Ночью мне снилась всякая ерунда вроде бегающих по дому фейских штанов или Тилля, выговаривающего мне за неточный перевод рун. Я злилась и доказывала ему, как неправ, угрожала справочником. Тилль смеялся рвал страницы из него и делал кульки для семечек. Потом стопу их вручил мне и посоветовал сменить профессию, пока не поздно. Советовал устроиться возле университета, где жадные студиозусы расхватают поджаренные семечки, особенно если сдобрить их солью.
Из-за этого я проснулась рано, помогла Глаше с завтраком, а в процессе то и дело настороженно поглядывала на Лайтнера. Он беспечно зевал, ел свои любимые сырники и не обращал на меня внимания. Еще грозился довезти до университета. Возражать я не стала: если решится меня и забрать, можно будет немного задержаться в городе и поискать вечернюю школу для Глаши.
Желательно – с общежитием, иначе придется снимать жилье. Как бы ни сильна была моя вера в оружие, но рисковать и возвращаться сюда среди ночи – глупая идея.
— А потом попробуем еще раз поискать эту книжку, — добавил Тилль.
Я кивнула. Пускай мы просмотрели все общие комнаты, но могли же чего-то и не заметить! Или же эта записная книжка лежит себе тихонько в одной из спален, куда мы еще не добрались.
— Думается, не с той стороны вы к проблеме подходите, — вдруг заговорила Глаша. – Просто ищете книжку эту записную, а нужно разузнать, отчего барыня Вильхоф вообще решила ее вначале спрятать, а тут вдруг демонстративно отдать. Уж если эта книжуля за двадцать лет Крыжевской не понадобилась, то вряд ли ее присвоение таким уж грузом лежало на вашей бабуле.
— Ну, Крыжевская ее издать хотела, — Тилль подался вперед и почесал подбородок.
— Книжку записную полжизни назад заполненную? Если она там не про тайные свидания с тогдашним царем рассказывала, то вряд ли кому интересно будет. Самолюбие в ней играет, вот и наговорила глупостей.
В ее словах была логика: кому, в самом деле, нужны те записи? Да и при желании Крыжевская легко собрала бы материал на пять новых учебников и без своих студенческих заметок.
— Запутанно все, — снова заговорил Тилль. – Как будто Астрид хотела через книжку оставить какое-то послание, но не понимаю, какое.
— Поймете, — махнула рукой Глаша. – Вряд ли она о вас настолько хорошо думала, что нерешимую загадку оставила. Просто вы пока не знаете, где искать ответы.
— Дома мы уже пытались, нужно выбрать другое направление, — предложила я, а Тилль кивнул.
— Только аккуратнее там, — Глаша нахмурила брови и надвинулась на нас, точно строгая матушка. – Мутные дела вела ваша бабка, решат еще, что вы от нее не только дом унаследовали.
— Глаша, госпожа Вильхоф была обычный преподавателем.
— И мы будем очень аккуратны, — заверил Тилль.
Глаша покачала головой, выражая глубокие сомнения в наших способностях, но настаивать не стала, как и набиваться в помощники, в отличие от Макарушки.
Стоило нам оказаться на пороге, как он тут же возник рядом и попросил подбросить его до города. Якобы у него там дела, а добираться на трамвае – долго и хлопотно. К тому же дороги через лес он не знает, заплутает еще, неловко получится перед матушкой. И невесту не привел, и сам сгинул.
С такими речами Макарушка просочился в салон мобиля, устроился на переднем сиденье рядом с Тиллем, и, как мог, развлекал его беседой. Много болтал о своей матушке и их лесопилке, между делом интересовался нашими родителями и работой. Я притворялась, что ничего не слышу из-да шума двигателя, Тилль неохотно отвечал. Оказывается, он действительно фейский полукровка, а не четвертинка, как я думала.
