- И что это было? – спросила я.
Мы лежали, обнявшись, моя голова на его плече, его рука – на моем бедре, том самом, с наливающимся синяком и красным пятном на месте уколов. Еще все вокруг плыло и сердце никак не могло успокоиться – колотилось гулко, рассыпая барабанную дробь до самых пяток.
- В смысле? – не понял Глеб. – По-моему, очень даже неплохо все получилось, разве нет?
- Очень даже неплохо. А до этого?
- Ааа, вот ты о чем… - он смущенно засмеялся и отвел взгляд. – Прости, пожалуйста. Но, вроде, это тоже вышло неплохо. Нет?
- Каждый раз, когда ты обращался ко мне на вы, мне хотелось тебя убить, - прошипела я сердито.
- На то и был расчет.
- Ты всегда так начинаешь отношения с женщинами? – я ущипнула его за живот.
- Нет, конечно. Только с избранными.
- Я серьезно!
- И я. Ника, давай откровенно, - он положил ладонь мне на грудь, лениво обводя пальцем сосок, который мгновенно съежился. - Я мог уложить тебя в постель в самый первый вечер, когда привез из Дубровника. Стопудово получилось бы. Только потом ты начала бы страдать: ах-ах, я доступная и порочная женщина, отдалась мужчине через час после знакомства, как же я буду теперь смотреть на себя в зеркало, ведь я же не такая. Что, нет?
Черт бы побрал блондинок с их моментально краснеющей кожей!
- Ну, может, я и не стала бы говорить такие пошлости, но мысли были бы. Определенно. Если честно, они у меня и сейчас где-то огородами пробегают.
- Не сомневаюсь. Только это все глупости. Сколько, по-твоему, должно пройти времени, чтобы было прилично?
- Ну, не знаю, - я пожала плечами.
- Хорошо, сколько у тебя с мужем прошло?
Я задумалась, пытаясь вспомнить точно. Месяц? Или больше? Уже и забыла, сколько времени Андрей торчал с букетами у служебного входа, пока я не согласилась, чтобы он проводил меня до дома. Потом было кино, ресторан… Выходит, это была наша третья встреча – если не считать всех тех коротких эпизодов, когда я брала цветы, улыбалась, благодарила – и уходила. «Как это тебе удалось?» - спрашивали его потом. «Я ее загипнотизировал», - самодовольно улыбался Андрей. Похоже на то – я ведь и сама не понимала до сих пор, как все случилось.
- Мы с моей самой первой девушкой были знакомы шесть лет, - сказал Глеб, наматывая на палец прядь моих волос. - Учились в параллельных классах. А потом внезапно оказались в институте на одном потоке, только в разных группах. Еще полгода встречались. Все у нас совпадало – взгляды, вкусы, интересы. А потом дошло до секса. У обоих первый опыт. Ну да, книжки-фильмы, все дела, но практика – дело другое. Метод, прошу прощения, ненаучного тыка. Могли бы научиться вместе. Только я хотел, а она – нет. Ее так воспитали, что секс – дело непристойное и грязное, но женщине приходится терпеть. Ради рождения детей и ради гнусных мужских прихотей. Честное слово, я думал, таких девушек уже не осталось. Ей все это было неприятно, но она стоически терпела. Промучились мы месяца два и расстались.
- Надо же, какая драма, - хмыкнула я. – У меня-то все было гораздо раньше. У спортсменов вообще все с этим проще. Спортивные лагеря, сборы…
- Да, знакомо, - согласился Глеб. – Но я греблей уже в институте занимался. А ты что-нибудь такое акробатическое можешь сейчас изобразить?
- Угу. Запросто. Одно сальто или рондат – и меня едят внизу ежи. Разве что шпагат или стойку. Или еще как-нибудь в узел завязаться.
- Ну а что, будет очень эротично.
Он дотянулся до сиротливой тарелки с фруктами, и мы начали жадно общипывать виноградную гроздь.
