Жаркие ночи в Майами

2

Криста стояла в сторонке, тщательно оберегая свое инкогнито. На ней были синие джинсы, простенькая белая тенниска и поношенные босоножки. Вот это и была подлинная Криста Кенвуд, а в нескольких шагах от нее, за столиком, заваленным книгами, сидел подлинный Питер Стайн. Кристе не понадобилось много времени, чтобы выяснить имя незнакомца, сидевшего в первом ряду на ее выступлении. Еще меньше времени ушло на то, чтобы узнать, что знаменитый писатель будет надписывать свои книги, а потом выступит с речью в местном колледже Майами, где будут происходить главные события книжной ярмарки. Криста была несколько смущена, выяснив, кто этот человек, потому что уже давно преклонялась перед ним. Она прочитала его роман «Затмение сердца» и получила от него удовольствие, какое получаешь от холодного душа, хорошей прогулки или удачной программы по телевидению. Она тут же решила встретиться с ним лицом к лицу, нисколько не обескураженная тем, что накануне во время своего показа публично чуть ли не отдалась ему. Подобные сомнения были участью мелких людишек. Она даже не позаботилась найти какого-нибудь общего знакомого, который мог бы формально представить их друг другу. Вместо этого Криста решила просто встать в очередь, чтобы он надписал ей книгу. Планируя операцию, Криста Кенвуд всегда предпочитала прямую атаку.

Сейчас она находилась футах в пятнадцати от него. Лицо его навело ее на мысль о Христе, но о Христе, скорее раздраженном, нежели распятом. Было совершенно очевидно, что подписывание собственных книг и короткие беседы с почитателями его таланта отнюдь не относятся к любимым занятиям Питера Стайна. К его столу подошел очередной читатель, вытащил из стопки книг одну и благоговейно положил ее перед автором. Криста уже стояла достаточно близко, чтобы услышать отрывки их разговора.

— Кому я должен надписать эту книгу?

Голос Стайна звучал ровно и сдержанно, но это явно требовало некоторых усилий от лауреата Пулитцеровской премии. Возникало впечатление, будто Питер Стайн предпочел бы швырнуть книгу, а не надписывать ее. Криста вдруг заволновалась. Напряжение словно облаком окутывало Питера Стайна. Это ощущалось даже на расстоянии в десять футов.

— Надпишите Лауре, — сказал мужчина.

Фломастер Стайна побежал по странице.

— Нет… да… я хотел сказать «Джону и Лауре», — передумал мужчина.

— Может быть, «Лауре и Джону»? — Стайн сжал губы.

— Нет, лучше будет «Джону и Лауре». Я человек несколько старомодный. — Мужчина засмеялся извиняющимся смехом.

— Но я уже написал «Лауре…» — В словах Стайна прозвучало раздражение.

Воцарилось молчание.

— Может, вы достаточно старомодны, чтобы купить еще одну книгу? — ледяным тоном осведомился Стайн.

Мужчина нервно поежился. Криста улыбнулась. Для писателя Питер Стайн был в неплохой физической форме. Здоровый или, по крайней мере, загорелый, что в Майами было практически одно и то же. Крепко сбитый торс. Широкие плечи, длинная шея, энергичное умное лицо. Карие глаза поблескивали из-под взлохмаченной вьющейся шевелюры, выражение лица то и дело менялось, отражая внутреннее состояние Стайна.

— Итак? — спросил писатель.

— «Лауре и Джону» будет хорошо, — неуверенно ответил мужчина.

— «Лауре… и Джону», — прочитал свою надпись Стайн. — Дамы идут первыми, — пробормотал он про себя.

Эта краткая реплика, подслушанная Кристой, вдруг помогла ей понять очень многое про Питера Стайна. Для него дамы действительно всегда на первом месте. Он вовсе не дамский угодник, но он любит женщин, их общество, их мягкость, их здравый смысл. Он был поджарым и мускулистым, отнюдь не женоподобным, и все-таки в нем не было ничего от самца. Перед ней сидел человек, для которого общая раздевалка в плавательном бассейне — нечто вроде камеры пыток, субботний бейсбольный матч — невероятная скучища, а дружеская фамильярность волосатых грубых мужчин, хлопающих друг друга по спине, — отвратительный фарс. Отлично! Криста сделала шаг вперед. Перед ней оставались четыре или пять человек.

В ожидании своей очереди Криста наблюдала за писателем. Это было весьма забавно — наблюдать за знаменитым, блестящим человеком, которого ты видишь, но который сам тебя не видит. В тот момент, когда глаза их встретятся, правила игры изменятся. Он, разумеется, сейчас же узнает ее, хотя сегодня Криста выглядит совершенно иначе. Он вспомнит их «встречу» на подмостках, и начнется новая, гораздо более сложная игра.

