Десять «за»… (ЛП)

Глава 26

Если бы он писал книгу, подумал Себастьян, обнимая Аннабель, глава бы закончилась как раз на этом месте… Нет, пожалуй, она закончилась бы страницы на три раньше и не содержала бы ни единого намека на интимность, соблазнение и уж тем более на сводящее с ума вожделение, которое он испытал, стоило Аннабель обнять его за шею и слегка поднять голову.

Подобные вещи просто недопустимо доверять бумаге.

Однако в данный момент он не писал книгу, он жил. И, неся Аннабель к кровати, Себастьян подумал, что это просто замечательно.

— Я люблю тебя, — прошептал он, кладя Аннабель на постель.

Волосы ее струились по плечам восхитительной темной волной. Ему хотелось проследить изгиб каждой прядки, запутаться в них пальцами. Хотелось почувствовать, как они гладят, щекочут его плечи, скользят по коже на груди. Ему хотелось почувствовать ее всю, всем телом, и чувствовать ежедневно, до самого последнего дня своей жизни.

Он тоже лег, слегка нависая над Аннабель, и заставил себя на мгновение замереть, насладиться этим моментом, воздать ему должное. В глазах Аннабель сияла такая любовь, что Себ вдруг лишился дара речи, лишился вообще всего, кроме огромного, восхитительного чувства благоговения и ответственности.

Теперь он уже не сам по себе. Он — единое целое с другим человеком. Он принадлежит Аннабель. Его действия… теперь уже не только его. Все, что он говорит, что делает… важно не только для него. Если он вдруг сделает Аннабель больно, если разочарует ее…

— У тебя такой серьезный вид, — прошептала она, поднимая руку и гладя его по щеке.

Какие у нее холодные пальцы! Себастьян поцеловал ее в ладонь.

— У меня вечно холодные руки, — сказала она.

Себ улыбнулся.

— Ты произнесла это таким тоном, словно сообщила страшную, мрачную тайну.

— И ноги у меня тоже холодные.

Он серьезно поцеловал Аннабель в кончик носа.

— Клянусь, провести остаток дней, согревая твои руки и ноги.

Она улыбнулась своей особенной, широкой, прекрасной, несравненной улыбкой — из тех, что так часто превращались в ее особенный, прекрасный, несравненный смех.

— А я клянусь…

— Любить меня, даже когда я облысею? — предложил он.

— Договорились.

— Играть со мной в дартс, даже если я всегда буду выигрывать?

— В этом я не так уж уверена…

— А еще… — тут он на секунду задумался. — Вот, пожалуй, и все.

— Правда? И ни слова о вечной преданности?

— Это вошло в пункт об облысении.

— А о вечной дружбе?

— В пункте о дартс.

Она засмеялась.

— Как вас легко любить, мистер Себастьян Грей.

В ответ он скромно улыбнулся.

— Стараюсь изо всех сил.

— Но мне нужно сообщить тебе одну тайну.

— Правда? — Себ облизал губы. — Обожаю тайны.

— Наклонись ниже, — потребовала Аннабель.

Он послушался.

— Ближе. Еще ближе.

Себастьян приблизил ухо к самым губам Аннабель.

— Слушаюсь и повинуюсь.

— Я отменно играю в дартс.

Себастьян засмеялся. Тихо, но вздрагивая всем телом. А потом приблизил губы к ее уху. Почти коснулся его, обжег мочку горячим дыханием. И прошептал:

— А я еще лучше.

Тогда она повернула его голову так, чтобы его ухо снова оказалось у ее рта.

— А ты любишь командовать, — успел он сказать по дороге.

— Уинслоу, чаще других побеждающая в дартс, — вот и все, что она сказала.

— Да, но в будущем месяце ты ведь уже станешь Грей.

Аннабель в ответ восхищенно вздохнула. Как бы ему хотелось провести всю жизнь, слушая подобные вздохи…

— Подожди! — вдруг воскликнул он и отстранился.

Чуть не забыл! Он ведь не просто так пришел сегодня к ней в комнату.

— Я хочу сделать это снова, — заявил Себастьян.

Аннабель вопросительно наклонила голову вбок.

— Когда я делал тебе предложение, — пояснил он, — я сделал все неправильно.

