С древнеитилийского я все же отпросилась, пообещав написать по нему доклад об особенностях составления слов. Не самая интересная тема, как и язык, но просто так сбежать не позволила совесть.
Вместе с большим перерывом у меня получалось почти два часа времени, как раз хватит навестить отца на работе и вернуться в университет. Идти здесь недалеко, всего-то пара улиц, если не буду зевать по дороге, успею и на обед куда-нибудь заскочить.
Но когда я уже бодро шагала вниз по крыльцу, меня догнала Иринка. Она приоделась сегодня: не пожалела свое торжественное фарузское платье и хорошие туфли на каблуке, на плечи накинула манто, а волосы завила и заколола только с одной стороны, остальные же спадали до самой талии блестящей волной. Кроме того – облилась дорогими духами, от которых у меня целый день щипало в носу, а губы и глаза умело подкрасила. И как будто того мало, после выхода из университета Иринка расстегнула верхние пуговицы на платье, совсем уж бесстыже оголив декольте.
— Провожу тебя немного, — выпалила она.
— Тебя бы саму кто проводил, — ответила я. – Украдут.
— Мы же не на юге, — отмахнулась Иринка и довольно покраснела. – Ты мне лучше скажи, Макар Григорьевич с тобой пойдет?
Я пожала плечами. Тилль обещал встретить меня после окончания учебы, а чем будет заниматься до того – неизвестно. Макар же как приклеенный ходил за ним следом, наверное, приглядывал за конкурентом. Вдруг тот снова где-то со мной закроется и использует свои фейские чары?
— После пар вернее будет, — заверила я. – Неужели тебя вправду так его лесопилка заинтересовала?
— Она, конечно, весомый плюс, но и сам Макар Григорьевич красивый мужчина: высокий, статный, плечи такие… — мечтательно перечисляла Иринка.
Я закатила глаза. Как она все это разглядела-додумала? По мне Макарушка – рыхлый и одутловатый, еще и нелепый в своих костюмах, а Иринка про стать и плечи.
— А уж какой в Тихомировке лес, какие из него пилят бревна, — протянула я. – За такие в Норгне неплохо платят, озолотиться можно.
— У него бревна, у меня – яблочки, — при этих словах она приосанилась и сильнее выпятила грудь. – Думаю, их на лесопилке и не хватает.
Ох уж эти эвфемизмы, все ими опошлить можно! Хотя, возможно, Макарушка и оценит ее наливные перси, неплохой сорт яблок все же, в моем саду такие вряд ли вырастут, как не подкармливай. Иринка и ростом повыше, и в кости пошире, такая лучше представлялась на лесопилке с бревном на плече. Хотя она же о них не в прямом смысле думает, в отличие от госпожи Тихомировой. Впрочем, кто я такая, чтобы мешать чужому счастью?
Видимо, Отец Небесный решил вознаградить Иринку за старания, потому вскоре я заметила приметный фейский мобиль. Хозяин его нашелся неподалеку: устроился на скамейке и жевал бутерброд, а рядом с ним потягивал что-то из большой кружки Макар.
Он сидел ссутулившись, кутался в шарф, постоянно тер нос платком и выглядел донельзя несчастным. Мне даже захотелось подойти и обнять его, утешить, а потом сразу переправить к матушке, в целебный лесной воздух. Странно, что он был почти в полтора раза больше Тилля, при этом ощущался скорее младшим братиком, чем мужчиной. Наверное, потому я и думала об объятиях, подойти и притронуться к фею даже бы не рискнула, и щеки горели при одной мысли.
Вот Иринка думала иначе. Едва заметила парней, как расправила плечи, распахнула манто и пошла на них в атаку, сверкая белозубой улыбкой.
— Макар Григорьевич, господин Лайтнер, — воскликнула она и пошагала на них, затем уверенно устроилась посреди лавочки. – Как я рада встрече!
— Доброго дня, — кивнул ей Тилль и встал. А Макар тем временем отодвинулся на другой конец лавочки, отчего Иринка недовольно поджала губы, но напор не снизила:
— Вижу, вы приболели? – после чего она доверительно положила руку на тихомировское плечо и повернулась вполоборота, все также выпячивая «яблочки».
Тилль на это закатил глаза и предложил мне руку:
— Прогуляемся, Ярина Вячеславовна? Макару Григорьевичу нужно допить свое лекарство.
— Погодите! – взмолился он, переводя взгляд с меня на Тилля. – Я вас провожу.
— Мы на соседнюю улицу буквально, не потеряемся, — ехидно улыбнулась я.
— А тебе бы о здоровье подумать, — поддержал Тилль. – Не волнуйся, скоро вернемся.
Макар все равно подался следом, но был ловко ухвачен за лацкан пиджака Иринкой. Та, наверное, уже четко видела себя хозяйкой на лесопилке и шла к этой цели, не замечая препятствий. Но так разобраться, то Тихомирову она подходила куда лучше меня: крепкая, хваткая, бойкая, как раз та, что уравновесит его мягкий характер и не пропадет по соседству с матушкой.