— Я обнаружил в «Мгновениях одиночества» влияние Джойса, — заявил следующий мужчина, подходя к столу Стайна.

Питер Стайн поморщился. По-видимому, он терпеть не мог претенциозности. Но неожиданно его губы дрогнули в лукавой улыбке.

— А кто это — Джойс? — спросил он.

Криста громко расхохоталась, и глаза его тут же обратились к ней. Он увидел ее, и черты лица его моментально смягчились. Она видела, что это случилось, она почувствовала, что это произошло: ее красота нахлынула на него, как волна на песчаный пляж, смыв его раздражение. И он улыбнулся ей, понимая, что его шутка доставила удовольствие им обоим. Потом писатель вернулся к своему занятию. И Кристе стало ясно: он оценил ее как прекрасную женщину, но понятия не имел, что она — Криста Кенвуд. Криста была ошарашена. Ей и в голову не приходило, что он может ее не узнать. Ведь она-то его узнала. Она попыталась как-то объяснить себе это. В конце концов, она тогда была в сценическом гриме и в сверкающем трико. Она скрывалась за маской своей славы, играла роль, которой от нее ждала публика. Теперь же она была самой собой, и разница оказалась огромной, как она всегда и рассчитывала. И все-таки она не могла подавить чувство разочарования. Она выстрелила по этому парню из всех своих орудий, но, судя по всему, не попала в цель. Криста грустно улыбнулась, получив сразу два урока. Первый: хуже ситуации, когда тебя узнают повсюду, может быть лишь ситуация, когда тебя не замечают вовсе. И второй: Питер Стайн, этот умник, этот шутник-острослов и почитатель женщин, — определенно не из тех слабаков, которые обычно поджидают ее за кулисами.

Криста снова прислушалась к тому, что он говорит.

— Проблема влияния весьма сложна, вы не находите? — уже более мягко заметил он. — Я, конечно, читал Джойса. Он мне никогда особенно не нравился. Но ведь, когда тебе что-то не нравится, это тоже своего рода влияние. Не так ли? Влияние оказывает почти все.

— Прекрасно сформулировано, — отозвался мужчина, весьма польщенный.

— Благодарю вас, — говоря это, Питер позволил себе чуть сыронизировать.

Он поднял глаза и снова перехватил взгляд Кристы. Его карие глаза сверкнули. Ее зеленые глаза сверкнули в ответ.

Криста была уже почти у цели и знала, что Питер Стайн ощущает ее близость. Он может не знать, кто она, но он глубоко тронут ее красотой. В этом Криста была уверена. Он продолжал беседовать со своими читателями, но за этим прекрасным высоким лбом блестящий ум Стайна целиком занят ею. Сердце Кристы забилось сильнее. Женщина, стоявшая перед ней, журчала над Стайном, как римский фонтан:

— О, мистер Стайн, вы не можете себе представить, какая это честь — встретиться с вами. Я просто не могу дождаться вашей речи. Я прочитала все, что вы написали, и моя любимая книга…

Писатель не прерывал ее. Он был с ней более приветлив, чем с мужчинами. Поблагодарил и объяснил, что писатели ведут замкнутый образ жизни, им не хватает обратной связи с читателями и как это любезно с ее стороны — найти время сказать ему, что ей нравятся его произведения. Причем он говорил искренне, в этом Криста была уверена. Приоткрывалась еще одна грань личности Питера Стайна… одинокий художник, одолеваемый сомнениями, между тем как он мечет бисер перед свиньями; тонко чувствующий творец, благодарный за то, что кто-то удосужился поблагодарить его.

Криста подошла к столу. Питер взглянул на нее, и улыбка осветила его лицо.

— Почему у меня такое чувство, словно я вас знаю? — спросил он.

На фоне красно-коричневого загара его зубы белели, как алебастр. Криста разглядела несколько волосков около уха, которые он, видимо, не заметил во время бритья. И еще — один глаз у него был явно больше другого.

— Я читала «Затмение сердца», так что у меня тоже такое ощущение, будто я вас знаю, — сказала Криста, глядя ему прямо в глаза. Он пытался выдержать этот взгляд, но все же именно он сдался первым и отвел глаза. Потом он снова посмотрел на нее, но в глазах его возникло некоторое беспокойство.

— Можно ли узнать писателей по их сочинениям? — проговорил он. Это не походило на вопрос.

