Долг Короля

Глава 9.2

С растопленным камином в комнате Армана стало даже жарко. Заринея хлопотала возле брата, отпаивая его с ложки горячим супом. Рин сняла полушубок и уселась на письменный стол, Фрис примостился прямо на полу рядом с Рин и задремал. Или сделал вид, что дремлет.

— Рин, как же так вышло? — спросил Арман хрипловатым голосом. Краска возвращалась к его лицу, он уже не выглядел таким изможденным. Вздохнув, девушка вкратце рассказала всю историю своего путешествия в Левадию. Рин умолчала обо всех делах, связанных с Анхельмом, не слишком распространялась о принцессе и ни слова не сказала о сделке с Илиасом. От ее внимания не ускользнуло, как изменились лица ее друзей в тех частях, где она повествовала о Рейко, о собственной памяти и том, что рассказал Фрис. О Кастедаре она упомянула лишь как о посланнике и враче. Сейчас она сомневалась, что им стоит знать правду. Скорее, правду стоило узнать ей.

— А теперь расскажите мне, друзья мои, какого ляда вы меня обманывали? Это, Арман, к тебе относится.

— Теперь ты хочешь правды? Хочешь узнать, как все было?

— Хочу.

Арман сел удобнее на подушках и заговорил, глядя куда угодно: на стену, на сестру, на Фриса, в чашку с супом, но только не на Рин.

— Ночь пятого августа восемьдесят третьего года. Момент, который я не забуду никогда. Нас разбудили среди ночи, вызвали в кабинет к Риккардо Гальярдо. Рик сообщил, что корабль посла потерпел крушение, Генри Доунбриж мертв, а ты наломала дров и убила визиря Маринея. Твой статус был неясен… Аристократия Маринея требовала немедленно тебя казнить, но так как ты была гражданкой Соринтии, а убитым был высокопоставленный чиновник, то тебе полагался верховный суд, а не военный трибунал. Мне пришлось надавить на Риккардо, чтобы он зашевелился, и тебе хотя бы дали адвоката.

— И мне дали адвоката, который с удовольствием довел бы меня до виселицы и даже сам сплел петлю, — добавила Рин. — Они все были куплены нужными людьми. Это я знаю, дальше давай.

— Когда мы узнали, что тебе дали пожизненный срок, разгорелся скандал. Рик настаивал на том, что мы должны забыть о тебе, чтобы уберечь свои головы, а мы не могли бросить тебя в беде. Я дошел до самой ныне покойной королевы, до ее величества Жаклин, целый месяц ждал аудиенции. Только в октябре получил ответ. И знаешь, что там было? «Я ничем не могу помочь в вашей беде». Королева сказала, что ей так же жаль тебя, как и мне, она обязана тебе жизнью дочери, но его величество не соизволил согласиться. Он сказал, что затраты на твое вызволение слишком велики. Все, что она смогла посоветовать — это немедленно ехать за тобой. Это она тогда обеспечила нам прикрытие, сказала, что отправила нас на особое задание… Мы с Зарой бросили все и поехали в Мариней искать тебя. Где-то на подъезде к Винетре узнали о нападении на обоз с арестантами из Присполи. У нас не было никакой информации, нам не оставалось ничего, кроме как ждать.

— Мы даже не знали, жива ты или нет, — добавила Заринея. — Но, даже если и нет, мы должны были хотя бы забрать твое тело.

— Нам помог Фрис. Он нашел ту девочку, Вегу, которую ты спасла.

— На ней оставался твой запах, — тихо сказал Фрис, не поднимая головы. Оказывается, он все это время слушал. — Твой запах я не мог спутать ни с чем.

— Несколько дней мы бродили по лесам в поисках тебя, расспросили всех волков в округе. И один из них вывел к старому заброшенному форту, где тебя пленил Родемай. Только тебя в этом форте уже не было, Рин. Мы думали возвращаться назад, но Заре каждую ночь снилось, как она находит тебя живой в этом самом форте.

— Я думала, что схожу с ума, — заговорила волшебница, рассеянно помешивая свой суп в большой чашке. — Сны были столь навязчивыми, реальными. Ты знаешь, как я отношусь к снам, и тогда мне казалось, что это некое… сообщение, которое посылает сама светлая Сиани. Я уговорила Армана остаться, а Фрис ушел. Мы спрятались с ним в кладовой, и в один из дней в башню вернулись ее хозяева. Сначала вернулся Родемай.

— Мы убили его не сразу, Рин. Он достаточно пострадал перед смертью.

Арман замолчал, обмениваясь взглядами с сестрой.

— А что было потом?

— На следующий день его охранники принесли тебя. Мертвую… Ох! — Арман снова схватился за сердце. Заринея тут же потянулась измерить его пульс.

— Пока мы ждали и разделывали Родемая, эти сволочи забавлялись с тобой.

— Это я помню во всех красках, — сказала Рин. — А после того, как меня внесли в камеру… Там — провал.

— А дальше и у нас провал. Когда мы перерезали их всех, нас словно покинули силы. Мы просто уснули.

— Фрис? — позвала Рин. Келпи поднял на нее взгляд темных глаз. — Ничего не хочешь объяснить?

— Нечего объяснять, — промолвил он. — Это сделал не я.

— Тогда кто?

— Я тебе уже говорил. Те, кто забрал тебя. Инаис и Сиани, — ответил Фрис.

— Ага… — кивнула Рин. — Мужчину зеленого я помню. И помню какой-то женский голос, который зачитывал количество повреждений на моем теле. Значит, это действительно были они? Хм… Что было дальше?

— А дальше мы очнулись, — ответила Заринея, — и я сразу бросилась к тебе. Ты дышала! Я просто не могла поверить… Ужасные травмы, несовместимые с жизнью! Но мне удалось поддержать важнейшие процессы магией, чтобы ты выжила. Потом мы перевезли тебя в Истван, а дальше ты все и сама знаешь.

Рин слезла со стола и прошлась по комнате, задумчиво хмыкая.

— Двадцать шестое июля восемьдесят пятого года, — сказала она наконец, обращаясь к Арману. — День, когда я пришла к тебе после пожара в Истване.

— Я налил тебе тогда слишком много, — дополнил он.

— Ты налил мне достаточно, чтобы я приняла самое важное и смелое решение в своей жизни… — перебила Рин.

