Девушка из Дубровника (СИ)

Глава 33

4 сентября

Рева первого самолета в 5.55 я не услышала, но, похоже, у организма уже выработался условный рефлекс просыпаться в это время. Посмотрев на телефон, я удивилась: в комнате было почти темно. Обычно, когда я открывала глаза, солнце еще не вылезало из-за горы, но свет все равно лился сквозь решетку жалюзи, рисуя на кровати светлые полосы.

Я вытащила беруши и сразу поняла, в чем дело. Суставы не зря вчера устроили перекличку. За окном действительно шел дождь. Нет, судя по мерному, но сильному шуму, это был не дождь, а ливень. Причем обложной. Накинув рубашку, я выглянула на балкон. За серой стеной воды едва можно было разглядеть гавань. Черепичные крыши, обычно пылающие красным пламенем, казались бурыми. Я натянула рубашку на голову, быстро стащила с шезлонгов мягкие матрасики, кое-как выжала и отнесла в ванную.

- Что будем делать? – спросил Глеб, подтянув подушку повыше. – Судя по прогнозу, это на весь день.

- Есть варианты?

- Ну, можем поехать в Дубровник и походить по музеям. Правда, в такой ливень ехать по серпантину, а потом перебегать под зонтом из одного музея в другой…

- Глеб, - перебила я, - алаверды твоему вчерашнему ужасному признанию сделаю свое. Я не люблю музеи. Считается, что культурный человек должен просто обожать музеи. Так вот я - некультурная. Я их не люблю.

- Каминг-аут засчитан, - кивнул Глеб. – Как хорошо, когда можно что-то не любить не тайно, а открыто. Не стесняясь. А можно узнать, почему ты такая некультурная, Ника?

- У меня какой-то птичий мозг, наверно. От всего музея в памяти остается только само здание и касса. Любой экспонат я забываю, как только перехожу к следующему. Ну, за редким исключением. В Мадриде три часа ходила по Прадо. Знаешь, что запомнила? «Три возраста женщины и смерть» Бальдунга – из-за страшной совы. И еще одну картину. Там ворон несет огромный гамбургер двум пустынникам. И у них такое чумовое выражение на лицах: опачки, жратва прилетела! Все. Я люблю взять альбом репродукций, сесть в кресло и спокойно рассматривать.

- Я тоже люблю альбомы. Правда, у меня просто обычно нет времени на музеи. Ладно, значит, музеи отпадают. Ну тогда…

- Да.

- Что «да»? – удивленно заморгал Глеб.

- Мы с чистой совестью можем весь день валяться в постели. Ну, когда солнце, вроде, как-то стыдно. Приехали на море, а вместо этого…

- Ника, ты иногда меня просто пугаешь.

- Чем? – надулась я. – Неумеренным сексуальным аппетитом?

- Фигня какая, - фыркнул Глеб. – Нормальный у тебя аппетит, правильный. Пугаешь тем, что мысли читаешь. Ладно, я в душ. А ты глаза пожаришь?

У каждого свои слабые места, хихикнула я про себя. Чувак, который запросто может есть на завтрак устрицы, трюфели и фуа-гра, прется от глазуньи с твердыми желтками. Кому рассказать!

Разминку я делала на полу, подстелив покрывало. И знала, что Глеб подсматривает из ванной, приоткрыв дверь. И от этого по спине бежали мурашки. Душ, завтрак – все было с каким-то подтекстом. С предвкушением. Не так, как раньше. Чем-то напоминало торт, который я купила после отборочных на Европу и почти весь слопала одна. Большой запретный торт со взбитыми сливками. Для меня одной. Я даже не знала, в чем был самый большой кайф – в его запретности, в величине или в том, что я могла им ни с кем не делиться. На Бобаре мы с Глебом тоже были целый день одни, но это было не то. Еще не то. Первый раз – здорово, невероятно здорово, но все-таки больше потому, что новое, незнакомое. Сейчас – совсем другое.