С бабушкой Ритой у них отношения не складывались именно по этой причине. Она не любила феев и все связанное с ними. Раньше я никогда не придавала этому значения: их мало кто любит. Закрытый народ, непредсказуемый и опасный, почти как маги, недаром теми становятся те, в ком есть хоть капля фейской крови. Хотя и пользы от тех и других тоже много. Почти весь прогресс, считай, на них держится. Даже этот мобиль едет благодаря магическому двигателю, похожие стоят в поездах и трамвая. Производство таких – дело сложное, поэтому у нас чаще делают большие для общественного транспорта. А расточительные норнгцы и фарузцы ставят и на личные мобили.
Правители делают все возможное, чтобы создавать такие двигатели могли и не маги, при помощи специальных кристаллов и нехитрых заклинаний, но пока с этим туго.
Я разбиралась в этом постольку-поскольку: специально не училась, зато переводила и составляла заклинания. Основная сложность там – выдержать необходимый ритм и певучесть. Для того и приходилось раз за разом читать старые песенники, впитывать мотивы. Почему-то работают только заклинания, написанные на старых языках. Бабушка Рита говорила, что древние были куда ближе к первородным стихиям, оттого те их лучше слышали.
В этот раз я так погрузилась в мысли, что почти не заметила дороги до города, да и мобиль меня пугал гораздо меньше. На переднем сиденье куда удобнее, зато на заднем – просторнее и нет нужды терпеть соседство Тилля.
Он высадил меня у стен университета, чем вызвал новую вспышку интереса у студенток. А эти, с курсов секретарей-стенографисток – самые отъявленные сплетницы! У нас бывают общие лекции, успела к некоторым присмотреться.
Еще хуже то, что Макарушка выскочил из мобиля первым и неловко открыл мне дверь, затем подал руку. И как бы мне ни хотелось забиться поглубже в машину, все же пересилила себя и вышла. Могу поспорить, к вечеру стану главной героиней университетских баек: приехала в компании сразу двух кавалеров, этакого непотребства еще не случалось!
— Спасибо, — все же поблагодарила я. Во всем нужно искать положительные стороны: если слухи далеко разойдутся, маме уже не получится так легко меня сватать. Зато она сможет сильнее давить на кандидатуру Макарушки Тихомирова.
Тот как раз стоял напротив меня, шумно вздыхал и сминал ручку моего портфеля. Совсем не тяжелого, кстати, не понимаю почему его постоянно пытаются у меня отобрать.
— Мне вчера не спалось, — внезапно начал он.
— Незадача, — согласилась я. – Это вам наверняка целебного тихомировского воздуха не хватает и физических нагрузок.
— Не в том дело, — Макарушка еще больше смутился. – Пока не спалось, я книгу из библиотеки читал, о построении крепкой семьи. И вот там сказано, что в основе всего лежит общность интересов. Раз вам пока несподручно знакомиться с лесопилкой, то решил взять все на себя и познакомиться с вашими древними языками.
— Отлично! Хотите, подберу пару подходящих учебников?
— Этак я вашими интересами не проникнусь, — вздохнул Макарушка с такой горечью, будто я только и ждала этого его проникновения. – Давайте лучше на лекции с вами схожу, посижу тихонечко, послушаю…
Вообще-то такое не поощрялось, но и не запрещалось. По царскому указу любой мог ходить на лекции в университет при наличии там свободных мест и своем примерном поведении. Никаких документов за это не давали, поэтому и желающих было немного.
— Это будет неловко, — призналась я. Одно дело – терпеть детинушку по дороге в город, другое – целый день.
— А вы скажите, что я ваш телохранитель, — он с энтузиазмом взмахнул руками и подался вперед.
Плотный настолько, что очередной нелепый костюм так и трещал по швам и норовил стрельнуть пуговицей, Макарушка меньше всего походил на сурового бойца. Да и от кого меня охранять в университете? Самое опасное и зловещее здесь – поварихи в столовой, особенно когда не доедаешь или тарелку ставишь не туда.
— Помилуйте, зачем мне телохранитель? — вздохнула я и попыталась отнять у Макарушки свой портфель. Но куда мне против этого могучего покорителя бревен?
— Тогда я просто постараюсь держаться от вас подальше, чтобы не смущать, но на лекциях все равно посижу, — закончил он и поплелся к дверям в университет.
