Джакомо
Узкая грунтовая дорога тянулась перед машиной. Мы ехали с рассвета, петляя по сухим горам за городом, потому что сегодня утром мне пришло в голову, куда может пойти Вивиана.
Палермо был моим городом, моим народом, и никто — даже Бускетта — не мог спрятаться от меня там. Она была достаточно умна, чтобы знать это. У нас были люди в аэропорту, в доках. Никто не сообщал, что видел молодую пару, подходящую под описание Вивианы и Федерико.
Но холмы… холмы на Сицилии были почти невозможны для поиска. Вот почему мой отец отправился туда, чтобы избежать тюрьмы, и вот почему он продержался там так долго.
Фермерский дом моего отца, мышиная нора, зарытая среди километров скал и растительности, находился примерно в двух часах езды от города. Вив и я говорили об этом месте на протяжении многих лет, пока я развлекал ее историями о том, как нелепо было видеть Дона Геро, живущего как фермер. Я рассказал ей о походе туда, о том, как трудно было найти фермерский дом. Без сомнения, я дал ей достаточно подсказок, чтобы она нашла его сама, потому что с чего бы мне вообще думать, что она пойдет туда?
Ни разу не пришло в голову, что это возможно. Даже если она не была под охраной в Мирабелле, ее чувства к нашему отцу обычно удерживали ее от любых дел с ним. Я полагал, что это место идеально подходит для нее и Федерико, чтобы скрыться от меня. Я сжал руль, осознавая: моя сестра пряталась от меня? Мне хотелось разорвать всю страну голыми руками, а затем убить Федерико собственными руками
— Где ты спал прошлой ночью? — внезапно спросил меня Зани.
Я обернулся, чтобы посмотреть на него, но он был занят прокруткой в своем телефоне.
— Не твое дело.
— Парни сказали, что ты не поехал домой и был слишком пьян, чтобы вести машину. Так куда ты поехал?
— Если ты уже поговорил с ребятами, то ты знаешь, куда я пошел.
— Да, но я хочу услышать, как ты это признаешь.
Я нахмурился. Мне не нужно было это раздражение сегодня. Я был с похмелья и зол.
— Я ночевал у Терезы.
Мертвая тишина.
— Я там только спал, — уточнил я. — Я ее не трахал.
Снова тишина.
Я ненавидел, когда Зани так себя вел. Я уже пожалел, что ночевал у Терезы, но я не мог ясно мыслить. — Ничего не произошло. Я отключился на ее диване. Можешь спросить ее.
— О, да. Как ты думаешь, кому она позвонила, когда ты появился у ее двери?
— Почему ты не пришел за мной?
— Потому что ты мне не позвонил. Что весьма показательно, не так ли? Ты знал, что я отговорю тебя от возвращения к любовнице.
— Я не вернулся к Терезе, просто спал на ее диване.
Он напевал себе под нос, все еще прокручивая свой чертов мобильник. — Почему ты не пошел домой?
— Мы с Эммой поссорились, — пробормотал я. — Но я не хочу об этом говорить.
— Жаль. Ты уже извинился?
— Нет, потому я не дол…
Мой телефон зазвонил в динамиках автомобиля, прерывая нас. Мои люди нашли Вив?
Я быстро нажал кнопку.
— Pronto (Алло).
— Дон Бускетта, у нас проблема. — Это был Дино, мой начальник охраны в особняке. Он тяжело дышал. — Дон Д'Агостино только что был здесь, и он…
Все мое тело сжалось. Д'Агостино? В Палермо?
— Он, что? — прорычал я, когда Дино замолчал. — Выкладывай.
— Он потребовал, чтобы мы отпустили вашу жену…
— Что? — закричал Зани. — Ты послал его на хер, я надеюсь. Скажи мне, что ты не открыл ворота, Дино.
Но я уже знал, что они это сделали. Эммы больше не было дома. Я чувствовал это в своей душе.
— У нас не было выбора, дон Бускетта. Mi dispiace (Мне жаль). Но у них было больше людей, чем у нас, и больше оружия. Я не хотел рисковать…
Зани протянул руку и нажал кнопку, чтобы отключить звонок, в то время как я ударил кулаком в боковую часть водительской двери. Воздух в машине стал тяжелым, и я не мог дышать.
Я сказал ей уйти. Чего я ожидал?
Больше времени. Я ожидал, что пройдет больше времени, прежде чем она меня покинет.
