Десять «за»… (ЛП)

Глава 19

Себастьян совершенно точно знал, почему его пригласили на загородный прием к леди Чаллис. Хозяйка дома никогда не питала к нему симпатии, и прежде лорд и леди Чаллис никогда не приглашали его на свои приемы. Но леди Чаллис, при всем своем ханжестве, являлась необычайно честолюбивой дамой, и без сомнения, не могла упустить возможности устроить прием сезона, собрав под одной крышей Аннабель, Себастьяна и графа Ньюбури.

Себу вовсе не улыбалась мысль быть пешкой в чьей-то игре, но он не собирался отказываться от приглашения, поскольку это позволило бы Ньюбури беспрепятственно виться вокруг Аннабель.

Кроме того, он же пообещал Аннабель дать ей день, чтобы обдумать его предложение, и собирался сдержать свое обещание. А значит, если она проведет ближайшие сутки в Беркшире в доме лорда и леди Чаллис, то и он должен быть там.

Себ, однако, вовсе не был идиотом и знал, что леди Викерс, леди Чаллис, равно как и все их приятельницы наверняка примут сторону лорда Ньюбури в этой битве за Аннабель. Никто еще не выигрывал войн в одиночку, поэтому он вытащил из постели Эдварда, запихнул его в экипаж и увез в Беркшир. Эдварда никто не приглашал, но он был молод, неженат и (насколько Себастьяну было известно) не потерял еще ни единого зуба. А это значило, что его ни за что на свете не откажутся принять гостем на загородном приеме. Никогда.

— А Гарри с Оливией знают, что ты украл их экипаж? — спросил Эдвард, протирая глаза.

— Правильное слово «экспроприировать», и да, они знают. — В некотором роде. Себастьян оставил записку.

— А кто там будет? — зевнул Эдвард.

— Прикрывай рот.

Эдвард бросил на кузена раздраженный взгляд.

Себастьян приподнял подбородок и нетерпеливо посмотрел в окно. На улицах было полно народу, и экипаж полз, как черепаха.

— Мисс Уинслоу и мой дядя, а про остальных не знаю.

— Мисс Уинслоу, — вздохнул Эдвард.

— Прекрати, — рявкнул Себ.

— Что?

— Прекрати делать такое лицо, когда думаешь о ней.

— Какое лицо?

— Такое, будто ты… — Тут Себ выпучил остекленевшие глаза и вывалил на сторону язык. — Вот такое.

— Ну, ты не можешь не признать, что она очень…

— Лучше молчи, — предостерег Себ.

— Я собирался сказать «очаровательная», — сообщил Эдвард.

— Прекрати врать.

— У нее восхитительные, большие…

— Эдвард!!!

— …глаза, — Эдвард насмешливо улыбался.

Себ некоторое время сверлил родственника сердитым взглядом. Потом скрестил на груди руки и уставился в окно. Потом перестал скрещивать руки, снова смерил Эдварда сердитым взглядом и треснул.

— За что?!

— За все неподобающие замечания, о которых ты думал.

Эдвард расхохотался. И на этот раз Себастьян был точно уверен, что «щенок» смеется не с ним, а над ним.

— Должен заметить, что это довольно забавно — проговорил Эдвард. — Ты влюбился как раз в ту девушку, на которой задумал жениться твой дядя.

Себастьян поерзал на сиденье.

— Я вовсе не влюбился.

— Нет, конечно, — насмешливо ответил Эдвард. — Ты просто хочешь на ней жениться.

— Тебе Оливия рассказала? — Черт побери, он же просил Оливию молчать!

— Она ничего не говорила, — усмехнулся Эдвард. — Ты сам только что признался.

— Щенок, — процедил Себ.

— Думаешь, она скажет «да»?

— А почему бы ей не сказать «да»?

— Ты не пойми меня неправильно, будь я женщиной, я не мечтал бы об ином муже…

— Думаю, я выражу мнение всех мужчин в мире, сказав: «какое счастье, что ты не она».