— А я выпил слишком много, чтобы позволить тебе его принять, Рин! — прикрикнул Арман, поднимаясь в постели. Теперь к нему вернулся этот его вид, словно медведь встает на задние лапы. Старый седой медведь…

— Это никогда не было ошибкой, — покачала головой девушка, подходя ближе к его кровати. — Ошибкой было доверить наш план этому проходимцу Орвальду, Арман! Ошибкой было снова поверить бредням правительственных лис! Знаешь, в чем главное правило сжигания мостов? Надо сжигать их полностью.

— Ты жалеешь?

— Двадцать пять лет, потраченных впустую, Арман! — повысила голос Рин. — Двадцать пять лет скитаний у горнида на заднице, бессмысленных планов, которые никогда никто и не мог осуществить! Двадцать пять лет жизни в тотальной, всепоглощающей, всепроникающей лжи! Ты слышал историю Рейко о Наследнице аиргов, которая спасет этот, мать-перемать его, мир от кристалла и всего с ним связанного? Эта Наследница — я, Арман! И вы, друзья мои, знали об этом! Знали и ни хрена лысого мне не рассказали! Почему?! Я хочу знать!

Арман обессилено упал на подушки и закрыл лицо руками.

— Мы были связаны клятвами. Если бы мы рассказали тебе, Рин, смерть настигла бы нас очень скоро.

— Кто?! Кто взял с вас такую клятву?! — почти закричала она.

— Я не могу сказать тебе об этом! — перекричал ее Арман.

— Почему мне нельзя знать?! Боги свидетели, что от меня информация никогда не утекала! Почему весь секрет этой ненормальной истории вертится вокруг меня?! Какого… Все хотят от меня действий, хотят, чтобы я выполняла их планы, но при этом никто не посвящает меня в задуманное!

— Я поклялся хранить тайну, Рин!

— А в чем заключалась эта тайна? — прошипела она, а потом заговорила зло и жестко: — В том, что правду я должна узнать через третьих лиц?! В том, что я должна слепо подчиняться и принимать на веру чужие идеи, которые никаким боком ко мне не относятся? У меня была своя цель, я затевала все с единственной мыслью — отомстить за отца, брата и Варданиса! А вы превратили мою месть в балаган! Двадцать пять лет я терплю унижения, хожу по острию ножа, занимаюсь тем, что мне давно опротивело, и все только затем, чтобы потешить уродов вроде Орвальда Римера! Надеюсь, вам всем весело было наблюдать, как я бьюсь над этими загадками, как я пляшу под вашу дуду, потому что теперь со всеми своими идеями и тайнами вы… Все вместе! Все вы можете прогуляться к горнидам в задницу!

Рин собралась выйти вон, но Заринея схватила ее своей сильной рукой за шиворот и дернула назад, круто развернув перед собой.

— Прекрати орать, Рин Харуко Кисеки! — крикнула она ей в лицо, и Рин изумленно замерла. — Мы делаем это для твоего же блага! Если ко мне является высший дух, который говорит, что и как надо сделать, о чем молчать, то я буду молчать, даже если ты будешь закатывать мне фестивали ярости каждый день, поняла?! Я не росла под опекой речного мастера, но имею к нему уважения больше, чем ты. И потому доверяю высшим силам поболее твоего. В своих бедах можешь винить свой вздорный характер и только его, несносная тупица! Все вокруг у тебя виноваты, а сама-то, погляди, не лучше! Кто мать бросил в горе?! Думаешь, она тебя обратно примет, если только ты отомстишь за отца и брата?! Да сдалась ей твоя месть, как собаке пятая нога! Сына и мужа убили, единственная любимая дочка сбежала горниды знают куда. А ведь она тебя целый год выхаживала, да с того света за ноги вытягивала! Ради тебя терпела унижения, которые сыпались на нее, как пшеница в посевной день! Ты бы хоть раз спасибо сказала, что о тебе заботятся, что ради тебя жизней не жалеют, так нет же! Как маленькая всю жизнь, бестолочь ты такая! Восьмой десяток лет уже, а в мыслях одно и то же! Ты застыла в развитии на уровне подростка, и сколько бы тебя ни учили уму-разуму, ничего в тебе не прибавляется!

Рин только оторопело открывала и закрывала рот. Никогда еще ее названная сестра, которая всегда отличалась спокойствием и дружелюбием, не говорила с ней таким тоном. Поэтому эта внезапная отповедь была сродни крику рыбы на рыбака.

Фрис, сидящий на полу, вдруг рассмеялся и поаплодировал.

— За всю жизнь я так и не набрался смелости отчитать ее как следует.

— Обалдеть, — изрекла Рин, ошеломленно качая головой и прокручивая в голове все сказанное. — Ну, не то чтобы ты была совсем неправа… Точнее, ты совершенно права.

— Я же сказал сразу, что если хочется кого-то обвинить, то лучше меня. А им скажи спасибо, что сберегли тебя, — наставительно сказал Фрис. Рин захотелось ему ответить что-нибудь неласковое, чтобы поменьше умничал, но она сдержала себя и несмело взглянула на Заринею.

— Спасибо. Да… Хотя одним «спасибо» здесь не отделаешься. Но… Я все равно чувствую себя обманутой. Обманутой теми, кому доверяла свою жизнь, свои мысли, свои тайны…

Последняя фраза была обращена к Фрису, по-прежнему сидящему на полу. Рин тяжело вздохнула, уселась на стол и закрыла руками лицо. Весь запал куда-то вышел, она снова почувствовала себя опустошенной и не способной ругаться. Вроде бы и накопилось недовольство, даже гнев, но выхода этим чувствам сейчас не было, и Рин понимала, что когда-нибудь это ее и погубит. Долгое время никто ничего не говорил. Лицо Заринеи пылало от гнева, как маков цвет, а глаза подозрительно блестели. Она принялась зачем-то поправлять подушки и одеяло Арману. Тот спокойно принимал заботу, глядя на сестру. Со стороны казалось, будто эти двое говорят друг с другом в мыслях: так менялась их мимика и взгляды. Наконец, Зара тяжело вздохнула, подошла к Рин и приобняла.

