Другие правила

Глава 16

Я ненавижу тебя, Валери! — Жак де Шатори стоял перед нею весь в мыле, небритый и злой после бессонной ночи, — ты заставила нас с графом проскакать черти сколько лье не слезая с седла, а когда мы приехали в этот чертов монастырь, ни тебя, ни твоего голубка там уже не было! Ты специально выставила меня идиотом?

Валери смотрела на него с улыбкой. Утро выдалось невеселое, поэтому развлечение в виде ее взмыленного кузена подоспело как раз во время:

— Да, конечно, кузен. Я ночей не спала, все думала, как же выставить идиотом кузена Жака, и вот оно, предоставился случай. Я не могла не воспользоваться им.

Он схватил ее за руку и притянул к себе:

— Я когда-нибудь тебя придушу! Ты позоришь весь наш род, весь Париж веселится, вспоминая твои выходки, ты связалась с проходимцем! ты...

— Ничего, что проходимец — сын русской императрицы? — она попыталась отстраниться, — но, думаю, Бобрин посмеялся бы над таким эпитетом.

— Да наплевать на твоего Бобрина! Ты умудрилась довести собственного мужа, да еще кого, дона Хуана, который как цепной пес ходил за тобой и чуть не убил меня из-за твоих игр, довести до того, что он требует развода с тобой, лишь бы только не видеть тебя!

— Ну так я тоже не очень жажду видеть его. Иногда люди ошибаются. Иногда ошибаются фатально.

Жак невесело усмехнулся, выпустил Валери и отошел в сторону:

— Интересно, чей там у тебя бастард? Может мой, а, кузина?

Валери сдержалась. Вместо того, чтобы влепить ему пощечину она отошла на к зеркалу и стала поправлять косынку, которая сбилась, когда Жак держал ее за руку. Жак нужен был ей сейчас и она обязана была перетянуть его на свою сторону.

— Я смотрю, вы поддались всеобщей тенденции бить лежачего, — проговорила она, меняя тон. Больше она не смеялась, и глаза ее в зеркале были грустны.

— Ваше поведение...

— Мое поведение может быть каким угодно, поскольку дон Хуан унизил меня в глазах света, и теперь то, как я буду себя вести — как примерная матрона или последняя шлюха — не имеет никакого значения.

— Как жаль, что вы выбрали последнее!

Она обернулась:

— А кто вам сказал? — в голосе ее не было злобы, скорее звучали боль и обида оскорбленной женщины, — слухи? Мария де Монпелье? Она распускает обо мне разные слухи, один хлеще другого... Кто?

Жак замялся, понимая, что на самом деле никаких доказательств у него не было. И все, что он знал о поведении Валери в Париже и Версале, ему поведала именно Мария де Монпелье. Даже он готов был признать, что Мария — не самый лучший источник, и что вряд ли она всегда говорила правду.

— Идите приведите себя в порядок, Жак, — Валери снова отвернулась, голос ее звучал устало и тихо, — и, прошу вас, больше не требуйте встреч со мной. У меня нет желания слушать ваши домыслы и оскорбления. Я и так сыта ими по горло.

И она вышла, оставив Жака в полной растерянности, только полыхнуло черным ее платье. Если ворвавшись в комнату, он готов был разорвать Валери на части, терзаемый ревностью и ненавистью, то сейчас он резко остыл, ощутил, что от него на всю комнату несет лошадьми, что он небрит, и что волосы его больше похожи на гнездо, чем на волосы приличного человека. А Валери... он неожиданно для себя открыл, что совершенно не знает того, что двигало ею или доном Хуаном, и что произошло между ними, и почему тот бросил Валери сразу же после объявления о женитьбе. По привычке Жак во всем винил Валери, но тут подумал, что вполне возможно, она не так уж и виновата, что она пала жертвой каких-то интриг красавчика испанца. И, возможно, она на самом деле не заслужила той волны ненависти и презрения, которой в ближайшие дни накроет ее Париж. В тот самый миг, как только она выйдет из дома.

...

