Долг Короля

Глава шестая, в которой король делает ход конем, а Рин узнает правила игры

I keep running and rushing to catch a clue

To the mystery of your dark heart

I could never have known

From the signs I was shown

That the game was rigged from the start

(Miracle of Sound, Sweet L.A.)

— Знаешь, я удивлен, — тихо промолвил Фрис. Анхельм дернулся от неожиданности и едва не упал, все тело невозможно затекло. Еще бы — сидеть в одном положении часа четыре! Герцог вытянул длинные ноги и стал растирать их. Кровь прилила, в пальцах тут же закололи тысячи иголок.

— Что тебя удивило? — спросил он, вглядываясь в темноту за окном. Фрис покачал головой и усмехнулся.

— Однако… У тебя есть яйца.

Анхельм подавился воздухом и недоуменно уставился на келпи.

— Ты не побоялся даже ударить меня. Сдержал свое обещание. Молодец. Растешь на глазах.

— О боги… — герцог только головой покачал. — Вы с Рин дурно на меня влияете. Я был тихим и спокойным человеком, теперь погляди в кого превратился. В неврастеника! Еще пару лет такой жизни и лягу в могилу от сердечного удара.

Келпи протянул руку и встрепал Анхельму шевелюру.

— Еще пару лет такой жизни, — сказал он, — и я окончательно сойду с ума.

— Эта женщина нас доведет до ручки.

Анхельм поднялся и оглядел беспорядок, наведенный Фрисом. Тут и там лежали перевернутые предметы мебели, на полу оставались лужицы воды. Роскошный кожаный диван разбух и покосился, с него обильно текло. Анхельм сел на стол и тяжело вздохнул.

— Признай: Кастедар помог Рин.

— Мы еще не знаем этого наверняка. Он также мог уничтожить все, что я взращивал в ней столько лет.

Анхельм не ответил. Герцог подошел к дверям и прислонился ухом, пытаясь расслышать хоть что-то.

— Там никого нет, — ответил Фрис, поспешно одеваясь в то, что принесла ему принцесса, и объяснил в ответ на вопросительный взгляд: — Я же чувствую присутствие других. Там никого нет. Зато вот сейчас сюда поднимаются пять человек.

— Кто? Что?

Герцог обернулся и увидел, как по коридору к ним идут пятеро мужчин в черных костюмах. Он растерянно взглянул на Фриса, тот пожал плечами и поднялся.

— Вы герцог Танварри? Анхельм Вольф Танварри Ример? — спросил один из пришедших. Анхельм кивнул. — Вас вызывают во дворец. Его величество вернулся и желает видеть вас. Нам приказано доставить вас к нему.

— Подождите, я не могу отсюда уйти сейчас… Мой друг тяжело ранен, я жду, когда меня пустят к нему.

— Господин Эфиниас велел передать вам это, — мужчина протянул ему конверт. Анхельм распечатал и прочитал:

«Ваша светлость!

Информирую Вас о том, что операция по восстановлению памяти госпожи Рин Кисеки проведена успешно. Повреждения организма (многочисленные пулевые ранения) полностью вылечены. Ввиду перенесенной общей анестезии в ближайшие сутки Рин не очнется.

У Вас есть важное дело, о котором Вы обязаны переговорить с Его Величеством, поэтому прошу Вас безотлагательно направиться во дворец.

Приношу глубочайшие извинения за доставленные неудобства и волнения.

С уважением,

государственный советник Левадии по особым делам,

Кастедар Эфиниас».

Анхельм протянул письмо Фрису. Келпи прочитал и посмотрел на Анхельма, нахмурив брови.

— Мы едем, — сказал герцог. Фрис кивнул и поднялся.

Спустя несколько минут они сидели в макине, а через пару часов герцог уже вошел в свои покои, чтобы принять ванну и переодеться. Негоже было являться к Илиасу в таком плачевном виде.

Анхельм стоял под струей воды и проворачивал в мыслях все, что мог сказать о проблеме с кристаллом. Хотя вода была очень горячей, он никак не мог согреться. Мурашки бежали по спине, как только он пытался представить, какую цену назовет Илиас за оказание помощи. Герцог не раз размышлял об этом в дороге, и все его мысли сводились к одному: король Левадии потребует поделиться землями. Скорее всего, он захочет Шаберговы острова или новые земли, которые они найдут в экспедиции. Возможно, колонию в Квато, ведь там богатые никелевые руды. Но самое худшее состояло в том, что после переворота Анхельму выпадет честь назвать наследному принцу цену, за которую он получил трон. Боги свидетели — он предпочел бы не связываться с отпрыском Вейлора вообще. Если кровь отца взяла в нем верх, то на троне будет сидеть вспыльчивый, жесткий и мстительный человек. Если сын пошел в мать, то он будет добрым, честным, но слабохарактерным. Дядя сказал, что принц достойный человек… Туманная характеристика, но, зная дядины критерии, можно с вероятностью процентов в девяносто предположить, что принц похож на отца. Удивительно, как это Анхельму раньше в голову не приходило спросить о принце? Вспоминая беседы с Орвальдом, Анхельм пришел к выводу, что дядя уводил разговор в другое русло всякий раз, как они подходили близко к этой теме. Вот же хитрец… Нужно чаще прислушиваться к Рин, когда она говорит что-то о людских качествах.

Анхельм выключил воду и стал собираться. Прическа, парфюм, костюм, часы… Сколько-сколько времени?! Пять утра? Отлично, за двое суток он спал всего час.

У дверей комнаты его уже ждали дворецкий и переодетый Фрис. Дворецкий проводил их в рабочий кабинет Илиаса, подал кофе, корзиночки со свежими ягодами и ушел.

— Мне обязательно присутствовать при вашем разговоре? — спросил Фрис. Анхельм кивнул. Они сидели молча еще долгое время, Илиас все не приходил. Чтобы успокоить нервы, герцог поднялся, обошел комнату и остановился у книжного шкафа. Бегло осмотрев названия на корешках, он взял с полки книгу «От общины к мировому сообществу» и стал листать.

— Хорошая книга, — донесся до него глубокий, звучный голос. Анхельм обернулся и увидел того, к кому ехал долгих полтора месяца. Илиас был высоким и мощным мужчиной сорока двух лет. Его крепкая фигура, статная осанка и походка выдавали в нем человека уверенного в себе, напористого и твердого. Широкая квадратная челюсть, раздвоенный сильный подбородок, крупный нос с горбинкой делали его облик мужественным и благородным, но нисколько не грубым. Живые ясные глаза светились недюжинным умом, и даже их выражение показывало характер прирожденного лидера, каковым Илиас III Левадийский с удовольствием являлся двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

— Брат! Наконец-то! — воскликнул Анхельм, подходя к нему и обнимая.

— Кажется мне или ты вырос еще больше за эти пять лет что мы не виделись, Анхельм? Смотри-ка, на целую голову меня перемахнул! Ха-ха! Наконец-то ты добрался!

— Прости, что заставил тебя ждать! Произошли некоторые… непредвиденные трудности.

— Да-да, Кастедар уже рассказал. Ты не представишь мне своего друга?

Фрис подошел ближе и вгляделся в глаза Илиаса. Загадочно хмыкнул.

— Фрис. Полагаю, остальное говорить без нужды, вам уже все известно.

Илиас усмехнулся и протянул руку. Келпи несколько удивленно взглянул на нее, но крепко пожал.

— Вы потрясающе догадливы. Впрочем, как и положено духу. Мое имя Илиас. Без регалий и величеств, я этого терпеть не могу.

Фрис ничего не ответил, но на лице его было написано, что он и не собирался начинать церемонии. Илиас сел в кресло с высокой резной спинкой и деловито подтянул к себе чашку с чаем.

— Ну, Анхельм, расскажи, как твои дела? Нет-нет, погоди! Что происходит в Соринтии — я и так знаю, меня интересует твоя личная жизнь.

Анхельм немного растерянно рассмеялся.

— Да ничего особенного…

— Я бы тебе поверил, но кое-кто, кого ты назвал ничем особенным, сейчас лежит в больнице у Кастедара, а вечером разнес мне церемониальный зал. Рассказывай, что у тебя с Рин Кисеки? Если бы не мы с Кастедаром, быть ей за решеткой, так что я имею право узнать историю из первых рук.