— Милая, прости меня за резкие слова, — попросила она. — Я понимаю твои чувства, сестрица. Но и ты пойми нас, мы ведь никогда не хотели тебе зла. Ну? Ты что, плачешь? — удивленно спросила женщина, глядя на вздрагивающие плечи Рин.

— Нет, я смеюсь, — сказала Рин и открыла лицо, явив подруге нервную улыбку. — Я приехала сюда с твердым намерением ругать вас, на чем свет стоит, а вместо этого меня отчитали, как девочку. Ты знаешь, похоже, мне не стоит ничего планировать, потому что все мои планы рушатся, как башня Монтоли.[1]

— Я всегда говорил, что планирование — это не твое, — подтвердил Арман. Рин усмехнулась.

— Да, ты прав. Я всегда либо импровизирую, либо делаю то, что скажут. Но потом… Потом, когда мы победим, я хочу исчезнуть. Я не планирую, заметьте, я просто так хочу. Я уеду далеко-далеко отсюда. Может быть, на острова Змеиного океана, может, еще дальше. Не знаю. Но, так или иначе, это будет конец моей истории. Я поставлю в ней точку. Сама.

— Рин… Ты бросишь нас? — расстроилась Заринея, разворачивая подругу к себе за плечи. Та кивнула.

— Я уйду, чтобы у вас из-за меня больше никогда не было проблем.

— Дура несчастная, как будто мы когда-то жаловались! — Заринея хлопнула Рин по спине, и та охнула. — Ой, прости, я тебя опять со всей силы… Не рассчитала.

— Вы никогда не жаловались, но я знаю, сколько проблем доставляю. Я порчу всем жизнь. А я не хочу быть ни у кого занозой в заднице. Но вы не волнуйтесь, я не уеду просто так, ни слова не сказав. Зайду попрощаться, — пообещала Рин.

— Я пристукну тебя прямо здесь и сейчас, если не прекратишь! — заявила Заринея, занося руку. Рин поднялась со стола и сказала:

— Мне пора ехать. Я еще не виделась с Анхельмом.

Она зашагала к двери, но на полпути обернулась и сказала:

— Кстати, забыла кое-что… У нас на горизонте вырисовываются проблемы. В верховное руководство пробиваются сорняки, корни которых растут от самого Томаса Финесбри и маринейского заговора.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Арман.

— Мы с Анхельмом точно не уверены, но, вполне вероятно, что главнокомандующий южным флотом по имени Додж Финесбри является заговорщиком. Цель весьма неоригинальная: свержение императора. Сейчас он в столице, решается вопрос о его повышении.

— Логика? — удивился Арман.

Рин снова уселась на стол и сложила руки на груди. Помолчав немного, она ответила:

— В его охране состоял один человек по прозвищу Шершень. Этот самый Шершень знал меня в бытность мою сторожевым волком империи. Кстати, об этом я узнала непосредственно от него, перед тем как убила. Он напал на меня по приказу кого-то, кто состоял в сговоре с Рейко.

— Может быть, парню надоело подчиняться Доджу, и он решил проявить немного самостоятельности в жизни? — спросил Арман.

— Ох, Арман… — она коротко и грустно рассмеялась. — Я всю жизнь работаю с версией «может быть». Моя интуиция шепчет, что все не так просто. Ты помнишь, чтобы моя интуиция хоть раз подвела нас?

— Рин, ты пугаешься собственной тени. Со времен войны тебе везде мерещится заговор. Так и до паранойи недалеко!

— Можешь называть меня параноиком сколько хочешь. Я должна предупредить тебя и проработать эту версию, так как не хочу, чтобы трон уплыл в руки маринейских крыс. Мне было бы очень неприятно это увидеть. А теперь… так как сказать мне больше нечего, засим разрешите откланяться. Выход я найду сама, не извольте беспокоиться.

Рин слезла со стола и направилась к двери, минуя протянутую руку Заринеи. Уже открыв дверь, она вдруг обернулась и сказала:

— Но знаете, что во всей этой истории самое забавное? Меня убивали уже три раза, а я все равно живая. У меня иммунитет к смерти!

— Сплюнь, дура! — в сердцах выпалила Заринея, и бросила в Рин тапкой. Увернувшись от пущенного ей в голову снаряда, Рин скрылась в дверях.

~*~

Вечер незаметно погрузил Лонгвил в полумрак. Небо очистилось, полная бледная луна ярко освещала сад около поместья Римера, и в этом саду сейчас сидела на лавочке и пребывала в глубоких раздумьях Рин Кисеки. Фрис ушел в лес, и она не стала его останавливать. После сегодняшних сцен ей не очень-то хотелось видеть его. Несмотря на то, что их разговор не завершился на минорной ноте, они даже не поругались, но Рин уже почувствовала, что больше не сможет быть с ним честной и безгранично доверять. У Фриса было чересчур много тайн от нее, слишком о многом он молчал. Хотя, если признаться, положа руку на сердце, это ей стало ясно давным-давно. Всю жизнь она так доверяется… не доверяя на самом деле.

— Хватит. С меня хватит. Я больше не хочу втягивать никого в свои проблемы. Боги свидетели — эти проблемы только мои, решать их должна только я и никто другой, — сказала она сама себе и взглянула на окна спальни Анхельма. Свет там зажегся, а это значило, что ей пора было вернуться. Рин со вздохом поднялась с лавочки, прошла ко входу и постучала. Дверь ей открыла Милли. Девушка робко поздоровалась и сказала, что его светлость уже давно спрашивал и ждет. Без лишних размышлений Рин поднялась к себе в комнату, переоделась и пошла к Анхельму. Но подойдя к дверям его спальни, она услышала незнакомый женский голос. Толкнула двери и обомлела: в кресле у камина сидела Роза. При появлении Рин девочка обернулась, но не поднялась. А Анхельм — наоборот, тут же подошел и тепло обнял, едва слышно прошептав, как ждал и скучал.

— Да. Я тоже… — проговорила Рин, глядя на Розу. Девочка с последней их встречи очень сильно похудела: щеки впали, румянец с них сошел, под глазами темнели круги. Ее смугловатая кожа стала светлее и приобрела нездоровый оттенок.

Рин вежливо поздоровалась, юная леди Алава ответила так же учтиво, но от Рин заметила холодок и напряжение в голосе девочки. Роза смотрела почти что враждебно, но не то чтобы ее можно было за это осудить. Рин и сама бы так на себя смотрела.

