Девушка в черно-белом

Год назад незнакомка сказала мне, что я умру.

Она была права.

Но мое существование не закончилось. Оно просто стало другим. Время измерялось жжением в легких. Тиканье, жалящее мигание в темноте. Ток, глоток соленой воды. И маятник. Светлые волосы развивались, как одинокая водоросль.

Мое существование превратилось ни во что иное, как обжигающий холод, который ласкал жестокой рукой.

А потом наступила тишина.

Тишина была настолько оглушительной, что я все еще слышала ее, когда закрывала глаза, как будто прикладывала ухо к раковине. Но вместо шума океанских волн я ничего не слышала. Ничего, кроме тишины, скользящей пальцем по моему позвоночнику.

По сей день я часто боролась с желанием оглянуться назад, убедиться, что Смерть не стояла там, в темноте, прикасаясь ко мне своими ледяными пальцами, подстерегая, утаскивая обратно. Этот импульс охватил мое тело сейчас, когда я смотрела на темные океанские волны.

Я не боялась того места, где побывала. Я боялась чувств, выползающих из темных уголков моего разума, нашептывая о своем страстном желании вернуться. Сбросить платье и войти в воду до тех пор, пока не осталось бы ничего, кроме волн, набегающих на берег. Или, еще лучше, перерезать запястье, и пусть бы кровь капала, капала, капала.

Моя бабушка всегда говорила, что победить страх можно, только бросившись в огонь. У меня еще не хватало смелости самой войти в это темное пламя. Я уже была там однажды и едва выбралась оттуда живой. Кроме того, не было никакой причины делать это, если ты знала, что можешь никогда не вернуться.

Теперь время измерялось иначе, чем тогда, когда я была в темноте. Все было так же, как и раньше: ледяные голубые глаза и окровавленные руки.

Церковный колокол прозвенел шесть медленных ударов по всему темнеющему городу, возвещая о наступлении вечернего часа. С океана дул легкий ветерок, приносивший облегчение от липкого, горячего воздуха Симбии.

В этот час в городе было тихо — нескончаемая мелодия этого призрачного инструмента была настолько обыденной, что сливалась со звуками крыс в темных углах улиц, звоном белья, развешенного сушиться на веревках над переулками, и негромкими затяжками сигар или традиционных трубок.

Иногда становилось так тихо — все собирались по домам за вечерней трапезой, — что на первый план снова выходила неразборчивая музыка, как будто ее мелодия плыла по улице, стучась в двери жильцов, напоминая им, что она все еще здесь — что она все еще играла. Затем они задались вопросом, что бы произошло, если музыка когда-нибудь прекратилась бы. Все жители города знали, что как только музыка превращалась, исчезло бы и солнце.

С крыши дома магистрата открывался лучший вид на город. Резиденция сохранила свой респектабельный, насыщенный вид благодаря каменным стенам и мягкому журчанию фонтана внизу, в центре дома, где располагался открытый внутренний двор. Однако его расположение недалеко от южной части города позволило запаху мусора и острой южной кухни заглушить мягкий аромат виноградных лоз жасмина.

Последний удар колокола разнесся в воздухе, и я обвела взглядом город. Высокий шпиль церкви был слева от меня, а дворец — справа. Прямо передо мной был океан с темными силуэтами нескольких кораблей на воде.

Моих ушей достиг глубокий мужской смех, и я пошла на звук, направляясь по крыше к передней части дома. Я посмотрела вниз на двух королевских людей, охранявших входную дверь. Я сказала "охраняли" легкомысленно, потому что один из них мочился, а другой прикуривал сигару от фонаря.

Мужчина, разбрызгивающий слишком широкую струю, усмехнулся.

— Оно того стоило?

Выпустив клуб дыма, королевский стражник покачал головой.

— Едва выбрался оттуда живым. На самом деле, я чуть не отрубил себе член. Неловкая ситуация — пришел домой без штанов, удостоился неприятных взглядов. Чертова девка так и не сказала мне, что она обручена.

— Как будто тебя это волновало, — сказал другой охранник, застегивая брюки.

— Я соглашаюсь, когда сумма залога вдвое больше моей.

Его друг усмехнулся.

— Не думаю, что я в это верю.

Они повернули головы на мой голос, увидев меня, стоящую над ними в плаще с капюшоном. Один охранник лишь затянулся своей сигарой, ничуть не удивившись.

Тот, прищурившись, посмотрел на меня.

— Эй, сколько раз мы говорили тебе держаться подальше от крыши?

— Почти пять, — равнодушно ответила я.

Спокойно, королевский стражник с сигарой, который, как я знала, получил это прозвище из-за своего очарования дамами, лениво затянулся, на его губах появилась лукавая улыбка.

— Итак, в чем дело? Ты не веришь, что я могу заполучить женщину? Или ты не думаешь, что я получал неодобрительные взгляды в лучшем виде?

Похоже, он был уверен, что последнего не случалось.

— Ни то, ни другое. Я просто думаю, что было бы трудно найти эту маленькую мишень.

Да, это был дешевый ход. Но это все, что у меня было на данный момент, и все знали, что лучший способ разозлить мужчину — это усомниться в размере его мужественности.

Стедди поперхнулся дымом. В то время как смех его друга был мгновенным — моя следующая цель.