— Так ведь Кастедар тебе все рассказал? — пожал плечами Анхельм.

— Нет, брат мой, Кастедар обладает хорошей чертой не распускать сплетни. Он высказался довольно туманно, что, мол, вас связывают прочные узы. Надеюсь, не брак? Ты же не женился на ней, а?

— Нет, не женился. Ничего у нас с ней нет, кроме моих безответных чувств.

Глаза Илиаса на мгновение расфокусировались. Он задумчиво закусил губу, а затем его лицо озарилось догадкой.

— Полагаю, только потому, что она очень тебя боится.

— Интересная точка зрения, — заметил Анхельм.

— Но надо же! Найти Рин Кисеки! Да, удовольствие дорогого стоит. Как же ты ее поймал?

— Я не ловил, она сама пришла. Оказывается, все это время она работала на меня, на сообщество, а я о ней и не знал. Дядюшка от меня ее десять лет прятал.

— Орвальд… Ах он старый хрыч! Как поживает?

— Твоими молитвами.

Илиас рассмеялся.

— Вот уж за чье здоровье я не молюсь, так это за его. Этот всех переживет. Ну что ж… Ты знаешь, зачем я попросил тебя приехать, верно?

Добродушная улыбка Анхельма погасла и превратилась в напряженную.

— Знаю.

— Ну что смотришь на меня волком? Говори.

И Анхельм сказал, не тратя время на длинные предисловия:

— Илиас, как ты мог? Неприкрыто лгать мне в письме, что тебе известно совсем немногое, связаться с демоном… Да еще с кем! Демон Смерти!

— Анхи, если бы ты оказался в той же ситуации, что и я, тогда бы понял, как я мог с ним связаться.

— Чем он тебя взял за горло, скажи мне? Мы можем от него избавиться хоть сейчас. Верно, Фрис?

Келпи промолчал, только щекой дернул. Илиас перестал улыбаться, его лицо стало задумчивым и серьезным.

— Моя беременная жена Александра спускалась по лестнице, на последней ступеньке поскользнулась, упала на спину и сломала позвоночник и кости таза… Результат — полный паралич. Девятый месяц беременности. Падение спровоцировало роды, а родить Александра сама не могла. Врачи только развели руками и сказали, что можно попробовать сделать сечение и достать ребенка, но мать умрет. Я думал, что потеряю обеих женщин, которых люблю больше всей жизни. Когда я уже был готов наложить на себя руки от горя, появился Кастедар и сказал, что может спасти их.

— И ты согласился…

— И я согласился. Это была последняя надежда, счет шел на часы! Я не знал тогда, кто он такой. Он забрал полумертвую Александру, а привез мне живых и совершенно здоровых жену и дочь. Я сказал, что заплачу ему по-королевски, но он не взял никаких денег. Ничего. Он приходил каждый день, чтобы проверить, как поживают Аля и Фиона, давал советы и приносил свои лекарства. Однажды Кастедар обмолвился, что хотел бы открыть клинику, чтобы люди по-настоящему могли оценить, что такое жизнь, как она ценна, и как сильно нужно за нее бороться. И я дал ему то, что он попросил. Долгие годы он возрождал в людях надежду, ставил на ноги парализованных, дарил разум безумцам. Не нужно думать, что Кастедар — само зло. Люди любят его, по-настоящему любят, Анхельм. А я всей душой благодарен. Он — член моей семьи настолько же, насколько и Фиона, и Александра.

— Как он стал государственным советником по особым делам? — Анхельм протянул письмо Кастедара Илиасу.

— Я назначил, как еще? Я очень высоко ценю его помощь, поддержку и идеи. Анхельм, у тебя не получится доказать мне, что Кастедар плохой. И ты сам знаешь, что это не так.

— Конечно, он не плохой, — фыркнул Фрис. — За все годы существования он даже не убил никого, в отличие от меня, например. Он всего лишь добивается уничтожения нашего мира, а так он… Как это говорят? Отличный парень, мухи не обидит.

— Когда-нибудь всему должен приходить конец, и мир не исключение, — ответил Илиас наставительно, и келпи сразу наградил короля особенно уничижительным взглядом.

— Жизнь — это удивительная сказка, а любая сказка должна заканчиваться, — Илиас смягчил тон, и Фрис пожал плечами. — Да, я не могу оценить всю величину, масштабы замыслов Кастедара, ведь я всего лишь человек. Но я могу с уверенностью сказать, что в ближайшие пять столетий грядут грандиозные перемены, которые затронут все человечество. Приятные перемены. И ты, Анхельм, встанешь у истоков, будешь тем, кто начнет осуществлять их.

— Илиас, я приехал сюда решать конкретную проблему. Кристалл…

— Кристалл — лишь одна из проблем, которые я хотел обсудить с тобой, — Илиас приостановил Анхельма жестом. — Как ты уже понял, я хорошо осведомлен о происходящем. Кристалл вывезен за Драконьи горы, в пустынные земли, так?

— Пустынные земли? — переспросил Анхельм.

— Холодные песчаные дюны, — подтвердил Фрис. — Никакой воды, а значит никакой жизни.

Анхельм окинул келпи странным взглядом и спросил у Илиаса:

— Как ты хочешь нам помочь?

— Я сказал, что предоставлю помощь, и ее предоставлю. Дня через три-четыре, когда Рин Кисеки поправится, мы вместе отправимся в святая святых Левадии, город Льяго. У меня есть кое-что, на чем войска смогут беспрепятственно попасть в пустынные земли. Духи найдут кристалл, а войска его уничтожат. Кастедар будет помогать. Фрис? Что насчет вас? Вы в деле?

Келпи долго молчал, прежде чем ответить.

— Я в этом деле уже тысячи лет. Сдается мне, вы ничего не знаете о пророчестве.

— Пророчество, согласно которому появится Наследник вельмингов, возродит исчезнувшую богиню Жизни и уничтожит легендарного Хранителя Анарвейда, которым является кристалл? Кастедар рассказал мне, да. Только, простите великодушно, ко всей этой истории я отношусь довольно скептически. Не вижу смысла тратить время на убеждение людей в том, что существует некая богиня Жизни, ломать вековые религиозные традиции. Сиани и Инаис не простят нам отступничества, а мы можем победить Анарвейда и без этого!

— Меня не покидает ощущение, что вы совершенно не понимаете, в чем оказались замешаны.

— Фрис, моя правая рука — демон Ладдар, которому открыто будущее. Я верю ему.

— Вы хотя бы знаете, зачем конкретно нужно уничтожить Анарвейда?

— Я знаю, что Ладдар действует по воле богов. Стало быть, это воля богов, разве это не так?

— Ладдар сказал вам, что боги хотят уничтожения Анарвейда, и это правда. Подтверждаю. Понятия не имею, зачем им это нужно, но раз они боги — им виднее. Но Альтамея? Хотела ли она того же — для меня загадка. В том-то все и дело.

— Кастедар сказал, что хотела. Когда она умирала, оставила пророчество…

— Его не было рядом, когда она исчезала! — внезапно взъярился келпи, глаза его блеснули опасным огнем, и все тело на мгновение охватило синее пламя. Впрочем, он почти сразу же взял себя в руки, увидев испуганный взгляд Илиаса. — Только я один знаю, что предсказала Альтамея. Она предсказала, что однажды явится Наследник вельмингов, который спасет мне жизнь и поможет мне возродить ее в этом мире! Вернуть ее телесную оболочку. Об Анарвейде она не говорила ни слова.

— Но сами Творцы хотят его уничтожения! Как мы можем противиться их воле?

Фрис помолчал некоторое время, глядя сурово в глаза Илиаса.

— Вы не понимаете, — уронил он. — Не вполне понимаете роль великих Хранителей в этом мире.

— Кастедар объяснил, и я вполне разобрался, что к чему. В то время, когда они существовали, люди рыли землю палками и питались ягодами с кустов, да корешками, а жили в лачугах, крытых звериными шкурами и сеном. А мир был полон тварей, которые мечтали о том, чтобы пообедать нашим человеческим мясом. С уничтожением Хранителей мы перешли от палки к лопате, от корешков и ягод к изысканным блюдам, а от лачуг к дворцам. И знаете что? Мне это нравится. И остальным людям тоже нравится. Кастедар рассказывал, что вам по душе такое полудикое существование, но вы-то волшебный дух. Люди не смогут жить так снова.