— Вам виднее. Мне этот роман понравился.

Криста не хотела оказаться вовлеченной в дискуссию. То, что сейчас происходило, не имело отношения к литературе.

— Вы хотите, чтобы я надписал вам именно его? — потянулся Питер к «Затмению сердца».

— Нет. Я хочу другую. Скажите сами какую.

Криста брала ситуацию под свой контроль. Черт побери! Почему она автоматически ведет себя так с мужчинами? Сильные мужчины не любят этого. Вернее, этого не любят те, которым важно, чтобы их считали сильными. Тут есть разница.

Его рука легла на пачку книг. Он взял одну книгу, другую, потом вернулся к первой.

Он вгляделся в лицо Кристы, чуть склонив голову набок.

— Нелегко догадаться, что понравится другому человеку.

— Не беспокойтесь, — рассмеялась она. — Если книга мне не подойдет, я не стану обращаться в суд.

— Какое облегчение. — Он выбрал роман «Смерть дружбы» и открыл его. — Кому?..

— Кристе Кенвуд.

Она бросила ему свое имя, как перчатку. Это было наказанием за то, что он посмел не узнать ее. Поступая так, она одновременно успела удивиться своим ощущениям. Она едва знакома с этим человеком — и уже хочет наказать его?!

Глаза Стайна сузились. Он всмотрелся в нее внимательнее.

— Боже правый! — вырвалось у него. — Вы — Криста Кенвуд? Вы выглядите…

— Моложе, — поспешно вставила Криста. — Без грима модели всегда выглядят моложе.

На губах Питера мелькнула улыбка. Теперь пришел черед Кристы выжидать. Мячик был на его стороне корта.

— Я был вчера на вашем шоу, — сказал он.

Это был минимальный вариант ответа. Кристе почудилось или он действительно чуть покраснел?

— Знаю. Вы сидели в первом ряду. Я в некотором роде выбрала вас. Надеюсь, вам это не было неприятно. Легче иметь контакт с одним зрителем, чем со всей аудиторией.

Она улыбнулась ему. В полную силу. Это было ему в наказание. Она завораживала его своими чарами и в то же время намеренно уменьшала значение их «встречи» на представлении.

— Счастлив, если оказался вам хоть чем-то полезен, — сухо усмехнувшись, сказал Питер Стайн.

— На самом деле я потом выяснила, кто вы.

— Вот как! — отозвался Питер Стайн; его улыбка несколько потеплела. — И тогда вы прочитали «Затмение».

— Нет. Я читала его в прошлом году. Так что в каком-то смысле я знала, кто вы.

Криста выставила вперед ногу, согнув ее под нужным углом, откинула плечи, чтобы явственнее обозначилась грудь. Прошлась рукой по волосам. Жест был совершенно естественный, но он всегда срабатывал. Сработал и на этот раз.

— По-моему, ваше шоу было потрясающим, — проговорил Питер Стайн, стараясь не смотреть на ее тело. — Уверен, что издатели буквально передерутся из-за вашей книги.

— Благодарю, — Криста рассмеялась и тряхнула головой. Бог мой, до чего же он привлекателен! Вполне владеет собой, и в то же время есть в нем какое-то обаяние беззащитности.

Стайн склонил голову набок, словно не решаясь сказать еще что-то, но потом все же заговорил:

— Никак не ожидал, что Криста Кенвуд будет стоять в очереди за моим автографом, хотя это в некоторой степени уравнивает нас. Я однажды стоял в очереди, чтобы попасть на ваш фильм. Фильм был отличный.

— Одна ласточка не делает весны, — сказала Криста.

— Смотря какая ласточка, — со смехом возразил Питер.

Стоявшая позади Кристы женщина весьма громко прочистила горло, выказывая свое нетерпение. Питер и Криста обменялись взглядами. Продолжать разговор становилось невозможно.

Питер подвинул к себе книгу и принялся быстро писать:

«Кристе Кенвуд, которая способна принести с собой весну в любое время, в любое место. С самыми теплыми пожеланиями. Питер Стайн».

Он протянул книгу через стол Кристе.

— Вы останетесь на мое выступление?

— Разумеется.

Он помолчал. На лице его выразилось сомнение. Потом он все-таки решился:

— Послушайте, после выступления будет нечто вроде приема… Жители Майами устраивают…

— Знаю. Я приглашена. Увидимся там, — прервала его Криста.

Питера ее слова сначала явно удивили, потом обрадовали, а затем смутили. Человек, который жил за счет слов, похоже, растерял все слова.