Время снова остановилось. Трава, которую предлагал курить Глеб, - ерунда. То, что было сейчас – вот что оказалось настоящей оргией, растянувшейся на весь день. Хотя, если подумать, собственно секса было не так уж и много. Разговоры о всякой всячине – о чем вообще говорят люди, которые еще только узнают друг друга. О музыке, книгах, фильмах, путешествиях, детских воспоминаниях, что кому нравится и не нравится. Радость и удивление от совпадений. И – словно между делом, между словами – ленивые пресыщенные ласки, которые вдруг становились жадными и жаркими. И тогда казалось, что уж в этот-то раз близость будет продолжаться вечно, что можно будет не торопиться, долго-долго оттягивать финал, балансируя на грани. И каждый раз я понимала, что не могу сдерживать себя – желание раствориться в невыносимом блаженстве оказывалось сильнее.

- Не жди меня, - шептал Глеб.

- Хочу с тобой! – возражала я.

- Все будет.

И правда, то, что я испытала на острове, оказалось вовсе не случайностью. А ведь всегда думала, что разговоры о втором оргазме – это что-то вроде мифа о белом единороге. Или просто вранье.

И снова мы лежали рядом, то расслабленно перебрасываясь какими-то фразами, то срываясь в дремоту под шум дождя. Или кто-то делал вылазку к холодильнику, и мы кормили друг друга, разложив еду прямо на простыне («Ага, я так и знал, что ты жрешь в постели!»).

- Посмотри прогноз на завтра, - сказал Глеб, потянувшись по-кошачьи.

- Что, уже хочется на море? – поддела я, открывая приложение в телефоне.

- Нет. Я бы не отказался, чтобы дождь шел до самого конца отпуска. Как в Макондо.

- В Макондо все кончилось плохо, если помнишь. Завтра пасмурно, возможен дождь, а послезавтра уже ясно. Так что не получится до конца отпуска.

- Ясно, что ясно, - вздохнул Глеб. – Тут редко летом погода надолго портится. Во что ты там залипла?

- Реклама. Наверно, специально для тех, у кого дождь. «Пять способов разнообразить ваш интимный досуг».

- И что предлагают?

- А нам это надо? – хмыкнула я.

- Ну, мало ли. Мы-то все по старинке, а вдруг продвинутое поколение уже придумало что-то новенькое.

Я перешла по ссылке и начала зачитывать советы:

- «Займитесь сексом в необычном месте».

- Это мы уже пробовали. К тому же во всех необычных местах сейчас сыро и грязно.

- «Поиграйте в ролевые игры».

- Это можно, - серьезно кивнул Глеб. – Гутен таг, фрау, их бин сантехник херр Тирет, пришел прочистить вам засор в…

- Еще предлагают купить эротическое белье и секс-игрушки, - я не дала ему уточнить, где именно херр Тирет собирается прочищать засор. – И посмотреть вместе порно. В общем, фигня. Какой-то озабоченный школьник писал. Или бабушка-пенсионерка.

- Ну, не скажи, пенсионерки бывают те еще проказницы. А вот насчет озабоченных школьников… точнее, школьниц…

Глеб посмотрел на меня все тем же «неприличным» взглядом, на который я мгновенно отзывалась теплой тяжестью внизу живота. Почти как собачка Павлова, только без слюней.

- Знаешь, что такое фроттаж?

- Ты предлагаешь прокатиться на автобусе до Дубровника, прижимаясь к незнакомцам? – скривилась я.

- Вынужден тебя разочаровать, в здешних автобусах не бывает такой давки, чтобы можно было прижиматься к незнакомцам. Ученицы закрытых привилегированных школ подразумевали под фроттажем нечто другое. Еще в начале прошлого века.

- И откуда ты, интересно, это знаешь? – спросила я, пытаясь высвободить пятку, которую Глеб поймал и начал щекотать.