Я не хотел представлять этот дом без нее. Я не почувствую запаха Эммы, не услышу ее смеха, не поцелую ее и не обниму. Больше никаких уроков бокса или джелато.
Вся сладость и мягкость? Исчезли.
Но я оттолкнул ее, сказал ей уйти, так почему она должна была остаться? И она была родственницей единственных двух мужчин в мире, способных вытащить ее после одного телефонного звонка.
— Что нам делать? — спросил Зани. — Отправить людей в аэропорт? Остановить взлет самолета? Мы должны вернуть ее.
— Нет, — мой голос звучал сдавленно и отстраненно даже для моих собственных ушей.
— Ты не можешь быть серьезным. Ты собираешься позволить Д'Агостино приехать в Палермо и украсть твою жену?
— Он ее не крал. Она сама ему позвонила.
— Che cazzo? (Какого черта?) Это из-за ссоры? Что ты сделал?
— Я сказал ей уйти.
Я не пожалел об этом. После того, как я себя вел, это было правильным решением. Она заслуживала лучшего, чем грубый муж. Прошлая ночь показала нам обоим, что произойдет, если она останется. Я не был тем мягким и добросердечным мужчиной, который нужен такой женщине, как Эмма.
Лучшим для нее было бы уехать в Торонто, стать врачом и забыть, что это когда-либо было. Построить жизнь, которая ей подходит, вместо того, чтобы быть запертой в моей.
— Я хочу поговорить с ним, — сказал я Зани. — Звони Д'Агостино.
— Надеюсь, ты скажешь ему вернуть ее.
Я подумал об Эмме, тихо плачущей на кровати, свернувшись в клубок. Точь-в-точь как моя мать много лет назад.
— Я не заставлю ее остаться. Если она хочет уйти, то пусть уходит, я не буду стоять у нее на пути.
— Она твоя жена, Мо. Она может вынашивать твоего ребенка.
— Позвони, — рявкнул я.
Покачав головой, Зани начал набирать номер на моем телефоне. Звонок вскоре раздался эхом в динамиках автомобиля.
Глубокий голос ответил.
— Ты опоздал. — Я слышал удовлетворение в его тоне.
— Если с ней что-нибудь случится, — тихо и убийственно сказал я. — Я сдеру плоть с твоих костей. Понял?
— То, что ты осмелился усомниться в моей способности обеспечить ее безопасность, является оскорблением.
— Она все еще моя жена, Д'Агостино.
— Ненадолго, Бускетта. Так или иначе, этот брак очень скоро закончится. Capisce? (Понятно?). Неужели он думал, что я беспокоюсь за себя, coglione (идиот)? — То одолжение, о котором я просил, насчет Вирги? Теперь ты знаешь, почему я просил. Ты добился какого-нибудь прогресса?
— Да, но я не склонен помогать тебе, учитывая, что ты женился на близнеце моей женщины без разрешения.
К черту это.
Я не стал ждать, чтобы услышать что-то еще. Я отключился и уставился в окно, не видя холмов вокруг нас. Я чувствовал, как глаза моего друга прожигают мою голову.
— Я не могу в это поверить, — наконец сказал Зани. — Ты готов отпустить ее так легко?
— Я не буду держать ее против ее воли. Если я это сделаю, я буду не лучше Вирги или моего отца.
Зани тихо выругался, но спорить не стал. Я согнул руки и сказал себе, что это к лучшему.
Со мной все было в порядке до появления Эммы, и со мной все будет в порядке теперь, когда ее нет.
Вивиана была моей семьей, единственной, кто имел значение. Я бы нашел ее и привел бы домой, чтобы она жила со мной. Затем я бы переделал особняк, чтобы удалить все следы нашего отца. Черт, я бы снес его и построил заново, если бы она этого хотела. Ее безопасность и счастье больше никогда не поколеблются, ни на мгновение.
А ее парень? Федерико Кьеллини собирался принять на себя всю мою злость и разочарование. Я с нетерпением этого ждал.
Наконец мы добрались до небольшого поворота.
— Нам нужно выйти и идти отсюда пешком.
— Надеюсь, это недалеко, — пробормотал Зани, выходя из машины. — Эти туфли стоят семьсот евро.
Мы открыли багажник и достали пистолеты, после чего я повел Зани по тропинке.
