Мэри Уитни торопливо шла по аллее: лоб нахмурен, руки покачиваются по бокам, как дубинки, голова наклонена наподобие тарана у ворот средневекового замка. Она не злилась, нет, но была настороже, готовая к битве. Конечно, она может ошибаться, но, когда дело касается чувств, ошибаешься редко. В делах сердечных дурные новости неизменно оказываются верными.
Она даже вычислила место, где может твориться «измена». Теннисный павильон, хотя и совершенно неприспособленный для этого, может оказаться любовным гнездышком. Да, если они занимаются любовью, то, конечно, только там, добавляя оскорбление к обиде, которую изменники так любят наносить. Неожиданно Мэри остановилась. О чем, собственно говоря, идет речь? Роб — ее теннисный тренер. В настоящее время он только тренер, не больше и не меньше, несмотря на ее прошлые дела и далеко идущие намерения. Предположим, она заподозрила, что он слаб на передок. Ну и что? Ведь их контракт не касается сексуальных отношений. Теоретически он может заниматься любовью с кем захочет. Но теория не интересовала Мэри. Всегда было так. И всегда будет. Для Мэри имело значение только то, что она чувствовала, как бы нелогично и неправильно это ни выглядело. Ее империя строилась на интуиции и на способности предугадывать, как люди будут себя вести в будущем, прежде чем они сами решались на какой-то поступок. Она и Роб станут любовниками. Это предопределено, хотя пока не случилось. И случится обязательно. Какое имеет значение, что это откладывается на некоторое время? Неприятно было то, что ее сексуальная мишень изменяет ей с самой красивой девушкой в мире.
Мэри пружинистым шагом зашагала дальше. Павильон, окутанный темнотой, виднелся впереди. Что она там обнаружит? Лежат ли они, усталые после совокупления, или находятся в каком-нибудь ужасном положении, к которому прибегают нынче для полового возбуждения? Почему все подходящие для этого названия существуют только в испанском или французском языках? Потому что англичане не умеют как следует трахаться. Вот почему. Дерьмо! Мэри шагнула к двери.
Ее встретила тьма. Мэри положила руку на дверную ручку и снова остановилась. Только что она согласилась подписать с этой испанской потаскухой контракт на колоссальную сумму. Подходящий ли сейчас момент для встречи со звездой ее крупнейшей рекламной кампании? Или осмотрительность — лучшая добродетель? Мэри улыбнулась в темноте. Женщина должна поступать так, как должна поступать женщина. Но пока Мэри колебалась, открывать дверь или нет, деловые соображения тревожно закопошились под зеленым покровом ревности, который окутал ее сознание.
Она вошла в павильон. Там никого не было. Глаза ее привыкли к темноте. О да, они здесь. Неподвижные, как трупы, эти двое лежали на столе для массажа. Мэри шагнула к стене и включила свет. Да! О Боже, какой ужасный момент, но как замечательно, что она оказалась права!
Любовники моргали от яркого света. Собственно, это единственное, что они делали, но не все, что уже сотворили. Лайза Родригес в черном платье лежала под ним. «Траур», — успела подумать Мэри. Лайза была в довольно интересном туалете из новой коллекции «Алайя». Большие пуговицы на поясе смотрятся хорошо. Мэри украдет эту идею для весенней коллекции, только сделает их немножко больше и немножко ярче и пришьет их не две, а три. Две пуговицы — это прошлый год. В следующем будет три. Платье Лайзы было задрано до пояса, а трусики валялись у ног Мэри. Одна из потрясающих титек Родригес поблескивала в свете 200-ваттной лампы. Парень отнял от нее руки, и Мэри не могла решить, хороший это признак или плохой.
Костюм его был измят. Лицо Роба горело, но не от смущения, а от напряжения, а волосы выглядели так, словно ими мыли посуду.
Он лежал на супермодели, словно позировал скульптору Родену в мастерской, где по какой-то странной причине обнаженное тело было под запретом. Мэри Уитни никогда не видела его более прекрасным.
