Юлька стремглав вылетела из комнаты, зажав подмышкой шарф и шапку, и на бегу застёгивая куртку. До института домчалась в считанные минуты, но всё равно опоздала. Торопливо сдав одежду в гардероб, она чуть не вприпрыжку понеслась на третий этаж.
Двери в лекционный зал были плотно закрыты. Оттуда доносился приглушённый голос Анвареса.
Юлька на несколько секунд приостановилась, чтобы выровнять сбившееся дыхание. Затем негромко постучала и вошла.
Анварес оборвался на полуслове, повернувшись на звук.
– Здравствуйте, Александр Дмитриевич, – улыбнулась Юлька, чувствуя, как радостно задрожало сердце от одного лишь взгляда на него. – Извините, пожалуйста, за опо…
– Госпожа Аксёнова, прошу, покиньте аудиторию, – сказал он.
Улыбка медленно сползла с лица, Юлька растерянно сморгнула. Что он такое говорит? Зачем он так с ней?
– Ещё раз повторяю, покиньте, пожалуйста, аудиторию, – взгляд его сделался холодным и чужим. И голос звучал под стать – звенящая, безжалостная сталь. – Не заставляйте нас терять время.
Сердце съёжилось и будто застыло. Щёки вспыхнули, и нижняя губа предательски задрожала. Но ноги, дурацкие, глупые ноги ни черта не слушались. Словно их парализовало. Словно они приросли к полу.
«Уходи, дура! Ну же!», – наконец она поборола слабость и потрясение, развернулась и выскочила в коридор.
Как ошпаренная, рванула на лестницу, через ступеньку взнеслась на последний этаж и затем ещё на один пролёт, упиравшийся в чердачную дверь, которая, конечно же, под замком. Сюда обычно никто не поднимался, а ей сейчас было просто необходимо уединение, потому что рыдания так и рвались наружу.
Юлька присела на корточки, обвила ноги руками и, уткнувшись в колени лицом, разразилась судорожным, приглушённым плачем. Но слёзы не приносили никакого облегчения. Боль и горечь горели в груди огнём так нестерпимо, что её аж колотило.
Как мог он так? Как мог?! Выгнать, вышвырнуть? При всех так унизить? За что? Ведь мог бы просто сделать замечание, как обычно поступал, пусть даже строго, но не так ведь... не выгонять же позорно. А ещё писал, что скучает! Оно и видно.
А она-то, дура, надеялась, что он, узнав про инцидент в общежитии, посочувствует ей, а он… он её и вовсе добил.
Юлька завыла громче, но тут же крепко сжала рот ладонями. Не хватало ещё, чтобы её кто-нибудь обнаружил в таком виде. Хотя… не плевать ли?
Лишь к концу пары она начала постепенно успокаиваться, но чувствовала себя при этом измождённой, почти больной, будто со слезами выплакала и жизненные силы.
Пиликнул телефон. От Алёны прилетела смска:
«Как ты? Где ты?».
О, нет! Вот только жалеть её сейчас не надо. Иначе она совсем расклеится.
А Анварес, решила Юлька, Анварес ещё пожалеет о том, что так с ней жестоко обошёлся. Никаких больше свиданий с ним, никакой близости, никаких смсочек. Ни-ког-да! Она его больше знать не желает!
Как он там когда-то говорил? Надо соблюдать субординацию. Единственные возможные отношения между ними – это преподаватель-студентка. Вот она и будет соблюдать эту его субординацию.