В течение следующих тридцати минут мы поднимались все выше и выше. Хотя окрестности были немного более заросшими, они были знакомы. Мой отец настоял, чтобы мы с Нино выучили маршрут, и никто другой. Таким образом, мы могли выходить и периодически приносить ему дерьмо. Распорядок был всегда один и тот же: я приходил один, следя за тем, чтобы за мной не следили, затем в течение двух или трех часов мой отец выкрикивал инструкции и ругал меня, после чего я уходил.
Пока Джулио Раваццани и Алессандро Риччи не убили старика и не освободили меня. Это был самый счастливый день в моей жизни, пока…
Сейчас об этом думать бесполезно. Она ушла.
Я проглотил жжение в горле, как раз, когда мы прибыли в небольшую рощу деревьев, окружающую фермерский дом. Сразу стало ясно, что укрытие моего отца занято. Снаружи на веревках висело белье, а свежие дрова были нарублены. Незнакомец мог наткнуться на это место, но мое чутье подсказывало мне, что это были Вивиана и Федерико.
Мы с Зани молча пробрались в деревья и приблизились к задней части дома. Затем из открытых окон послышался смех — громкий женский смех, и я чуть не споткнулся. Che cazzo? (Какого черта?) Это была Вив? Я никогда раньше не слышал, чтобы она так смеялась.
Это, должно быть, кто-то другой.
Мы заняли свои места у двери, Зани сбоку, а я прямо перед ней. Затем я поднял ногу и выбил дверь. Дерево раскололось, и Зани первым вошел в дом, я следовал за ним по пятам.
Мы оба остановились.
Босая Вивиана в ужасе уставилась на нас. Она держала в руке бокал вина, ее длинные волосы развевались по плечам, а за ее спиной стоял молодой человек, обнимая ее за талию. Из телефона на столе играла тихая музыка.
Я проигнорировал ее, сосредоточившись полностью на Федерико.
— Убери от нее руки или умрншь.
Федерико медленно двинулся, подняв руки вверх, но Вивиана двинулась, чтобы закрыть его от моего взгляда.
— Джакомо! Что ты делаешь? Почему ты здесь?
— Вив, уйди с дороги.
— Я не буду, и не хочу, чтобы ты причинил ему боль.
Я бросил на нее мрачный взгляд.
— Отойди и дай мне разобраться с этим.
— Нет, ты не имеешь права выламывать дверь и входить сюда с оружием, направленным на нас.
Я вспомнил отвращение сестры к оружию. Потянувшись назад, я сунул пистолет за пояс и жестом попросил Зани сделать то же самое. Мне в любом случае не нужен был пистолет, чтобы убить Федерико.
Я поднял ладони.
— Там, оружия нет, а теперь отойди от Федерико.
Она поставила бокал на стол, затем уперла руки в бока.
— Ты злишься, что мы сбежали.
— Да, я чертовски зол, — процедил я сквозь зубы. — Этот ублюдок не имел права вывозить тебя из Мирабеллы.
— Этот stronzo (ублюдок) — мой муж, — парировала она. — Так что следи за языком, fratello. (брат)
Муж?
Новость ударила меня, как апперкот в челюсть. Какого хрена? Мои мышцы напряглись, гнев захлестнул меня, когда я сделал угрожающий шаг вперед.
— Ты pezzo di merda (кусок дерьма), — выплюнул я Федерико. — Ты женился на ней без моего разрешения!
Федерико открыл рот, чтобы заговорить, но Вивиана его опередила.
— Ты не будешь бить моего мужа. Я люблю его, Мо.
— Когда это произошло? — рявкнул я.
— Вчера вечером. Благословил священник, и мы подписали документы. Это официально.
Madre di dio (Матерь Божья). Моя сестра была замужем, а я даже не был там. Никогда я не прощу Федерико такого оскорбления.
— Замужем ты или нет, здесь тебе небезопасно без защиты. Тебе нужно быть под наблюдением врача и под охраной моих людей.
— Нет, я не хочу. Ты хочешь, чтобы я оставалась в безопасности, но я не хочу оставаться, даже если случится что-то плохое.
Она не мыслила рационально. Мне нужно было поговорить с ней наедине. — Зани, выведи Федерико наружу.
— Нет! — Вивиана схватила мужа за руку. — Я знаю, что это значит. И он останется здесь, со мной. Живой.
Я не хотел ее расстраивать, поэтому поднял руку.