— Роза приехала, чтобы я проверил ее задание, — смущенно объяснил Анхельм, будто Рин ждала от него оправданий. — В мае она будет поступать в университет, поэтому сейчас усиленно готовится.

— Ага, понятно. Желаю успехов. Анхельм, а Эрик не приезжал? Ты передал ему, что я просила?

— Передал. Он вообще-то уже давно приехал, ждет тебя в моем кабинете.

Рин просветлела: Эрик — это хорошо. С ним можно поговорить и выпить, а это как раз то, в чем она нуждалась. Решив оставить на потом выяснения отношений по поводу Розы, Рин сказала, что покинет их на время и направилась в кабинет. Эрик спрятался за развернутой газетой и внимание на Рин обратил только тогда, когда она громко поздоровалась. Улыбнулся, протянул руку, и девушка ответила крепким рукопожатием.

— Поездка прошла насыщенно? — спросил он, усаживаясь с ней на диван, и отдал ей пухлый конверт.

— Даже слишком, — кивнула Рин, разорвала бумагу и полюбовалась на свой новенький паспорт в зеленой обложке с гербом Соринтии. — Ха! Брюнетка! Отлично! Спасибо, Эрик, я в долгу. Сколько с меня?

— Брось, паспорт мне ничего не стоил, а за краску вернул деньги Анхельм. Но зачем тебе поддельные документы? Ты же теперь в законе?

Вздохнув, она тихо ответила:

— Кое-кто очень хочет прижать меня жерновами бюрократической мельницы, поэтому я готовлю себе тайные пути отхода, чтобы меня не перемололи в муку.

— Думаешь, он это не продумал?

— Демоны его знают, что он там продумал, а что нет, — Рин покачала головой и пожала плечами. — Когда все закончится, я хочу убраться отсюда подальше. У меня есть примерно полтора года, чтобы постелить себе солому на место падения, а потом я должна буду сделать ноги. И очень быстро.

— И куда ты подашься?

— Куда глаза глядят. Хоть за Драконьими горами останусь жить.

— Ты знаешь, что за тобой пустят по следу лучших сыщиков?

— Конечно, знаю. Но ты же меня не выдашь, — убежденно заявила Рин, хлопнув Эрика по плечу.

— Я-то нет, но у меня много конкурентов. Знаешь, какая последняя цена была за твою голову, пока вот та газетка не вышла?

— Удиви меня.

— Миллион ремов.

Рин вскинула брови.

— Да ладно!

— Среди разыскиваемых особо опасных ты установила абсолютный рекорд по награде.

— Не то чтобы это был повод для гордости, но меня сейчас от нее распирает, — засмеялась Рин. — Слушай, и как только меня никто не сдал за все это время? Да я бы сама себя за такие деньги сдала!

— Твою головушку или любую информацию о тебе велено было нести непосредственно к его превосходительству, а на нем все замыкалось.

— Здорово. Все-таки иногда коррупция играет мне на руку.

Рин поднялась, прошла к бару и налила по стакану бренди себе и Эрику.

— Рин, окажи мне услугу за услугу? — попросил он.

— Я вся обратилась в слух, — ответила она, серьезно глядя на него.

— Прости за фамильярность и откровенность, но… В общем, я знаю о твоих с Анхельмом отношениях.

— Началось в деревне утро… — недовольно пробормотала Рин.

— Подожди. Я хочу объяснить тебе, что ты значишь для него, вероятно, больше, чем любая женщина когда-либо значила для мужчины. Я сначала боялся, что он одержим тобой. Но это другое. Рин, это не просто влюбленность, не просто любовь. В его чувстве что-то выходящее за границы возможного, что-то сверхъестественное. Я не слишком набожен, но я уверен, что есть некие… Силы? Наверное, силы. Силы, которые иногда как-то себя проявляют. И вот сейчас они, мне кажется, действуют. Я знаю Анхельма уже давно и больше всего на свете желаю ему простого человеческого счастья. Счастья, которое он чувствует, находясь рядом с тобой.

— Эрик…

— Не перебивай, дослушай! Еще в январе я его просил хорошо подумать, прежде чем сближаться с тобой, но сейчас я убедился, что ты — самая подходящая для него спутница жизни, понимаешь? Я не знаю, взаимны ли его чувства, не мне в это дело лезть, но… Я только надеюсь, что однажды в тебе проснется что-то, отчего тебе захочется быть рядом с ним и…

— Эрик, да послушай же меня! — Рин удалось его остановить. — Мне очень хочется быть с Анхельмом. Очень хочется! Но из-за меня у него будут огромные неприятности. Он бежит от своего долга.

— Он бежит от ловушки, в которую его загоняют, — поправил Эрик. — Я прошу тебя, позаботься об Анхельме. Сделай так, чтобы им не воспользовались, как пешкой. Увези его хоть к горниду на задницу, но не позволь им сделать его императором, ладно?

— Эрик, ты сам не понимаешь, о чем просишь… Я бы с удовольствием, но против меня выступают силы куда более серьезные, чем ты думаешь!

— Знаю я об этих силах, Анхельм мне все рассказал. Хотя бы попытайся, Рин, ладно? Я знаю твои невероятные способности, ты мой герой с глубокого детства, я убежден, что ты все можешь, стоит тебе как следует захотеть. Знаешь, некоторые люди не верят в себя, пока в них не поверит кто-нибудь. Я в тебя верю, и я говорю, что ты все можешь!

— Спасибо. С медом и гвоздь проглотишь… — смущенно проговорила Рин.

— Анхельм — мой лучший друг, я не хочу, чтобы они превратили его в послушную марионетку и испоганили ему остаток жизни так же, как умудрились испоганить ее начало. Он этого не заслужил.

— А кто станет императором, если я его увезу? На кого ляжет бремя правления?

— На Виолетту Зальцири-Дорсен. Незаменимых нет.

— Эрик, ты знаешь, что мне сказали некоторые очень влиятельные и прозорливые люди в Левадии? Что грядет мировая война. Канбери и Мариней будут воевать против Соринтии и Левадии. Как ты думаешь, Виолетта справится с войной?