— Ты знаешь, Грегори, — начала я, его веселье угасло, когда я назвала его настоящим именем, а не Туко, единственным именем, которым его называли друзья. — Я слышала, как жена магистрата говорила о том, что нужно выяснить, кто справлял нужду на ее куст гардении. Сказала, что ей просто не хватает уличного сыщика, чтобы поймать преступника.

Его челюсть сжалась.

— И как ты услышал, что она говорила об этом?

Это был хороший вопрос, учитывая, что Беатрис была затворницей, которая никогда не покидала свой дом…

Я пожала плечами.

— Она ужасно болтлива по утрам после первого бокала вина. Ты знал, что она пьет как рыба? Впрочем, я ее не виню. Вино хорошее.

Стедди усмехнулся, глядя на своего друга.

— Грегори, да?

— О, отвали, — ответил он, прежде чем стрельнул в меня прищуренным взглядом, уперев руки в бедра. — Ты хочешь сказать, что была у них дома?

Я поджала губы.

— Ну, там есть решетка, ведущая прямо во внутренний двор. По сути, это приглашение поужинать за их столом.

Он на мгновение замолчал, выглядя немного ошеломленным тем, что я призналась в чем-то подобном. А затем вздохнул, смирившись.

— Хорошо, миссис. Спускайся оттуда. Раньше ты никому не причиняла вреда, и именно поэтому мы тебя отпустили, но я не могу отпустить тебя, зная, что ты была в их доме.

Я рассмеялась.

— Ты не смог бы догнать меня, даже если бы попытался. Я видела как ты бежал наперегонки с королевской гвардией. Ты был предпоследним; даже Стедди был впереди тебя, а он дымит, как труба.

— Это правда, — сказал Стедди. — Твои короткие, коренастые ноги мало чем помогут тебе в гонке.

— Это чертовски нелепо, — пробормотал Туко, потянувшись за своим длинным клинком. — Спускайся сюда, — приказал он.

— Нет, спасибо, — я посмотрела на свои ногти. — Сегодня у них говядина, а я так устала есть, как кролик. Мясо — важный продукт в рационе человека.

Они оба посмотрели на меня, как на простачку, поэтому я продолжила:

— Хотя, этот повар, Анджело, на самом деле, просто чудо. Кажется, я слишком много экспериментирую с соусами. У меня часто расстраивается желудок, если не сказать неприлично.

Стедди покачал головой, слегка удивленный, и, к сожалению не спешил арестовывать меня, но, по крайней мере, Туко оглядел дом в поисках пути наверх. Он позволил своему длинному клинку скользнуть обратно в ножны на бедре.

Мои брови нахмурились.

— Они что, раздают мечи кому попало?

Это стало последней каплей для Туко.

Хмуро проверив устойчивость решетки, он начал подниматься.

— Ты тоже ел стряпню Анджело, Грегори? — я посмотрела на решетку с притворным беспокойством. — Он действительно делает эти соусы тяжелыми; логично, что ты немного прибавишь в весе.

Он фыркнул, но продолжил свой ужасно медленный подъем. И когда Устойчивый не двинулся с места, чтобы последовать за мной, я вздохнула. Я знала, что Туко будет легкой мишенью; мне пришлось бы усилить свою игру, чтобы стать уверенным участником. В противном случае мне пришлось бы использовать более жесткие методы, а я не хотела слышать об этом позже от кого-то на фут ниже меня.

— Ты когда-нибудь слышал о Белладонне? — рассеянно спросила я. — Некоторые женщины используют ее в качестве глазных капель, чтобы сделать свои зрачки большими, а глаза более сияющими. Интересно, что Беатрис делает это. Не знаю почему, учитывая, что она никогда не выходит из дома, но каждому свое, я полагаю. Мало кто знает, но большое количество... — я с сожалением поджала губы. — Скажем так, полный рот, ну, это может быть медленная и мучительная смерть. Кажется глупым держать это пойло разбросанным повсюду, чтобы кто угодно мог случайно налить его в бокал для вина... А учитывая тяжелое потребление Беатрис... — я остановилась на наводящем на размышления замечании.

Стедди посмотрел на меня пустым взглядом, прежде чем выронил свою сигару и наступил на нее.

— Черт бы все это побрал, — пробормотал он, направляясь к решетке.

Он не мог игнорировать прямую угрозу жене магистрата, и он знал это, но, очевидно, лазать по решеткам было не тем, чем он хотел заниматься сегодня вечером, поскольку он позволил себе еще одно проклятие.

Туко добрался до вершины, его лицо было немного бледным после подъема, когда он поднялся на ноги.

Я немного сочувствовала этому человеку. Не так давно я была вынуждена перейти стеклянный мост и была гораздо ближе к смерти, чем мне хотелось бы. Этот момент был в первой десятке списка всех причин, по которым я ненавидела некоего Титана. Да, я составила список. Это помогло мне проанализировать свои чувства и аргументы. Могла добавить, что все это было логично. За те шесть месяцев, что я здесь, я придумала семьдесят две причины ненавидеть Уэстона, и я действительно его ненавидела.

Я задумчиво постучала пальцем по губам.

— Знаешь, что я делаю, когда боюсь высоты, Грегори?

Он приподнял бровь, делая шаг ко мне.

— Я нахожу красивого мужчину, за которого можно держаться. Тебе стоит попробовать в следующий раз.

Он хмыкнул.

В последний раз даю ему совет.

