Жаркие ночи в Майами

6

— Итак, Роб Сэнд, что нового в стане молодых и беспокойных?

Криста стояла, выпрямившись за рулевым колесом вельбота, ее белокурые, покрытые кое-где налетом морской соли волосы летели по ветру вслед за ней.

Роб не знал или, скорее, не мог сформулировать, как ответить. Главной новостью была Криста. Она заскочила в школу подводного плавания, куда он совсем недавно нанялся инструктором, и, пока он пытался оправиться от потрясения, которое испытал при виде ее, она заявила, что хочет, чтобы кто-нибудь поучил ее подводному плаванию. Частные уроки. Учитель и ученица. Сначала занятия в бассейне, а потом пару раз спуск под воду в открытом море. Лодку она достанет.

— Новое, пожалуй, это теннис, — наконец проговорил он, искоса бросая взгляд на Кристу.

— Вот как, значит, по утрам ты учишь подводному плаванию, а днем теннису. Довольно тяжелое расписание.

— Я представляю себе, что ваша работа тоже нелегкая.

Он хотел говорить о ней. Она же желала говорить о нем.

— Ты хорошо играешь в теннис? Я думаю, что хорошо, раз берешься учить.

Она откровенно рассматривала его. Роб был привлекателен, но вовсе не прост. Выгоревшие на солнце волосы и мускулатура двадцатилетнего парня не соответствовали его внутреннему миру. Криста выяснила это за два часа занятий в бассейне и во время вчерашней тренировки в открытом море, а также в ходе долгого разговора, который состоялся у них после этого.

— Я играю несколько лучше тех, кого берусь учить, — скромно заметил он.

— Да ладно тебе, Роб, ты в Америке. Продавай себя подороже.

— О'кей. Я выступал на чемпионате Флориды.

— Вот это уже лучше, — рассмеялась Криста и ткнула его в загорелое плечо. Ей нравился этот парень, и не только своей красотой. По темпераменту он был полной противоположностью ей — спокойный, вдумчивый, застенчивый; но, несмотря на свою скромность, некоторую даже неуверенность в себе, он не был человеком слабым. Существуют границы, которые Роб Сэнд ни за что не перешагнет. Было бы любопытно выяснить, где они находятся.

— А кого ты сейчас учишь играть в теннис? Я здесь знаю многих.

— Я начал учить Мэри Уитни. Думаю, что большинство людей слышали о ней.

— Ого! — Криста улыбнулась. Теннисисты — тренеры Мэри Уитни — большую часть своей трудной работы выполняли не на корте. Но, конечно, это не относится к Робу Сэнду с его глубокой религиозностью и жесткими моральными правилами. — И давно ты тренируешь Мэри?

— Пока провел только два урока. А вы ее знаете?

— Я училась с ней в школе. Видела с тех пор несколько раз. Как интересно: ведь в воскресенье я иду к ней на вечеринку.

— Вот здорово! И я иду. Вы со мной потанцуете?

— Обязательно, Роб, если ты не забудешь пригласить меня. Хотя я думаю, что среди здешних дам ты будешь нарасхват.

Роб покраснел, Кристе стало стыдно, что она намеренно вогнала его в краску.

— И что ты думаешь о Мэри Уитни? — спросила она.

— О, она в порядке. Немного ироничная, мне кажется. Вроде бы ни к чему не проявляет особого интереса.

— О, она еще проявит интерес. Да еще какой!

Роб вопросительно склонил голову набок, явно не понимая, что имеет в виду Криста.

— Ты планируешь всегда заниматься этой работой? Учить теннису и подводному плаванию?

Самое время переменить тему. Если Мэри еще не пыталась захомутать Роба, то это расчетливый тактический ход. Предупредить Роба Криста не может. В конце концов, он — взрослый мужчина. И тем не менее в ней шевельнулось какое-то чувство, в природе которого она предпочла не разбираться.

— Нет, я еще не знаю, что стану делать в будущем. Пока не окончу школу, летом буду работать тренером. А вообще хотел бы делать что-то полезное, такое, чем мог бы гордиться Господь.

Он сказал это без всякой рисовки, абсолютно естественно. Бог был в его сердце и в сознании, поэтому Бог присутствовал и в его словах. Криста не могла бы выдать такую фразу, даже если бы испытывала подобные чувства.