— Я слышал об этом и вот что я тебе скажу: война будет зависеть от перестановки сил. Есть золотое правило: если в стране что-то неспокойно, ищи тех, кому это выгодно. Знаешь, как однажды мне сказал Анхе? «Разбирайся в финансах на глобальном уровне и всегда будешь знать, как сложится ситуация, потому что миром правят деньги». Я склонен ему доверять в этом, он миллиардер. Так вот, нынешняя ветвь правительства неугодна никому из тех, в чьих руках сосредоточены деньги. У семьи Дорсен, например, очень хорошие отношения с Канбери. Ты знаешь, какой оборот между ними?

— Не представляю.

— На эти деньги можно содержать страну. Лет так пять. Денежный оборот с Канбери весьма выгоден трем герцогствам Соринтии: Зальцири, Вейнсборо и Мелуа. А вот союз между Соринтией и Левадией не выгоден никому, кроме Анхельма, поэтому семейную ветвь Танварри хотят утопить. Если Анхельм сядет на трон, начнется война, которую спровоцируют наши же герцоги. Если на троне останется Вейлор — исход тот же.

— А как же наследник? Законный наследник престола, которого…

— Не будь наивной, никто не признает принца, который пропал двадцать пять лет назад, а потом внезапно появился. Никому не нужен этот нежданный наследник! Его убьют, едва лишь он посягнет на престол. Единственный, в чьи руки действительно может уйти власть — это Анхельм. Но его приход к власти будет означать раскол, и — видят Создатели — Анхельм хороший парень, и он не диктатор, который будет в силах подавить волнения на корню, чтобы сохранить корону. Но если власть достанется Дорсенам, то войны не будет.

— Сейчас, конечно, так и отдал его превосходительство трон. Прямо бежит, аж спотыкается! — ответила Рин.

— Он не сможет править сам. Если Анхельм исчезнет, ему некого будет сажать на трон, и тогда Дворянское собрание потребует короновать Виолетту.

— Сказать тебе, что он сделает? Устроит Виолетте несчастный случай, пока его ищейки будут гнаться за мной и Анхельмом. Вот его превосходительство как раз диктатор.

— Мы не в средних веках, Рин, кинжал и пистолет теперь создают проблемы, а не решают их. Особенно когда дело касается людей не из крестьянского сословия. Сейчас соперников устраняют иначе. Им портят репутацию, затем создают шумиху вокруг поисков блох на шкуре, а когда находят — прихлопывают через суды, прессу и так далее. Вейлора уже сто раз скинули бы с трона, если бы не его кристально чистая репутация.

— Кристально чистая?! — возмутилась Рин. — Три заживо сожженных поселения!

— Зато подавленная на корню эпидемия чумы, которая унесла бы миллионы жизней.

— Убийство маринейского военного советника.

— Которого он не совершал. Обвинение, ложность которого ты доказала.

— Отказ от собственного сына, ссылка жены и дочери в монастырь, династический тупик, — наконец, нашлась Рин.

— Да, это серьезно. Но Вейлор еще может жениться и стать отцом, он не старик. Ты вспоминаешь не то, Рин. Его репутацию испортили последние действия в Вэллисе, где он устроил кровавую баню инсургентам. Это сильно пошатнуло его позиции. Этим на него давят многие организации и влиятельные люди. Но за ним выигранная война, что повышает его статус в глазах граждан. Он балансирует на краю, и пока баланс в его пользу. В основном, благодаря тому, что газеты под контролем. Грядет страшный век, Рин. Век информационной войны. Кто умеет играть в информационные игры — тот и правит бал.

Рин ничего на это не ответила и надолго замолчала. Тяжело выдохнула и спрятала лицо в ладонях.

— Может быть, это неправильно — уничтожать кристалл сейчас, когда война стучится в двери? — наконец выдала она, сама не слишком веря в свои слова. — Человеческая свобода и все такое — это здорово, да. Но… Когда речь идет о свободе пары тысяч подчиненных кристаллу, а в противовес ей — свобода миллионов жителей этой страны, которых может подчинить правительство врага… Надо ли? Имеет ли все это смысл? Не лучше было бы отбиться силами этой его неведомой магии, а потом уже покончить со всем разом? Может быть, мы боремся с тем, что может нас спасти от чего-то худшего?

— Поздно. Эта лавина катится с горы, и ее уже не остановить.

При этих словах Рин живо вспомнила, как в Горящих соснах ее едва не накрыла снежная лавина. Тогда ведь кто-то ее остановил… Кто-то спас от верной гибели в ледяном плену, но кто это был? Задумавшись, она едва не пропустила мимо ушей слова Эрика:

— Твое решение сейчас может спасти страну от войны. Если Анхельм не получит трон, войны, скорее всего, не будет. Дай мне клятву, что ты хотя бы попробуешь увезти Анхельма отсюда!

— А если он сам хочет стать императором?

— Он не хочет, поверь мне! Подумай, для того ли он купил недвижимость за границей?

В ее голове что-то щелкнуло, словно встал на место кусочек головоломки, и наконец-то сложилась полная картина. Она вдруг изумленно улыбнулась своим мыслям и сказала:

— Я поняла. Я поняла, зачем все это было! Я поняла, зачем он в последний месяц осыпал меня с ног до головы деньгами и проворачивал все эти сделки…

— Видишь? Поклянись мне, Рин!

— Я бы сделала это даже без клятвы, — ответила она. — Но раз уж тебе так спокойнее, я даю клятву аирга, что прочнее алмаза, дороже золота. Я попытаюсь увезти Анхельма отсюда и не дать им сделать его императором.

Эрик улыбнулся ей в ответ и крепко пожал руку. Впрочем, улыбка Рин погасла так же быстро, как и появилась. Она помотала головой и крепко обняла себя руками.

— Ты чего? — спросил Эрик. Девушка пожала плечами и прошептала:

— Да так… Всякие философские вопросы вроде почему я должна спасать этот траханый мир? Ну какого ляда? Я же женщина…

— Ты встала на путь воина, это твой долг и предназначение…

— Ой, давай вот без этой патетической нудятины? — перебила его Рин.

— Так исторически сложилось. Такой ответ тебя больше устраивает?

— Нет, но с этим хотя бы не поспоришь. Я просто… оказалась не в том месте не в то время. Подумать только, если бы я тогда не решилась зайти в ту таверну в Кимри и не перехватила в полете пулю, которая летела в заместителя департамента безопасности, я бы не стала одной из «Волков». Я бы стала швеей.