Эдвард состроил оскорбленную мину, но на самом деле не обиделся.

— Ньюбури может сделать из нее графиню, — напомнил он.

— Я, возможно, тоже, — пробормотал Себ.

— А мне казалось, тебя не волнует графский титул.

— Не волнует. — И это была чистая правда. До сегодняшнего дня уж точно. — Не для себя, в любом случае.

Эдвард пожал плечами и слегка склонил голову в сторону. Что-то в этом движении показалось Себастьяну смутно знакомым. Но он не мог вспомнить, что именно.

Пока не понял, что сам так выглядит, когда смотрится в зеркало.

— Она ненавидит Ньюбури, — резко бросил он.

Эдвард зевнул.

— Она не первая женщина, вынужденная выйти замуж за того, кого ненавидит.

— Он старше ее втрое.

— И снова она не первая.

Себ раздраженно воздел руки к небу.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

Эдвард внезапно посерьезнел.

— Всего лишь верю в пользу подготовки.

— То есть, ты думаешь, она скажет «нет».

— Честно, я понятия не имею. Я никогда не видел вас в одном помещении. Но предпочитаю твое приятное удивление твоему же разбитому сердцу.

— У меня не будет разбитого сердца, — рявкнул Себ. Потому что она не скажет «нет». Аннабель сказала, что в его присутствии не может ясно мыслить. Если он хоть что-то понимает в женщинах, Аннабель хочет сказать ему «да».

Но достаточно ли тут одного желания? Ее бабушка с дедушкой явно не будут в восторге от того, что она предпочтет его Ньюбури. И еще он знает, что она неимоверно озабочена нехваткой денег у своих родственников. Но не собирается же она принести в жертву собственное счастье, чтобы заработать для них несколько монет! Им ведь пока не грозит работный дом. Такого просто не может быть, как-никак ее братья до сих пор в школе. Кроме того, у Себастьяна имеются деньги. Не так много, как у Ньюбури… ну хорошо: неизмеримо меньше, чем у Ньюбури! Но деньги есть. Их вне сомнения хватит на оплату образования ее братьев.

Аннабель, однако, скорее всего об этом не знает. Общество в большинстве своем смотрит на него, как на занятного попрошайку. Даже Гарри считает, что он ежедневно завтракает у него в доме потому, что не может позволить себе купить еду.

Место Себастьяна в обществе обусловлено внешностью и обаянием. Ну и конечно, вероятностью, что дядя умрет, так и не произведя на свет наследника. Однако никто и представить не может, что Себастьян обладает хоть каким-то доходом. И уж точно никто не подозревает, что он зарабатывает солидные суммы, кропая готические новеллы под женским именем.

Как только экипаж выкарабкался из лондонского напряженного движения, Эдвард заснул. И не просыпался, пока они не остановились у входа в Стонкросс, большой особняк в стиле Тюдоров, служащий загородной резиденцией чете Чаллис. Выходя из экипажа, Себ поймал себя на том, что внимательным взглядом оглядывает окрестности.

Ощущение было почти такое же, как если бы он снова оказался на войне: осматриваешь местность, наблюдаешь за игроками. Именно так он тогда и делал. Наблюдал. Он ведь никогда не служил солдатом на передовой. Никогда не вступал в рукопашную, никогда не глядел в глаза врагу. Он всегда находился на расстоянии от основного действа, наблюдал и стрелял издалека.

И никогда не промахивался.

Себастьян обладал двумя качествами, необходимыми отменному снайперу — прекрасной меткостью и бесконечным терпением. Все его выстрелы были идеальны, он никогда не терял голову. Даже в тот раз, когда французский капитан подкрался к Гарри сзади и едва не убил его, Себастьян сохранял совершенную неподвижность. Он ждал, наблюдал и выстрелил, только когда наступил подходящий момент. Гарри так никогда и не узнал, что был на волосок от смерти.

А Себастьяна тогда долго рвало в кустах.

Странно, что он снова чувствует себя как солдат. А может, не так уж и странно. Он воюет с дядей всю свою жизнь.