Она открыла было рот, хотела возразить, но Себ приложил палец к ее губам.

— Тс-с-с. Я понимаю, все в тебе восстает против этого, ты ведь старшая сестра и все такое, но сейчас тебе придется молчать и слушать.

Аннабель кивнула. Глаза ее сверкали как звезды.

— Я хочу снова сделать тебе предложение, — сказал он. — Я ведь делаю его лишь раз в жизни… ну хорошо, не один раз, но только одной женщине, и я хочу все сделать как надо.

…И тут Себастьян понял, что на самом деле вовсе не знает, что говорить. Он был совершенно уверен, что по пути к Аннабель составлял в голове какую-то речь, но сейчас, когда он смотрел в ее внимательные глаза, на ее подрагивавшие губы, такие красноречивые даже в молчании…

Он растерял все слова.

А ведь он живет словами! Он пишет книги, он легко и непринужденно общается с кем угодно… А вот теперь, когда это больше всего нужно, слова покинули его.

Потому, что это были не те слова, — вдруг понял он. А слов, способных выразить то, что он хочет ей сказать, просто не существует. Все, что он скажет, будет лишь бледным отражением его чувств. Карандашный набросок вместо буйства красок и миллиардов оттенков живописного полотна. Ведь Аннабель — его Аннабель — само воплощение буйства красок.

И все же нужно попытаться. Он никогда раньше не был влюблен и не собирался влюбляться в кого-то еще, а потому теперь, обнимая ее в свете свечей, твердо намеревался сделать все как полагается.

— Я прошу тебя стать моей женой, — начал он, — потому что я люблю тебя. Не знаю, как сумел влюбиться так быстро, но точно знаю, что это правда. Когда я смотрю на тебя… — Себастьяну пришлось остановиться. Голос стал хриплым, Себ закашлялся и должен был сглотнуть, после чего несколько мгновений подождать, пока не исчезнет обжигающий ком в горле. — Когда я смотрю на тебя, — прошептал он наконец, — я просто знаю.

И тут Себастьян понял, что иногда достаточно самых простых слов. Он любит ее, он это знает, а больше ничего и не нужно.

— Я люблю тебя, — повторил Себастьян. — Я люблю тебя. — Он легонько поцеловал Аннабель. — Я люблю тебя и почту за честь, если ты согласишься позволить мне провести остаток жизни, даря тебе радость.

Аннабель кивнула, чувствуя, как по щекам текут слезы.

— Только если ты позволишь мне делать то же самое, — прошептала она.

Он снова поцеловал ее, на этот раз глубже.

— С огромным удовольствием.

Время слов прошло. Себастьян встал на колени, вытащил рубашку из брюк и молниеносно скинул ее через голову. Глаза Аннабель расширились при виде его обнаженной кожи. Она медленно протянула к Себастьяну руку, и его пронзила дрожь желания.

А потом, когда она коснулась его там, где бьется сердце, он застонал, не веря, что такое простое прикосновение может зажечь в нем столько огня.

Он хотел ее. Господи, он хотел ее, как ничто и никогда в жизни!

— Я люблю тебя, — повторил он, поскольку эти слова пульсировали в нем и просились наружу. Снова. И снова. Он повторял их, снимая с нее сорочку, повторял, избавляясь от остатков собственной одежды. Он твердил их, когда наконец прижал Аннабель к себе по-настоящему, без единой преграды между ними, шептал, раздвигая ее ноги, готовясь сделать заключительное движение, войти в нее и навсегда соединить их.

Аннабель была такой горячей, такой влажной и зовущей… но он заставил себя остановиться, сдержать безумный порыв собственного желания.

— Аннабель, — хрипло прошептал он, давая ей последнюю возможность остановиться, сказать, что она не готова, или что ей сначала нужны брачные клятвы. Подобный оборот убил бы его, но он бы остановился. И еще Себастьян очень надеялся, что она все это понимает, потому что сейчас не смог бы выдавить из себя ни слова, не то что составить связное предложение.

Себастьян посмотрел в раскрасневшееся от страсти лицо Аннабель. Она тяжело дышала и каждый ее вдох, каждый выдох волной отдавались в его теле. Ему хотелось схватить ее за руки, завести ей их за голову, сделать ее своей пленницей и держать в плену целую вечность.