Он был невысок для мужчины, но все равно коренаст — из тех, на кого даже высокий мужчина взглянул бы еще раз, прежде чем согласиться на драку. Как только он поймал бы меня, наша маленькая ссора закончится. Он знал это — и был довольно самоуверен по этому поводу — он шел ко мне так, словно прогуливался по улице в Норти с полным карманом монет и тремя женщинами в его распоряжении.

— Откинь капюшон, — сказал он мне, — самое время мне получше тебя рассмотреть. Ты достаточно долго терроризировала нас.

— Я всего лишь девушка. Конечно, я не представляю такой уж большой угрозы, — ответила я, делая шаг назад перед каждым из его.

— Девчонка, — усмехнулся он. — Ты надоедливая девчонка, которая не знает своего места. Подойди спокойно, и я только скажу им, что ты пыталась обокрасть меня.

Я рассмеялась.

— И потерять руку? Думаю, что нет.

Он приподнял бровь.

— Твоя рука или твоя жизнь? Твой выбор.

Стедди теперь был на крыше, обходя двор с другой стороны, чтобы преградить мне путь.

— Ты в ловушке. Давай. Я попытаюсь уговорить их на всего лишь палец, — сказал Тук.

Я усмехнулась.

— Это самая милая вещь, которую кто— либо когда-либо делал для меня.

Ну, неправда. Это было почти так же мило, как то, что Титан неоднократно спасал меня, чтобы уничтожить землю, но я не хотела нарушать принципы этого бедного охранника. Сделав шаг назад, я почувствовала под своей сандалией самый край крыши.

— Ты упадешь, — предупредил Туко, делая большой шаг ко мне.

— Ты думаешь, я пришла и настроила тебя против себя, чтобы потерять руку? — спросила я.

Туко покачал головой.

— Я не знаю, что ты делаешь, но ты явно сошла с ума.

Теперь обе мои пятки свисали с выступа.

— Леди... — предупредил Стедди.

— Ха. Теперь я знаю, почему они называют тебя Стедди. Называть простолюдинку ‘леди’. Но я действительно думаю, что Даррен кажется мне более подходящим.

Туко взглянул на него.

— Даррен? Тебе не идет, чувак.

Стедди пожал плечами.

— Не могу сказать, что ты тоже сильно похож на Грегори.

— Теперь, когда я собрала вас, джентльмены, вместе, мне нужно договориться о встрече, — я нахмурилась. — Он, наверное, ждал меня здесь час назад. Держу пари, он действительно вспотел ...

— Здесь? — спросил Тук.

— Наслаждайтесь видом, ребята. Это лучшее место в городе. Я позволю вам занять мое место на ночь.

И с этими словами я оперлась всем своим весом на подвешенные пятки…

— Подожди!

— Хватай ее, Тук!

Но было слишком поздно.

Дрожь, словно раскаленная лава, пронзила меня от пальцев рук до кончиков пальцев ног, когда я упала с крыши, сначала спиной. А потом я стала невесомой.

Мои ладони горели, ощущение жара и холода пробегало по мне, пока мои ноги мягко не коснулись грязи. Открыв глаза, я стояла с другой стороны дома, перед входом.

Я рассмеялась. Спасибо Алирии, что сработало. К сожалению, это не всегда было самым надежным.

— Джентльмены! — крикнула я.

Прошла минута, прежде чем они оба встали надо мной. Лицо Тука было бледным — я не знала, было ли это из-за высоты или из-за меня... Но узнала, что это было последнее, когда он выплюнул:

— Магия. Ты, проклятая...

Я прервала проклятую тираду Туко, пару раз сильно дернув решетку, пока она с глухим стуком не упала на землю, довольно основательно сломав один из кустов гардении Беатрис.

— Упс, — я посмотрела на это извиняющимся взглядом.

Туко разразился второй порцией ругательств, в то время как Стедди хранил молчание, его губы казались склеенными в прямую линию.

Эту землю создала магия. Но в каждом регионе к ней относились по-разному, в зависимости от мнения о ней своего короля. Она была запрещена здесь, в этом южном городе, и вы смогли бы найти услуги, использующие магию, только в темных переулках Саути.

Тук посмотрел на Стедди с неприкрытым отвращением.

— Ты хочешь сказать, что мы все это время разговаривали с той Девушкой в черном? Это она, не так ли? Я думал, она будет... выше или что-то в этом роде.

Я нахмурилась, услышав это.

— Тук, спустись по решетке во внутренний двор, — сказал ему Стедди, все еще не сводя с меня глаз.

Я прикусила губу, уперев руки в бедра.

— Да, насчет этого...

Но Тук уже ушел. Вернувшись через пару секунд, он констатировал очевидное: ее не было.

Я поджала губы.

— Было бы немного глупо иметь лестницу, ведущую прямо в их дом, тебе не кажется?

— Ты обманула нас, — огрызнулся Тук.

— Меня раскусили, — сказала я со вздохом.

Пристальный взгляд Стэдди был прикован ко мне, застыв, как змея, обвившаяся вокруг своей жертвы.

Я цокнула языком.

— Осторожнее, спокойнее. Может распространиться слух, что ты не такой уравновешенный, каким кажешься. Дамы могут быть разочарованы.

Он не сказал ни слова, только посмотрел на меня так, словно пытался убить взглядом.

— Я не планировала это заранее, иначе принесла бы вам двоим несколько карт или камней для игры в Пять камней, чтобы занять вас. Я постараюсь вспомнить в следующий раз.