Фрис внезапно рассмеялся.

— И вы уничтожаете последнего Хранителя ради того, чтобы мир развивался, шел вперед, но сами не знаете куда. Вы ведь действительно не знаете! Ладдар наобещал вам Луну с неба и звезд мешок, не сомневайтесь, он вам их даст. Только есть и другая сторона: ваше людское неуемное стремление к развитию, ваши амбиции и алчность губят в вас гармонию, единство с природой мира, разрушают ваши жизни. Ваши сердца более не полны любви. А любовь — краеугольный камень всего сущего. Вы, люди, предаете любимых ради короны и славы, ради богатств и прочих выгод, забываете, разочаровываетесь, и тем самым сами рушите свой мир. Откажитесь от корон и дворцов, откажитесь от материальностей, и вы увидите, как быстро к вам придет самое удивительное — жизнь и любовь. Не откажетесь — ваш мир рухнет.

— Сейчас я все брошу и стану жить в пещере, чтобы обрести то, что у меня и так есть! — язвительно выплюнул Илиас. — Люди по-прежнему влюбляются, женятся, любовь не исчезла, не утрируйте. Я живу реальностью, моя реальность — вот она, за этим окном! И она говорит мне действовать, а не садиться сложа руки и ждать, когда премудрые духи решат за меня. Вы сами-то, Фрис, знаете, для чего боретесь с Анарвейдом?

— А с чего вы взяли, что я борюсь с ним? — фыркнул Фрис. — Я борюсь не с ним, а с Ладдаром, который ведет мир к гибели. Я — один из хранителей, сильнейший из духов, и я всегда противостою ему. Это моя суть, мой рок. Вы же знаете, что Ладдар преследует собственные цели, которые в корне расходятся с тем, чего желаете вы, но все равно продолжаете следовать за ним. Что же, это ваш выбор. У меня есть свои причины помогать вам, но я их не раскрою. Что до вашего вопроса… Да, я в деле.

Илиас долго молчал. В конце концов он потряс головой и обратился к Анхельму:

— Оставим лирику и философию за порогом этой комнаты и вернемся к вопросу о том, как нам бороться. Анарвейд существовал тысячи лет назад, когда человек не знал оружия серьезнее меча. Когда он мог передвигаться лишь на своих двоих или оседлав лошадку. Анарвейд не знает о том, чего люди добились за эти годы. Мы сыграем на его невежестве.

Фрис только закатил глаза и тяжело вздохнул.

— Я не вижу здесь одной персоны, без которой этот разговор чуточку неполноценен. Где же наш разлюбезный чешуйчатый?

— Чешуйчатый? — не понял Илиас.

— Только не говорите мне, что ни разу не видели, как он в гневе покрывается чешуей и забавно шипит, словно ящерка? — удивился Фрис, подаваясь вперед.

— Видел, конечно. Но таких эпитетов к нему не подобрал. Кастедар, наверное, в клинике, ухаживает за Рин.

Келпи скептически взглянул на него и замолк. Анхельм встрепенулся. Вся эта беседа, которую вели Фрис и Илиас, показалась его сонному сознанию слишком сложной, и он был уверен, что упустил какую-то важную деталь.

— Фрис, ну-ка подожди! — притормозил его Анхельм. — Объясни мне: так мы можем обойтись без возрождения Альтамеи?

— Нет, конечно, — келпи пожал плечами. — Я же сказал, что Анарвейда не победить ни одним человеческим оружием. Альтамея, по-твоему, просто так отвела для девчонки роль Наследницы?

— Прости, но я своим человеческим мозгом не могу охватить всю глубину идеи, которая разрабатывалась мудрейшими духами вроде тебя. Поясни.

Фрис вздохнул еще тяжелее, и его вздох выражал степень того, насколько ему надоело объяснять.

— Да нечего тут рассказывать. Девчонка — Наследница Альтамеи. Однажды она возродит ее к жизни, а затем… Скорее всего, рванется мстить и сойдется с Анарвейдом на одной дорожке. Из боя выйдет живым только один, и, скажу тебе без обиняков, едва ли это будет Анарвейд.

— То есть у Рин есть что-то такое, что может помочь ей победить? — уточнил Анхельм. Вроде бы Фрис говорил все довольно простыми словами, но до него с трудом доходил их смысл. Словно было что-то такое, что не вязалось в одну историю. Где-то было противоречие, но он его не мог понять.

— Есть. Сути этого я тебе не объясню, ты сам увидишь.

— Скажи, пожалуйста, а Рин об этом знает?

Фрис обернулся к нему и посмотрел в глаза.

— Нет. И я очень надеюсь, что и не узнает. Если ты понимаешь, о чем я говорю, — взгляд келпи на мгновение блеснул холодком и угрозой, но Анхельм не испугался. До него вдруг дошло, что келпи по-крупному обманул их.

— То есть, ты прикинулся, что не знаешь о возрождении Анарвейда, специально рассказывал Рин сказки об Альтамее? Ты прикинулся, что Ладдар — наш злейший враг? Вы двое разыгрывали театр двух актеров для двух зрителей! И все это, чтобы разбудить в Рин чувство противоречия и желание делать наперекор всем предупреждениям, так? Ну и шельмец же ты! Нет, ты даже не шельмец… Ты…

— Я знаю, что девчонка справится, — келпи оставался спокойным.

— Фрис, ты лгал нам!

— Я не лгал! — ответил он. — Ладдар вам не друг никакой, и это факт. Я же не говорил вам всей правды, так как знаю, с чем вы справитесь, а с чем нет. Я знаю, когда и что нужно говорить. А ты… Ты все еще помнишь, какое обещание дал мне?

— Помню. А еще я прекрасно помню, какое обещание дал Рин.

— О! Какое же? — притворно удивился Фрис.

— Защитить ее, — процедил герцог. Келпи опасно ухмыльнулся.

— Слабый не может защитить сильного. Прежде чем обвинить меня во лжи, вспомни, сколько раз я своей «ложью» спасал вам обоим жизни? То-то же, — хмыкнул Фрис и добавил после недолгого молчания:

— Не пытайся соперничать со мной, мальчик, ты не моего уровня. Что дозволено ей — то не дозволено тебе.

Анхельм отвернулся от него.

— Не трать слова, — тихо ответил герцог. — Это я и без тебя знаю. Но ты мне тоже кое-чем обязан, не забывай.

— Ваше блондинейшество, — вдруг обратился к нему Фрис странным опасно-ласковым тоном. — Вам предложили помощь. Нужно сделать выбор: принять ее или отвергнуть.

Лицо Анхельма стало каменным.

— Что-то совсем не выходит у нас разговор, — признал его величество, серьезно глядя на них. — Думаю, нам нужно хорошенько позавтракать. У всех нас вчера был тот еще денек, и ночь выдалась тяжелая… Кстати, кто-нибудь из вас знает, почему Фиона пришла домой мокрая с головы до ног, заперлась в комнате и никому не отвечает?

— Кое-что произошло, но я уже извинился перед ней за это. Она очень помогла мне и из-за этого сильно устала. Это была та еще ночка… Думаю, ей просто нужно выспаться, — поспешил сказать Анхельм. — Илиас, я поражен до глубины души ее характером и воспитанием. Она умница и мудрая девушка. Не каждому отцу удается воспитать такую дочь.

Илиас бросил на Анхельма хитрый взгляд и чуть заметно улыбнулся. Король подошел к странному черному ящичку, стоявшему на столе, снял с него еще более странный изогнутый предмет, похожий на трубочку с двумя широкими круглыми концами, один из которых подсоединялся к ящику длинным шнурком и покрутил ручку сбоку ящика.

— Андреас, принеси нам хороший завтрак. Да-да, горячее тоже, — сказал Илиас и положил предмет на место. Анхельм удивленно посмотрел на него.

— Это… Неужели то самое… — начал он.

