Тяжёлый металлический затвор раскатистым эхом разлетелся от пустых стен темницы. Прошло уже больше часа с тех пор, как Калли заперли здесь и оставили в окружении зарешеченных комнатушек, где такие же, как она, узники стенали, умоляли о воде и свободе, а иные завывали по-звериному, окончательно утратив человеческий облик. Прижавшись лицом к ржавой решётке, она с содроганием наблюдала за тем, как почти голого человека из камеры напротив, одетого лишь в изодранные лоскуты остатков одежды, и изувеченного многочисленными ранами, увели куда-то под его душераздирающие вопли. Ей не хотелось верить в происходящее, не хотелось принимать судьбу, но реальность была такова, что её обвинили в колдовстве и вскоре намеревались казнить.
Девушка тяжело осела на грязный пол, забывшись рыданием. Кто-то из соседей, видимо, окончательно лишившись рассудка, громко рассмеялся, указывая на неё чумазым пальцем.
Если бы Лейс не уехал, он бы точно не допустил такого. Он знал, что Каллиопа никакая не ведьма и, более того, догадывался, кто мог бы оказаться ею. Сомнений не оставалось: настоящая ведьма в сговоре с Аликой подбросила ей книгу и чудовищную куклу. Да и сама Алика вполне могла оказаться той самой злодейкой. Как бы то ни было, Калли уже ничего не могла изменить, а когда ощутила лёгкий приступ тошноты и прижала ладонь к животу, слёзы хлынули новым потоком. Она знала, что ждёт ребёнка и по злой иронии судьбы готовилась вскоре принять смерть на двоих. Она ничего не говорила Лейсу, чтобы не добавлять ему тревог перед и без того опасным походом, а теперь понимала – хорошо, что он ничего не знал. Лишь бы только с ним не случилось беды, лишь бы вернулся живым и здоровым, не к ней, конечно, но такой мужчина наверняка не станет долго горевать и сумеет найти ей замену. От одолевших разум мыслей захотелось наложить на себя руки.
Она сидела на грязном полу и смотрела перед собой невидящим взглядом, до онемения прижимаясь плечом к холодной решётке и не сразу заметила, что к ней приблизился солдат в сопровождении кого-то, чей облик был скрыт тёмным покрывалом.
– Встать, – приказал он. Но Калли даже не двинулась с места.
– Оставь эту грязную ведьму и выйди, – вступил в разговор знакомый неприятный женский голос. – Я позову тебя, когда ты мне понадобишься.
Каллиопа только теперь изволила поднять голову. Когда стражник покорно удалился, взору девушки предстала пара злобных тёмных глаз на спрятанном под покрывалом лице.
– Что вам нужно? – настороженно спросила она Селену.
– Не смей говорить со мной без дозволения, грязная ведьма! – рявкнула та. – Теперь я валиде – мать законного правителя Эгриси, и все вы, мерзкие черви, под моей властью.
Каллиопа отшатнулась и, тяжело поднявшись на ноги, скрестила взгляды с женщиной.
– Этого не может быть, – проговорила она. – Правитель Эгриси Лейс Савлий, и вы не его мать.
Селена злобно рассмеялась, наслаждаясь своим триумфом.
– Этот гадкий выродок больше не халиф Эгриси! Теперь мой сын Кобос повелевает здесь всем, и прямо сейчас он направляется сюда, чтобы принять власть. Твой муж настоящий безумец, если решил, что может тягаться со мной и моим братом – владыкой талисийских земель. Уверена, его хладный труп уже доедают шакалы где-нибудь в глухих лесах за пустошью.
Не выдержав её злорадства, Калли уткнулась лицом в ладони. Не знавшая жизни в подобных её проявлениях, она искренне не понимала, зачем всё это. Почему некоторые стремятся разрушать то, что не ими построено? Для чего столько крови, обмана и ненужных жертв? Она не желала верить в то, что Лейс мёртв, что, едва коснувшись их, зыбкое счастья покинуло обоих, и теперь всё рушилось, а отчаяние сменялось полнейшим безразличием.
– Я жалею лишь о том, что волос оказался не его, – проговорила Селена ей в спину. – И о том, что не видела мучительной смерти этого выскочки своими глазами.