- От выпускницы такой школы.

- Надеюсь, она окончила ее позже начала прошлого века?

- Да, немного позже. Ну так что?

- Что «что»? Рассказывай.

Глеб за талию подтащил меня поближе к себе, положил руку на живот, рисуя круги вокруг пупка.

- Эти порочные барышни раздевались и разбивались по парам. И начинали нежно друг друга ласкать. Да подожди, не корчи рожи. Условия такие. Ни губ, ни языка, только руками, но не касаясь никаких непристойных мест, - его пальцы для наглядности скользнули именно туда, куда нельзя.

- Эй, - я хлопнула его руке, - фальстарт и запрещенные приемы. Убери лапы, а то дисквалифицирую.

- Мне нравится ход твоих мыслей, кит. Ты еще не дослушала, но уже согласна.

- Ладно, ладно, дальше что?

- Ну а что дальше? Кто из пары первый кончил, тот и проиграл.

- Странная логика. Проигравшему достается оргазм, а выигравшему?

- А выигравшему – слава мастера фроттажа.

- И все?

- Ну, можно какое-нибудь желание добавить, - он шепнул мне на ухо, какое именно.

- Да ну тебя, Глеб, - фыркнула я. – Это и без соревнований можно, тоже мне приз. Нет, правда, в чем прикол?

- Я вам не скажу за всю Одессу, леди, но для меня секс будет провальным, если женщина не получит удовольствия. Неважно, какой именно секс. Это значит, что я – как мужчина – несостоятелен.

- Очень многие мужчины с тобой не согласятся. Без разницы, что там женщина чувствует, главное, что им самим хорошо. А некоторые еще и наоборот стараются унизить, под себя подмять.

- Извини за вульгарность, но для меня такое – все равно что кончать в кулак, в резиновую бабу или в дырку от бублика. Механическая разрядка, больше ничего.

Я поправила подушку и села, с интересом глядя на него.

- То есть все дело в твоем самолюбии? Ты беспокоишься не о том, что женщине с тобой плохо, а о том, что ты некачественный самец? Ну да, помню, ты меня предупреждал, чтобы я на твой счет не обольщалась.

- Нет такой тщательно сформулированной мысли, которую нельзя было бы понять неправильно, - парировал Глеб. – Я имел в виду только то, что тупой секс на одном физическом желании мне нафиг упал. А если я испытываю к женщине какие-то чувства, мне хочется, чтобы ей было так же хорошо, как и мне.

- Все страньше и страньше, - я вообще не собиралась обсуждать подобные темы, но, похоже, Остапа понесло. – Ты говорил, что мог бы уложить меня в постель в первый же вечер. И какие, интересно, чувства ты ко мне тогда испытывал? К совершенно незнакомому человеку? Ну ладно, понять, что ты этого человека хочешь, можно за несколько секунд. Но чувства?

Глеб закинул руки за голову и какое-то время молча смотрел в потолок.

- Не знаю, Ника, - сказал он наконец. – Я и видел-то тебя в аэропорту как раз несколько секунд. А потом все три часа до Дубровника думал о тебе. Да, это были не самые приличные мысли, чего уж там. Но вот через проход от меня сидела офигенной красоты девушка. И стюардесса, когда напитки раздавала, так и норовила прислониться каким-нибудь фрагментом. Очень ничего стюардесса. Почему о тебе, почему не о них? Почему вообще одного человека сразу хочешь, а на другого внимания не обращаешь? Не знаю, что это были за чувства. Может, и не чувства – эмоции. Но определенно не одно только желание. Кстати, когда я вышел из самолета, все оборачивался – ну, мало ли.

- Я почти последняя выходила. И, знаешь, о тебе тогда точно не думала.

- Помнишь, я сказал в Дубровнике, что глазам не поверил, когда тебя увидел? Подумал, что судьба дает шанс… Ну так что? – он тряхнул головой, как будто отгоняя ненужные мысли, и медленно обвел пальцем полукруг у меня под грудью. – Слабо?