- Лучше как-нибудь в другой раз. Не здесь. Кстати, насчет эротики, - фыркнула я, едва не подавившись виноградиной. – Можешь идею насчет раковины продать какому-нибудь режиссеру фильмов для взрослых. Вот что было по-настоящему эротично.
- Да ну… для порно это слишком тонко, - не согласился Глеб. – Но вообще – да. Видела бы ты свое лицо… Вот тут-то и стало ясно, что дальше тянуть не стоит. Просто опасно для жизни. А вообще, Ника, три часа, три дня, три месяца – это все такая ерунда. Обычно нескольких секунд хватает, чтобы понять, возможно что-то с этим человеком или нет.
- Тебе хватило?
Я взяла зубами крупную виноградину и потянулась к его рту. Несколько минут мы боролись за нее в сладком сумасшедшем поцелуе, пока Глеб не раскусил ее и не проглотил. В качестве утешительного приза я получила еще один долгий томительный поцелуй в шею.
- Мне хватило, - сказал он, наконец оторвавшись от меня. – Бежит такая маленькая, хорошенькая, испуганная, чемодан тащит. Глаза – как у совы. И орет по-русски: «Подождите!» Увидел – и погиб.
- Да ладно тебе!
- Честно-честно. Ну, может, не совсем сразу погиб, но подумал, что очень-очень даже девушка. Что я бы с ней… А ты меня тогда заметила?
- Издеваешься? – засмеялась я. – Нет, ну я, конечно, заметила, что какой-то тип в шикарном костюме финской тетке глазки строит, но мне точно было не до тебя.
- Понятно, - тяжело вздохнул Глеб. – С первого взгляда я тебя не заинтересовал. Только костюм заметила. А со второго?
- Второй был почти сразу же. Когда в самолет зашла. И испытала к тебе чувство классовой ненависти.
- Бизнес-класс? Да ладно! Только там можно ноги нормально вытянуть. Не намного дороже стоит. К тому же летаю часто, поэтому в «Финнэйр» премиум-аккаунт, большие скидки по баллам.
- Еще у аварийного выхода. Ну, ноги вытянуть можно.
- И сидишь там как идиот – с телефоном в руках и бутылкой воды под задницей. Нет уж, спасибо. Хорошо, а дальше?
- Дальше я тебя увидела, когда снимала с карточки деньги в аэропорту. Ты таращился по сторонам и звонил по телефону. И я так злорадно подумала: ага, не встретили тебя. А еще – что ты вполне ничего так. В моем вкусе.
- Ну вот! – обрадовался Глеб. – Хотя бы с третьего. Уже кое-что. Хочешь честно? Бранов звонок мне всю филармонию испортил. Я-то думал, что к концу Дубровника ты уже будешь готова меня сожрать…
- Слушай, ну самоуверенности тебе, конечно, не занимать, - восхитилась я. – И в постель-то ты меня уложил бы в первую же ночь, и в Дубровнике я к концу дня должна была тебя сама изнасиловать.
- Ага, я такой, - согласился он. – А что, скажешь, нет? Не смог бы? Ник, ну ладно тебе, не прикидывайся девочкой. Мы уже выяснили, что нет ничего ужасного в том, что двое взрослых людей друг другу понравились и вот прямо тут же друг друга захотели. Конечно, с точки зрения коллективной морали, это глубоко безнравственно, но согласись, просто… - он пощелкал пальцами, подбирая нужное слово, - не знаю, мне только какая-то нецензурщина на ум идет. В общем, согласись, что это было здорово. Да, так вот, короче, подумал, что мы к концу дня в Дубровнике плавно перейдем на ты. Потом за ручку возьму, отвезу тебя в твою дырищу и в щечку на прощание поцелую. Скромненько так. Чтобы заинтриговать – что за фигня такая творится. Разрыв шаблона. А вот уже на следующий день повезу тебя куда-нибудь на дикий пляж. Ты же сказала, что везде котики, невозможно загорать нормально. И уж там-то…
- Да ты просто Наполеон – такие планы! Мастер художественного съема, чего уж там, - ядовито заметила я.