— Да-да, то самое волшебное средство связи, о котором жужжит весь мир, но которое есть только у нас. Никакого волшебства, чистая техника. Называется «телефон». С хонклетского языка «теле» — далекий, «фон» — голос. В Левадии эта штучка скоро будет в каждом доме. Этот, — Илиас похлопал по коробочке, — текущая модель, но мои инженеры разрабатывают более удобный и симпатичный вариант. Однажды мы обойдемся даже без проводов. Я мечтаю о временах, когда мы сможем носить телефон с собой, чтобы иметь возможность связаться друг с другом в любой момент. А как эта штука поможет в вооружении! Только представь себе, сколько открытий она подарит нам!

— Да, — задумчиво ответил Анхельм, невольно представляя, какие перспективы открывает изобретение. — Тебе не кажется, что это опасно?

— Почему это опасно?

— Что будет, если это попадет в руки к врагу?

— Анхельм, Левадия уже триста лет не вела войн, и я собираюсь сделать так, чтобы больше и не пришлось.

— Это, прости, каким же образом?

— Об этом я расскажу тебе сразу же, как только мы съедим наш завтрак, — кивнул он на дверь. Анхельм обернулся и поприветствовал кивком дворецкого. Спустя пару минут король, герцог и волшебный дух сидели за столом и завтракали овсяной кашей, яичницей и круассанами с шоколадом.

— Ты недооцениваешь пользу овсянки, Анхельм, — говорил Илиас.

— Я ее с детства терпеть не могу, — передернулся Анхельм. — Мама варила мне кашу каждый день, причем она обязательно получалась жидкая и соленая. Расскажи мне, что ты имел в виду, когда говорил, что Левадия больше не будет вести войны?

— Доешь, мы не спешим, — ответил он непреклонно. Анхельм терпеливо вздохнул и допил кофе одним глотком. Илиас спокойно завтракал, келпи тоже не выражал никакого беспокойства. Один Анхельм чувствовал себя, как на иголках. Ощущение было сродни тому, какое возникало у него во время игры с дядей в «Око судьбы». Сейчас он сделает неверный ход, и его империя падет. Герцог напряженно обдумывал цвета, которые подошли бы каждому из участников. Илиас хранит тайну, он — черный Король. Фрис — черный Всадник, без сомнений. Его поступки нелогичны, непонятны и запутанны, как и искривленные ходы этой опасной фигуры. А кто же он сам? Белый Генерал?

— Анхельм, прежде чем мы перейдем к основной теме нашего разговора, — начал Илиас, — попробуй описать мне, какие ты видишь наш мир спустя пятьдесят лет, сто, двести?

Анхельм отложил вилку.

— Ты озадачил меня. Рядом с тобой демон, которому открыто будущее. Ты же лучше меня знаешь, что будет. Зачем тебе мои фантазии?

— Не кивай на Кастедара. Я хочу, чтобы как раз сейчас ты пофантазировал.

Анхельм задумался на пару минут, а затем уверенно ответил:

— Я хочу, чтобы люди в мире никогда не голодали. Чтобы дети не видели насилия и убийств. Я хочу, чтобы в мире не было армий, чтобы они никому не были нужны. Мир во всем мире. Я хочу, но это нереально. Каким я вижу мир через пятьдесят лет? Я хочу, чтобы каждый имел образование, и я положу все силы, чтобы добиться этого. Я хочу, чтобы каждый ребенок умел читать, писать и говорить как минимум на двух языках. Кстати, о языках! Я хочу разработать один общемировой язык, который позволит людям разных стран свободно общаться друг с другом.

— Ты говоришь о том, чего ты хочешь. Скажи о том, что будет в реальности, по твоему мнению.

— Ты спрашиваешь слишком сложные вещи. Я не знаю. Я не могу предположить теперь даже завтрашний день, не говоря уже о столь далекой перспективе.

— Просто попытайся.

Анхельм покачал головой, думая, что это совершенно пустой разговор. Келпи заинтересованно смотрел на него, Илиас тоже не сводил с брата испытующего взгляда.

— Хорошо. Через пятьдесят лет в каждой стране появится сеть железных дорог. Люди смогут беспрепятственно ездить куда угодно. Человечество откроет карту всего мира, все земли будут исследованы. У нас появятся макины, которые будут ездить еще быстрее. Мы перестанем эксплуатировать лошадей. Весь мир станет быстрее. Мариней и Арания отменят рабство. Через сто лет мы полетим в небо. Мы освоим его и встанем наравне с драконами. Через двести лет мы отправимся выше неба, в космос, к звездам. Мы откроем другие планеты и заселим их. Наш мир будет процветающим и спокойным. Все. Больше я не знаю, что сказать.

Илиас молчал некоторое время, а затем спросил:

— Я хочу знать, ради чего ты добиваешься власти? Зачем тебе нужен трон?

«В политике, когда ты не знаешь, на какую позицию отступить, как увернуться от каверзного вопроса равного тебе по силе противника, — нападай. Если ты солжешь оппоненту — он быстро прикончит тебя. Удиви его и скажи правду», — наставлял его дядя. Анхельм понаблюдал за Фрисом. Келпи выглядел серьезным и напряженным, взгляд его метался от Анхельма к Илиасу. Герцог ответил со всей откровенностью.

— Мне трон не нужен. Я никогда не хотел быть императором и не буду им. Я — запасной вариант на случай чего-то непредвиденного, — говорил он, наблюдая, как Илиас изменился в лице. — У императора есть наследник. Он скрывается, чтобы члены других герцогских семей не подослали к нему убийцу. А я отвлекаю от него внимание, поэтому дядя приставил ко мне Рин в качестве охраны. Боюсь только, что по возвращении он сменит мне охранника. Мы здорово набедокурили, и мне почти нечем оправдать то, что случилось из-за моей импульсивности.

Илиас долго молчал. Анхельм чувствовал, как он мысленно взвешивает правдивость слов брата. На его губах играла напряженная улыбка, он разглядывал остатки завтрака в своей тарелке, словно надеялся, что они подскажут ему правильное решение. Анхельм почувствовал, что вышел из игры. Но когда взгляд темно-серых глаз Илиаса обратился к нему, он запаниковал. То был взгляд льва, загнавшего добычу в угол.

— Так ты ничего не знаешь, — медленно проговорил Илиас. — Старина Орвальд ничего тебе не рассказал.

— Не рассказал чего? — тихо спросил Анхельм.

— Ох… Я даже не уверен, что могу открыть тебе такой секрет.

Черный Король сделал ход.

— Расскажите ему, — вдруг сказал Фрис. — Он должен понять свою роль в этом мире.

— Драконы вас задери, что я должен знать?! — запаниковал Анхельм, поднимаясь. Илиас и Фрис схватили его за руки и усадили на место.

— Правду, которую от тебя скрывал твой дорогой дядюшка, — сказал Илиас и, тяжело вздохнув, продолжил: — Ты родился шестого августа три тысячи девятьсот восемьдесят четвертого года. Двадцать пять лет назад.

— Что для меня не новость, — добавил Анхельм.

— Почти год спустя, первого июня восемьдесят пятого года Вейлор Седьмой Соринтийский отрекся от тебя, своего сына и законного наследника. Официально было объявлено, что у тебя неизлечимая болезнь крови, и ты не выживешь. Тайный советник императора Орвальд Бернан Танварри Ример, по просьбе своего брата Вейлора, тайно вывез тебя из дворца и якобы поселил в крестьянской семье. Но на самом деле отвез к своему брату, у которого только что умер ребенок. Римеры растили тебя как своего родного. Тебя с самого детства готовили к роли императора. Ты единственный наследник, Анхельм. Все россказни Орвальда о каком-то принце — сказки.

Невидящим взглядом уставился Анхельм на брата.

— Этого просто не может быть, — прошептал он. Бедный герцог сидел ни жив ни мертв. Слова Илиаса не проникали в его сознание, как и тогда, когда Кастедар сказал, что у Рин не в порядке с головой.

— Этого не может быть, — повторил он шепотом, но постепенно понимал, насколько бессмысленны его слова. Анхельм не мог пошевелить губами и даже вздохнуть. На мгновение у него помутилось перед глазами, руки вдруг ослабли, он бессильно уронил их на колени. Его вдруг всего затрясло, горло сдавило, в голове стало пусто, звонко, шок так потряс его, что Анхельм откинулся на спинку кресла и стал бессильно сползать. Фрис схватил его за руку, и он почувствовал, как в его тело вливается бурным пьянящим потоком Сила. Стало немного легче, дрожь ушла из ног.