Я же довольно улыбалась и шагала по улицам, вдыхая чистый прохладный воздух, и чувствовала себя иррационально счастливой. Еще и Тилль, как добрый волшебник, протянул мне бумажный пакет, внутри которого лежал большой двойной бутерброд с ветчиной, сыром и овощами, а еще – небольшую бутыль ягодного морса.
— Спасибо, — поблагодарила я. – Все вернее вы прокладываете дорогу к моему черному сердцу.
Затем откусила в первый раз, а Тилль продолжил жевать свой обед. Шагали мы неспешно, затем и вовсе устроились на другой скамейке, подальше от Макара. Пять минут ничего не решат, а есть так куда удобнее.
— Как узнал, что вы собрались с пар сбежать, так и приготовил свои чары, — Тилль ненавязчиво придвинулся ближе, а я не стала отдаляться. Все же сидеть так куда удобнее, а главное – теплее. И вообще, за бутерброд я многое готова ему простить. Вот знает, чем покорить вечно голодную студентку!
Какое-то время мы просто сидели рядом и ели, и тишина не казалась тягостной, как тогда, в подвале. Эта ночь многое изменила, сделала нас ближе. Только подумала об этом и сразу мысленно встряхнулась. «Все изменившая ночь» – это фразочка из любовного романа, и в них там происходили совершенно иные события, а не съеденные вдвоем бутерброды с окороком.
— Куда вы, кстати? – продолжил он.
— Зайду к папе на работу, послушаю, что он расскажет о Глаше. Хотя ума не приложу, зачем ей наша семья. Готовила, убирала, жила в коморке под лестницей, что такого интересного она могла разузнать?
— За вами следила. Яра, у вас же настоящий талант сочинять заклинания! – внезапно выпалил он, разворачиваясь ко мне.
— Скажете тоже… Пару сотен вариантов «огонька» — не признак, а с более сложными счет пока один-два не в мою пользу. В них слишком много переменных, нужно еще долго изучать старые, разбирать их, хорошо бы проверять мои догадки на практике…
Он все смотрел и смотрел, при этом выражение его лица становилось все более и более ехидным.
— Да, я зануда, знаю.
— Еще и рыжая, — согласился Тилль. – Даже не знаю, почему мне все это нравится.
Щеки снова запылали огнем, а я поспешила отвлечься на бутылку с морсом. Вот не с моим количеством женихов стесняться и робеть рядом с очередным, тем более и предложение он делал не серьезно, и все равно руки холодели, а сердце, наоборот, стучало быстрее, отчего в груди разливался жар.
— Ну хватит вам, — произнесла я и все же отхлебнула морс. Не Глашин. Кисловат и сильно разбавлен, ягодного вкуса почти нет. Но запить бутерброд вполне сгодится. – Глаша вообще уверена, что вы специально заперлись со мной в подвале.
— Окороком накормить? – Тилль откинулся назад и скрестил руки на груди. – В чем был смысл?
— В грязных намерениях, — я покраснела еще больше. Даже говорить такое неловко. И какие же они грязные? За ночь у Тилля было с избытком возможностей, а он не лез ко мне, наоборот, оберегал и заботился, пусть и с едкими комментариями. – Но и у Глаши не было никакого резона запирать дверь, — перевела я тему.
На это Тилль только развел руками. Логического объяснения действительно не было. Глаша и так целыми днями одна, могла бы и дом обыскивать, и темные делишки проворачивать. А если хотела навредить – зачем тогда открыла дверь?
Сплошные вопросы, но отец знал ответ хотя бы на один из них, поэтому мы все же отправились к нему.
В его организации был пропускной режим, но для дочери главного инженера сделали исключение, а вот Тилля, как потенциального фейского шпиона, оставили ждать у входной двери. Я плохо разбиралась в том, чем именно занимается отец, знала только, что его работа связана с проектированием поездов и новых железнодорожных путей. Он не слишком любил болтать дома, больше слушал. Мои же попытки расспросить обычно пресекались строгим маминым: «Ах, Ярина, к чему забивать голову такими вещами? Лучше подумай о женихах…».
Но на его работе я несколько раз бывала, поэтому меня там знали, а я помнила путь к нужному кабинету. Тот располагался на третьем этаже и занимал большую площадь, чем гостиная в нашем доме. Он был сплошь заставлен столами и специальными чертежными мольбертами. Я бегло осмотрела их, не понимая и половины из того, что нарисовано.
Отец оторвался от работы и поднял на меня взгляд:
— Ярина? Что-то случилось?
— Я знаю, что Глаша никакая нам не родня! – выпалила я, наклонившись над его рабочим столом.
Вначале отец опешил, побледнел, затем взял себя в руки и неспешно встал.
— С чего ты это взяла?
— Неважно. Но, уверена, если отправить запрос в твою родную деревню, то среди многочисленных ветвей Белокосовых не найдется никакой Глаши. Или можно сделать проще: намекнуть об этом маме…
При этом он побледнел еще сильнее и буквально выскочил из-за стола, схватил меня за руку и потащил к выходу.
— Не во все дыры тебе нужно залезть, Ярина!
— Ты привел домой постороннего человека, а я виновата?
