Юлька готова была сквозь землю провалиться. Конечно же, он её сразу узнал и сразу вспомнил. Лицо у него так и вытянулось.
Да и на что она надеялась? Наверняка ведь не каждый день незнакомая дура кидается на него с поцелуями.
Фу, даже вспоминать тошно. Ей и тогда-то не по себе было, но утешалась хотя бы тем, что видит его в первый и в последний раз. А оказывается, далеко не в последний.
Всю пару она прятала глаза и толком его не слушала. Хотелось скорее сбежать отсюда вон. И желательно никогда с ним не встречаться, но это, увы, невозможно. Зарубежная литература у них будет, судя по расписанию, дважды в неделю. И если на лекции ещё можно затеряться в толпе, то на семинарах придётся сидеть у него практически под носом.
Едва закончилась пара, Юлька устремилась к двери, но он её зачем-то остановил.
Зачем? Что ему от неё надо? Неужто сейчас тот случай припомнит? Она же сразу умрёт от стыда!
Юлька сглотнула, вдохнула поглубже и, старательно скрывая смущение, подошла. Даже смогла посмотреть ему прямо в глаза, синие, ледяные, колючие.
Нет, про тот случай он, к счастью, не заикнулся, зато пообещал выгнать вон за опоздание. Это почему-то показалось ей ужасно обидным и даже унизительным. Ещё и это его «госпожа Аксёнова» прозвучало как насмешка. Она вылетела пулей. Мерзкий, заносчивый тип!
Пятничный семинар она и вовсе прогуляла. Не нарочно, просто перед занятиями у входа в институт её подловил Лёша. Требовал вернуть ему какую-то книгу, которую Юлька, очевидно, прихватила заодно со своими вещами, и которая ему нужна позарез. Еле от него отбилась, но на первую пару опоздала. Поднялась, покрутилась возле аудитории, но зайти не решилась. Вдруг он действительно выставит её вон? Такого позора она не потерпит.
Ну и вообще, видеть его лишний раз не хотелось. Ещё больше не хотелось привлекать внимание.
И так на каждой перемене от одногруппниц только и слышно: «Анварес! Анварес!». Тошно…
Гадали дурочки, есть ли у него кто. С увлечением обсуждали, на какой машине ездит, как одевается, искали его в соцсетях и сокрушались, что там этого хлыща не обнаружили.
Юльку всё это бесило неимоверно. Но если бы кто-нибудь спросил, почему это так её раздражает, она и сама не смогла бы ответить.
После семинара одногруппницы и вовсе явились на английский, словно наглотались все вместе веселящего газа. Изольда, правда, мигом их пыл охладила. Но перед парой они охали и вздыхали с блаженными улыбками, вспоминая, как он посмотрел да что сказал. Фу!
Юлька не выдержала, фыркнула:
– Ой да ничего в нём особенного нет. Строит из себя много, будто он не какой-то там обычный препод, а принц голубых кровей. Смешно даже.
Девчонки тотчас на неё накинулись.
– Да много ты понимаешь! Он классный! Зрение проверь. А как говорит – так вообще заслушаешься.
Люба Золотарёва прищурилась:
– Если он такой обыкновенный, что ж ты на первой лекции как столб встала, когда его увидела? Так на него пялилась, аж рот открыла.
– Это тебе, Золотарёва, зрение надо проверить, – вспыхнула Юлька, пожалев, что вообще ввязалась в этот дурацкий спор, – если умудряешься видеть то, чего не было.
– Ну да, ну да, – хмыкнула Люба с самым многозначительным видом. – К твоему сведению, Александр Дмитриевич сказал, что за пропуски семинаров без уважительной причины зачёт не поставит. Просил тебе передать лично.
Юлька почувствовала, как пламенеют щёки. Вот ещё краснеть не хватало!
– Спасибо, ты такая заботливая, прямо на слезу от умиления пробивает, – полыхая смущением и ещё больше злостью, процедила Юлька.
Чёртова Золотарёва, чёртов Анварес, чёртова Нелька Грекова со своим дурацким спором!