Я оглянулась по сторонам, вдруг Отец Небесный пошлет мне какой-нибудь знак? Вместо него заметила шушукающихся девушек с курса стенографисток и Тилля. Поймала его взгляд и прищурилась. Не притащи он Макарушку к нам, все могло бы сложиться иначе!
Лайтнер развел руками и нагло осклабился. О да, доволен местью! Натравил на меня женишка, какой молодец. И это он еще с прошлыми незнаком, а то и их бы позвал!
Устраивать сцену на улице я не стала, наоборот, повыше задрала подбородок и отправилась выручать свой портфель. Макар с ним ухитрился пройти через весь холл и половину коридора первого этажа, там наконец остановился и болтал с моим преподавателем фейского языка. Тот, хоть и был четвертинкой, но зато сплетни разносил похлеще девушек-стенографисток. Наверняка к вечеру о моей женихе будут знать все, кому это интересно и кому нет.
Я тяжело вздохнула и побрела к аудитории. Надеюсь, Макарушка не ошибется дверью и донесет мой портфель, но впереди меня ждал кое-кто пострашнее.
— Доброго дня матушка, — холодно поздоровалась я, на что мама только кивнула и вздернула подбородок. Я же опустила свой. Вот от кого у меня этот дурацкий жест!
— Ярина, тебе следует немедля вернуться домой! – без приветствия начала она. – Показала характер и хватит, ты позоришь семью, отдыхая по гостиницам!
— У меня есть дом, а в ваш поступать по-вашему я не вернусь.
— Подумай о сестрах! Кто их возьмет замуж после такого?
Я сжала кулаки от злости. Не получилось надавить авторитетом, решила взывать к моей совести? Хотя какой позор в том, что я живу отдельно и сама зарабатываю?
— Вы мне поручили с женихами поближе сходиться, я это и выполняю! – ответила я, затем резко развернулась и зашагала к Макару.
Там поймала его, схватила под руку и потащила к аудитории мимо опешившей мамы. Тихомиров на ходу поздоровался с ней и поинтересовался здоровьем. Та только открыла рот от изумления и хлопала глазами, но быстро взяла себя в руки и догнала нас.
— Ярина, невозможная ты девица! Скажи, ты хотя бы не голодаешь? – в ее глазах светилась неподдельная тревога, я была вынуждена притормозить и ответить.
— Нет. Еды у нас хватает и есть крыша над головой.
— Хоромы целые! – поддакнул Макарушка. – Ярине их в наследство оставили, пополам с феем норнгским.
Мама схватилась за сердце и тяжело вздохнула, но все-таки отступилась от нас. Я не радовалась: это не быстрая победа, скорее – стратегическое отступление для перегруппировки войск. Мама вернется домой, поплачется на плече у бабушки, посоветуется с подругами, и вернется ко мне с обновленной тактикой.
Я затащила Макара в аудиторию, отобрала мой портфель и отправилась к первым рядам, где привычно сидела в компании двоих своих однокурсниц. Затем разложила тетради, карандаши и ручки, нечаянно двинула локтем и поняла, что он упирается во что-то. Повернула голову и заметила красно-коричневую гору Макарушкиного костюма.
— Знаете, приобщаться к древним языкам можно и с задних рядов, — прошипела я, злясь на свою бестактность.
Ну он же не виноват во всей этой ситуации! Если разобраться, такая же жертва. Но у Макара, как у мужчины, куда больше возможностей избежать навязанных отношений, чем у меня. Мог, в конце концов, ударить кулаком по столу и никуда не выезжать со своей лесопилки. А то мама его выгнала, вы подумайте! Да этакую гору так просто до двери не дотолкаешь!
— Я буду сидеть тихо и ничем не помешаю, — ответил он, а подруги уже истыкали мне бок, чтобы узнать подробности.
При этом Иринка, раз за разом поправляла прическу и интересовалась, как идут дела на тихомировской лесопилке. Видимо, уже представила себя ее хозяйкой, считающей прибыли. Макар отвечал ей честно, бесхитростно улыбался, но при этом поглядывал на меня, будто в самом деле влюбился.