— Я не верю, — выдохнул Анхельм, — скажи, что ты пошутил! Скажи, что все это неправда!

Илиас тяжело вздохнул.

— К сожалению или к счастью, но это правда. Орвальд скрывал это от тебя, так как не был уверен, что ты сможешь хранить правду. Но ты повзрослел, Анхельм. Пора принять свой статус и обязанности.

Анхельм не смог усидеть. Он вскочил и стал ходить по комнате, то потрясая руками, то вцепляясь в волосы.

— Боги, что вообще происходит?! Почему все так вышло? Может быть, это просто дурной сон? Я проснусь, и все исчезнет? Я не могу… не могу поверить. Я не наследник… Мои родители погибли пятнадцать лет назад!

В этот момент он страшно позавидовал Рин, которая потеряла память.

— Анхельм… Прости, что сваливаю тебе такие новости, словно снег на голову. Правда, прости. Но ложь Орвальда зашла слишком далеко. Пора действовать. У нас есть силы для действий. И у нас есть цель. Я не просто так задал тебе вопрос о том, каким ты хочешь видеть этот мир…

— Илиас! Да дай ты мне хоть пару минут понять, что происходит! — воскликнул Анхельм, оборачиваясь к брату. — Боги! Я же не чурка деревянная! Вам в голову приходило… Как вы вообще… поступаете со мной?!

В этот миг из головы герцога улетучились все изящные выражения. Теперь он понимал, почему Рин ругается, как сапожник. Потому что когда с тобой поступают таким образом, когда задевают твои чувства, когда выворачивают наизнанку все, чем ты жил, искажают твою реальность, — хочется только одного: послать всех непечатными словами. Что он незамедлительно сделал. Лицо Илиаса вытянулось, а келпи закрыл глаза и издал короткий смешок.

— Не смейте! Не заставляйте меня переживать смерть моих родителей еще раз! — вскричал он гневно и вышел из кабинета, хлопнув дверью. Анхельм шел куда глаза глядят: по лестнице вниз, в коридор направо, свернул еще раз, еще… и вышел в тупик.

Солнечный свет здесь, проникая сквозь витражное стекло, мягко рассеивался и играл на белом мраморном полу разноцветными зайчиками. Анхельм дошел до окна и прислонился лбом к холодному стеклу. На какое-то мгновение ему показалось, что сейчас его мозги впервые не выдержат груза информации, он согнулся под тяжестью мыслей и уронил голову на руки. В ушах поднялся шум, сердце гулко стучало после бега, руки дрожали. Как ему хотелось заплакать! Хоть раз в жизни пролить хоть одну слезинку… Каждый раз, когда наваливались ужасные новости, когда случалась трагедия, Анхельм встречал ее с сухими глазами и сжатыми кулаками. Ни единой слезы, даже той самой скупой мужской, о которой упоминают романтичные дамы.

— Анхельм? Что вы здесь делаете? — послышался голос. Герцог обернулся и увидел принцессу. Девушка несла корзину фруктов и была одета в белые брюки и цветастую блузу необычного кроя. Анхельм поздоровался.

— Вы в порядке? — спросила принцесса.

— Д-да… Я говорил с вашим отцом.

Принцесса заглянула ему в глаза, и ее губки сложились в изящное беззвучное: «О!» Она повесила корзинку на левую руку, подцепила Анхельма под локоть и куда-то повела. Герцог не сопротивлялся: сил не было. Они пришли в сад во внутреннем дворе дворца. Здесь клумбы с тропическими цветами дивной красоты окружали большой бассейн с прозрачной голубой водой. Фиона подвела Анхельма к лавочке и усадила.

— Он сказал это? О ваших родителях? — безошибочно угадала она, и герцог дернулся.

— Откуда вы знаете? — пролепетал он, силясь совладать с собой. — У меня в голове не укладывается. Такого просто не может быть. Моим отцом оказалось чудовище, способное так поступить с собственной семьей!

— Анхельм, вашими родителями были и будут Вольф и Марисоль Римеры. Это они вырастили вас. Это тетя Марисоль качала вас на руках и пела колыбельные. Это дядя Вольф воспитывал в вас мужчину. Родители — не только те, кто произвели на свет. Это те, кто вложили свою душу в вашу. Кровь в ваших жилах не определяет вас, не делает одним из. Вы другой человек, из другого теста. Человека определяет его окружение, его воспитание. А оно у вас было самое прекрасное, какое можно пожелать. Поэтому и вы такой замечательный.

Герцог долго не мог ответить. Слова принцессы легко и просто разожгли тот самый уголек, который едва-едва теплился в его сердце со дня гибели родителей. Что-то внутри словно озарилось светом. Бешено, но пусто колотящееся сердце вдруг успокоилось и забилось ровно и полноценно. Кошмар отступил.

— Ваше высочество, откуда в вас столько добра и мудрости? — почти шепотом спросил Анхельм, грустно глядя в серые глаза девушки. Фиона улыбнулась ему и похлопала по руке.

— Все мы рождаемся добрыми, не бывает людей беспросветно злых. Нужно только хранить и беречь в себе этого внутреннего ребенка, и тогда мир вокруг будет добрым. Мир всегда ответит добротой на вашу доброту. Что до мудрости… не такая уж я и мудрая. Просто живу в гармонии с собой.

Анхельм поставил локти на колени и уткнулся лицом в ладони. Ему на плечо легла теплая рука принцессы. Герцог повернулся к ней, на его губах замерла печальная улыбка.

— Я всю жизнь молился, чтобы меня минула эта участь. Я не хочу быть главой государства. Я никак не ассоциирую себя с ролью правителя.

— Анхельм, чего вы боитесь?

Серые глаза столь добро и ласково смотрели на него, что он не смог сдержаться.

— Я боюсь, что меня возненавидят. Я боюсь не справиться с такой важной работой. Соринтия в упадке. Из-за войны мы отстали в развитии от Левадии лет на пятьдесят. От меня будут ждать чуда, которое я не смогу сотворить…

— Никто не ждет от вас прыжков выше головы, — покачала головой принцесса. — Но вы должны делать все, что зависит от вас, чтобы достичь цели.

— Рин… — вырвалось из его груди имя возлюбленной. Словно звон колокольчика прозвучал. — Принять корону означает отказаться от Рин. Я не смогу… Потерять ее снова…

Фиона тяжело вздохнула и ничего не ответила.

— Моя жизнь сломана.

— Ваша жизнь только начинается. У вас есть еще время, чтобы насладиться обществом любимой вами женщины. Не упустите это время, Анхельм. Я надеюсь, что госпожа Кисеки тоже не будет тратить его понапрасну. У всех нас есть еще немного времени, и нам стоит ценить его превыше всего.

Анхельм взял руку принцессы и поднес к губам.

— Не могу сказать, что мне стало легче, но, по меньшей мере, это уже не так болит… Я благодарен вам, ваше высочество.

— Была рада помочь. Если вам будет трудно, тоскливо, не с кем поговорить по душам, то скажите слуге, чтобы позвал меня, и приходите в этот сад.

— Вы чудо, ваше высочество. Ваш муж будет счастливейшим человеком, — сказал он, серьезно глядя в ее глаза. Фиона коротко улыбнулась, но радости в этой улыбке не было.

— Запомните то, что сказали. Однажды вы должны будете повторить это для моего мужа.

— Непременно.

Фиона улыбнулась, теперь уже радостно.

— Я ехала в больницу, чтобы навестить пациентов Кастедара и прихватила для них фруктов. Не желаете присоединиться?

— К сожалению, не смогу… Разговор с вашим отцом прервался на очень неприятной ноте, я должен вернуться и дослушать его.

— Конечно, я понимаю. Я зайду к Рин, оставлю для нее фрукты. Написать ей карточку от вашего имени?

— Нет-нет, благодарю, я не могу так… Будет лучше, если я сначала встречусь с ней лично.

— Как пожелаете.

— Вы часто ездите туда?

— О да, я ухаживаю за больными детками. Там лежат мальчишки-близняшки, которые только что перенесли тяжелую операцию. Чудесные сорванцы, они очень мне нравятся. Представляете, они родились со сросшимися пяточками и совсем не могли ходить. Кастедар сделал операцию и подарил им полноценную жизнь.