- Обычно мне некогда этим заниматься, - отмахнулся Глеб. – Тем более, получилось, что пришлось срочно сливаться на полуслове. И потом как-то так вышло, что промухал удобный момент, когда можно было форсировать события. И вот сидим мы на яхте, а я чувствую себя кромешным идиотом, потому что сам себя перехитрил и перемудрил. Казалось бы, в чем проблема – сказать: «Ника, давайте, может, на ты перейдем?», ну а дальше – как пойдет. А вот фиг. Потому что все надо делать вовремя.
- Да-да. А я не могу понять, в чем прикол. Не представляешь, чего только не передумала.
- Ну почему же не представляю? Что я гомик, импотент или просто сволочь. Или и первое, и второе, и компот, и можно без хлеба. Привез девушку в безлюдное место, называю ее на вы и держусь на пионерском расстоянии. Картина маслом. Ладно, думаю, будем вино пить – брудершафт типа, поцелуемся… Пошло, конечно, но уж как-нибудь. Кто мог подумать, что еж подвернется.
- Вот-вот, - кивнула я, - я так и подумала: «слава ежу».
- Кстати, как нога?
- Да, вроде, ничего, - с удивлением прислушалась я к своим ощущениям. – Дергает, но терпимо. Говорят, оргазм – сильное обезболивающее.
- Особенно если их было несколько, - пробормотал Глеб как будто себе под нос и ловко увернулся, когда я попыталась пихнуть его коленом в бедро.
- Но вообще это было сильно, - призналась я. - Сама процедура. Не говоря уже о позе. Вот тогда я окончательно поняла, что мне ничего не светит. Такой облом…
- Ты серьезно? – Глеб удивленно приподнял брови. – Нет, я понимаю, на некоторых боль действует очень даже возбуждающе. Парадоксальная реакция. Но я-то не садист. Ну да, у меня в объятьях красивая женщина, почти обнаженная. Просто с ума сойти можно. Но я должен причинить ей боль. Неважно, что для ее же пользы. По-твоему, это должно возбуждать? И потом я хорошо умею держать себя в руках. В отличие от некоторых. Ника, тебе никто не говорил, что у тебя все на лице написано?
Чтобы он не прочитал того, что было написано у меня на лице, я быстро повернулась на живот и уткнулась носом в подстилку. Вот стыдоба-то. Или… все-таки нет? Как он сказал? Ничего нет ужасного, что двое взрослых людей друг другу понравились и друг друга сразу захотели? Может быть, это только мне кажется, что демонстрировать фактически незнакомому мужчине подобные вещи унизительно и неприлично?
- Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, ехал поезд запоздалый, - Глеб провел по моей спине две длинные вертикальные черты, несколько коротких горизонтальных и с силой провел ладонью по позвоночнику.
- Из Варшавы, - поправила я. – Поезд ехал – из Варшавы.
Мы немного поспорили насчет поезда, а потом Глеб продолжил. Из последнего вагона вдруг просыпалась пшеница. Пришел слон – потоптал. Пришел ворон – поклевал. Дальше мы так и не вспомнили, поэтому все закончилось совсем не по-детски. Интересно, почему, когда смотришь подобное на экране – это порно, а когда занимаешься этим… в общем, как Глеб сказал, это здорово? Настолько, что я вцепилась ногтями и зубами в подстилку – лишь бы не верещать по-кошачьи.
Подсунув ладони под живот, Глеб перекатил меня на спину – как краба.
- Ника, давай договоримся, - сказал он, глядя на меня сверху вниз. – Мы здесь одни. Пожалуйста, не изображай викторианскую барышню. И не дери когтями подстилку, она еще пригодится. Если тебе что-то не нравится или неприятно, говори прямо, без стеснений, - он лег рядом, закинув ногу поверх моих, и добавил: - А если хочется орать или визжать – ори или визжи. Делай, что хочешь, только спину мне не царапай, ладно?