За завтраком леди Чаллис сообщила Аннабель и Луизе, что большинство гостей, включая лорда Ньюбури, прибудут только вечером. Себастьяна она не упомянула, а Аннабель не спросила. О ее вопросе немедленно доложили бы бабушке, а Аннабель всем сердцем не желала повторять вчерашний разговор.

Стояло дивное летнее утро, и Аннабель с Луизой решили прогуляться к пруду, во многом потому, что никто больше не проявлял интереса к подобной прогулке. У воды Луиза немедленно подобрала с земли камешек и послала его по воде «печь блинчики».

— Как ты это делаешь? — требовательно спросила Аннабель.

— Заставляю камушек прыгать? А ты что, не умеешь?

— Нет. Братья всегда утверждали, что девчонки на это не способны.

— А ты и поверила?

— Конечно, нет. Но я годами пыталась, и у меня так и не вышло доказать им, что они ошибаются. — Аннабель подняла камень и попыталась бросить. Он немедленно пошел ко дну.

Как камень.

Луиза смерила подругу высокомерным, насмешливым взглядом, подняла еще один камешек и пустила его над водой.

— Один… два… три… четыре… пять! — ликовала она, считая прыжки камня. — У меня получалось и шесть!

— Шесть? — Аннабель чувствовала себя полностью раздавленной. — Не может быть!

Луиза пожала плечами и подняла следующий камень.

— Отец в Шотландии обращает на меня ничуть не больше внимания, чем в Лондоне. Разница только в том, что там вместо сезона у меня для развлечения есть озера и камешки. — Тут она нашла подходящую плоскую гальку и подняла с земли. — Для тренировки в моем распоряжении было все время на свете.

— Покажи мне, как ты…

Но камешек Луизы уже скакал по воде.

— Один… два… три… четыре. — Она раздраженно хмыкнула. — Так и знала, что он слишком тяжелый.

Аннабель недоверчиво смотрела, как кузина один за другим запускает три камня, и каждый из них скачет по пять раз.

— Похоже, я тебе завидую, — наконец заявила она.

Луиза засияла.

— Мне?

— По твоему виду никак не скажешь, что ты способна хотя бы поднять один из этих камушков, не то, что заставить их скакать по волнам!

— Эй, эй, Аннабель, — смеясь, укорила Луиза, — давай не будем злобствовать.

Аннабель изобразила, что хмурится.

— Я не умею быстро бегать, — заявила Луиза, — меня не берут на соревнования по стрельбе из лука из страха за жизнь и здоровье остальных участников, и я не способна ни черта выиграть в карты.

— Луиза!

Луиза чертыхнулась. Аннабель не верила своим ушам: чертыхнулась!

— Но камушки, — Луиза послала по волнам еще один голыш, — я умею бросать мастерски.

— Безусловно, — уважительно подтвердила Аннабель. — Ты мне покажешь, как это делается?

— Нет. — Луиза лукаво поглядела на подругу. — Мне нравится уметь хоть что-то лучше тебя.

Аннабель показала кузине язык.

— Так ты говоришь, он у тебя скачет шесть раз?

— Вот именно! — подтвердила Луиза.

— Что-то я этого не видела. — Аннабель подошла к большому валуну и похлопала по нему, проверяя на сухость, прежде чем сесть. — У меня впереди целое утро. И вообще весь день, если подумать.

Луиза нахмурилась, потом заворчала, а после отправилась на поиски подходящих объектов для метания. Один сделал пять прыжков, другой четыре, потом еще два проскакали по пять.

— Я жду! — сказала Аннабель.

— Подходящих камушков больше нет.

— Ничего себе предлог. — Аннабель проверила, нет ли у нее грязи под ногтями, потом наклонилась, чтобы взять с земли свой собственный жалкий камешек. Подняв голову, она увидела, что по волнам скачет очередной голыш. Один… два… три… четыре… пять… шесть!

— У тебя получилось! — воскликнула Аннабель, вскакивая. — Шесть!

— Это не я, — сказала Луиза.

