо. Сынок уснул? – кивает на дверь нашей общей комнаты.

- Да, часика полтора у нас есть, - рвано вздыхаю. – Хочешь, я сделаю тебе чай?

- Нет, давай просто посидим так немного, - крепче обнимает меня, и я прикрываю глаза, уткнувшись носом в пульсирующую артерию на его шее. – Мне тебя доктор прописал, - хрипло смеется, целуя меня в висок.

Теряем счет времени, растворяясь друг в друге.

В жестокую реальность нас возвращает мелодичная трель, доносящаяся со стороны входа. Назар спешит открыть дверь, любезно приглашает Евгению Климовну присесть, а Ангелину отводит на коврик, заранее заваленный игрушками. Ведет себя стойко, невозмутимо, будто соткан весь из железных нитей.

Недавно я убедилась, как тяжело ему дается показная выдержка. Это всего лишь внешняя оболочка, которая не в силах уберечь сердце от боли. После приступа я стала внимательнее относиться к мужу, чутко улавливая его истинные эмоции.

Сейчас он нервничает не меньше, чем я.

- Евгения Климовна, я хотел бы поговорить с вами об Ангелине, - начинает беседу, садясь рядом со мной. В кресле, повернутом по диагонали, по правую руку от него – бабушка нашей дочки.

- А что случилось? Откат? – взволнованно вскидывается она, поглядывая на малышку. У меня сердце щемит от осознания того, как сильна и безгранична ее любовь к чужому ребенку. – Вы отказываетесь от нас?

- Никогда, - многозначительно выпаливает Богданов и берет папку со стола. Раскрыв, протягивает бумаги Евгении Климовне. – Взгляните.

- Что это? – разворачивает дрожащими руками, вчитывается в текст, хмурится с каждой строчкой.

- Выписки из роддома. Одна принадлежит вашей внучке, вторая… нашей с Надеждой дочери, - Назар делает паузу, и я ободряюще накрываю его руку своей, поглаживаю костяшки пальцев.

- Да, вы однажды упоминали, что между ними день разницы, но… - складывает документы, теряя к ним интерес. – Вы сказали, ваша дочь умерла… Соболезную, однако не понимаю, как это касается нас.

- Непосредственно, - отрезает Назар. – Посмотрите данные из лаборатории, - указывает на нужный лист. – Мы без вашего ведома провели тест ДНК. Тайно. Результат показал, что… - набирает полные легкие воздуха и, обласкав взглядом ни о чем не подозревающую Ангелину, резко выдает: - Мы ее настоящие родители. Произошла подмена. Вместо внучки, родившейся мертвой, вам отдали нашу дочь, нагло украденную. Это чудовищное преступление, виновников которого мы найдем и накажем…

Евгения Климовна заметно бледнеет, поджимает обескровленные губы, трясет головой, отказываясь верить нам. Выглядит так, будто балансирует на грани срыва. Нельзя этого допустить. Поэтому спешно подаюсь к столу, наливаю воды из графина и протягиваю ей стакан. В ответ она выставляет ладонь, исподлобья зыркая на меня, как на злейшего врага. Отшатывается, будто я предлагаю ей чистейший яд.

- Вы лжете, быть такого не может, - цедит сквозь зубы, яро сминая пальцами листы и надрывая уголки.

- Это правда, Евгения Климовна, - перебивает ее Богданов. Не щадит ни нас, ни бабушку. Режет фактами по живому. - В эти дни в роддоме находятся мои люди. Под прикрытием общей проверки от Минздрава они опрашивают персонал и собирают доказательства. Несмотря ни на что, мы доберемся до истины. Однако сейчас встал вопрос о проведении эксгумации похороненного младенца. Если там ваша настоящая внучка…

- Нет-нет, - лихорадочно повторяет Евгения Климовна, зажимая уши руками. – Вот моя внучка, - со слезами на глазах поворачивается к застывшей Ангелине.

Девочка следит за нами, почти не моргая, бросает все игрушки и испуганно кружит по нам беспокойным взглядом.

- Мы решили, что не имеем права тревожить ее без вашего согласия, - хриплым шепотом заключает Назар. – Я понимаю, как вам тяжело и больно сейчас. Мы два года живем в таком аду…

- Не хочу больше ничего слушать, - неожиданно она поднимается с места. Шагает к малышке, хочет взять ее за руку, но та отползает назад по ковру. – Ангела, мы уходим.