— Боги! Удивительно! — поддержал ее Анхельм. На самом деле чаша его эмоций была переполнена, поэтому он почти не разделял радость Фионы. Но он был обязан поддержать разговор с принцессой, поэтому постарался вложить в свой тон больше убедительности.

— К сожалению, родители отказались от мальчиков, и они теперь будут в сиротском приюте. Я постараюсь подарить им как можно больше тепла, чтобы они не чувствовали себя брошенными.

— Я не могу подобрать слов, — печально улыбнулся Анхельм. — Вы действительно изумительная.

— Отдавайте миру тепло, и оно вернется к вам, Анхельм! Мне пора. Идите и ничего не бойтесь. Нет ничего, с чем вы бы не смогли справиться, — сказала принцесса и ушла.

Иногда человеку, попавшему в трудную ситуацию, не нужны ничьи советы. Порой он может справиться с проблемой, если будет абсолютно откровенен с собой. К такому выводу пришел Анхельм, еще раз прокрутив в голове разговор с Илиасом и затем беседу с Фионой. «Я должен быть честен с собой. Только это может мне помочь. Помочь не сойти с ума». Все, что сказал Илиас, было правдой. Поэтому дядя увиливал от разговоров. Поэтому Анхельму всегда казалось таким странным собственное внешнее сходство с Вейлором…

Он отворил дверь кабинета, откуда так поспешно скрылся, прошел и сел в кресло, не глядя ни на брата, ни на келпи, которому так хотелось вмазать от души по физиономии. Анхельм никогда не дрался, предпочитая кулакам слова, но Фрис явно был опытнее и в искусстве словесных дуэлей.

— Полагаю, ты пришел в порядок? — спросил Илиас, прерывая его странные мысли.

— Порядок — это слишком сильно сказано. Скорее, я просто успокоился достаточно, чтобы продолжать разговор. Я весь обратился в слух. Какую еще потрясающую новость ты мне расскажешь?

— Сбавь обороты, брат, — нахмурился король. — В конце концов, я не сделал тебе ничего дурного и просто не заслужил от тебя такого тона. Прибереги свое недовольство для Орвальда, который столько лет дурил тебе голову. И считай, что я только что дал тебе карты в руки, чтобы ты мог отбиться от его обвинений и спасти Рин Кисеки от увольнения.

Анхельм удивленно взглянул на брата: взглянуть на ситуацию с этой точки зрения ему еще не приходило в голову. Обдумав сказанное, герцог понял, что Илиас был стопроцентно прав. Ему мгновенно стало стыдно за свое поведение и грубость по отношению к брату.

— О боги… — выдохнул он. — Илиас, прости, я был совершенно несправедлив к тебе. Не буду даже оправдываться. Виноват.

— Вижу, наконец, осознал. Ничего. Кастедар всегда говорит, что люди в состоянии аффекта способны на глупости, так что на сей раз я спущу тебе это с рук. Но такого повториться не должно.

— Даю слово.

— Что же, опустим лирику и приступим к делу. Анхельм, я хочу предоставить помощь твоему сообществу. Техника, на которой вы сможете преодолеть Драконьи горы. Военные макины, которые вместительнее и быстрее обычных. Новейшие винтовки, каких нет еще даже у Канбери, самозарядные! Новый вид брони: легкая, но очень эффективная. Никаких кирас, никакой доисторической ржавчины. И элитное подразделение армии — отряд «Кобры». К моему огромному сожалению, никто из них не владеет магией, поэтому если ты уговоришь «Тигров» поработать на нас, будет замечательно. Кастедар и Фрис согласились помочь.

Илиас встал и подошел к большой карте мира, висевшей у него на стене.

— Вопрос доставки войск решается просто: мы разобьем закрытый секретный лагерь на севере герцогства Танварри, а когда придет время операции, проведем их в обход через север страны.

— Только делать это нужно хотя бы не зимой, — кивнул Анхельм. — Зимой там жуткие морозы под пятьдесят градусов и ветер с океана. Твои солдаты замерзнут.

— Это детали. Я говорю тебе общую картину. Рекогносцировку проведет командование, моя задача — поставить им цель. Теперь тебе слово.

— Какое время займет подготовка к операции? Когда мы сможем осуществить ее?

— Самое большее — два года. Самое меньшее — год. Кастедар настаивает на срочности.

— И я с ним согласен, — добавил Фрис.

— А каким, позволь спросить, образом мы за год успеем добиться возрождения Альтамеи? Ты же сказал, что без нее все это не имеет смысла. Боги, я говорю это и чувствую себя так, словно несу сказочный бред, — герцог покачал головой. Фрис выглядел раздосадованным.

— Мы успеем, — сказал он. — Есть один способ, о котором я не сказал… и не скажу. Поверь мне, способ есть.

— Благие боги, как и почему я должен тебе верить?

— Ну, ты же дал обещание.

— Да я до сих пор не понимаю, почему я его дал!

— Так, я не желаю слушать ваши перепалки! — заявил Илиас. — Анхельм, у тебя есть еще вопросы?

— На самом деле меня интересует только одно: вопрос цены. Сколько я буду должен тебе за помощь? Шаберговы острова? Колония в Квато?

— Вспомни начало нашего разговора, и ты поймешь цену.

— Что-то о развитии и череде великих перемен… — непонимающе нахмурился герцог.

— Именно, — кивнул король. — Мне не нужны ни деньги, ни территории Соринтии. У Левадии богатые собственные месторождения, а в мире еще полно места, где можно копать и добывать, и оно никому не принадлежит.

— Тогда что? Илиас, сейчас половина седьмого утра, я не спал двое суток, а ты хочешь, чтобы я о чем-то догадывался!

— Что ж с тобой сделаешь… — Илиас задумчиво хмыкнул и прошелся по комнате. Анхельм следил за ним, не сводя глаз, и ему не очень нравились те мысли, которые приходили в его голову. Если не земли и не деньги, тогда что хочет король могущественной страны?

— Триста лет назад закончилась кошмарная двадцатилетняя война Левадии с Альтресией. Закончилась вничью. Эта война началась из-за жадности глав государств. Два короля не поделили женщину, а пострадали все их подданные. Что важно: та женщина погибла от руки простой служанки, которая потеряла на войне всех сыновей. Горе ее было так велико, что она решила дать воинственным королям понять, что такое потеря любимых. Так простая служанка остановила войну.

— И что ты хочешь этим сказать? — уточнил Анхельм, не понимая, к чему было это лирическое отступление.

— Это урок всем поколениям. Мой праотец, подписывая пакт о перемирии, сказал, что с этого момента каждый его сын и внук, становясь во главе государства, должен прежде всего заботиться о гражданах, и только потом уже о себе. Война — плохой путь развития. Война ведет только к ненависти. Значительно интереснее создать такое государство, куда люди сами захотят приехать и остаться жить. Государство, куда иммигрировать будут с удовольствием, где жить будет приятно. Это же элементарно: в условиях, когда человеку хорошо, он живет и работает плодотворнее.

— И ты хочешь…

— Я хочу, чтобы мы с тобой начали эпоху великих перемен. Когда ты встанешь во главе государства, Левадия и Соринтия создадут нерушимый альянс. Наши страны будут развиваться не по дням, а по часам, и со временем мы создадим те самые жизненные условия, о которых я только что сказал. Люди сами запросятся к нам под крыло. Правители других стран поймут, что лучше быть с нами в альянсе. Так, постепенно, мы создадим мощное содружество, а затем отменим границы и сделаем всё единой территорией.

— Что? — переспросил Анхельм.

— Единое государство.

— Ты… — герцог с тревогой смотрел на лицо брата, пытаясь отыскать признаки помешательства. — Илиас, если бы я не знал, что ты совершенно здоров, я бы подумал, что ты сошел с ума. Как ты себе это представляешь?

— Я понимаю, тебе сложно представить столь… фантазийную картину.

— Да не просто сложно, а невозможно! Как ты представляешь себе… О боги, у меня язык не поворачивается это сказать. Ты хочешь объединить все существующие страны в одну? — герцог нервно рассмеялся. — Ты в этой реальности живешь или в параллельной вселенной?

— Анхельм, я бы не замышлял этого, если бы не был уверен, что это возможно. Вспомни, кто мой советник.

