Дочь алхимика на службе у (лже)дракона

ГЛАВА 45 Родственные узы

Полуденный воздух накрывал пустынную Талисию жаркой волной. Он был настолько густым и тяжёлым, что дома, предметы и люди начинали расплываться перед глазами, если на них долго смотреть. Невзирая на зной, весь город собрался в тот день на улице перед главной церковью, чтобы приобщиться к творившемуся за её стенами действу. Всякий раз, когда оттуда доносился звон колокола, толпа в едином порыве падала ниц, возводя молитвы к небесам. Шёл третий час свадебной церемонии Динары – старшей дочери Хакима Мадиниара, грозного правителя Талисии – и Кобоса Савлия.

Кобосу и его будущему тестю непросто было скрывать приближение знаменательного события от многочисленных шпионов Лейса. Теперь же люди Тамира гнали лошадей из последних сил, чтобы донести новость Лейсу, тогда как брат его, благополучно приняв клятву будущей супруги, скрепив кровью договор с Хакимом и взаимно обменявшись традиционными церемониями, восседал теперь с молодой женой в трапезной зале талисийского дворца. Роскошь торжества восхищала неискушённых, столы ломились от угощений, а многочисленные полуголые танцовщицы отвлекали мужчин от важных разговоров, даруя сладострастные обещания. Окружённый изобилием шумного празднества, вниманием тестя, придворных и шустрых лакеев, которые то и дело наполняли его бокал вином, Кобос пил, как не в себя. Всё случилось и теперь единственным его желанием было забыться.

– Выпьем же за нового правителя Эгриси! – раздался в гуле веселья и смеха голос тучного и шумного Хакима. – Да будет твоё правление озарено светом солнца, блеском золота и драгоценных камней, стонами врагов и улыбками твоих прекрасных жён!

Множество рук в нарядных кафтанах взметнулись вверх, под оглушительный звон кубков и одобрительные возгласы их владельцев.

– Благодарю вас, дядя, – отвечал ему не в меру хмельной Кобос. – Теперь здесь наши общие земли, и для вас Эгриси с этого дня станет родным домом, где вам всегда будут рады.

– Талисия отвечает тебе тем же, мой дорогой, – Хаким пересел ближе к зятю и крепко обнял его, стреляя на племянника оценивающим взглядом по-азиатски узких крохотных глазок. – Мы с тобой стоим у истоков новой могущественной империи, Кобос, и я счастлив, что среди Савлиев нашёлся тот, кто сумел отринуть прошлое и понять, как это важно. Скажи, судьба твоего брата решена?

Кобос слегка поморщился, но всё же ответил:

– Моя мать занимается им. Совсем скоро он не будет представлять опасности.

– Зная Селену, я уверен, что это вопрос решённый. Признаюсь тебе, в детстве я её боялся, особенно когда две её няньки скоропостижно скончались после ссоры с ней.

Мужчина раскатисто засмеялся, тогда как Кобос нашёл в себе силы лишь на то, чтобы неискренне улыбнуться.

Гулянье затянулось до глубокой ночи. Молодую супругу Кобоса давно увели в покои, чтобы ожидала благоверного, тогда как сам новобрачный, с трудом переставляя ноги, побрёл туда же под утро, ни на что особо не надеясь. Ему нравилось его состояние. Впервые за последнее время захмелев до беспамятства, он не воспринимал себя как пешку в чужой игре. Он выполнил всё, о чём его просили, не лелея в себе имперских амбиций, а будь его воля – давно отказался бы ото всего. Это была чужая цель, цель алчной матери и её властолюбивого брата. Кобос знал, что и теперь от него не отстанут, но, по крайней мере, главный этап был пройден, а значит, можно было немного передохнуть.

В пьяном бреду юноша склонен был оправдывать себя и не видел теперь ничего зазорного в том, что Селена с пугающей лёгкостью сеет вокруг себя смерть, а от дяди вообще непонятно, чего ждать. И это оружие, о котором все говорят. Про него тоже лучше было не думать.

Кобос споткнулся на пороге своих покоев и чуть не упал, раскатисто выругавшись на дверь. Немного успокоившись, он прополз на четвереньках вперёд и тяжело повалился на пол в попытке подняться. При его состоянии вести себя тихо не получалось. Он шумно разделся, удивляясь тому, куда запропастились все слуги и почему узор на потолке плывёт перед глазами, а когда нетвёрдой поступью прошествовал в спальню, то не успел дойти совсем немного до брачного ложа. Что-то тяжёлое опустилось ему на голову, мгновенно лишив сознания. В следующую секунду оглушённое тело бесцеремонно выволокли из комнаты и потащили к лестнице.

Кобос очнулся в сыром подвале, разбуженный потоком ледяной воды, окатившим всё его тело. Лёжа на каменном полу со связанными за спиной руками, парень отчаянно взвыл, узрев прямо над собой зарешеченное окошко темницы.

– Где я? – обратился он к тени, которая, скрипнув пустым ведром, запирала тяжёлый замок камеры.

– Где надо, – рявкнул человек. – Теперь это твой новый дом, жених, привыкай.

Кобос с усилием подскочил на ноги и бросился к решётке, напирая на неё.

– Где Лейс? – заорал он вслед удаляющейся фигуре. – Я знаю, это его рук дело. Пусть ему доложат, что уже слишком поздно! Земли Талисии и Эгриси едины по договору между мной и Хакимом. Он ничего не сможет поделать с этим. Передай ему! Слышишь? Пусть сдастся по-хорошему и не доводит до греха! Для него всё кончено!

Тень остановилась в конце узкого тёмного коридора.

– Всё кончено для тебя, жених. Ты глупец, если думал, что халиф Хаким намерен делить с тобой власть. Благодари его за благодушие. Он мог бы предать тебя мучительной смерти, растянув лошадьми на четыре стороны или колесовав, но вместо этого ты здесь.

– Что ты несёшь?! – в отчаянии вскрикнул Кобос. – Я не верю! Дядя не мог так со мной поступить! Моя мать ему этого не простит!

– Он пожалел тебя исключительно из родственных чувств, жених. Советую сидеть тихо и беречь силы, чтобы было, чем от крыс отбиваться.

Тень противно расхохоталась, покидая застенки талисийской тюрьмы. Оказавшись в одиночестве, Кобос отчаянно взревел, падая на колени перед холодной решёткой и осознавая весь ужас собственного положения. Он не мог поверить, что всё это с ним. С ним, которого ещё вчера охаживали придворные, откармливали слуги, а полуголые танцовщицы обещали полные волнительной неги сладостные ночи. Хотелось забыться, но холодная, сырая и безжизненная правда не давала на то ни единой возможности. Продолжая сидеть, уткнувшись лбом в решётку, он не заметил, как в узком зарешеченном окошке под высоким потолком свет сменился тьмой, после чего потянулись мучительные дни, с каждым новым рассветом всё больше и больше приводя несчастного в отчаяние.