— Ты никогда не думал о том, чтобы работать моделью?

Она сознавала, что эта профессия отнюдь не значится первой в списке занятий, которыми мог бы гордиться Господь Бог.

— Я ничего не знаю об этом.

— Зато я знаю. У тебя есть все данные. У тебя не будет отбоя от предложений. Поверь мне. Это мой бизнес, я все про него знаю.

— Спасибо.

— Нет, Роб, это не просто комплимент. Это бизнес. Ты создан для этого дела. Если ты проработаешь моделью несколько лет, ты сможешь скопить кое-какой капитал, купить себе дом. А потом сможешь уйти из этого бизнеса и заняться чем-нибудь другим. Это просто идея, больше ничего.

Криста знала, что не заинтересовала его своим предложением. Представление Роба о работе мужчины-фотомодели сложилось здесь, в Южной Флориде. Безусловно, это не то занятие, которое угодно Господу. Черт побери, Роб, вероятно, считает, что это вообще не мужское занятие. Пропади все пропадом! А она-то подумывала о создании отдела мужчин-фотомоделей. Контракт с Робом был бы великолепным началом. Стив Питтс пришел бы в восторг от этого парня.

— А как попадают в этот бизнес? — Роб просто проявлял вежливость.

— Я поручила бы кому-нибудь сфотографировать тебя; но в твоем случае это не важно, потому что у меня ведь свое агентство, а я заранее уверена, что ты будешь великолепен. — Криста рассмеялась. — Это вроде того, как если бы тебя на пляже выбрал в герои своего фильма кинорежиссер Спилберг. Но, наверное, такова уж жизнь. То, о чем мечтает один, другому кажется кошмаром.

— А кто выбрал вас, Криста?

В его голосе была теплота. Она ему нравилась. Криста ощущала это, как ощущала солнечное тепло у себя на спине.

— Я сама добилась, чтобы меня выбрали.

— Держу пари, что так оно и было, — засмеялся он.

Они замолчали на некоторое время; моторная лодка подпрыгивала на волнах, обрамленный пальмами берег проплывал мимо.

— А вон мой дом! — неожиданно закричала Криста. — Тот, розовый, среди дюн!

— Ваш собственный?

— Да, я получила его в наследство.

Криста улыбнулась, говоря это. Она действительно получила в наследство дом, но заложенный на полную стоимость, да еще кучу неоплаченных счетов в придачу. Но это было тогда. Сейчас этот отреставрированный роскошный особняк стоил больше пяти миллионов.

— Вы живете в нем?

— Нечасто. Обычно я сдаю его в аренду. Вот и на это лето сдала. Я раньше жила в Нью-Йорке. В Майами переехала недавно.

— В Майами?

Роб родился в округе Палм-Бич. Мало кто из местных жителей способен был увидеть что-то привлекательное в Майами — этом городе, расположенном к югу от Палм-Бич. Криста отчасти понимала, почему Роб удивился. И решила попытаться открыть ему глаза.

— Нью-Йорк в наше время — кошмарное место. Все говорят о том, что хотят уехать оттуда, что там плохо жить, и они правы. Когда Нью-Йорк в начале эпохи Рейгана представлял собой центр мироздания, то можно было мириться с нищими, уличными грабителями, жуткими налогами и кучей прочего дерьма, потому что в этом городе бился пульс жизни. Рынок одежды процветал, и это означало, что фотографы и модели должны были обретаться там. Сейчас все это рухнуло, как было и в семьдесят четвертом году. Тогда спасение пришло благодаря отмене государственного регулирования рынка ценных бумаг и финансовому буму на Уолл-стрит. Ожидать подобного в ближайшее время не приходится. Город переживает тяжелые времена. Центр деятельности перемещается на Запад, Юг, за рубеж. В этом смысле Флорида становится одним из самых перспективных мест. Низкие налоги, замечательный климат. Майами открывает огромные возможности в бизнесе высокой моды. Нельзя же всякий раз таскать в Нью-Йорк фотографов с Южного побережья. Ньюйоркцы сообразили это. Журналы могут отправлять сюда своих людей самолетом, что занимает всего часа два или около этого, и теперь все главные художники жаждут вырваться с Манхэттена и приобрести здесь загар, который не сравним ни с каким гримом, и набрать полные легкие морского воздуха.