— Я хочу поговорить с тобой наедине. Клянусь. Федерико будет жив… пока.
Моя сестра посмотрела то на меня, то на Зани, и недоверие на ее лице разорвало меня на части. Я, наверное, заслужил это, поскольку мы оба знали, что я предпочитаю решать вопросы насилием, но я все еще был ее братом.
— Я никогда не лгал тебе. И никогда не буду.
Ее плечи расслабились, и она отпустила Федерико, но не раньше, чем поцеловала его в губы. Я постарался не реагировать, но это было чертовски сложно. Они обменялись шепотом, затем Федерико последовал за Зани на улицу.
Когда мы остались одни, она взяла свое вино.
— Тогда чего ты хочешь?
— Я хочу знать, что ты думаешь о том, что делаешь.
— Я живу своей жизнью, Мо.
— Это опасно, тебе нужно быть под наблюдением. С охранниками, которые смогут тебя защитить.
— Федерико может меня защитить.
Я потер глаза. — Ты не можешь быть серьезной. Он же ребенок.
— Ему двадцать пять, и он вырос в этой жизни. Его отец…
— Это дон Кьеллини. Да, я в курсе. Это не делает его способным защитить тебя.
— Мне все равно. Я люблю его, и мы останемся вместе.
— Тогда приезжайте в особняк. Живите там со мной. Вы оба. — Мне бы это не понравилось, но лучше уж так, чем беспокоиться о ней каждую секунду.
— Нет.
— Ну и что? Ты будешь жить под опекой Кьеллини в Катании?
Она покачала головой.
— Ни один из нас больше не хочет иметь ничего общего с этой жизнью. Мы покончили с мафией.
Слова словно бритвой пронзили мою грудь.
— Я и есть эта жизнь, Виви. Я — мафия. Что ты говоришь?
— Нет, ты не такой, Мо. Это были Папа и Нино, а не ты. Разве ты не видишь? Теперь мы все можем освободиться от этого.
— Для меня нет возможности освободиться. Даже если бы я не давал клятву, я принял роль дона Бускетты, чтобы защитить тебя.
— Меня? Какое отношение я имею к этому?
— Потому что мир думал, что ты мертва, и я пытался сделать, что бы для всех ты оставалсь мертвой. Но ты Бускетта. Если меня не будет, любой твой сын будет претендовать на трон. И многим мужчинам было бы все равно, хочешь ты этого или нет, если бы это помогло им заполучить корону.
Она побледнела.
— Неужели ты думаешь, что Федерико собирается захватить власть? Он женился на мне не поэтому.
— Я сейчас ни черта не знаю о Федерико. Но я знаю, что всю свою жизнь я заботился о твоей безопасности, а ты проигнорировала мои усилия, сбежав с первым мужчиной, который обратил на тебя хоть какое-то внимание.
— Это несправедливо. Ты заставляешь меня звучать глупо и слабо! Мы любим друг друга, Мо.
— Даже если бы это было правдой, — сказал я, борясь с терпением, — ты не можешь подвергать себя риску из-за этого человека. Он не стоит твоей жизни.
Она посмотрела на меня так, будто я заговорил на другом языке.
— Да, он того стоит. Наша любовь того стоит. Мое будущее счастье того стоит. Ты бы не рискнул собой ради Эммы?
Мне не хотелось продолжать этот разговор.
— Это совсем не то же самое, и ты это знаешь.
— Брат! Ты такой упрямый. Пойдем. — Она взяла меня за руку и потащила к дивану. — Сядь и перестань на меня рычать.
Мы сели рядом, и она слегка улыбнулась мне. — Джакомо, ты не можешь вечно держать меня под замком. Я только возненавижу тебя за это.
— Ты думаешь, что я держал тебя взаперти? Ты знаешь, почему я это сделал, Вив.
Ее голос смягчился.
— Да, и я благодарна тебе. Ты всегда заботился обо мне. Но теперь ты тоже женат. Тебе следует сосредоточиться на своей милой жене и на том, чтобы завести с ней детей.
— Эмма вернулась в Торонто.
Слова вырвались из моего рта непроизвольно. Затем я проклял свою глупость. У нас с Виви было достаточно тем для обсуждения, чтобы приплетать сюда мои проблемы.
— Что? Почему? — Она прищурилась и нахмурилась, глядя на меня. — Что ты сделал?
Я сложил руки на коленях и выдал ей правду.