Девушки обернулись.

— Леди, — изящно поклонился Себастьян.

В свете утреннего солнца он был невероятно красив. Аннабель никогда не думала, что в его волосах столько рыжины. Она ведь впервые видит Себастьяна утром! — пронеслось у нее в голове. Они уже встречались при луне, потом днем. В Опере она наблюдала его при мерцании сотен свечей.

В утреннем свете все выглядело иначе.

— Мистер Грей, — прошептала она, почувствовав внезапное, необъяснимое смущение.

— Это было замечательно! — воскликнула Луиза. — Какой у вас рекорд?

— Семь.

— Серьезно?

Аннабель не помнила, когда ее кузина выглядела столь оживленной. Разве что, когда рассуждала о книжках этой Горли. Которых Аннабель до сих пор не читала. Вчера вечером она начала «Мисс Сейнсбури и загадочного полковника», но осилила всего две главы. Правда, нельзя было не поразиться тому, сколько препятствий на своем жизненном пути умудрилась преодолеть мисс Сейнсбури всего за двадцать четыре страницы. Она пережила эпидемию холеры, нашествие мышей… и дважды подворачивала лодыжку.

По сравнению с этим проблемы самой Аннабель меркли, по крайней мере, наполовину.

— А вы умеете бросать камешки, мисс Уинслоу? — вежливо спросил мистер Грей.

— К неизбывному стыду своему — не умею.

— А у меня он подпрыгивает шесть раз, — похвасталась Луиза.

— Только не сегодня, — сообщила Аннабель, не в силах удержаться от шпильки.

Луиза раздраженно подняла палец и вновь направилась к берегу искать еще один подходящий объект для метания. Себастьян подошел к Аннабель. Руки у него были крепко сцеплены за спиной.

— Она знает? — тихо спросил он, кивая на Луизу.

Аннабель помотала головой.

— А кто-нибудь еще?

— Нет.

— Я вижу.

Она не понимала, что он в этом видит, поскольку сама не видела ничего.

— Несколько неожиданное приглашение на лоно природы, вам не кажется? — проговорил он.

Аннабель закатила глаза.

— Подозреваю, что за всем этим стоит моя бабушка.

— И это она меня пригласила?

— Нет. По правде говоря, она, кажется, упоминала, что не смогла предотвратить ваше приглашение.

Тут он рассмеялся.

— Как меня любят.

У Аннабель екнуло сердце.

— Что случилось? — спросил он, глядя в ее внезапно расширившиеся глаза.

— Не знаю. Просто…

— Вот! — возвестила Луиза, решительно направляясь к ним. На ладони у нее лежал круглый плоский голыш. — Идеальный камушек, чтобы «печь блинчики».

— Можно посмотреть? — спросил Себастьян.

— Только если вы пообещаете его вернуть.

— Даю слово.

Луиза протянула Себастьяну камешек, он покрутил его в пальцах, взвесил на ладони. Потом вернул, слегка пожав плечами.

— Вы не считаете, что это хороший камень? — несколько обескураженно спросила Луиза.

— Ничего, сойдет.

— Он просто пытается тебя обескуражить, — заявила Аннабель.

Луиза изумленно ахнула:

— Да?

Себастьян, лениво улыбнувшись Аннабель, заметил:

— Как хорошо вы меня знаете, мисс Уинслоу.

Луиза решительно направилась к кромке воды.

— С вашей стороны это не по-джентльменски, мистер Грей.

Себастьян хмыкнул и оперся на валун, на котором сидела Аннабель.

— Мне нравится ваша кузина, — сказал он.

— Мне она тоже нравится.

Луиза глубоко вздохнула, сосредоточилась и швырнула камешек в воду необычайно резким (так показалось Аннабель) движением кисти.

Они хором начали считать. «Один… два… три… четыре… пять… шесть!»

— Шесть!!! — взвизгнула Луиза. — Получилось! Шесть! Ха! — последнее было обращено к Аннабель. — Я же говорила, что могу заставить его скакать шесть раз.