— Будешь умничать – отзову свое разрешение на твою учебу, — сказал он еще строже. – Будешь себе мужа искать и через него договариваться!
— А вот и найду!
Это я выпалила в уже закрытую дверь его кабинета. Отец еще немного поворчал с той стороны, затем все стихло. Но стучаться к нему было бесполезно, это я уже успела выучить, как и то, что пустыми угрозами он не разбрасывается. Знал ведь, чем давить: без учебы я как без воздуха. А университеты неохотно обучают девиц без такой бумаги. Чтобы остаться на курсе, нужно будет собрать гору бумаг и в суде отстоять свои права. В теории, у меня бы получилось, но хуже всего, что почти весь мой доход – неофициальный.
Но это все мелочи по сравнению с папиными угрозами! И из-за чего так разошелся? Из-за вопросов про Глашу? Ведь он сам того не осознавая ответил на них. Откуда бы она ни взялась в нашем доме, но точно не из той самой деревни.
Не знаю, что уж там вышло с Иринкой, но когда я снова вышла на улицу, Макар уже ждал рядом с Тиллем. После своего чудодейственного напитка он будто похорошел, перестал так часто шмыгать носом и постоянно кашлять. Посвящать его в новости о Глаше я не стала, а Тиллю только покачала головой.
До возвращения в университет еще оставалось время, перекусить я успела, поэтому мы договорились съездить на городское кладбище, пусть для того и пришлось вернуться к мобилю. Я уже привычно устроилась на заднем сиденье и откинулась назад. Что и говорить, так передвигаться гораздо удобнее и быстрее, чем пешком и на трамвае, пусть те и ездили один за другим.
Само кладбище я несколько раз видела издалека, но никогда туда не заходила, потому в первый момент замерла возле высокой каменной ограды, прерывающейся кованными воротами. Рядом с ними была крохотная будка сторожа, который даже не шелохнулся при нашем появлении.
Тилль уверенно прошел мимо, а я привычно вцепилась в его руку. Макарушка плелся сзади и не обращал на нас внимания, только крутил головой из стороны в сторону. В этом его можно было понять: кладбище впечатляло. Множество непривычных надгробий с норнгскими именами и фамилиями давно умерших людей, еще – старые высокие деревья, берегущие их покой. Мы медленно шли по четким, как по линейке рядам, удаляясь от ворот, а я все цеплялась глазами за таблички с именами и датами. Кто-то из лежавших здесь успел прожить долгую жизнь, кто-то ушел совсем юным. Были и забавные, и очень трогательные надписи. Нашлось и несколько на фейском, наверное, для кого-то из полукровок, потому что чистокровных в земле не хоронили.
Наконец Тилль остановился рядом с очередной могилой, на которой значилась фамилия Вильхоф. Видимо, весь этот участок принадлежал их роду, потому как в отдалении стоял целый склеп. Тилль уверенно направился по боковому ряду, заодно проговаривая, кем именно ему приходится тот или другой Вильхоф.
Могила бабушки Риты нашлась быстро. Земля на ней выделялась чернотой, а вместо надгробия пока стоял обычный столб с табличкой. Цветы здесь тоже были, но немного. Наверное потому, что в университете не сразу узнали о ее кончине, да и нашего декана пока нет. Вот вернется – организует прощание по всем правилам. Пока же здесь скромно стояли корзинки с траурными лентами. «От друзей», «от коллег», «от безутешных родственников», хотя от кого именно, Тилль не знал, видимо от других ветвей их рода. Крупная корзина от Крыжевской выделялась на фоне остальных, как и послание на ленте: «Спи спокойно, любимая моя подруга, мир без тебя не будет прежним». Нашлась там корзина и от Тилля, а я же чувствовала себя виноватой, что только сейчас добралась до кладбища.
Но лучше так, чем никогда. Тем более с живой бабушкой Ритой я действительно проводила много времени. Сейчас же поставила на могилу и свою корзинку с цветами. Наложенная магия будет еще долго защищать их от увядания, но потом нужно будет еще раз наведаться на кладбище и убрать здесь все.
И все же до сих пор не верится, что бабушки Риты нет. Она казалась такой жизнерадостной и крепкой… Я почувствовала, как защипало в носу и перед глазами стало мутно от слез. Но за спиной уже закашлялся Макар и тут же шумно высморкался.
— А цветочки-то красивые, — он вышел вперед и указал на несколько зеленый побегов, которые медленно поднимались по столбу. Мелкие зеленые листья на них перемежались белыми бутонами, а кое-где распустились и диковинные, похожие на звезды, цветы.
— Фейские, — поддержал его Тилль и тут же опустился на колени рядом с могилой, чтобы получше все рассмотреть, а заодно – отодвинуть корзины. – В прошлый раз такого здесь не было. Либо кто-то хотел задеть Астрид, зная ее теплые чувства к феям, либо я чего-то не знаю.
— Проще сказать, что мы знаем, — вздохнула я.
Мы тщательно осмотрели все вокруг, но ничего интересного больше не обнаружили, смотритель тоже ничего не знал. Он, кажется, вообще не слишком интересовался происходящим вне его будки. Мне бы такую беззаботность.