— Серьезно? — удивился Эрик. — Я никогда не знал, как ты начала работать…

Рин усмехнулась и глотнула бренди. Почему-то только сейчас горло словно огнем обожгло.

— Это был далекий шестьдесят девятый год. Тебе сейчас сколько?

— Тридцать восемь.

— Мм-м, выходит, тебя тогда еще даже не задумывали. Ну, история не особенно удивительная. Мы с подругой решили зайти в таверну. Ей очень хотелось повидать ее предмет воздыханий, а я упиралась и не хотела идти. Во-первых, не было денег кутить. Во-вторых, на аиргов всегда косо смотрят, поэтому я не горела желанием показываться в таких местах. А с моей подругой по-другому не получалось. Она была эффектной блондинкой с очень приятными формами, к тому же актриса. Мужики просто теряли голову… И другие части тела. Из-за нее началась драка: два торговца и этот самый заместитель очень желали ее внимания. Кто-то из торговцев достал пистолет и решил устранить соперника. Я поймала пулю в полете.

— Я слышал, что ты так умеешь, но как ты это делаешь?

— Тяжело объяснить. У меня просто другая скорость реакции и восприятия летящих предметов. Для тебя пуля летит так, что ты ее не видишь, а для меня она словно сквозь кисель плывет. Я же не человек, не забывай. В общем, благодарный заместитель расчувствовался, сказал, что негоже таким талантам пропадать и отправил меня в военную академию в Кимри, пообещав, что через год заберет в департамент. И не соврал. Впервые на моей памяти человек не соврал, дав обещание.

— Почему ты согласилась?

— Мне очень нужны были деньги, к тому же служение родине казалось поступком, который сделает меня непохожей на сородичей. Я же бунтарь по характеру.

— Выходит, твой характер тебя привел на эту скользкую дорожку.

Рин покивала и выпила еще. От тепла камина ее разморило, бренди развязало язык, и наружу запросились мысли, которые она никому не решалась высказать.

— Эрик, раз уж разговор располагает, можно я поделюсь с тобой тем, что меня беспокоит? Только чтоб никому…

— Я — могила.

Рин снова сделала большой глоток и вздохнула.

— Фрис лжет мне, — заявила Рин, глядя прямо в серые глаза. — Лжет, понимаешь? Причем по-крупному.

— С чего вдруг такие выводы? Ты подозреваешь его в чем-то?

— Подозреваю… Я знаю точно! Я узнаю правду от третьих лиц, а он потом делает виноватые глазки и говорит, мол, да, прости, я солгал, но так было нужно ради твоего же блага.

— Но тебе приходится ему верить.

— Приходится! Выбора-то нет. Он пользуется тем, что сценарий всей пьесы есть только у него, и ставит декорации в спектакле так, как считает нужным.

— А что за декорации? Я не очень хорошо понимаю твои иносказания.

— Он заявляет, что чтобы победить Анарвейда, мне нужно всего лишь жить, наслаждаться жизнью и любить Анхельма так, как я только умею.

— Я понимаю, задание-то непосильное. И что тебе мешает?

— Душа моя кривая и характер ужасный мне мешают, — сморщилась Рин. — Ну не люблю я его…

— Анхельм очень достойный парень, зря ты так.

— Ты от темы не отклоняйся, — попросила она.

— А кто такой Анарвейд? Мне Анхельм пытался растолковать, но я не продрался через его разъяснения.

Рин задумалась и сделала большой глоток бренди. Пересказывать легенды было лень, поэтому она решила упростить.

— Если опустить всю божественную патетику, то Анарвейд — это один из двух легендарных хренов, который когда-то, когда трава была зеленее, охранял наш мир по приказу Сиани и Инаиса. А потом помер, когда подрался с другим хреном из-за любовного фиаско. Дух Жизни — дама суровая, видимо. Дала от ворот поворот обоим. Слово за слово, хреном по столу, братья подрались и разнесли наш мир в щепки. Раскол тогда и случился. Собственно, Анарвейд — это и есть тот самый императорский кристалл, это эссенция его души. И он пытается возродиться в этом мире, захватив разум императора.

Эрик остался впечатленным рассказом, это было видно по высоко поднятой левой брови и прищуренному правому глазу.

— Спасибо, так стало намного удобнее!

— В летающий сливовый пудинг поверить проще, — с готовностью кивнула Рин.

— Давай вернемся к теме Фриса. Значит, ты думаешь, что он тебе врет? О чем?

— О том, что мне надо полюбить Анхельма, чтобы все получилось.

— А ты предположи, что он говорит правду! Ты влюбляешься в Анхельма, и…

— Да что ж ты несешь-то! — рассердилась Рин. — «Влюбляешься»! Это же тебе не курок спустить! Это по заказу не происходит!

— …И тут у тебя появляется волшебный дар, который позволяет победить этого самого… Анарвейда.

Выслушав эту мысль, Рин прислушалась к собственным ощущениям и поняла, что где-то случился прокол в логике.

— Подожди. Почему я сказала, что мне надо полюбить Анхельма для победы над Анарвейдом? Фрис не так говорил. Фрис сказал, что это нужно для возрождения Альтамеи.

— Это та самая богиня Жизни, да?

— Да. И объект того самого любовного фиаско. Фрис говорил, что когда-то она была жива, потому что все в нее верили, и всё было хорошо, а теперь ее нет, и поэтому всё плохо.

Эрик потряс головой, наверное, пытаясь уложить в ряды новую противоречивую информацию о мире. Рин его вполне понимала.

— А зачем нужно возрождение этой Альтамеи? — уточнил он.

— Для победы над Анарвейдом, — ответила Рин, и все встало на места. — А, вот, правильно. Теперь до меня дошло.

Эрик снова скептически приподнял бровь и отпил.

— Да вас с Анхельмом сама судьба сводит вместе. Зачем ты сопротивляешься? Нет, я понимаю, любовь — дело сложное, на пустом месте не возникает, но так и у вас не пустое место…

Рин замахала рукой, потому что Эрик завел совсем не ту песню.

— Не в этом дело! Не могу я и все тут.

Эрик вздохнул и вопросительно посмотрел на нее.