Анхельм проглотил готовые вырваться наружу слова. Выходит, разрушитель Ладдар Смерть несущий, открыл своему королю тайное знание? Герцог обменялся взглядами с Фрисом. Келпи кивнул. Тут дверь открылась, быстро вошел Кастедар. Демон мимоходом поздоровался со всеми, деловито оглядел кабинет, взял с полки толстенную красную книжку, схватил со стола круассан и затолкнул его себе в рот. Затем подошел к Илиасу и протянул ему листы бумаг.

— Пофпифы, — сказал он с набитым ртом.

— Что это? — спросил Илиас, садясь за свой стол и пододвигая письменный набор.

— Акт медишиншкого ошвидетельштвования шмерти Рин Кишеки, — проговорил он, все еще жуя.

У Анхельма при этих словах сердце оборвалось и камнем рухнуло вниз. Келпи подскочил на месте и дернулся к демону, явно намереваясь его уничтожить, но тот вытянул ладонь в останавливающем жесте. Проглотил круассан и сказал:

— Рин жива. Эти бумажки нужны для прессы и прочих органов судебно-розыскной власти. Особая бюрократическая магия.

И от сердца отлегло. Герцог снова взглянул на Фриса: келпи сидел, понурив голову и закрыв глаза. Илиас подписал все бумаги, и Кастедар убрал их в свой портфель.

— Я зашел буквально на пять минут, сейчас поеду обратно в больницу, — сообщил он, снова набивая рот круассаном.

— Ты не приедешь на обед? — спросил Илиас так буднично, словно демон, врывающийся в кабинет к королю за книжками, как в личную библиотеку, и пожирающий еду со стола, был привычным порядком вещей. Кастедар помотал головой и выпил кофе Фриса.

— Нет времени. У Рин через пару часов последняя операция. Почему-то анестезия на нее плохо действует: она вдруг проснулась и стала истерить, хотя должна была еще сутки спать. Я позвал Фиону, ты же знаешь как благотворно ее присутствие действует на пациентов. Она согласилась посидеть с ней, пока я не приду, — Кастедар съел еще один круассан и потребовал от Илиаса:

— Еще раз говорю: отдай мне ее в ученицы!

— Нет, и не проси. Я не хочу, чтобы моя малышка училась варить трупы в формалине и разделывала покойников, чтобы посмотреть, что у них внутри.

— Хорошо. Фиона сама к тебе придет и попросит, и я посмотрю, как ты будешь отказывать ей. Илиас, последний раз говорю: у нее призвание! Дай ей заниматься тем, чем она хочет!

— Я уже позволил ей и Вивьен эти модные штучки! Но таскать наряды — это для принцессы, а ковыряться в чужих внутренностях — это не для нее! И не переспорите вы меня!

— Простите… — подал голос Анхельм. — Мы вам не мешаем? А то может быть нам позже обсудить наши важные государственные вопросы?

Кастедар озадаченно уставился на Анхельма, словно впервые видел. Съел еще один круассан.

— Задавайте ваш вопрос, — проговорил он, жуя. Герцог покачал головой и спросил:

— Удобно с набитым ртом говорить?

Кастедар махнул рукой, мол, быстрее. Анхельм решил, что раз сам Илиас допускает подобное свинство, то ему и подавно нечего напоминать о приличиях.

— То есть, это правда? Создание единого мирового государства — это возможно?

Кастедар кивнул. Прожевал и ответил:

— Возможно, но не на этом этапе развития. Пройдет еще лет так… — демон на мгновение задумался, — триста, прежде чем это станет возможным. Перспектива не ближайшего обозримого вами будущего. Поэтому все и рассчитано на альянс и преемственность потомками идей родителей.

— С этого момента поподробнее, — потребовал Анхельм, чувствуя, как в горле сжимается комок. Он уже знал ответ. Теперь это нужно было только услышать.

— У меня нет больше детей, Фиона одна, — сказал Илиас. — Она может унаследовать трон, но она слишком добрая, на нее легко будет влиять. Да и, признаться по совести, я бы не хотел этого. Если она станет королевой, то ее муж будет консортом, который фактически ничего не решает, но власти таким людям непременно хочется. Когда у Фионы родится сын, я не смогу быть уверен, что внук продолжит идти по моим стопам. Я считаю себя хорошим правителем, и, думаю, заслуженно. Я хотел бы, чтобы мой внук продолжил то, что я начал. Поэтому, Анхельм, мне нужен ты. Ты человек редких качеств. Умен, благороден, — я говорю о благородстве поведения, а не о родословной, — серьезен и быстро учишься. Я знаю тебя всю жизнь, я знал твоих родителей, твое окружение, поэтому могу сказать, каков ты сам. И ко всему, ты очень хорош собой. О таком зяте я мог бы только мечтать.

— Ты хочешь, чтобы я… стал принцем-консортом Левадии?

— Нет, зачем! — всплеснул руками Илиас, и паника в сердце герцога немного отступила. — Ты станешь императором Соринтии, я же сказал. Ты осуществишь революцию, встанешь во главе государства, займешь положенное тебе по праву рождения место. Кастедар, ну подтверди ты!

— Подтверждаю. Я заберу минутку вашего внимания, — вдруг вставил Кастедар. — Ваша светлость, вы должны понять одну простую вещь: без помощи вам просто не обойтись. Так уж сложилось, что только я знаю, как и когда нужно действовать, где будет Анарвейд, куда привезут кристалл, а также кого именно нужно атаковать и с помощью кого. Вам интересно, почему я помогаю? Меня здесь описали, как саму добродетель, но это далеко не так, смею вас заверить. Я получаю определенную выгоду из сложившейся ситуации, и вы прекрасно знаете, какую конкретно.

— Ваши слова потрясающе обтекаемы, — покачал головой Анхельм. — Фрис, скажи точно: чья Рин Наследница? Месяц назад она была Наследницей вельмингов. Сегодня она вдруг стала Наследницей Альтамеи. Это первое, что я хочу знать. Говори!

Келпи хмыкнул.

— Аирги — преемники вельмингов и дети Альтамеи. Это она создала их. Но не каждый аирг мог бы исполнить волю Альтамеи…

Каким-то образом Анхельм понял, что Фрис лжет.

— Фрис! Я все расскажу Рин, если ты сию минуту не скажешь прямо.

— Это угроза?

— Именно.

— Рин — Наследница Альтамеи. Что бы это ни значило, — келпи сложил руки на груди, чем ясно дал понять, что больше ни слова не скажет.

— Второе, что я хочу знать, относится к помощи. Вы, Кастедар, собираетесь помогать, так? Если я откажусь, вы не станете помогать, и миссия провалится, я правильно вас понял?

— Да, именно. А подчиняюсь я только приказам его величества, даже не думайте склонить меня на свою сторону, — помахал рукой Кастедар.

— Илиас, ты понимаешь, что не оставляешь мне выбора? — прошипел Анхельм, чувствуя, в какую грандиозную сеть обмана он попал. — Ты предлагаешь помощь, от которой я не могу отказаться, но не называешь ее цену. Ты взял меня за горло и крепко держишь, зная, что я не могу вырваться.

— Анхельм, прекрати панику! Я не предлагаю тебе ничего такого, от чего ты захотел бы отказаться!

— Я не смог бы, даже если бы захотел. Илиас, я не ребенок, и я не столь наивен, как тебе могло показаться. Я понимаю, что если откажусь, то через довольно незначительный промежуток времени с нашим сообществом начнут происходить неприятные происшествия, а еще через некоторое время моя голова украсит главный двор тюрьмы в Сорин-Касто!

— Анхельм! Думай, что несешь! Я никогда не поступил бы так со своим братом! — рассердился Илиас.

— Ну, ты бы не поступил, а вот он бы поступил, — ответил Анхельм, поднимаясь и указывая на Кастедара.

— Ты не можешь обвинять кого попало в чем попало! Кастедар не сделал бы этого…

— Почему это? — в один голос удивились Кастедар и Фрис. Илиас растерянно взглянул на своего советника.

— Именно так я бы и поступил, — подтвердил демон. — Какой смысл оставлять в живых тех, кто знает о том, кто я такой?

— Видишь?! — вопросил Анхельм. — И ты говоришь, что у меня есть какой-то выбор? Хватит спектаклей, Илиас, назови, наконец, цену!