К удивлению и восхищению Жака де Шатори, Валери де Медин оказалась не робкого десятка. Этим же вечером она надела платье из черного атласа и рубиновые украшения к нему, и направилась в Оперу, в сопровождении месье де Шабриана. Жак поехал следом за нею, движимый скорее желанием защитить кузину, чем посмеяться над ее падением.

Шабриан внешне был совершенно спокоен. Возможно, внутри он сжался, как пружина, как Жак, который шел позади Валери, и которому казалось, что перед ними тремя расступается толпа и пропускает их вперед, в ловушку. Но внешне Шабриан казался увлеченным своей спутницей и не обращал внимания на окружающих. Толпа на самом деле расступалась и смыкалась позади, как будто заманивая их. И только молчание и острые взгляды, ранящие больше, чем молчание, сопровождали их на всем пути. Как только началось представление, в ложе появился граф де Монпелье, и втроем они окружили Валери, как стеной.

Валери была совершенно спокойна и, видимо, все происходящее забавляло ее. Графа де Монпелье она приняла, изобразив на лице искреннюю радость. Помятуя их прежние отношения, в которых Жак теперь уже не был так уверен, это было весьма странно. Только сейчас он стал припоминать, что Мария в Шатори враждовала не с Валери, а с Сюзанной, и что дон Хуан абсолютно точно не был влюблен в Марию. Значит ли это, что все, что рассказывала Мария де Монпелье является выдумкой или только то, что касалось ее отношений с доном Хуаном Медино? Значит ли это, что Валери не была близка с Артуром не Монпелье?

Выйдя из ложи в антракте, Жак сразу же оказался вовлечен в круг знакомых ему дам. Мария де Монпелье потянула его за рукав и пригласила к себе в ложу, где она и Анжелика де Шабриан рассказывали другим дамам о похождениях Валери де Медин.

— Месье де Шатори, вы же тоже присутствовали при всем этом, — Мария улыбалась ему очень ласково, — вы можете подтвердить каждое мое слово.

Жак оказался в ловушке. Если еще утром, после трехдневной гонки и бессонных ночей, он мог бы подтвердить каждое ее слово своим, тем более, что она сама же ему и поведала всю эту историю еще до его выезда в Кале, то сейчас, после утреннего разговора с Валери и нескольких часов блужданий по Парижу в размышлениях, он был абсолютно уверен, что мадемуазель Мария лжет.

Он попытался отшутиться, но Мария не давала ему уклониться от прямого ответа. Тогда Жак, понимавший, что перечить ей равно его смерти для высшего света, решился. Как бы он ни был зол на Валери, он не мог ее предать.

— Дон Хуан приехал из Испании вслед за Валери чтобы жениться на ней, и женился по своему желанию, — сказал он, — Я был свидетелем на их свадьбе. Но я не знаю, что стало причиной их размолвки. Могу только сказать, что он абсолютно точно не был влюблен в кого-то еще. Он всегда любил только мою кузину.

— Я сама присутствовала при этом, дон Хуан не обращал никакого внимания на вашу кузину! — воскликнула Мария.

Жак усмехнулся. Получилась весьма грустная усмешка.

— Я никогда не вдавался в их взаимоотношения с тех пор, как получил парочку шрамов от дона Хуана, и столько же нанес ему. Всем было очевидно, что просто так дон Хуан Валери не отдаст.

— Но ведь вы говорили, что вы тоже были ее любовником, — Мария побелела и смотрела на него, как на главного врага своей жизни.

Жак тоже смотрел на нее, наблюдая, как вспыхивают ее щеки и сужаются зрачки.

— Я не мог такого сказать, — он смотрел ей прямо в глаза, — потому что тогда я бы солгал.

После этого Жак встал и покинул ее ложу, оставив Марию беситься и оправдываться перед подругами. Самой большой загадкой для него было то, почему он вдруг решил полностью оправдать кузину и соврать Марии де Монпелье, которой он сам же в приступе гнева на Валери рассказал о своей с ней связи. Почему он, несмотря на то, что Валери ни о чем его не просила и не желала принимать его, выгораживал ее перед женщинами, которые вполне могли воздать гордячке по заслугам?