— Не могу. Я же не просто так о характере своем говорю. Сердце занято. Не кем-то, а моим погибшим женихом… — бессильно ответила Рин. — Прости за интимные подробности, но каждый раз, когда я ложусь в постель с Анхельмом, у меня перед глазами стоит лицо Варданиса, и моя совесть откусывает от меня кусочек за кусочком. Я скоро с ума сойду!

— Рин, это уже и впрямь болезнь какая-то. Столько лет прошло… отпусти. Ты не виновата в том, что хочешь жить и любить снова.

Она только горько вздохнула.

— А еще мне кажется, что кругом один обман, и стоит мне только послушаться — все обернется против меня в мгновение ока.

— У тебя паранойя.

— За этот день ты второй человек, который говорит мне это, — недовольно вздохнула девушка. — Знаешь, между всем происходящим я ясно чувствую какое-то противоречие. Ощущение сродни попытке соединить два магнита сторонами, которые отскакивают друг от друга.

— Что ты имеешь в виду?

— Кристалл, его магию и повседневную жизнь. Я толком даже сформулировать не могу! Просто есть что-то глубоко неправильное во всей этой ситуации. Словно кристалл в нашем мире — это чужеродный элемент, понимаешь?

Эрик ответил ей растерянным взглядом.

— Не понимаешь. Как же объяснить? Будто лису посадили в курятник и заставили вести себя как курица… Нет, так тоже непонятно.

Рин схватилась за голову, отчаянно пытаясь понять, как же растолковать свое ощущение. Выпитое бренди нисколько не способствовало поискам истины, поэтому она решила налить еще.

— У меня лишь разрозненные факты на руках, Эрик, но я чувствую нутром, что они все между собой связаны. Я ведь всегда полагаюсь больше на интуицию, чем на логику. Мне не хватает логического навыка, чтобы эти факты связать воедино и получить цельную картину.

— Моя логика к твоим услугам.

Рин засмеялась.

— Я никогда не делилась этой мыслью ни с кем и надеюсь, что ты тоже не будешь пересказывать кому-то мои догадки, хорошо? Когда я начинаю рассуждать обо всей этой магии кристалла, мне самой смешно становится. Потому что я чувствую, что на самом деле кристалл — не то, чем он кажется. Быть может, он и не магия вовсе…

Эрик казался озадаченным.

— Подожди-ка, разве он не отбивался заклятиями, когда Арман и его группа напали на гвардейцев?

— Отбивался, — нехотя признала Рин.

— Ну, так что же тебя смущает? В нашем мире полно магии, ты сама тому живой пример.

Она повернулась к нему и постаралась сказать так, чтобы прозвучало как можно серьезнее и убедительнее:

— В мире есть определенные нерушимые законы природы. Лотосы не цветут среди зимы, пробиваясь из-подо льда. Человек, проткнутый кинжалом, умирает, если его раны не зашить, но выздоровление долгое. Человек, попавший в огонь, сгорает. Магия — это нарушение всех законов природы. Магия заставляет цвести лотосы зимой, а раны затягиваться на глазах. Она заставляет огонь скатываться с пальцев и не жечь их, не согласно чему-то, а вопреки всему. Магия — это то, что нельзя.

Эрик поискал ответ на дне стакана, но не нашел, а Рин, сделав большой глоток, продолжила свою мысль:

— А кристалл делал то, что… можно. Кислота, огонь — все это можно сделать руками. Понимаешь?

— Нет, — честно сознался детектив, и Рин огорченно всплеснула руками, едва не разлив бренди. — То есть, я понимаю твою мысль, но принимать отказываюсь. Кристалл — творение человеческих рук? А как насчет подчинения разума? Как ты это объяснишь?

— Не знаю… Гипноз? Есть же гипнотизеры, которые проделывают подобные трюки иногда? Ну, убеждают в чем-то, например, под влиянием гипноза. Они держат перед тобой раскачивающиеся часы на цепочке, — Рин показала это, — считают до десяти, а потом ты — брык, и спишь. Просыпаешься по их слову и делаешь то, что они говорят.

— Ни один гипноз не дал бы такого стойкого эффекта для тысяч людей, — отмел эту версию Эрик. — Это магия! Жуткая, неведомая магия.

Рин поставила стакан на столик, поглядела немного на языки пламени в камине, перед которым они сидели, и спрятала лицо в ладонях.

— Я не видела своими глазами кристалл никогда. Я знаю все только по рассказам Армана, которому тоже теперь слепо доверять не могу…

— Ты параноик. Я серьезно. Покажись доктору.

— Спасибо за информацию, но месяц назад доктор сказал, что с моими мозгами все в порядке, — язвительным тоном ответила она и вдруг изменилась в лице. Глаза широко открылись, к ней пришло озарение.

— Ты чего?

— Эрик! А вдруг и он мне солгал? А что? С него станется, мы никогда друзьями не были. Да подожди ты со своей паранойей! Послушай, в Левадии у меня было ранение… Где эта газета?

Рин схватила со столика нужный номер и показала ему статью.

— Ну, вот же оно, в газете написано. А это, кстати, мой доктор, Кастедар Эфиниас, — мимоходом заметила она, ткнув пальцем в фотографию. — Так вот… Помимо Кастедара меня лечил странный дядька, которого Кастедар назвал никем иным как Инаисом. Да погоди ты ржать! — рассердилась Рин, глядя, как Эрик залился смехом. — Сама знаю, что звучит бредово.

— Как настоящий бред больного!

— Ты мне не веришь! — обиделась Рин и налила себе еще бренди.

— Нет, но мне интересно, поэтому расскажи свою теорию целиком.