— В следующий раз! — Тук зашипел.

— Все в порядке. Я зайду сама. Спасибо, что уделили мне время, джентльмены! Это было очень приятно.

Я не услышала ответа Тука и не почувствовала убийственного взгляда Стедди — спасибо Алирии — потому что я уже стояла в тускло освещенном фойе роскошного дома магистрата. Поблизости никого не было видно, но это не стало сюрпризом. Магистрат проводил большую часть своего времени в доме своей любовницы, в то время как его жена оставалась в темных углах дома со своими слугами, медленно отравляя себя через глазные яблоки и напиваясь до бесчувствия. Я подумала, что если бы мне приходилось каждый день видеть и слышать ее претенциозного мужа, я могла бы поступить так же ...

Когда я пересекала комнату, мои сандалии мягко ступали по мраморному полу, в то время как я ожидала, что Тук закричал бы во двор прямо сейчас.

Я предположила, что это обратная сторона правильных поступков.

Были и другие вещи, которые я могла бы сделать, чтобы склонить их к сотрудничеству, не устраивая такого спектакля. Но, во-первых, меня собирались судить по этому вопросу; и, во-вторых, я, возможно, проверяла себя ... или просто наслаждалась собой. Разница та же.

Это был красивый дом: спиралевидные мраморные колонны, обрамляющие внутренний двор, аромат жимолости, наполняющий дом множеством виноградных лоз, свисающих до пола с приставных столиков, и прозрачные красные занавески, развевающиеся на высоких окнах от легкого океанского бриза.

Моя тень скользнула по стене, когда я направилась по длинному тускло освещенному коридору, избегая шума, доносившегося с кухни. Проходя мимо ванн, где свет лампы поблескивал на неподвижной воде, я подошла к комнате в дальнем углу дома. Оттесненная от респектабельных людей и максимально приближенная к конюшням.

Королевский стражник стоял перед деревянной дверью, сцепив руки перед собой и уставившись в свои сапоги — казалось, в полусне.

Его глаза распахнулись. Я откинула капюшон, одарив его лучезарной улыбкой. Я выглядела так, словно не могла обидеть и мухи, не говоря уже о мужчине. Выражение его лица дрогнуло.

— Кто такая...

Я поднесла руку ко рту, выдувая ему в лицо серую дымящуюся субстанцию; он зашипел, моргнул и с глухим стуком рухнул на мраморный пол. Я плотно закрыла крышку на своем кольце — я усвоила урок о том, что нельзя не закрывать его должным образом, когда случайно вырубила продавца, пытаясь купить персики. Мы просто скажем, что он больше мне ничего не продавал. Кроме того, я не хотела тратить содержимое впустую; если бы мне уже пришлось просить Фару о большем, она бы бросила на меня неодобрительный взгляд, гадая, что я задумала. И чем меньше она знала, тем лучше.

Войдя в маленькую, затхлую комнату, где хранились ящики, мои глаза наткнулись на маленького, перепачканного грязью мальчика с цепями на каждом запястье, прикрепленными к каменной стене позади него.

— Ну, ты потратила достаточно времени, не так ли? — сказал он, хмуро глядя на меня.

Я неодобрительно скрестила руки на груди.

— Ты вообще пытался сбежать? Или просто сидел и ждал?

— Я пытался, — он показал свои скованные запястья. — Они выяснили, как я выбрался в прошлый раз. Я не могу вывернуться из этих маленьких цепей.

Мои глаза пробежались по коричневому пушистому существу, сидящему рядом с ним. Его ручная обезьянка, на ручках которой тоже были маленькие цепочки. Кто заковывает обезьяну в кандалы? У нас были самые простодушные королевские гвардейцы в стране. Я рассмеялась, чистое веселье захлестнуло меня.

— Тебя они тоже поймали, Таша?

Она скрестила руки на груди, глядя на меня свысока. Я не знала, что я такого ей сделала, но у нас никогда не ладились отношения.

— Я сказал ей идти домой, но эта идиотка не захотела этого делать, и посмотри, к чему это их привело, — сказал Генри.

— Угу. И кого же поймали на этот раз?

Генри держал рот на замке, в то время как Таша смотрела прямо перед собой, сильно нахмурившись.

Я усмехнулась.

— Значит, это была Таша.

Обезьяна завизжала на меня, обнажив свои маленькие клыки.

Я поджала губы.

— Пожалуйста. Я видела зубы и пострашнее.

Разве это не было правдой.

Он снова завизжал, но Генри шикнул на него.

— Просто вытащи нас отсюда, ладно? Пока они не решили повесить меня раньше времени.

— Тебе повезло, что твоя мать нашла меня и рассказала о твоем затруднительном положении.

— Ну, тебе вообще не пришлось бы приходить, если бы они не решили запереть меня здесь после того, как я два раза сбегал из преступных владений, — проворчал он.

Я взглянула на цепи Таши и не смогла сдержать рвущийся из меня смех.

— Что они собирались делать? Ташу тоже повесить?

Обезьянка пристыженно отвернулась, когда Генри объяснил, что Таша пришла в неистовство, кусалась и визжала, пока они, наконец, просто не приковали ее к цепи, чтобы успокоить.

— Я представляю, что прямо сейчас они делают небольшую петлю специально для тебя, Таш.

Его карие глаза сузились, глядя на меня.

— Что это за цепи? — спросила я.

— Стандартно. Никакой магии.