— Очень хорошо, — наконец пробормотал он.

Криста выдала свою самую ослепительную улыбку, забрала книгу и отошла от стола. Она даже не посмотрела на название книги — ее это не интересовало. Ее интересовало лишь то, что в крови ее бушует адреналин и сама она охвачена ощущением полной нереальности. Что, собственно, происходило? Ладони ее вспотели, сердце колотилось. Черт побери, и во рту пересохло! Она попыталась разобраться в себе. Мужчины никогда не были для нее проблемой. Она была их проблемой! Так повелось с самого начала. И вдруг она словно плывет по воздуху, невзирая на всех этих набившихся в помещение людей. Криста глубоко вздохнула, зная, что он провожает ее взглядом. Если быть до конца честной, то она, конечно, понимала, что с ней. Ее покорил блеск. Интеллектуал-художник — именно то, что нужно Кристе Кенвуд. Ее в свое время приняли в колледж, но в последний момент она отказалась от учебы. Ей представлялось бессмысленным тратить время и деньги на получение образования, когда ей предлагали контракты на сотни тысяч долларов за работу моделью. И она стала продавать книги и кончила тем, что превратилась в сверхумный мозговой центр, у которого нет должной программы. И никакое самообразование не заполнило этот пробел. Отсюда ее восхищение такими мужчинами, как Питер Стайн. Но все это холодные размышления. Важнее было другое — что ей делать дальше? И тут весьма кстати раздался голос из репродуктора:

— Приветствуем вас в кампусе колледжа «Майами-Дейд». Пожалуйста, займите ваши места в аудитории, где будет выступать мистер Питер Стайн. Благодарю вас, леди и джентльмены.

Криста смешалась с толпой. Она чувствовала, что на спине у нее выступили капельки пота, влага скопилась в ложбинке между грудей. Криста возблагодарила Бога за то, что в помещении работал кондиционер, а свет был приглушен. Ей нужно было, чтобы ее никто не узнавал и она могла бы собраться с мыслями. Она устроилась в кресле поудобнее. Аудитория гудела в ожидании появления Питера Стайна: он был звездой, привлекающей всеобщее внимание на этой самой большой книжной ярмарке Майами. Не так уж много писателей могли собрать такое количество людей; самые влиятельные представители издательского мира толклись здесь рядом с теми местными жителями, которым повезло получить приглашение на главное событие ярмарки. На сцену вышел один из организаторов, и зал притих.

— Леди и джентльмены, лишь очень немногие люди не нуждаются ни в каком представлении. Таким человеком является Питер Стайн. Он потрясает нас своим творчеством. Он очаровывает нас блеском своего воображения. Он трогает наши сердца глубиной своего сострадания. Сегодня у многих из нас есть возможность встретиться с ним лично, познакомиться с человеком, который обогатил нашу жизнь. Мы благодарны ему за то, что он позволяет нам прикоснуться к его богатейшему духовному миру, и мы гордимся, что он живет среди нас во Флориде, в Ки-Уэсте, тем самым постоянно напоминая, что великая литература может процветать и процветает здесь, в солнечном штате. Леди и джентльмены… мистер Питер Стайн!

Криста присоединилась к аплодисментам. Человек на сцене посмотрел за кулисы, приветственно поднял руку, и лицо его просияло улыбкой. Аплодисменты превратились в овацию. Однако Питер Стайн не появился. Криста хлопала уже только по инерции. Улыбка на лице ведущего начала увядать, поднятая рука обмякла. Где же писатель? Кое-кто перестал хлопать, в зале нарастала напряженность. Криста ощутила тревогу. В любую минуту в аудитории могла воцариться неприязненная тишина. Ведущему придется как-то заполнять ее, подыскивать какие-то слова. Несколько секунд назад Питер Стайн не нуждался в том, чтобы его представляли. Теперь было похоже, что представлять его придется, причем довольно долго.

— Мистер Питер Стайн! — во второй раз, громко произнес ведущий.

В его голосе уже не слышно было радостного призыва, теперь в нем звучала отчаянная мольба. Глаза всех собравшихся были устремлены на правую кулису. И все ошиблись.

Питер Стайн появился из левой кулисы. Он шел торопливо, опустив голову, словно желая пройти незамеченным мимо знакомого на улице. Дойдя до середины, он встал за спиной ведущего, который понятия не имел, где Стайн, и похлопал ничего не подозревающего конферансье по плечу. Тот круто повернулся, и на его лице отразились шок, смущение и облегчение.

— О, вот вы где! — воскликнул он.

— Да, я здесь, — ответил Питер Стайн.