Тяжело вздохнув, девушка выдала:

— Когда меня пленили в Маринее, я умерла. Нет, серьезно, я умерла! Но меня, по словам Фриса, оживили боги, Инаис и Сиани, чтобы я исполнила свое предназначение. Первого февраля сего года я снова балансировала между жизнью и смертью. После битвы в доках, где я слетела с катушек и прирезала двести человек, я потеряла память. Этот самый демон Кастедар, мне ее вернул. Во время этой дикой процедуры мне чуть не разорвало голову, это было просто ужасно больно! И мне слышались голоса, но разобрать я смогла только два слова: «нестабильное состояние». После победы над Рейко я, по словам Кастедара, находилась в состоянии клинической смерти и — только не смейся! — опять потеряла память, когда меня оживили. В таком состоянии я сбежала, бросив Анхельма и остальных на Южных островах. Ну, это он тебе рассказывал. В Левадии меня подстрелили, провели принудительное возвращение памяти и починили мозги. И проделал эту операцию снова Инаис. Я его видела, Эрик! Я видела его! Он такой же, как в моих воспоминаниях со времен смерти в плену. Мужчина с раскосыми светло-серыми глазами, и его кожа… Она такая странная, светло-зеленая. Органы просвечивают сквозь нее. И только вокруг глаз она нормальная, цветом, как у Фриса. Я не почувствовала в нем ничего магического. Я обладаю магией, я знаю, как она пахнет, как она… чувствуется! В нем нет и толики божественного! Но я смотрю на тебя и вижу, что ты, Эрик, мне не веришь…

— Я пытаюсь переварить твою историю.

— Хорошо, вот тебе десерт: пять дней назад на погранзаставе Къеркенли на меня напал гвардеец императора. Он схватил меня за голову, вгляделся в глаза, а я пошевелиться не могла.

— Он тебя заколдовал?! — испугался Эрик, хватая Рин за плечи. Та стряхнула его руки.

— Да нет же… В общем, он меня держит, я не могу шевельнуться, в ушах писк стоит. Он произносит странную фразу: «Триста шестой. Обнаружено сопротивление. Внедряюсь». Меня с ног до головы такая боль пронзила, я думала подохну на месте. И тут у меня начинает в ушах жужжать и шипеть, мои руки не по моей воле поднимаются, и я сдавливаю его виски. Вдруг какой-то странный голос внутри моей черепушки говорит: «Инъекция завершена». Внезапно появляется Кастедар, гвардейца от меня отбрасывает, я понять ничего не могу… А этот гвардеец не мертвый, но пялится в одну точку прямо перед собой, замер как истукан.

Она замолчала, вспоминая, и Эрик нетерпеливо понукнул ее:

— А дальше?

— Потом мы с Кастедаром поспорили. Я его спрашиваю, может быть, этот мужик в зеленом в моих мозгах покопался? А он мне говорит, мол, почтительнее о Создателе, он же тебя создал. Тут у него рот открылся, он даже сигарету выронил, а затем сказал, что ему срочно нужен Фрис и исчез.

— Так, может быть, этот, как ты выразилась, мужик в зеленом, дал тебе защиту от магии кристалла? Ты же, вроде бы, божественную волю исполняешь.

— Но я не чувствую в нем божественного начала! Не чувствую в нем магии!

— Как будто он прямо должен ей лучиться. Включи мозги! Он — Создатель! Он выглядит так, как хочет, и если от него не исходит мистического сияния, значит, ему так нужно!

— Есть логика в словах твоих, но дверь двойную чую я в шкафу-ловушке, — выдала Рин, немного подумав. — И если дверь вторую приоткрыть, за ней окажется путь к истине.

— Поэт ты бездарный, — признался Эрик.

— Сейчас вкручу тебе этот стакан широкой стороной в рот, будешь знать, как мне всякие гадости говорить, — пригрозила Рин с улыбкой и допила одним глотком.

— Что-то засиделся я с тобой, мне в Кандарин давно пора. Ночь уже на носу, — Эрик на всякий случай шутливо отодвинулся от Рин. Она засмеялась и хлопнула его по плечу.

— Так что ты скажешь? — осторожно спросила она. — Обо всем, что я рассказала.

— То, что ты рассказала, удивительно. Прости, но, к сожалению, я тоже не могу тебе помочь в сопоставлении этих фактов. У тебя их, откровенно говоря, маловато, и все они очень запутанные, наполовину смешанные с твоим субъективным ощущением и рассказами тех, кому ты, по твоим же словам, не слишком доверяешь. На мой взгляд, Рин, ты видишь всего лишь совпадения, но пытаешься выстроить из них заговор. Прости за прямоту, но ты придаешь неадекватную важность бессмыслице. Реальность прямо под твоим носом. Лучше обрати внимание на нее, пока она не ударила тебя по голове.

Рин опустила взгляд, а затем и вовсе бессильно понурилась. Эрик положил ей руку на плечо и проникновенно сказал:

— Только не нужно подозревать Анхельма в обмане, хорошо? Он хочет тебе добра, он любит тебя. И ты тоже постарайся освободить свое сердце для него. Впусти его. Может, так действительно все изменится. Постараешься?

— Постараюсь, — тихо ответила Рин, чувствуя, что еще чуть-чуть — и расплачется.

— А мне действительно пора ехать. Благие боги, ну я и набрался! Надеюсь, Джери меня не выкинет из седла.

Эрик набросил свое пальто и шляпу и пошел к дверям.

— Эрик! — остановила его Рин, и он обернулся. — Спасибо, что поговорил со мной. Порой мне кажется, что я схожу с ума просто оттого, что у меня нет кого-то, кто поделился бы со мной порцией здравого смысла.

— Всегда к твоим услугам, — он приподнял шляпу и вышел. После его ухода Рин еще долго сидела над бокалом бренди и смотрела на огонь в камине. Да, пожалуй, сегодняшние разговоры многое прояснили ей самой. Одной из леденящих кровь мыслей было то, что ей никто никогда не доверял. Может быть, это была расплата за ее собственное недоверие ко всем окружающим? Может быть, ей действительно стоит просто слушаться Фриса и Кастедара, которые в один голос твердят одно и то же? Хотя… если подумать: есть ли у нее выбор?

Рин тяжело вздохнула и прикрыла глаза.

В том-то и дело, что выбор как бы есть, но как бы его и нет.

~*~

История в истории

[1] Башня Монтоли — построена по проекту архитектора Джанфранко Монтоли в 3789 году в городе Лилли. Архитектор задумал построить башню из стекла, которое в те времена не отличалось особой прочностью. На открытии сооружения королева Дзиттария решила подняться наверх, откуда, по заверениям автора проекта, должен был открываться чудный вид на долину водопадов. Едва она поднялась на несколько ступенек, как конструкция задрожала и начала рушиться. К счастью, королева получила лишь несколько неглубоких порезов. Архитектора казнили по приказу Ее Величества. С тех пор в народе укоренилась фраза «планы рухнули, как башня Монтоли».