— Теперь вы просто обязаны дойти до семи, — сказал Себастьян.

Аннабель зашлась от смеха.

— Нет, сегодня я ничего не должна, — объявила Луиза. — Сегодня я буду греться в сиянии славы своего шестиколепия.

— Шестиколепия?

— Шестичия.

Аннабель снова начала хихикать.

— Шестичественности, — провозгласила Луиза. — И вообще, — добавила она, указывая кивком на Себастьяна, — я так и не видела, как он у вас прыгает семь раз.

Себастьян поднял вверх руки, признавая поражение.

— Это произошло много-много лет назад.

Луиза одарила их обоих царственной улыбкой.

— На этой радостной ноте мне, похоже, стоит покинуть вас и отпраздновать победу. Мы увидимся позже. Возможно, много позже. — И она ушла, оставив Аннабель наедине с Себастьяном.

— Я уже упоминал, что мне нравится ваша кузина? — осведомился Себастьян. — Так вот, думаю, что я ее уже люблю. — Тут он слегка наклонил к собеседнице голову. — Без сомнения, чисто братской любовью.

Аннабель сделала глубокий вдох, но от этого стала только больше нервничать и дрожать. Она знала, что Себастьян ждет ответа. Более того, он его заслуживает. Но у нее нет никакого ответа. Только жуткое ощущение пустоты внутри.

— Вы выглядите усталым, — заметила она. Потому что он на самом деле так выглядел.

Он пожал плечами.

— Я плохо спал. Я вообще плохо сплю.

Голос Себастьяна звучал странно, и она присмотрелась к нему повнимательнее. Он не смотрел на собеседницу, его взгляд был сосредоточен на какой-то неизвестной точке за ее спиной. Похоже, на корне дерева. Потом он перевел взгляд на собственные ботинки, один из которых старательно ковырял носком землю. Что-то в этом его выражении лица показалось ей знакомым… Она вспомнила — точно так же он выглядел тогда, в парке, сразу после того, как расстрелял мишень.

В тот раз он не захотел об этом говорить.

— Мне очень жаль, — произнесла Аннабель. — Терпеть не могу, когда не получается заснуть.

Он снова пожал плечами, и теперь это движение показалось ей вымученным.

— Я привык.

Несколько секунд она молчала, а потом поняла, что тут просто напрашивается вопрос: почему?

— Почему? — спросила она. — Да, почему вам трудно заснуть. Вы знаете причину?

Себастьян сел рядом с Аннабель на камень и уставился на воду, где все еще расходилось несколько одиноких кругов от Луизиных камней. Он на секунду задумался, потом открыл рот, словно собирался что-то сказать.

Но не произнес ни слова.

— Я обнаружила, что необходимо закрыть глаза, — сказала она.

Он насторожился.

— Я имею в виду, когда засыпаю, — пояснила Аннабель. — Я должна держать глаза закрытыми. Если лежать и смотреть в потолок, можно сразу признать поражение. Я ведь не засну с открытыми глазами, правда?

Себастьян несколько секунд обдумывал ее слова, потом криво ухмыльнулся.

— Я смотрю в потолок, — признался он.

— В этом-то вся и проблема.

Он повернулся. Аннабель смотрела на него чистым, открытым взглядом. Он же сперва подумал: «Хотел бы я, чтобы проблема решалась так просто». Но потом вдруг: «А может, в этом-то все и дело». Возможно, самые сложные вопросы требуют самых простых ответов.

Может статься, она и есть его самый простой ответ.

Себастьяну захотелось поцеловать Аннабель. Желание накрыло его внезапно и непреодолимо. Но ему хотелось просто коснуться ее губами. Ничего больше. Просто благодарный поцелуй. В знак дружбы, а возможно, и любви.

Но он не собирался ее целовать. Не сейчас. Она склонила голову набок и смотрела на него… Себастьяну хотелось бы прочесть ее мысли. Ему хотелось узнать ее. Знать ее мысли, надежды и страхи. Знать, о чем она думает ночами, когда лежит без сна, и что ей снится, когда она наконец засыпает.