Да что же за наказание такое! Я разозлилась и открыла учебник, отгораживаясь им от беседы. Все у меня кувырком пошло после этого сватовства!Или после знакомства с Тиллем? Даже не пойму, кто из этих двоих раздражает меня сильнее.
К моему облегчению дальше в аудиторию вошел преподаватель, мазнул взглядом по Макарушке, и начал лекцию. Я слушала все и записывала, хотя фейский язык любила не так сильно, как старорудский. Но для непосвященного человека все это было неимоверно скучным, потому я надеялась, что ко второй паре Макар сбежит.
Тот же уверенно выдержал и фейский язык, и старорудскую литературу и даже философские основы стихосложения. Он неизменно таскал мой портфель между аудиториями и помог донести его до столовой, когда настала пора большой перемены.
Очереди здесь всегда были бесконечными, вот и сейчас студенты толпились уже на входе. Я приподнялась на цыпочки, выглядывая хоть кого-то знакомого. Перемены всего полчаса, можно и не успеть перекусить, тогда придется сидеть голодной до окончания пар.
Но вместо приятелей-студентов я заметила Тилля, самодовольно развалившегося на стуле в дальнем углу столовой. Он тоже заметил нас и лениво помахал рукой. Я отвела от него взгляд, делая вид, что не понимаю намеков, но Макарушку просиял и буксиром потащил меня к Тиллю.
— Какой все-таки приветливый парень, хоть и наполовину фей! – бубнил он. – И поглядите-ка, Ярина, он уже взял нам обед.
Рядом с Тиллем действительно стояли тарелки с едой, но вдруг это не нам? Мало ли, запланировал еще с кем-то встречу или же просто любит есть суп сразу из трех тарелок? Пока я размышляла над этим, Макарушка добрел до стола и решительно отодвинул для меня стул.
— Спасибо, что побеспокоились о нас! – он тут же схватил руку Тилля и яростно ее потряс. – Все эти неправильные глаголы и шесть прошедших времен в старофейском пробудили во мне зверский аппетит.
— Вообще-то их девять, — влезла я. – Шесть — будущих. Хотя в чем настоящая сложность фейского языка, что старого, что нового – артикли и правила постановки суффиксов.
— На вашу долю я тоже взял, — недовольный Тилль тут же пододвинул ко мне тарелку супа, второе и стакан чая, с лежащей сверху булкой.
Я оценила эту взятку и деликатное «только не артикли!», поэтому поблагодарила и принялась за еду. Готовили в столовой неплохо, и даже в моем супе было достаточно овощей, зелени и мяса, чтобы им насытиться. Поэтому второе я ненавязчиво отодвинула от себя на середину стола. Пусть парни сами выбирают, кому достанется еще порция.
Студенты продолжали прибывать и ворчать в очереди, я же ела неспеша и с удовольствием, наслаждаясь каждой ложкой. Тилль тоже не скромничал, а вот Макарушка едва поковырял в своей тарелке.
— Не спокойно мне, как там матушка, — отозвался он.
— Проведайте ее, — поспешно влезла я. Вдруг послушается и съедет? Хоть одним соседом станет меньше!
— Не могу поперек слова ее идти. Сказала – иди завоевывай Ярину, вот тем и буду заниматься.
— Сидением на лекциях этого не сделать, — заметила я.
Он тяжело вздохнул и уткнулся в свою тарелку, отчего мне стало его жаль. Хороший же парень по сути. Вон сколько пар вытерпел! И не жаловался, не ныл, не зевал. Да и выглядит Макар не так плохо: его бы переодеть и прическу сменить, симпатичный молодой человек получится. Повезет его будущей жене, но себя я в этом качестве не вижу.
— Я помогу вам искать книжку! – выпалил он, решительно отставив тарелку.
Мы с Тиллем тоже бросили жевать и переглянулись друг с другом. Это же наше развлечение! То есть соревнование. Третий лишний в нем не нужен!
— Даже разработал план, — добил Макар.