Вижу, как хаотично взметаются озорные хвостики, перехватываю растерянный взгляд моей дочери – и не выдерживаю. Взяв костыли, как можно быстрее подхожу к ней и сажусь на пол рядом. Ангелина карабкается ко мне на колени, цепляется ручками за ворот кофты и трется щечкой об грудь, лепеча тихое «ма».

Что-то происходит в этот момент. Ломается старое, рассыпаясь на части, и на его месте возводится новое. Наше будущее. Абсолютно другое.

Жизнь совершает крутой вираж – и это уже не остановить. Евгения Климовна все понимает… Она замирает, наблюдая за нами. Задумчиво, обреченно, горько. Вздохнуть не в силах, словно парализована.

- Ма, - повторяет Ангела, не замечая, как начинает плакать ее бабушка. Тонкие ручейки стекают по белесым щекам, скапливаются на подбородке и срываются вниз, на пушистый ковер.

- Умоляю вас… - прошу срывающимся шепотом. - Вы же мать и должны понять меня. У нас с вами похожие судьбы, одна беда на двоих, - всхлипываю, прижимая к себе малышку. – Вы потеряли свою дочь, а что если бы у вас была возможность вернуть ее?.. Как бы вы поступили на моем месте?

- Я бы боролась за нее до последнего вздоха, - с болью и надрывом в голосе произносит она, заторможено шевеля губами.

Назар приближается к нам со спины, чтобы уберечь, защитить, да и просто быть рядом в трудную минуту. Опускается на одно колено и подает руку Ангелине. Она же незамедлительно хватает его за палец, взмахивает изогнутыми черными ресничками и смотрит на родного папу с неприкрытым восхищением. Малышка боготворит его с первого дня.

В унылой палате клиники, пока Богданов восстанавливался после операции, мы много разговаривали. Часами напролет не умолкали. Он рассказывал мне, когда к нему поступила Ангелина и как проходили их занятия. Каждую историю я слушала с замиранием сердца, будто прикасалась душой к нашей дочери. Порой завидовала Назару, ведь он нашел ее раньше. Невидимые нити натянулись между ними сразу же и крепли с каждой новой встречей, хоть он и не замечал этого. Был уверен, что исполняет врачебный долг, а на самом деле… отцовский.

- Посмотрите, Ангелина нуждается в родителях, - размеренным, спокойным тоном обращается он к Евгении Климовне. – Она должна расти в полной семье, и мы можем это ей дать. Окружить заботой, любовью, обеспечить и воспитать…

Назар цепко держит с ней зрительный контакт, будто пытается внушить ей свои слова. В то время как бабушку бьет мелкой дрожью от стресса и ощущения безысходности. Я дико понимаю ее и безумно жалею! Однако дочь на первом месте. Всегда. Если потребуется, отвоюю свою кровинку, зубами выгрызу право быть ее матерью. Кажется, Евгения Климовна видит это в моих глазах, считывает с лица… и поэтому даже не приближается и не рискует забрать ту, кого два года принимала за свою внучку.

- Так называемый отец отказался от нее, - глухо проговаривает она после мучительной паузы. Каждое слово дается ей с трудом. – Мою дочь тоже звали Ангелиной, в честь нее я и назвала малышку, - с грустью смотрит на девочку, любовно обнявшую меня, но не трогает и не пытается ее отнять. Даже не приближается. Словно больше не имеет на это права. – Так вот они не были расписаны. Жили, как сейчас модно, в свободном браке. Гражданский муж приехал после смерти Лины, взглянул на новорожденную и сразу отрезал: «Это не мой ребенок». После он ушел и больше не появлялся в нашей жизни. Я списала его реакцию на страх перед ответственностью. Решила, что поджал хвост и сбежал от младенца, к тому же, с проблемами здоровья. Ей с рождения задержку развития ставили и еще кучу всего, - вытирает нос влажной салфеткой, всхлипывает. И я плачу одновременно с ней, не силах сдерживать эмоции. - Конечно, кому нужен такой груз? Медсестры причитали, что это крест на всю жизнь, а я все равно забрала ее. Кому она еще нужна, если не мне? К тому же, почти все диагнозы, которые ей налепили в детском отделении, не подтвердились. Последний вы с Егором Натановичем отменили, - поднимает благодарный взгляд на Назара, а потом, встрепенувшись, отводит его в сторону и хмурится.

- Спасибо вам за все, - сипло выдавливаю из себя. – Если бы не вы, Ангелине было бы очень сложно. Благодаря вашим стараниям, доброте и неравнодушии она росла и развивалась, догоняя сверстников. Мы до конца дней в неоплатном долгу перед вами.