Криста прижала ладонь ко рту. Настоящий мюзик-холл! Все получилось настолько смешно, что трудно было поверить, что это не было запланировано заранее. Несколько зрителей присоединились к ее смеху, а те, кто не осмелился смеяться открыто, широко улыбались. Однако Питер Стайн не засмеялся, даже не улыбнулся. Он просто положил один-единственный листок бумаги на кафедру и сказал ведущему:

— Благодарю вас.

Криста могла поклясться, что он добавил также «можете идти».

И ведущий испарился. Он заторопился за сцену, явно испытывая облегчение от завершения своей миссии.

— Вероятно, самое важное, что может сделать роман, — начал Питер Стайн громким четким голосом, — это удивить.

Он мгновенно овладел аудиторией. Всей целиком. Он не стал ничего объяснять — в этом не было нужды. Его задержка с выходом была иллюстрацией к его вступительной фразе. Его романы удивили читателей. Теперь их удивил сам писатель. Это было проделано блистательно. Криста с трудом могла в это поверить. Она оглянулась вокруг. Еще не выйдя на сцену, он уже играл всеми этими людьми, словно рыбкой, болтавшейся на крючке. Спокойное предвкушение приятного и интересного препровождения времени сменилось беспокойством. Место беспокойства заняло веселье. И затем, когда веселье едва не превратилось в снисходительную фамильярность, словно повинуясь щелчку бича укротителя тигров, все эти интеллектуалы скопом прыгнули сквозь огненный обруч. Теперь они оказались у Стайна в полном подчинении и с благоговением внимали каждому слову своего повелителя.

— Вот это да! — пробормотала про себя Криста. Она впилась в него взглядом. Питер Стайн стоял выпрямившись и смотрел в глубину зала, уставившись в одну точку, которой, Криста знала это, не было какое-то человеческое лицо. Он был здесь и в то же время отсутствовал в том же смысле, вероятно, как Моисей фактически отсутствовал в тот момент, когда принес с горы скрижали. Питер Стайн казался посланцем Бога, вещающим от имени некоей далекой и более высокой цивилизации. Это придавало его словам огромную силу, озаряло их чудодейственным светом и потому делало незабываемыми.

— Мы боимся удивительного в реальной жизни, но в то же время мы хотим того, чего боимся. Поэтому мы ищем удивительное в книгах.

Криста кивнула. Неважно, справедливо это замечание или нет. Важно то, что она запомнит его. Именно в этом заключалась функция — не его слов, а самой личности человека, который произносил эти слова. Он проник в ее мысли. Он продемонстрировал высшее мастерство учителя. Питер Стайн был обеспокоен. Питер Стайн верил. Он полностью сосредоточился на том, что говорил. Криста вся дрожала от волнения, слушая его.

— Удивительное может принимать разные формы. Неожиданное. Незнакомое. Не укладывающееся в обычные рамки. Удивление может оказаться знакомым, когда вы ожидаете неизвестного. Оно может быть спокойным, когда вы готовы к буре. Удивление приходит в разных масштабах — от шока, подобного ощущению лезвия топора на вашем затылке, до легкого трепета из-за необычного слова.

Он смотрел на нее. Каким-то образом в этом большом зале он нашел ее. Криста была в этом абсолютно уверена, хотя и понимала, что это невозможно. Было слишком темно. И слишком много людей. Но сияние его глаз достало ее. Он говорил об удивлении ей, и никому больше. Не захотел ли он поменяться с ней местами, мстя за то, как она поступила с ним вчера, на своем шоу? Криста огляделась по сторонам. Справа от нее женщина подалась вперед, вся внимание. Точно такой же вид был и у девушки, сидевшей слева. Криста глубоко вздохнула. Было совершенно очевидно — они испытывают те же чувства, что и она. Питер Стайн способен говорить со всеми одновременно. Его притягательную силу наверняка испытывают на себе многие женщины.

— Удивление может быть убогим и глупым, как крик «Пожар!» в битком набитом помещении. Оно может быть возвышенным и значительным, подобно внезапному осознанию собственной ценности и неповторимости.

«Я хочу узнать тебя, — прозвучал голос в мозгу Кристы. — Я хочу узнать тебя и быть с тобой, чтобы ты мог удивлять меня, а я тебя. Я хочу лежать рядом с тобой, хочу утопать в твоих мыслях, твоих идеях, в твоих произведениях».

Она снова глубоко вздохнула, но ее внутренний голос еще не сказал последних слов.

«Будь начеку, Криста, — проговорил он. — Ты готова полюбить этого человека».