— Тоже в ночи, после чтения советов по построению крепкого брака? – возмутилась я, Тилль тоже нахмурился. Хотя кто виноват в этой ситуации? Кто притащил в наш дом Тихомирова?
— Утром, когда Глаша говорила об этой книжке. Такая мудрая девушка и готовит вкусно.
Я чуть было не ляпнула «Ну и сделайте ей предложение!», но подумала, что Глаша этого ничем не заслужила. Действительно, не девица, а подарок! Ей бы образование еще получить, приодеться – отбоя от женихов не будет.
Или просто выйти в людное место с блюдом своих пирогов или сырников – уйдет оттуда с мужем, зуб даю! И у нее точно хватит «умищи», чтобы не спугнуть того артиклями или толкованиями рун.
— Я в вашей семейной идиллии себя третьим лишним чувствую, — ухмыльнулся Тилль, а я едва удержалась от того, чтобы пнуть его под столом.
— Вы, господин Лайтнер, в нашей семейной идиллии главный компонент! – ответила я. – Даже не думайте покидать нас.
— Куда ж я от вас, Ярина Вячеславовна, у нас и дом один на двоих и Глаша.
— Она моя подруга!
Макарушка вздохнул, затем веско добавил.
— Вы просто зациклились на этом доме, а у госпожи Вильхоф могли быть и другие хранилища. Она же долгие годы в университете работала, вон, портрет ее в холле висит. Вдруг она оставила книжку здесь?
— У преподавателей редко бывают личные кабинеты, — задумчиво ответил Тилль, — разве что кафедра. Вот там можно осмотреться.
— Да, неплохая идея, — согласилась я. – Договоритесь с деканом, чтобы нас пустили. Вы же так мило со всеми общаетесь.
— Но живу-то с вами, к чему эта нелепая ревность?
Желание врезать ему становилось нестерпимым. Я даже помяла в руках вилку, представляя ее воткнутой в бедро Тилля. Но тот продолжил миленько улыбаться и потягивать чай, точно тот был крепкой настойкой из дубовых бочек.
— И у меня на сегодня другие планы, — он махом допил и отодвинул стул. – Астрид была не такой дамой, которая забывает важные вещи на рабочем месте, хочу отработать более перспективные направления.
— Удачи, — почти дружелюбно ответила я. Мама всегда просила не говорить так, чтобы не сглазить, но здесь и случай подходящий.
— Да, удачи вам! – широко улыбнулся ему Макарушка, обрадованный, что мы снова остаемся вдвоем.
Но стоявший Тилль положил руку ему на плечо, затем повлек за собой:
— Идемте, развеетесь!
— Но я…
— Хватит вам, Макар Григорьевич, — Тилль потащил его куда настойчивее, — сиденьем на лекциях девицу не покорить, это Ярина верно подметила. А так хоть проветрите голову от суффиксов и артиклей.
Жилистый фей легко потащил за собой громаду Тихомирова, я же осталась за столом, в компании грязных тарелок и трех нетронутых стаканов чая. Что ж, невеликая плата за избавление от женишка, прощу в этот раз фейского прощелыгу.
Тем более его стараниями, у меня освободился большой перерыв, который можно провести с пользой. Если подумать, то Макарушка говорил правильные вещи: искать записную книжку можно не только в доме. Потому я собрала наши тарелки и стаканы на поднос, отнесла его на стойку для грязной посуды, затем поспешила к выходу, где столкнулась с госпожой Крыжевской, которая как раз царственно вплывала в столовую. За ней семенила Инга Игнатовна Скворцова, преподаватель истории магии, совсем молоденькая и щуплая, а еще какая-то блеклая, едва различимая на фоне высокой и яркой Пелагеи Игоревны.
Я поздоровалась с ними и поспешила на третий этаж к западному крылу, именно там располагалась наша кафедра древних и забытых языков. Госпожа Вильхоф когда-то трудилась на ней, могла и злосчастную книжку забыть где-то в шкафах или лаборантских. В тех убирали так редко и бестолково, что вполне могли ее пропустить.