В воскресенье Аксёнова выглядела явно свежее, чем накануне. Всё порывалась встать, заявляла, что почти здорова, потом заметила на себе его футболку и вскинула на него круглые испуганные глаза.
– Кто меня переодел? – пролепетала. – Вы?
Анварес кивнул, с удовлетворением подмечая, как густо и стремительно она краснеет.
– Какой ужас, – выдохнула она и снова плюхнулась на подушку. Ещё и под одеяло спряталась, натянула по самую макушку, мол, мучается от стыда.
«Угу, – подумал он. – Ужас, ужас. Видела бы ты, как я вчера краснел и мучился».
Впрочем, долго убиваться Аксёнова не стала и время спустя уже весело щебетала, кривилась, глотая таблетки, давилась, просила похлопать по спине. Но при этом смотрела на него с таким обожанием, что у Анвареса губы сами собой улыбались.
– А тебя там не потеряли? – спросил он, сам не зная, что именно подразумевает под «там». – Никуда не надо позвонить?
– Где? В общаге? – удивилась Юля. – Кому я там нужна! Инна, соседка, счастлива, поди, что меня дома нет.
– Не уживаетесь?
– Ну да, – вздохнула она грустно. – Я же… неуживчивая.
– Это точно, – усмехнулся он.
– У вас тоже характер… – запальчиво начала она и сразу под его взглядом осеклась. – Характер.
Анварес молчал, наблюдая, как она вдруг сконфузилась. Смешная. При ней он тоже то и дело испытывал неловкость, но сейчас, когда вдруг она застеснялась, да ещё и зарделась, его вдруг охватил азарт, даже кровь приятно заиграла. Он подсел ближе, чуть склонился, наслаждаясь её смущением.
– И какой же у меня характер? – спросил с полуулыбкой.
Она заёрзала под одеялом.
– Вам не стоит так близко находиться – заразиться можете.
Анварес молчал, не сводя с неё взгляда. Как же она забавно нервничала! Губу нижнюю закусывала, не знала, куда смотреть. На скулах проступили алые пятна. Потом она на миг сомкнула веки, а в следующую секунду уставилась на него в упор так, что теперь пришёл его черёд заволноваться.
– Почему вы за мной ухаживаете? – спросила неожиданно.
– Потому что ты болеешь, – пожал он плечами.
– Вы могли бы…
– Мог бы.
Он не знал, что конкретно она имела в виду, но примерно догадывался.
– Почему вы поехали меня выручать? – глядя всё так же пристально, не мигая, допрашивала она.
– Потому что ты попросила.
– Вы бы и кого-то другого так же поехали… среди ночи… выручать?
– Да. Наверное, да, – пожал он плечами.
Она слегка приуныла. Ей хотелось услышать, что он поехал только ради неё, догадался Анварес и зачем-то добавил:
– Но никого другого я бы на ночь у себя не оставил. А уж тем более на все выходные.
Аксёнова сжала губы, пытаясь скрыть довольную улыбку. Это у неё получалось плохо, и она повернулась набок.
– Я вас стесняюсь, – пробубнила, уткнувшись лицом в подушку.
Анварес хмыкнул. Он тоже её стеснялся. Прятать лицо он, конечно, не станет, но, например, ему очень хотелось поцеловать её, очень. А не мог почему-то, хотя и чувствовал – Юля не будет против.
Настеснявшись, она снова легла на спину и посмотрела на него теперь с хитрецой:
– А вы специально ко мне на семинарах цеплялись?
– Цеплялся? – он взметнул брови. – Я тебя аттестовал за все твои прогулы и неответы!
– Аттестовали, – кивнула она. – А дурой меня кто при одногруппницах называл?
– Дурой я тебя не называл. А вообще, учить надо было, готовиться…
– А я учила и готовилась! – сверкнула она глазищами. – Ещё как готовилась! Вот спросите. Давайте, прямо сейчас задайте какой-нибудь вопрос.
Анварес рассмеялся.
– Ну же! Вот увидите, я отвечу, и вы перестанете считать меня дурой.
– Я тебя… не считаю дурой.
– А кем вы меня считаете? – чуть прищурилась Юля.
– Я считаю, что ты легкомысленная и… безалаберная.
– Это обидно! – нахмурилась она.
– Ну а как это называется? К каким-то незнакомым парням в гости пошла…
– Это было очень случайно! Серьёзно. Обычно я так не делаю. Ой, да я вообще почти всё время дома сижу.
– Ну а прогулы твои? Поступила – так учись, старайся… А ты в институте даже не появляешься.
– А это не из-за легкомыслия и безалаберности. Это… – Она так и впилась в него взглядом пронзительным. – Вы и сами знаете, почему я перестала ходить в институт.
Анварес протяжно вздохнул.
– Юля, Юля… Ну и кому ты хуже сделала? Ты в курсе, что Волобуев собрался тебя отчислить?
Она отвернулась, заметно расстроенная. Наверное, вспомнила тот вечер, своё признание и его отповедь, понял Анварес.
– Ну и пусть, – буркнула.
– Да не пусть! Собраться надо. Взяться за ум.
Она не реагировала. И вот как с ней говорить? Детский сад…
– Юля, – позвал. – Я не хочу, чтобы тебя отчислили. Я хочу, чтобы ты ходила на занятия. Хочу, чтобы ты посещала все мои лекции и семинары. Особенно семинары. Без тебя там стало скучно.
– Не к кому попридираться? – наконец отозвалась, но Анварес видел – оттаяла.
Молча смотрел на неё с лёгкой улыбкой минуту, другую, потом попросил:
– Юля, пообещай мне, что начнёшь учиться.
– Ладно, – глаза её озорно блеснули. – Но с одним условием.
– Да ты нахалка! – хмыкнул он.
– Чтобы больше вот так не было, – она деланно нахмурилась и заговорила басовитым строгим голосом: – Когда вы уже начнёте думать, госпожа Аксёнова.
Затем тихо добавила:
– Это обидно.
– Какая вы у нас обидчивая, госпожа Аксёнова, – улыбнулся Анварес.
– Ну так что? Да или нет? – она смотрела с таким напряжением, будто это был не шуточный вопрос, а что-то действительно серьёзное и важное.
– И не единого прогула? – подхватил вызов Анварес.
Она кивнула.
– Договорились.
Взгляд её изменился, скользнул ниже, на его губы. Этот взгляд притягивал и обжигал одновременно, так, что у него во рту вмиг пересохло. Пора уходить, приказал себе. Потому что она больна, потому что нельзя так и потому что, чувствовал, – ещё чуть-чуть и его уже не остановит ни «больна», ни «нельзя».
– Отдыхай, поправляйся, – пожелал он, поднимаясь, хотя всё внутри отчаянно протестовало.
Эту ночь он спал в гостиной.