— Помнишь, как ты сказала, что видела его во мне? Ну, это правда. И Эмма отреагировала так же, как раньше мама.
— О, Мо. — Ее рука легла мне на плечо. — Мне не стоило говорить эти слова в тот день. Ты не он. Даже близко.
— Ты не слышала, что я говорил, и не видела, как она свернулась калачиком и плакала. Это было непростительно, Вив. Хорошо, что она ушла.
— Ты не это имел в виду. Я слышала по ее голосу, как сильно она заботилась о тебе.
— Это неважно. Я не заставлю ее остаться и терроризировать ее до конца наших жизней.
— Я не верю в это. Я не верю, что ты мог бы терроризировать какую-либо женщину. Ты не такой, как он. Ты полная его противоположность.
— Тогда, может быть, я становлюсь им. Может быть, я действительно…
— Если ты снова скажешь, что ты проклят, я ударю тебя.
Я вздохнул. Виви любила меня, поэтому она пыталась меня успокоить. Но я этого не заслужил.
— Мо, — сказала она. — Ты сказал, что она ушла. Так что даже если ты был ужасен с ней, она не просто приняла это. Вместо этого она оставила тебя. Чувствуешь разницу? Она не позволит тебе превратиться в Дона Геро. И ты знаешь, что это значит?
Я взглянул на нее.
— Что?
— Это значит, что ты не можешь ее отпустить. Ты должен ее вернуть.
Вернуть ее? Невозможно. Я даже не знаю, как. — Я пришел сюда поговорить о тебе и Федерико, а не о моем браке.
Она подняла подбородок. — Больше нечего обо мне обсуждать. Ты позволишь Федерико и мне жить своей жизнью.
— Ты беременна?
Она толкнула меня в плечо. — Это все, что ты вынес из того, что я сказала? Нет, я не беременна. Мы пользуемся презервативами.
Я нахмурился. Мне не хотелось думать о том, что моя сестра занимается сексом.
— Как ты будешь себя содержать?
— Я не знаю, но мы с Федерико разберемся. Может быть, мы останемся здесь. Может быть, мы переедем в Париж. Что бы мы ни делали, это будет на наших условиях.
Я не упустил из виду, что Эмма предсказала это.
Может быть, она хочет жизни для себя, где ее не запирают».
Но я не послушал. А теперь моя сестра вышла замуж и уезжает от меня.
У меня перехватило горло, и я выдавила:
— Все, чего я когда-либо хотел, — это защитить тебя.
Вивиана наклонилась вперед и обвила руками мою шею.
— И я благодарна тебе за это. Я бы никогда не выжила без тебя. — Я прижала ее к себе, и мы оставались так долго, прежде чем она сказала:
— Пора меня отпустить.
Какой у меня был выбор? Я мог бы затащить ее обратно в Мирабеллу или в особняк и спрятать, но она никогда бы мне этого не простила.
Всю свою жизнь я ставил сестру на первое место, так почему же мне теперь останавливаться?
— Я не хочу, — тихо сказал я. — Но, может быть, ты права. Может быть, тебе нужно выбрать.
Я почувствовал, как она обмякла, ее облегчение было очевидным.
— Спасибо, Mo.
Я поцеловал ее в лоб.
— Будь счастлива, Виви. И ты всегда будешь моей семьей.
— Я свяжусь с тобой, как только мы где-нибудь обоснуемся.
— Ti voglio bene, cara mia. (Я люблю тебя, моя дорогая).
— Ti voglio bene, fratello. (Я тоже тебя люблю, брат)
Когда она отодвинулась, по ее щеке скатилась слеза, и я смахнул ее большим пальцем.
— Могу ли я все еще ударить Федерико? Хоть разок?
Она рассмеялась, как я и предполагал, и вытерла глаза.
— Не смей. Мне нравится, как у него выглядят зубы.
Больше нечего было сказать. Мы встали и обнялись еще раз. Мое тело было пустым, опустошенным и изнуренным. Сегодня я потерял двух самых важных людей в своей жизни. Больше никого не было.
Вивиана схватила меня за руку, прежде чем я ушел.
— Иди и верни ее, — сказала она. — Борись за ее прощение. Иначе будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
— У меня и так уже так много сожалений. Что еще? — Я поцеловал ее в щеки, затем вышел на улицу. Солнце было высоко и жарко, но я не чувствовал абсолютно ничего.