— Я думаю о войне, — тихо произнес Себастьян. Раньше он никогда никому в этом не признавался.

Она кивнула. Почти незаметно, он едва разглядел этот кивок.

— Наверное, там было ужасно.

— Не всегда. Но то, о чем я думаю ночами… — Он на мгновение закрыл глаза, не в силах избавиться от навязчивого запаха пороха и крови и, самое ужасное, от шума.

Она накрыла ладонью его руку.

— Мне очень жаль.

— Сейчас не так плохо, как раньше.

— Вот и хорошо, — она ободряюще улыбнулась. — А как вы думаете, что изменилось?

— Я… — Но он ничего не сказал. В этом он не мог признаться. Не сейчас. Как он может рассказать Аннабель о своем писательстве, если даже не знает, нравятся ли ей его книги? Его никогда не смущало, что Гарри с Оливией считают его книжки ужасными… ну, не сильно смущало… Но если Аннабель они не понравятся…

Это будет практически невыносимо.

— Думаю, дело только во времени, — сказал он наконец. — Время лечит. Так говорят.

Аннабель снова еле заметно кивнула. Ему нравилось думать, что никто кроме него не различил бы этого кивка. А потом она с любопытством посмотрела на Себастьяна, слегка склонив голову набок.

— Что? — спросил он, глядя на изгиб ее бровей.

— Похоже, у нас с вами глаза одного цвета, — зачарованно произнесла Аннабель.

— Значит, у нас получатся восхитительные сероглазые дети, — вырвалось у него.

Глаза ее словно захлопнулись, она отвела взгляд. Черт. Он вовсе не хотел на нее давить. Не сейчас по крайней мере. Сейчас он был просто счастлив. Бесподобно, бесконечно доволен всем вокруг. Он поделился с кем-то своим секретом, и небо не упало на землю. Удивительно, какое от этого родилось восхитительное чувство.

Нет, «доволен» — не то слово. А вот это уже раздражает. Он всегда и для всего мастерски находит определения, а тут никак не может отыскать подходящего! Он чувствует себя…

Легким.

Невесомым.

Отдохнувшим. И одновременно чувствует себя так, будто ему хочется закрыть глаза, положить голову на подушку рядом с ее головой и заснуть. Он никогда ничего подобного не ощущал.

И вот, пожалуйста, он взял и все испортил! Теперь она смотрит в землю, лицо у нее напряженное, и кажется, с него внезапно сбежали все краски. Вот удивительно, она не изменилась, не побледнела, не покраснела, но кажется какой-то бесцветной.

Бесцветность идет изнутри. Эта мысль разбила ему сердце.

Теперь он совершенно ясно видел, какой будет ее жизнь в качестве дядиной жены. Эта жизнь не сломает Аннабель, лишь медленно высосет из нее жизнь.

Он не может этого позволить. Вот так вот не может, и все.

— Я вчера попросил вас выйти за меня замуж, — сказал он.

Теперь она смотрела в сторону. Не вниз, на ботинки, а в сторону.

У нее все еще нет ответа. Себастьян сам удивился, до какой степени это его ранило. Она ведь даже не отвергла его, всего-то просит еще немного времени.

«Молча просит», — поправил он сам себя. Наверное, точнее будет сказать, что она в принципе избегает говорить на эту тему.

И все же: он сделал ей предложение. Она что, считает, что он раздает их направо и налево? Ему всегда казалось, что когда он наконец соберется предложить женщине руку и сердце, его избранница разразится счастливыми слезами, вне себя от радости и блаженства. С неба спустится радуга, над головами у них закружатся бабочки, и весь мир возьмется за руки и запоет.

Или, по меньшей мере, она скажет «да». Ему всегда казалось, что он не из тех мужчин, которые делают предложения девушкам, способным ответить отказом.

Он встал. Теперь он был слишком напряжен, чтобы сидеть. Все его умиротворение, вся легкость исчезли как дым.

И что ему, черт возьми, теперь делать?