Я вытащила из косы две шпильки, предназначенные для вскрытия замков, и вручила по одной каждому преступнику. Я никогда не знала, когда мне пришлось бы вытаскивать Генри из переделки — или себя, — и лучше всего было быть готовым.

Они оба принялись за работу, пока я осматривала маленькую комнату, заставленную ящиками с тканями, столовым серебром и свечами. Они держали карманников в своей кладовке? К счастью, в Симбии действительно был ленивый магистрат и еще более ленивая королевская стража. Никогда не думала, что оказалась бы на криминальной стороне событий, но времена изменились.

— Что ты сделала с охранниками у входа? — спросил Генри, поднимаясь на ноги. — Ты ведь не вырубила их, правда? От этой дряни голова болит сильнее, чем от бочонка эля накануне вечером.

У нас с Генри было негласное соглашение: он никогда не спрашивал меня о моей магии, и я всегда спасала его, когда это было необходимо. Я бы сделала это в любом случае, но, по крайней мере, парнишка был достаточно умен, чтобы не болтать о магии в городе, где она была объявлена вне закона.

— И откуда тебе, семилетнему, это известно? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Это то, что я слышал.

— Нет, я не использовала это против гвардейцев твоего любимого короля. Знал,п что ты будешь немного щекотлив по этому поводу.

— Однажды меня отпустили за карманную кражу. Тот коротышка всего лишь дал мне по уху. Просто отплатил за услугу, вот и все.

Ага, и я была королевой. Я видела, как он следил за двумя охранниками щенячьими глазами.

— Нет, это называется поклонением герою, и ты очарован, — сказала я, когда мы направились к двери, перешагивая через охранника, распростертого на полу.

Я неодобрительно посмотрела на Ташу, когда она перестала копаться в кармане мужчины, вытаскивая пару монет с блеском в глазах.

— Знаешь, Таш, я слышала, что повар в этом доме считает рагу из обезьяны деликатесом.

Его карие глаза превратились в блюдца.

Мгновение спустя, когда мы шли по коридору, из кухни донесся грохот, сопровождаемый криками повара, и Таша чуть не выпрыгнула из собственной кожи. Я рассмеялась, получив в ответ злобный взгляд обезьяны.

Из кухни выбежала служанка и, увидев нас, остановилась в холле; ее глаза были широко раскрыты, когда она примерзла к полу. Отсутствие компетентного магистрата в Симбии означало огромное количество преступников, но, по крайней мере, рабство было запрещено. Мы были главным портовым городом, поэтому рабов часто переправляли с корабля на корабль или отправляли в разные места, но в определенной степени мне не приходилось жить в окружении этого зверства.

— Добрый вечер, миссис, — сказал Генри, одарив ее самой очаровательной улыбкой, на какую только был способен. Кухарка неуверенно кивнула, когда мы проходили мимо нее.

— Ты маленький манипулятор, — сказала я ему, когда мы выходили через парадную дверь.

Он ухмыльнулся.

— Делай то, что должен.

— Угу. И это то, что скажет тебе твоя мама, когда будет драить твою шкуру за то, что ты вляпался в эту историю, когда вернешься домой.

Он усмехнулся.

— Я мужчина. Она бы не посмела.

Я закатила глаза. У этого маленького человечка, казалось, было эго размером с Титана. Не то чтобы я встречала больше двух, но предполагала, что все они были очень похожи.

— Что ты сделала со стражниками? — спросил Генри, не заметив никаких признаков их присутствия перед домом. — Они не будут рады мне, если ты превратила их в лесных существ.

— Не совсем понимаю, как это работает, Генри, но... Посмотри.

Он так и сделал, его взгляд остановился на двух охранниках, стоявших у края крыши, уперев руки в бока и устремив на нас прищуренные взгляды.

Улыбка растянулась на моих губах.

— Вы двое — потрясающая пара, не так ли? Почему-то наверху вы выглядите еще лучше.

Туко хмыкнул.

— О боже, — простонал Генри. — Я не знал, что она так поступит с вами.

Я нахмурилась.

— Ты бы предпочел, чтобы я позволила тебя повесить?

— Ну, ты могла бы сделать что-нибудь, кроме того, чтобы лишить их мужского достоинства!

Я закатила глаза. Мальчики за мальчиков и все такое.

— Ты сможешь расстроиться позже, когда я доставлю тебя домой, в постель, в безопасности, без петли на шее. А теперь пойдем. Эта служанка, наверное, набралась смелости рассказать о нас.

— Извините, господа! — сказал Генри. — Она сделала это только для того, чтобы спасти мою шкуру.

— Эх, я бы, наверное, все равно это сделала.

Туко пробормотал что-то о том, что нашел бы нас и заставил бы заплатить, в то время как Стедди все еще смотрел на меня своим пристальным взглядом. Я бы немного нервничала, если бы уже не привыкла к более убийственному взгляду.

Я послала ему быстрый воздушный поцелуй, отчего его взгляд сузился еще больше. Таша запрыгнула Генри на плечо, и мы зашагали по переулку в сторону Саути.

Симбия была самым большим городом, в котором я когда-либо бывала. Но вы никогда не узнали бы, что океан находился совсем недалеко, находясь на узких грязных улочках с редкими тканевыми покрывалами, защищающими продавцов от палящего солнца.

Теперь последние продавцы катили свои тележки домой, поднимая за собой оранжевую пыль и готовясь к взбучке со стороны жены — или, как говорили на юге, обещанной — за опоздание. Здесь, в Симбии, вечерняя трапеза была почти священной.