Она стояла, агрессивно выдвинув вперед ногу. Только эта воинственная поза помогла ей удержаться от того, чтобы не вскинуть вверх левую руку, ибо лишь одно было неизбежнее, чем смерть и налоги: Мэри Уитни всегда наносила удар первой.
Губы ее скривились перед тем, как она сделала выпад.
— Мне так жаль, Лайза, — сказала Мэри. — Я имею в виду то, что услышала о твоих родителях.
Лайза Родригес улыбнулась. Подобные ситуации не расстраивали ее. Наоборот, они ее развлекали. Таким фокусам была посвящена вся ее жизнь. Создавать хаос, возбуждать, мстить порочному, радостно ржущему миру, который сломал ее детство. Она знала счет и ставки в этой игре. Она совратила теннисного тренера, а теннисные мальчики были собственностью Мэри Уитни. Эта шлюха-бизнесменша, имеющая миллиарды долларов, сейчас в ярости, потому что красота Лайзы сокрушила религиозную оборону раньше, чем это успели сделать доллары Уитни. Только и всего. Никто здесь не имел права делать вид, будто проблема касается нарушения норм нравственности. Речь шла о власти, об оскорбленном самолюбии и о том, кому что может сойти с рук без неприятных последствий. Что больше волнует эту Уитни? Ее бизнес или трахание? Ставкой в этой партии в покер является контракт с Кристой Кенвуд.
— А вы, я полагаю, Мэри Уитни, — сказала Лайза.
Мэри проигнорировала ее. Она повернулась к Робу. Ей хотелось сделать ему больно, но он, похоже, и так уже был уязвлен, смущен, потрясен до глубины души и при этом выглядел восхитительно.
Мэри решила смягчить свой обвинительный пафос.
— Бог постоянно рекомендует людям любить друг друга. Наверное, ты понял его слишком буквально, — сказала она.
Лайза Родригес заправила свою грудь обратно в корсаж платья. Продолжая улыбаться, она высвободилась из-под ног Роба и слезла с массажного стола. Одернув юбку, шагнула к Мэри Уитни, нагнулась и подняла с пола свои трусики. Потом выпрямилась и протянула ей руку.
— Очень рада познакомиться, — сказала Лайза. — И с нетерпением жду, когда начну работать в вашей рекламной кампании.
Мэри Уитни, сама образец наглости, не могла не восхититься ею. Она никогда раньше не видела Лайзу Родригес вблизи и должна была признать, что она настоящее произведение искусства. Бурные любовные упражнения сделали ее еще прекраснее. Она буквально излучала сияние, светилась обаянием и гипнотической сексуальностью. Конечно, придется ее выгнать. Такое неуважение стерпеть нельзя… Или можно? На какую-то долю секунды перед мысленным взором Мэри предстало видение. Она увидела сверкающую чувственность Родригес, глядящую на нее с рекламных щитов и со страниц журналов, рекламирующих парфюмерию. Она увидела, как духи Мэри Уитни рекламируются на дисплеях элитарных супермаркетов и фармацевтических магазинов, она услышала, как стрекочут кассы по всей Америке. Существует только одна гарантия того, что ее рекламная кампания будет иметь бешеный успех, и эта гарантия стояла сейчас перед ней.
Мэри сглотнула. Может ли она простить это неприятное дело, если не забыть? Способна ли она, сжав зубы, проглотить обиду? Она колебалась лишь мгновение. Мэри Уитни знала, что есть только один путь к успеху. Нужно собрать воедино всю свою энергию. Все устремления должны быть нацелены в одном, ясном направлении. У тебя могут быть другие интересы, но они не должны иметь никакого значения. Мэри глубоко вздохнула.
— Я рада познакомиться с вами, — проговорила она наконец. — А теперь, если не возражаете, пришло время садиться за стол, так что нам следует поторопиться. Держу пари, что вы оба наработали хороший аппетит.
И выдала холодную улыбку, решив испить чашу смирения до конца. Возможно, позже у нее еще появится возможность устроить кровавую разборку. В конце концов, за ужином они оба будут сидеть за ее столом.