«Прекрасная Елена, отвори же двери Парису», — гласила записка, перекинутая во дворик дома Валери. Записка была намотана на большой камень. Таких записок было множество. Бобрин изощрялся, как мог. Это были и стишки, иногда весьма вольного содержания, признания в разнообразных чувствах, от страстной любви до ненависти и желания убить, всяческие шуточные выражения, смешившие Валери, сонеты и даже целые страницы из популярных романов со сценами любви. Во дворик стало опасно выходить, так как камни летели в любое время дня и ночи. Видимо Бобрин приходил сам или присылал людей каждый раз, когда его посещала какая-то новая мысль.
Валери разворачивала записки, читала, а потом складывала их в большую черную шкатулку. Когда шкатулка наполнилась доверху, она послала лакея в дом Бобрина, чтобы вернуть ему его шедевры. Но это оказалось не так просто. Наутро шкатулка обнаружилась во дворе, перевязанная лентами, но разбитая, а письма частично выпали наружу и часть из них носил ветер.
К письмам добавились цветы. Не каждый цветок, переброшенный с камнем через высокий забор, выдерживал такое испытание, поэтому двор Валери покрылся цветами-калеками. Вместе с цветами появились записки-покаяния. Григор каялся во всем, что могло не понравиться Валери. Вспоминал все свои грехи, даже малейшие, и каялся в них. И, конечно же, поминал добрым словом золотое яблоко. Впрочем, в своем поступке он тоже каялся. Много раз.
— Шут гороховый, — Валери, лишенная удовольствия сидеть в саду, скомкала очередную записку и швырнула ее на пол, — но вот как быть с таким человеком? Филипп хорошо относился к нему, а он же просто невыносим!
Но через минуту она уже смеялась, читая очередной его шедевр.
— Я не могу понять, чем было вызвано расположение Филиппа, — сказала Сафи.
— Просто шут! Но хороший шут, надо признать.
Свой дом Валери покидала, как воровка, боясь попасться на глаза людям Григора. Они с Сафи поехали кататься в Булоньский лес в открытой коляске. Там, в лесу, к ним должен был присоединиться Шабриан, которого Валери тоже не принимала, но который настоял на встрече с нею. Сейчас же они уезжали, приказав подать коляску к углу улицы, а сами надели плащи и вышли через черный ход.
Видимо дом Валери хорошо охранялся, так как Григор Бобрин появился около их коляски практически сразу. Он восседал на белоснежном коне, а в руках держал огромный букет белых гвоздик, говоривших о его чистых и честных намерениях. Подъехав к Валери, он молча вручил ей гвоздики и тут же ускакал, не дав ей вымолвить даже слова.
Выбросить цветы Валери было жалко. Она так и сидела с белым букетом на коленях, когда Григор появился снова. На этот раз он держал в руках ее венец Прекраснейшей. Валери ахнула. Он позаботился выловить диадему из пруда, куда зашвырнула ее Мария де Монпелье.
— Если так продолжится, то до Булонского леса моя коляска не доедет, — сказала Валери, принимая все же диадему, — вы завалите ее цветами и подарками и от тяжести их отвалятся колеса.
Григор глубоко поклонился:
— Я буду делать это до того момента, пока вы не простите меня. Позвольте сопровождать вас.
Этого Валери позволить ему никак не могла. В парке ее ждал Шабриан и она была уверена, что их встреча около ее коляски ничем хорошим закончиться просто не может.
— В другой раз.
Он сжал губы.
— Я знаю, у вас там свидание. Поэтому вы прогоняете меня. Чтобы встретиться с другим.
— Нет. Я просто не хочу кататься с вами. Возможно, я вас опасаюсь. В прошлый раз наша прогулка весьма плохо кончилась. Но если вы уйдете сейчас, я приму вас завтра у себя дома.
Валери видела, что он готов согласиться. Еще бы чуть чуть, и она бы смогла договориться с ним. Еще чуть чуть... Но именно в этот момент из-за угла улицы вылетела кавалькада всадников, среди которых Валери узнала Артура де Монпелье и... Жака де Шатори.
...
Григор Бобрин тоже узнал их. И тут же громко свистнул. В ту же минуту кучер Валери оказался где-то под копытами лошадей, а на козлах сидел Григор, который хлестнул лошадей и коляска рванула с места, понеслась по широкой улице, распугивая пешеходов. Валери и Сафи, не ожидавшие ничего подобного, попадали с сидений, и с трудом удерживались от того, чтобы не вылететь из коляски на полном ходу. Улица же наполнилась вооруженными людьми, которые встали строем между удаляющейся коляской и ее преследователями. Завязалась короткая потасовка, в которой Жак де Шатори и граф де Монпелье потерпели быстрое поражение и вынуждены были смотреть, как коляска с Валери исчезает за поворотом. Коляску нагнали несколько вооруженных до зубов всадников, в том числе и Жан Менерский, и теперь Валери не видела уже возможности для побега. Парис все же похитил свою Елену, подумалось ей, когда она хваталась за борт коляски, чтобы не выпасть на полном ходу и не переломать себе кости.
Через час безумной гонки лошади окончательно выдохлись. Успев проделать несколько лье, Григор остановил коляску у небольшой гостиницы и позволил пленницам выйти и освежиться. Сам он куда-то исчез, и появился только через часа два. Вместо открытой коляски перед Валери стояла дорогая карета с мягкими рессорами и вызолоченными спицами колес.
— Прошу вас, Елена, — Бобрин отвесил ей низкий поклон, — для вас — все самое лучшее.
Валери молча поднялась на ступеньку и упала на обтянутое бархатом сиденье. Так же молча она смотрела, как Жан Менерский остановил собирающуюся сесть рядом с нею Сафи.
— Только Валери, — сказала Бобрин, — прошу прощения, мадемуазель Сафи, но вы не приглашены на нашу вечеринку. Поэтому вас доставят в Париж в целости и сохранности, а мы с мадам Валери продолжим путешествие.
Сафи пыталась возражать, а Валери задернула шторку и отвернулась. Спорить с Бобриным она посчитала ниже своего достоинства. Отстранив Сафи он сам залез в карету, карета тронулась, закачалась, и Валери поняла, что открытая коляска была для нее в разы лучше кареты. На следующей станции Бобрин, вдоволь насмотревшийся на ее состояние и помогавший ей всем, чем мог, нанял женщину, а сам ехал рядом с каретой на коне. Валери же забылась тяжелым сном, от которого наутро только болела голова и стучало в висках.
К вечеру следующего дня Бобрин вынес из кареты совершенно обессиленную жертву на пороге древнего монастыря.
Где-то недалеко плескалось море. Валери слышала звук прибоя. Кричали чайки. Огромная громада укрепленного монастыря возвышалась над нею, давя почти черным камнем стен. Бобрин держал ее на руках, и ей было уютно и тепло. Даже странно, но она совсем не сердилась на него. Она слушала, как бьется его сердце, и звук этот почему-то действовал на нее успокаивающе.
Парис сдержал слово и похитил Елену.