Каменные дома были не очень высокими, но все они были прижаты друг к другу, оставляя темные переулки, которые карманники — не такие милые, как Генри, — убийцы, наемные алхимики и иже с ними приберегали для себя.

В бухте со спокойной водой располагался лабиринт деревянных причалов, ведущих к множеству гостиниц, недорогих борделей, таверн и продуктовых лавок. Наши шаги гулко отдавались по дереву, в то время как аромат сладкого дыма ударил мне в нос, когда мы добрались до резиденции под названием "Три чашки" — курительной, превращенной в таверну, чтобы соответствовать западной культуре моряков.

Мужчины прислонились к стене, окружавшей заведение, с кружками в руках. Из-за жары, которая обрушилась на нас пару дней назад, моряки с запада были жалки в своих кожаных куртках, тяжелых штанах и ботинках. Однако они не стали их снимать; Симбия — не то место, где можно расслабиться и снять рубашку. Итак, они всего лишь утопились в эле. На самом деле это тоже не способ остаться в живых, но я бы ничего не сказала против этого.

Слонялись какие-то шлюхи, казалось, более пьяные, чем кто-либо другой. Эта жара, вероятно, была для них отдыхом, учитывая, что ни один мужчина здесь не выглядел в настроении кувыркаться.

Два круглых подвесных фонаря отбрасывали оранжевый свет на три кружки, чокающиеся на покосившейся вывеске.

— Ты чертов идиот! — я услышала женский крик, когда следовала за Генри в таверну. Я остановилась, когда кудрявая мать Генри чуть не задушила его в объятиях.

Таша спрыгнула на стол, раскинув лапы, как будто ожидала того же, но Санни, мать Генри, ткнула ее кулаком в грудь.

— Ты виновата! Сколько раз я говорила тебе присматривать за Генри, а ты добивалась его ареста!

Таша взвизгнула.

— Не дерзи мне. Иди с Генри и купи что-нибудь поесть. Вы оба, наверное, умираете с голоду.

Они жили над таверной, и Санни присматривала за заведением, которым владел ее отец. Он был капитаном и редко бывал здесь, совершая четырехмесячные поездки в Элиан туда и обратно. Я никогда не спрашивала, кто был отцом Генри, но была готова поспорить, что она даже не знала; он мог быть кем угодно, любым моряком, возможно, из Элиана или дальше.

У меня перехватило дыхание, когда Санни бросилась ко мне, заключая в объятия.

— Спасибо, спасибо, спасибо, — от нее пахло крепкими духами, элем и карри. — Клянусь, этот мальчик сведет меня в могилу.

Я улыбнулась ее ликованию.

— Все в порядке, Санни. Это был всего лишь третий раз за месяц, — пошутила я.

Она отстранилась, положив руки мне на плечи.

— Чем я могу отплатить тебе?

— Ты не можешь.

Она задумчиво прикусила губу, прежде чем ее большие голубые глаза загорелись.

— Я поняла!

О боже. Я могла только догадываться, что она придумала на этот раз.

— Я сошью тебе платье для Королевского фестиваля.

О. Это было не так плохо, как я думал,а учитывая, что ее первое предложение сводило меня с привлекательным мужчиной-шлюхой. До того момента я и не подозревала об их существовании. Я, конечно, отказалась... после тщательного обдумывания. Предполагалось, что все нужно продумывать, верно?

При мысли о фестивале мои губы скривились.

— Они все еще его проводят?

Она кивнула, ее ярко-оранжевые кудри подпрыгнули — отсюда и прозвище.

— Угу. Максим позволяет это. Он думает, что ежегодный Королевский фестиваль снизит враждебность. Это принесет сюда много бизнеса, и, возможно, Генри перестанет думать, что ему нужно приносить деньги домой.

Максим и его неприкасаемый режим захватили город два месяца назад. Все произошло так быстро, что ни у кого даже не было шанса дать отпор, особенно потому, что король и его люди находились не в городе, а на другой своей территории.

Будучи главным портом, тот, кто контролировал его, имел влияние на всю страну. Максим и его люди удерживали порт, а также королеву и принцессу в качестве выкупа, пока Королевский совет не одарил Максима властью снять проклятие с их народа.

Это была измена — забрать людей его отца, короля, и пойти против приказов, но я не воспринимала Максима как человека, который разводил руками, когда ему что-то не нравилось.

Я старалась не поднимать голову всякий раз, когда он прогуливалась по городу. И он часто так и делал, прогуливаясь по улицам как простолюдин. Он был не из тех, кто восседал на троне и получал виноград от своего гарема — настолько, насколько мне нравилось это представлять.

Было неожиданностью, что недельный фестиваль продолжился, но, вероятно, это был хороший ход, чтобы не злить людей, которым и так не давала покоя мысль о неприкасаемых, контролирующих их любимый город.

— Тебе действительно не нужно этого делать, Санни. Мне есть что надеть.

Я не была уверен, за кого она меня принимала, что я могла спасти ее сына из дома магистрата; очевидно, она что-то чувствовала, когда я провожала его домой каждый день, или когда я спасала его из той или иной переделки. Не то чтобы я вообще говорила ей, но я была благодарна, что она никогда не спрашивала. Мой дом в южных доках рассказал ей все, что ей нужно было знать обо мне.