Калли медленно обернулась, не веря ушам.
– Это вы, – проговорила она упавшим голосом, устремляя на женщину изумлённый взгляд. – Вы убили Мирену! Вы ведьма! И я из-за вас тут!
– Молчать! – рявкнула Селена, с трудом удерживая триумфальный смех. – Да как ты смеешь порочить честную женщину и обвинять её в собственных злодеяниях, мерзавка?! – она подалась вперёд и с наслаждением продолжила. – К твоему сведению, Диана могла бы жить и родила бы первенца моему сыну, после его коронации. Но тебе понадобилось разнюхивать то, что тебя не касалось. Я сразу раскусила тебя, гадина, в тот самый день, когда ты явилась в гарем.
С трудом сдерживая слёзы отчаяния, Калли простонала:
– Ваши обвинения абсурдны! Я ни в чём не виновата!
– Ты умрёшь завтра на рассвете, глупая девчонка, – оборвала её Селена. – И я этому безумно рада. Нечего было совать нос не в свои дела, тогда, может, я бы тебя пощадила. Признаюсь, мне жаль лишать сына столь занятной игрушки. Но что поделать, ведьма должна гореть на костре.
На последних словах во мраке сырого подвала Каллиопа отчётливо различила зловещую зелёную искру, промелькнувшую в тёмных глазах женщины.
– Никто и никогда не смел вставать у меня на пути, – прошипела она, подавшись ближе и почти просунув острый нос между ржавых прутьев. – А всякий, кто осмеливался, рано или поздно прощался со своей никчёмной жизнью. Мешать мне смертельно опасно.
Развернувшись с поистине царским достоинством, Селена зашагала к выходу из коридора, оставив девушку наедине с открывшейся ей страшной правдой. Смириться со всем после того, что она узнала, было почти невозможно, а потому весь оставшийся день Калли обессиленно металась по камере, ловя себя на мысли, что уже не столь крепко дружит с собственным рассудком. Так, наверное, сходят с ума от отчаяния, и как хорошо, что эта пытка не продлится долго. Растеряв последние силы, к вечеру она тяжело рухнула на нары и забылась некрепким сном.
Наутро, когда рассвет лишь занимался, ставший привычным раскатистый грохот железного засова разбудил девушку. Прямо перед лицом Калли оказалось два пыльных армейских сапога.
– На выход, – сухо произнёс вошедший солдат, опершись о длинную саблю.
***
Лейс был в ярости. Побросав поклажу и захватив с собой лишь самое необходимое, он вместе с небольшой частью войска отправился обратно в Эгриси обходными путями. Ему меньше всего хотелось скрываться, но его небольшую роту в пару десятков человек сотенная талисийская армия раздавила бы как горстку жуков. Путь оказался длиннее, чем ожидалось из-за необходимости петлять и прятаться, а когда конный отряд, наконец, приметил на горизонте крепостную стену родного города, а прямо перед ней войско, вооружённое несколькими чудовищами с огромными ковшами на изготовке, солдат охватила паника. Одна из дозорных башен уже была разрушена, а когда огромный снаряд вылетел из ковша второй громадины и сбил на две трети другую башню, вой отчаяния накрыл ряды всадников. Талисийское войско располагалось возле края бездны, которую все считали непроходимым препятствием, но, как оказалось, для оружия врага природный ров препятствием не был.
Отчаяние охватило не только солдат. Лейс впервые за время командования армией, не знал, что ему делать, не понимал, как помочь людям. Отдалённые вопли перепуганных горожан уже доносились до их ушей, но всякий раз, когда новое ядро немыслимых размеров неслось к стене и ударялось об неё, грохот разрушения заглушал все остальные звуки.
Лейс не выдержал этой пытки. Не думая ни минуты о том, что в одиночку ему не одолеть врага, правитель кинулся вперёд, призывая солдат за собой. Они повиновались. Наблюдая за тем, как на глазах рушился родной город, каждый из них осознавал, что ему больше нечего терять. Лихая конница успела сократить расстояние с противником вдвое, тогда, как всем им разом пришлось остановиться. Неожиданно из-за полуразрушенной стены, раскинув могучие крылья, прямо на врага вылетел красный дракон.