- Глеб, а тебе точно тридцать пять? – я покачала головой. – Не пятнадцать?

- В пятнадцать я был очень застенчивым подростком, - Глеб перешел к другой груди. – Это Бран с девками хороводился, наверно, с детского сада, а я первый раз после выпускного поцеловался. Мм?

- Вообще это какие-то развлекушки для испорченных девчонок и дедушек-гладиаторов, - для вида сопротивлялась я.

- Ну и что? Ты будешь испорченной девчонкой, а я – дедушкой-гладиатором. Ну? На старт, внимание, марш?

Мы сели друг перед другом, лицом к лицу, поджав ноги так, чтобы максимально затруднить доступ к запретным зонам. Сначала я только посмеивалась и бестолково водила руками по груди и плечам Глеба. Мол, раз тебе хочется – ладно, так и быть. Все это, конечно, забавно и приятно – но чтобы Lucy in the sky with diamonds? Это вряд ли. Так что, наверно, получится ничья.

Но уже через несколько минут меня захватило и понесло. От пальцев, которые касались моего тела то легко и щекотно, то тяжело и тягуче, разбегались длинные жгучие волны. Это не был озноб, когда холод и жар сменяют друг друга – они странным образом сливались воедино, и лед не плавился в языках огня. Сердце колотилось, как африканский тамтам. На спине проступила испарина, под мышками и под коленями взмокло, а как же горячо и влажно стало между сжатыми ногами.

Глеб быстро, тонко обводил пальцами мои губы, пробегал по щекам, словно случайно касался мочек ушей, поглаживая тонкий пушок на них – от чего уши моментально начинали гореть. Я запрокинула голову, позволив ему ласкать чувствительную кожу под подбородком, ямочку между ключицами.

Очень скоро я поняла, что с радостью сдаюсь на милость победителя, и все же продолжала касаться его тела, поддерживая правила игры. Казалось, что руки Глеба везде. Они мягко сжимали мою грудь, обводя вокруг соски, дразня их подушечками пальцев. Они быстро пробегали вдоль позвоночника, щекотали ямочки под поясницей, властно опускались на ягодицы и бедра. Они скользили по животу вниз, к самой границе разрешенной территории, едва не нарушая ее.

Глеб смотрел мне прямо в глаза, как в самый первый раз, не отпуская ни на секунду. И лишь иногда переводил взгляд вслед за руками, и тогда он становился осязаемым, таким же горячим, возбуждающим, как и прикосновения. Я полностью потеряла контроль над собой, и это меня нисколько не пугало. Все мое тело тянулось за его пальцами, каждая клеточка словно просила: и меня, и меня тоже не забудь, дотронься. По мышцам пробегали короткие маленькие судороги – как будто в предвкушении той мощной, сладкой волны, которая уже зрела где-то в тайной глубине. Так наливается силой и ярким цветом крошечный бутон, готовый распуститься, вспыхнуть алым пламенем.

Если бы кто-то сказал мне, что можно испытывать такое острое наслаждение от прикосновений не к тайным, сокровенным местам, с готовностью отзывающимся на опасные, рискованные ласки, а просто к рукам, ногам, лицу… Нет, я бы не поверила. С каждой секундой оно становилось все сильнее, я словно поднималась из ущелья в гору, к свету и только тусклым краешком сознания сдерживалась от криков и стонов на весь дом. А потом все тело сжалось в тугую пылающую точку – и разлилось потоками лавы. Это не было похоже ни на что испытанное до сих пор. Не лучше, не хуже, просто совсем другое.

- Команда гладиаторов ведет со счетом один – ноль, - донеслось откуда-то с противоположного конца вселенной.

- Как хорошо… - прошептала я, уткнувшись лицом в подушку, и губы Глеба жадно нашли ямочку под затылком…