А еще ему хотелось целовать ее повсюду.

Хотелось ворваться в нее, самым примитивным в мире способом показав ей, что она принадлежит ему и только ему.

И одновременно хотелось встать перед ней на колени и молить о любви.

Он хотел делать с ней все.

Он хотел все что угодно — лишь бы с ней.

Он хотел услышать от нее…

— Я люблю тебя.

Этот шепот звучал из самой глубины ее существа. Три коротких слова — и Себастьян словно получил свободу.

Он со стоном рванулся в нее, чувствуя, как она задыхается, как втягивает его еще глубже.

— Ты такая… такая… — Но закончить мысль он так и не сумел. У него остались только чувства, тело победило над разум.

Он был создан для этого. Для этого самого мгновения. В ее объятиях.

— О Господи! — простонал он. — О Аннабель!

С каждым толчком она ахала, выгибалась, поднимала бедра и прижималась к нему все теснее. Он пытался замедлить движение, дать ей время привыкнуть к себе, но каждый ее стон, казалось, был молнией, зажигавшей пожар в его крови. А каждое ее движение заставляло его проникать еще глубже.

Он прикоснулся рукой к ее груди и едва не кончил от одного этого прикосновения. Грудь была идеальна — мягкая, круглая, великолепная, полностью наполнившая ладонь.

— Я хочу попробовать тебя на вкус, — прошептал он, и придвинул к Аннабель голову, прошелся языком по нежному соску и почувствовал примитивную радость, услышав ее приглушенный подушками стон.

И, конечно, вошел в нее еще глубже.

Тогда Себастьян начал сосать, думая, что Аннабель самая великолепная, самая женственная в мире, самая… Ему хотелось остаться с ней навсегда, зарыться в нее, любить ее…

Просто любить ее.

И ему хотелось, чтобы ей было хорошо. Нет. Хотелось, чтобы ей было бесподобно. Но ведь для Аннабель все было впервые, а ему говорили, что первый раз редко приносит женщинам удовольствие. А он, черт возьми, так нервничает, что в любой момент окончательно потеряет над собой контроль и кончит, так и не доведя ее до оргазма. Никогда раньше Себ так не нервничал, занимаясь любовью. Но ведь то, чем он занимался раньше… это и не было любовью. Он только сейчас это понял. Между «раньше» и «теперь» существовала огромная разница. И эта разница стонала в его объятиях.

— Аннабель, — прошептал он, едва узнавая собственный голос. — Тебе?.. Ты?.. — Он сглотнул, пытаясь сосредоточиться. — Тебе больно?

Она помотала головой.

— Не больше секунды. Теперь это…

Себастьян затаил дыхание.

— Необычно, — закончила она. — Удивительно.

— Будет только лучше, — пообещал он. И не обманул. Он начал двигаться внутри нее, не первыми, неловкими движениями, когда пытался дать ей привыкнуть к ситуации, а по-настоящему. Он двигался, как мужчина, попавший наконец домой.

Он скользнул рукой между их телами, чтобы касаться ее и одновременно двигаться в ней. Он нашел ее сокровенное местечко и начал дразнить и гладить его, наслаждаясь тем, как участилось ее дыхание, как поднимаются навстречу ее бедра. Аннабель схватила его за плечи — изо всей силы, напряженными пальцами — и с мольбой простонала его имя.

Она хотела его.

Молила об освобождении.

И он поклялся подарить его Аннабель.

Себастьян снова опустил голову к ее груди, начал лизать и посасывать. Если бы он мог, он любил бы ее повсюду одновременно, и, возможно, она чувствовала то же самое, потому что как раз тогда, когда он понял, что не в силах больше сдерживаться, она напряглась и застыла под ним. Вцепилась пальцами в его плечи, а внутри у нее все задрожало, сжимая его. Аннабель стала такой тесной, что едва не вытолкнула его из себя, но он подался внутрь и не успел опомниться, как взорвался прямо внутри нее, достигнув наслаждения одновременно с ней.

— Я люблю тебя, — прошептал он и лег рядом с Аннабель. Обнял ее, подумав, что они подходят друг другу идеально, как ложки в одном наборе.

А потом закрыл глаза и уснул.