— О, я знаю это, дорогая. Но у меня уже есть на примете идеальное платье.

Я с беспокойством взглянула на ее платье; на низкий белый лиф и тугой кожаный пояс, стягивающий ее от бедер до талии. Я заставила себя улыбнуться.

— Не могу дождаться. Потому что кому нужно дышать?

Черт бы тебя побрал, Генри. В следующий раз тебя повесят.

Она начала о чем-то бормотать, но мой взгляд зацепился за плакат на стене в другом конце комнаты. Посетители по очереди метали ножи в импровизированную мишень, нарисованную на лбу девушки.

Этой девушкой была я.

Ну, она выглядела иначе, чем я. У нее были светлые волосы, но они неправильно очерчивали нос, а губы были немного тонковаты — но там была я, украшавшая большинство углов и стен таверн... как удобное лицо, в которое можно метать ножи, когда кто-то разозлен.

Сначала было странно видеть мое лицо — ну, то, как, по их мнению, я выглядела, — со словами ниже:

"Верьте в невиновность, поддерживайте инакомыслие".

Я была лицом падения Алирии как "девушки, которая смогла открыть печать".

Я бы чувствовала себя особенной... немного, если бы рядом со мной часто не висел плакат, изображающий единственного и неповторимого... принца Уэстона Вулфсонского. Художник, нарисовавший его, должно быть, видел его во плоти, потому что сходство было сверхъестественным.

На его плакате было написано:

"Любите принца, любите нашу землю".

Его слова не рифмовались... Но все же было ясно, кого они считали виноватым в сложившейся ситуации, и они до смешного ошибались. Они думали, что Уэстон убил меня, чтобы спасти страну, тогда как на самом деле он хотел, чтобы печать была открыта.

Плакатам было по меньшей мере месяцев десять, и, учитывая, что все они верили, что я мертва, можно подумать, что к настоящему времени они уже отказались от этого. Но нет, я по-прежнему была идеальной мишенью для клинков.

С тех пор как я узнала правду — что Уэстона назвали героем из-за моей смерти, хотя на самом деле это был его брат, — мне часто приходилось уговаривать горящую искру в моем животе заглушить. Это заставляло меня хотеть делать глупости, например, пойти к Титану и ударить его так сильно, как только смогла бы. Ножом. Или по-взрослому отнестись к этому и просто вручить ему мой список всех причин, по которым я его ненавидела. Просто чтобы сбросить это с плеч.

Но дело в том, что было гораздо лучше, если он думал, что я по-настоящему мертва.

Он больше никогда не втянул бы меня в погоню за гусями. Не то чтобы я думала, что он смог бы добиться успеха, как раньше. На самом деле, я знала, что он не мог, но это было ценой, которую я не хотела платить.

Проснувшись на пляже шесть месяцев назад, первое, что я почувствовала, — это солнце на спине, волны, плещущиеся у моих ног, и чье-то присутствие рядом со мной. У меня не было выбора, кроме как пойти с кем-то, кому я не питала ни малейшего доверия. Но я была обнажена... и у меня не было выбора. Поэтому, когда он протянул мне руку — я пожала ее.

Было воспоминание, или в тот момент, когда оно всплыло на поверхность между проблесками темной воды и горящими легкими, я думала, что это всего лишь сон.

Моя бабушка рассказывала мне сказку.

Я поняла это с первого взгляда на принца Уэстона, когда его глаза почти прожигали бумагу, а взгляд был устремлен прямо перед собой. Мне было любопытно узнать об этом художнике; не было другого способа, которым они могли бы излучать этот убийственный взгляд, ни разу не подвергнувшись ему. Клеймо "Титан" ярко выделялось на его загорелой коже, красное кольцо было более заметным — даже шрам на нижней губе был на месте. Я подумала, что если бы они не нарисовали его в полной одежде черного Титана, знали бы они о шраме размером с лезвие на его боку и других, которые, как я смутно — ладно, отчетливо — помнила, украшали его торс.

Назовите это интуицией или ретроспективным анализом, но я с уверенностью знала, что история моей бабушки была воспоминанием, как будто она вернулась ко мне за те четыре месяца, проведенные в темноте. Это был не какой-то извращенный сон, который мне приснился, а мое прошлое, которое каким-то образом было скрыто от меня.

Обреченный процесс, в котором Алирия всегда кого-то обманывала. Тяжело.

Я не думала, что это точное научное определение, но оно должно было быть близко к истине. Слова были чрезвычайно важны, и Алирия не пропустила ни одного.

Грустная маленькая сказка моей бабушки — даже я могла бы сказать, что она была не такой уж замечательной — стала ужасной судьбой. Моей.

Мне никогда не предсказывали, что я стала бы девушкой, которая смогла бы открыть печать; мне было суждено это сделать.

И, возможно, само по себе это было то же самое, но это полностью изменило кое-что: у меня не было выбора.

И я могла вообразить, что осталась жива только потому, что мне еще предстояло это сделать.

Я никогда не была особенной девушкой, рожденной для того, чтобы выполнить свое предназначение и спасти страну. Я была обычной деревенской девушкой, которой по-настоящему не везло, и над моей головой нависала запутанная Судьба.

Если бы осознание этого не испортило мне день, то вид лица Уэстона на каждом углу испортил бы.