Целую дочку в макушку, а Назар успокаивающе приобнимает меня за плечи.

- Чем старше Ангелина становилась, тем чаще я ловила себя на мысли, что она ни на кого не похожа, - продолжает откровенничать Евгения Климовна, нежно поглядывая на девочку. Словно прощается с ней. Навсегда. – Ни на дочку мою, ни на ее парня, ни на кого-либо из членов нашей семьи. Знаете, я впервые увидела у нее такой необычный цвет глаз. Как будто яркое желтое солнце окунули в жидкий янтарь, - улыбается сквозь слезы. – У Назара Егоровича такие же, - косится на моего невнимательного мужа, который молча внимает каждому слову. Лишь желваки ходят на скулах. – Ангелина у вас в отца пошла, - подводит итог бабушка и, сорвавшись, прячет лицо в ладонях. Содрогается в рыданиях.

Богданов молниеносно поднимается с места и оказывается рядом с ней. Берет за руку, нащупывая пульс. Сжимает запястье, проверяя частоту и ритм.

- Успокойтесь, Евгения Климовна, - строго говорит ей, будто это так просто. Сам недавно себя до приступа довел. Чувства не отключить по щелчку пальцев, они сжирают человека изнутри. – Болит где-то? Может быть, давит или колет? – спрашивает, попутно осматривая ее.

- Оставьте, - слабо и отчаянно выдергивает руку. - Кому я теперь нужна? Никого не осталось…

Ангелина вдруг высвобождается из объятий, кряхтит и сползает с моих коленей. Не держу ее, позволяю уйти. Настороженно наблюдаю, как она топает к бабушке. Уложив крохотные ладошки на ее ноги, задирает голову и пытается заглянуть ей в глаза, чтобы прочитать эмоции. Наша девочка – настоящий эмпат. Чуткая и тонко чувствующая людей.

- Ба-а, - зовет простодушно, совершенно не понимая, что происходит. – Хаёсая, - гладит бабушку по безвольно свисающей кисти.

- Ну, что вы говорите, Евгения Климовна? – сочувственно ухмыляется Назар, который не отходил от них ни на шаг и неусыпно контролировал их контакт. - Как же «кому»? Вон, внучке нужны, - пальцами проводит по темноволосой макушке дочери, бережно поправляет хвостики.

- Но тест ДНК…

- Бывает связь, которая сильнее родственной, - перебивает сурово и убедительно. - Вы навсегда останетесь бабушкой Ангелины. Она просто не примет вашего ухода.

- Конечно, вы не можете бросить ее, - переглянувшись с Назаром, поддерживаю его. – Вы должны быть рядом. Если хотите… - мысленно транслирую мужу свою мысль, одним лишь взглядом, а он понимает меня без слов.

Кивает, заканчивая мою фразу:

- Вы можете переехать к нам. Места много, вам должно быть удобно, - осекается, уловив удивление в глазах Евгении Климовны. – Вы же сами обмолвились, что у вас больше никого нет. Мы были бы счастливы, если бы вы остались с нами. После всего, что вы сделали для Ангелины, мы и так считаем вас частью нашей семьи.

- Не устану повторять, что вы очень хорошие люди, - вздыхает, поднимая растерянную малышку на руки. Трепетно прижимает ее к груди, целует и поглаживает по голове. – Проводите свое расследование, Назар Егорович, я дам согласие на все необходимые манипуляции, - рвано всхлипывает и на миг опускает веки. – Только с одним условием…

- Каким? – отзываемся мы в унисон.

Богданов нервничает, а я от паники готова сознание потерять. Что бы она ни попросила… лишь бы это не касалось Ангелины. Мы, вроде бы, все выяснили, но страх потерять ее никак не отпускает.

- Мою настоящую внучку… - глотает слезы, но находит силы говорить дальше: - нужно вернуть Лине. Пусть будет с матерью. Вместе они обретут покой.

Сердце рвется на части от ее просьбы, по щекам бесконтрольно текут соленые ручейки, эмоции душат. Какой же несправедливой и жадной бывает судьба! Возвращает счастье одним, а у других его отбирает. Словно у нее лимит.

- Да, вы правы, - выталкиваю из горла вместе с надрывным всхлипом. – Пусть будут вместе.

- Клянусь, я уничтожу всех, кто сделал это с нами, - ожесточенно чеканит Богданов, заставляя нас обеих вздрогнуть. – Поплатится каждый. Никого не пожалею.

И я ему верю.