Герцог тяжело дышал, неотрывно глядел на брата и чувствовал, как внутри поднимается пожар, грозящий выжечь в нем все дотла. Илиас долго не отвечал. Прошелся по кабинету, а затем развернулся и выдал:

— Через два года мы осуществим операцию, ты вступишь на престол, а через три года женишься на Фионе. Альянс будет скреплен вашим браком. Я не добиваюсь вражды, Анхельм, ты мне брат и друг, я уважаю тебя и хочу объединиться с тобой…

Но герцог его уже не слышал. Второй шаг: черный Король бросает в бой черного Всадника, — белый Король отступает в угол.

В ушах снова загудело, взгляд заволокло пеленой.

— Я должен поговорить с Рин, — с трудом выговорил Анхельм.

— А Рин уже знает об условиях, — сказал Кастедар преступно-беззаботным тоном. — Я с ней поговорил. Она восприняла все очень неадекватно, но, кажется, примирилась. Сказала, что, цитирую, «в конце концов, я знала, что принадлежу другому миру, и Анхельм мне не подходит. Анхельм будет счастлив с принцессой».

— Как ты мог… — прошептал Анхельм, зажмуриваясь. Острая боль пронзила сердце, ему показалось, что сейчас он упадет.

— Ей тоже больно. Не давите на нее и не упоминайте больше эту тему. Она сказала, что хочет насладиться хотя бы последними днями, которые вам с ней отведены.

Это было даже хуже, чем увидеть, что Рин падает замертво, подстреленная. Это было сродни тому, как если бы от него медленно отпиливали руки, ноги, ковырялись в сердце тупым ножом.

— Я хочу ее увидеть… — промолвил Анхельм, силясь совладать с голосом.

— Анхельм, я понимаю, тебе тяжело, но… мы еще не закончили, — напомнил Илиас и протянул ему какие-то бумаги. Анхельм уставился на них слепо, не разбирая текста.

— Что ты хочешь от меня?

— Это договор.

— Ты думаешь, я совсем идиот, подписывать подобное? — прошептал он, отбирая бумажки и сминая их в своей большой ладони двумя движениями. — Ни за что! Мы договорились на словах. Считай, что я согласен. Но я никогда не подпишу такое. Спасибо, брат, удружил.

— Анхельм, пройдет время, и ты поблагодаришь меня за то, что я сделал для тебя.

— Конечно, — сказал герцог и поднялся. — Только сейчас я тебя ненавижу, Илиас. Ты отобрал у меня родителей и любимую женщину.

— Я дам тебе целый мир!

— Мир?! Зачем он мне?! — заорал Анхельм и вылетел из комнаты, хлопнув дверью так, что та едва с петель не соскочила.

~*~

Придя в свою комнату, Анхельм понял, что не хочет оставаться во дворце. Он собрал свой деловой портфель, схватил чемодан, затолкал в него все вещи, какие влезли и открыл дверь, чтобы выйти. На пороге стояла та служанка, с которой он обедал вчера. В руках у нее был поднос с кофейником и тарелками.

— Здравствуйте, ваша светлость! — девушка поклонилась. — Завтракать будете?

— Нет… А-а… Входи, поставь это на стол и помоги мне.

Девушка удивленно взглянула на него.

— Вам что-то нужно, ваша светлость?

— Да. Собери мои вещи и пусть носильщик заберет их. Все чемоданы. Я переезжаю в гостиницу.

— А господин Фрис? Его вещи тоже собрать?

— Мне все равно, где эта скотина будет обретаться. Это тебе, и, пожалуйста, не говори никому, куда я уехал, хорошо? — сказал он, протягивая служанке купюру в пятьсот левадийских ремов.

— Ваша светлость! — пробормотала служанка, шарахаясь от денег. — Да меня высекут, если я у вас деньги возьму! И не стану я их брать!

Анхельм растерянно убрал руку и огляделся вокруг. И вдруг увидел то, что забыл вручить Рин.

— А вот это возьмешь? — он взял картонку и достал сумочку, которую купил тогда. Глаза девчонки загорелись, и она закусила губу.

— Не огорчай меня отказом. Не каждый день же тебе такое дарят? Считай это подарком на день рождения.

— У меня в октябре…

— Ранним подарком. Пусть мне подадут макину, хорошо? Поскорее, прошу тебя.

Девушка робко приняла сумочку, которую герцог вложил ей в руки и кивнула.

— Я сделаю все-все, ваша светлость! Спасибо! Спасибо!

Через полчаса Анхельм уже сидел в макине и его везли в центр города. Он нашел одну гостиницу, взял в ней номер и остался ровно на два часа. После чего вышел в город и дошел до другой. Эта стояла у самого моря. Анхельм обошел с десяток номеров и выбрал тот, что с видом на океан и на самом последнем — седьмом — этаже. Затем вернулся в прежнюю гостиницу и сказал, что уезжает. Проследив, чтобы его вещи доставили в другую гостиницу, он купил в овощной лавке персики и виноград, затем заперся в номере и уснул в обнимку с подушкой на широченной кровати с балдахином. Проспал герцог до самой ночи: когда он вышел на террасу, луна была уже высоко в небе. Где-то внизу шумел океан, гудели макины, хохотали люди, кто-то играл на гитаре. Герцог помыл персики и виноград, уселся в плетеное кресло, стоявшее на террасе, и стал есть. Мысли не было ни одной. Эмоций тоже. Анхельм не понимал, как это возможно, но постепенно приходил к мысли, что в нем просто надорвался нерв, который заставлял бы его чувствовать хоть что-нибудь. Раньше его заполняла любовь к Рин, нежность, волшебство, которое она дарила ему своими взглядами, своим голосом, прикосновениями. Этот гремучий коктейль кипел в нем, согревая все его существо, Анхельм чувствовал себя всесильным. Пустота и надлом — вот, что было в нем теперь. Или, вернее, не было.

Он снова уснул, а город продолжал шуметь, ведь ему не было никакого дела до того, что какому-то там герцогу вдребезги разбили сердце и сломали жизнь. Жители даже и не подозревали, что сегодня решилась их судьба на долгие годы.

~*~

Все тело нещадно ломило, в висках пульсировала острая боль, словно бы все зубы болели разом. Во рту у нее была странная прозрачная трубка, ведшая куда-то к потолку. Она не могла моргнуть, веки что-то удерживало, и один человек с черными глазами и белой медицинской маской на лице капал в них какую-то жидкость. Ее голову удерживал кто-то странный, похожий на человека. Кожа его была светло-зеленой, на шее она ясно видела просвечивающие артерии, вены и позвоночник. Тонкие бескровные губы на вытянутом длинном лице напряженно изгибались. Только кожа вокруг раскосых серых глаз была медового оттенка, как у Фриса. И эти глаза смотрелись невероятно дико на его лице. Он держал руки около ее висков, и будто иглы впивались и проникали внутрь до самого мозга. Рин хотела кричать, но больше не могла — сорвала голос. Ей казалось, что это ужасное состояние никогда не прекратится, но вдруг этот странный недочеловек отнял ладони от ее головы, и все резко оборвалось.

— Ну, вот, самая сложная часть закончена, мозги работают, осталось только загрузить их воспоминаниями, — сказал тот самый, что держал ее за голову. — Бедняжка моя, как же тебя потрепали! Ладдар, я последний раз предупреждаю: больше она не выдержит, не смей мне экспериментировать! Ты своим магическим вмешательством из ее мозга кашу сделал. Сколько раз я предупреждал, чтобы ты не примешивал свою магию к моей?

— Высший, ситуация требовала… — ответил тот, что капал ей в глаза.

— Не оправдывайся.

— Я виноват… Я буду осторожнее.

— Распустил я вас, духов, творите что попало… — проворчал первый. — Подготовь ее к переносу.

— Хорошо, Высший, — ответил Ладдар и прикоснулся ко лбу Рин одним пальцем. Свет в ее глазах выключился.

_______________________________________________

Я продолжаю бежать и гнаться за ключом к разгадке

Тайны твоего темного сердца.

Я никогда не смог бы понять

По тем знакам, что являлись мне,

Что игра была подстроена с самого начала.

(Miracle of Sound, Sweet L.A.)