Он даже не был принцем этих людей. Но поскольку у них его не было — во всяком случае, нормального — а Титан был ближайшим соседним городом, они приняли его как своего. Это оставило у меня неприятный осадок, но я не думала, что кто-то здесь согласился бы с мнением мертвой девушки, которой суждено вскрыть печать. Очень жаль, на самом деле. Потому что Уэстон хотел именно того, что они презирали, и все же он был "о, таким возвышенным" принцем.

Иногда мне хотелось отказаться от еды, когда я видела, как женщины заискивали перед его плакатом. И они заискивали. Однажды я не удержалась и сказала мимоходом:

— Оставьте это, дамы. Он получает удовольствие от убийств, а не от убитых любовью женщин.

Они ответили что-то вроде:

— Я бы заплатила монету, чтобы хотя бы попытаться забраться на него.

Тьфу.

Я жалела, что не сдержала рот на замке. Но иногда это брало верх — даже сейчас. Даже маленькая смерть не могла удержать это в узде.

Попрощавшись с Санни, после того как она, казалось, рассказала мне все подробности своей жизни и жизни ее матери, я откланялась.

Прогулка домой прошла без происшествий, потому что это было всего лишь на другой стороне залива. Дорогу освещали фонари, и я снова натянула капюшон, стараясь оставаться незаметной. Не было причин привлекать к себе внимание, если в этом не было необходимости. Я встретилась взглядами с парой Неприкасаемых, проходивших мимо меня в дозоре. Они были одеты в белое с головы до ног, только разрез открывал их глаза. Я знала, что они одевались так, потому что могли убить кого угодно, кроме своих, одним лишь легчайшим прикосновением.

По правде говоря, их присутствие, казалось, делало доки безопаснее, когда они находились поблизости. Возможно, у Максима были какие-то извращенные представления о продаже женщин, которые попадали под его — защиту, но его люди ни на шаг не выходили из строя. Никогда не причиняли вреда и не насиловали, как те налетчики, с которыми я сталкивалась.

Оставшаяся королевская гвардия должна была выполнять свои обязанности как обычно. У них не было выбора, даже если бы они хотели иного — не с армией Неприкасаемых в их среде. Но там была определенная враждебность. Сделали бы вы шаг от одного взгляда к другому, и вы почувствовали бы враждебность на своей коже.

Подойдя к большой деревянной резиденции Royal Affair — гордо именуемой самым шикарным борделем в Саути, — я миновала красную парадную дверь, обогнув здание налево и свернув в переулок. Я шла по нему, пока не добралась до задней двери. К сожалению, под рукой не было решетки, так что мне пришлось взобраться на штабель ящиков, немного попрыгать, пока я не смогла дотянуться до выступа оконной решетки и подтянуться.

Я с глухим стуком приземлилась на пол и замерла.

Но когда я не услышала ни звука, я повесила плащ на крючок у двери спальни, расчесала волосы, ущипнула себя за щеки и направилась из комнаты по коридору и деревянным ступенькам.

В центре дома находился большой каменный фонтан. В нем стояла обнаженная женщина, делом жизни которой было наливать воду из кувшина. Деревянные балки, красные ковры и удобные шезлонги были расставлены по всему открытому залу.

В зале было пусто, и, вздохнув и поняв, что опаздывала, я повернула направо, в столовую. Настенные бра засветились оранжевым, когда восемь пар глаз уставились на меня. Откинувшись на спинку стула, я проигнорировала пристальные взгляды, впившиеся в мою кожу.

— Ты опоздала, — сказала Агнес со своего места во главе стола.

— Да, я знаю. У меня месячные. Судороги, вот и все.

Кто-то издал вздох веселья, другой — недоверия, а третий — раздражения от того, что ему приходилось меня ждать.

— У тебя, должно быть, какая-то болезнь, раз месячные случаются трижды в этом месяце.

Я пожала плечами.

— Я нерегулярная.

За столом раздалось несколько смешков.

Агнес вздохнула. Когда я впервые услышала ее имя, то представляла себе суровую старую леди; на самом деле она была всего на десять лет старше меня, с волосами цвета красного дерева и сильно загорелой кожей.

— Если ты снова будешь вести себя — нерегулярно, мне придется уведомить начальство.

Я нахмурилась, но, зная, что не хотела такого внимания, сказала:

— Я чувствую, как все налаживается, пока мы разговариваем.

— Хорошо.

Хлопнула входная дверь, и Агнес издала раздраженный звук.

— Что теперь?

В комнату вошла женщина.

— Извините, что прерываю! Я знаю, что опоздала, но в последнее время у меня было не так уж много времени, чтобы заскочить к тебе, и я подумала, что зайду поужинать.

Не рядом со мной. Не рядом со мной.

Агнес выдохнула.

— Рядом с Каламити есть свободное место.

Я вздохнула.

— О, великолепно.

Действительно великолепно.

Все подождали, пока она устроилась, а затем начали прибывать тарелки. Похоже, морковный суп. Тьфу. Что бы я сейчас сделала ради настоящей еды.

Я обводила царапины на деревянном столе, ожидая, пока слуги закончили приносить наши тарелки, когда кто-то толкнул меня локтем в плечо.

Я вздохнула, поднимая взгляд.

— Что?

— Не собираешься поздороваться?

Я действительно не хотела этого, но чувствовала себя великодушной, поскольку Генри был дома в безопасности. Кроме того, если ты не мог победить их, тогда убей их рационально... или что-то в этом роде.

Итак, я согласилась.

— Привет, мама.