— Я могу понять, как вам хочется выбраться из Нью-Йорка и что фотографировать здесь удобнее из-за погоды, и тому подобное, но… Не знаю… Майами смахивает на иностранный город. И дело тут не только в том, что он на шестьдесят процентов испанский, просто такое чувство, будто этот город принадлежит другому миру.

— Ходи по земле, Роб. Это ведь замечательно, что он кажется принадлежащим другому миру. Я была на днях в Бей-сайде и ужинала в ресторане совершенно таком же, какой видела в Севилье. Там все трепещет, впечатления и ощущения совершенно особенные. Ночная жизнь потрясающая: энергия бьет ключом, ламбада, жарища… Я хочу сказать, что в Нью-Йорке молодежь варится в собственном соку, отчаянно пытаясь кого-то шокировать, но все слишком заезженны, чтобы их можно было шокировать. Майами — это будущее, уверяю тебя.

Роб рассмеялся. Девушки, с которыми он был знаком, не могли так разговаривать. Они были словно убого раскрашенные почтовые открытки. А Криста представляла собой огромную, прекрасную картину. Черт возьми, она ведь и снялась в одной картине и имела огромный успех!

— У вас все это звучит очень интересно.

— А это на самом деле интересно. Майами — потрясающий город. И так совпало, что Лайза Родригес живет именно здесь. Я тебе говорила, что она согласилась работать в моем агентстве?

Роб кивнул, а Криста улыбнулась тому, как ее все время тянет упомянуть о Лайзе.

Лайза Родригес выросла в Майами и теперь, как это часто делали королевы-победительницы, вернулась на свою родину. Это был вполне уместный шаг, потому что внешность и повадки Родригес были абсолютно испанскими. От нее исходил жар ночей, пропитанных запахом жасмина; стоило ей изогнуть свою грациозную спину — и вам слышался жалобный стон фламенко, стоило пройтись по комнате — и каблучки ее уже стучали в танцевальном ритме. Да, для переезда Кристы в Майами было множество причин, но наиболее значительной из них была Лайза Родригес.

— Какая она?

— Сущее наказание! Ты бы влюбился в нее. Как все мужчины.

— Вообще-то это странно: самой быть моделью, потом бросить эту профессию и набирать девушек-моделей, которые почти так же красивы, как вы.

Криста улыбнулась столь лестным для себя словам. Они не были справедливыми, но слышать их было приятно. Красота Лайзы была в самом расцвете, а она, Криста, намного старше ее. Криста посмотрела на Роба — тот опять покраснел. На этот раз причиной оказался его собственный комплимент. Роб был застенчив, вел себя как истиный джентльмен и явно не умел флиртовать. На самом деле он относился именно к тому типу мужчин, которые могли понравиться такой девушке, как Криста.

— Тут нет проблем, — сказала Криста, делая вид, будто воспринимает его реплику впрямую. — Модели находятся в миллионах миль от королев красоты. Они хорошо ладят друг с другом. Я прекрасно отношусь к женщинам. Говоря по правде, я люблю их больше, чем мужчин… — Она помолчала. — За редким исключением.

— Как случилось, что вы не замужем? Наверняка многие мужчины делали вам предложения.

Роб произнес эти слова очень серьезно. Чувствовалось, что для него это действительно загадка.

— Однажды я была обручена.

Криста прикусила губу. О нет, только не это! Но слезы уже застилали ей глаза. Будь оно все проклято! Время должно было излечить, притупить боль. Однако этого не произошло. Вчера исполнилось десять лет. Она и сейчас ощущала прикосновение его губ к своим, пожатие его руки. Она и сейчас слышала рев машины, крики возбужденной толпы. Она помнила, какой оживленной была тогда, как боялась за него, гордилась им, наблюдая в восхитительном ужасе, как он мчится на машинах, которые так любил. Джейми Хантингтон должен был стать ее мужем. Свидетельство тому — кольцо, которое она до сих пор носит. Она должна была стать его графиней и всю свою жизнь любить его, рожать ему наследников и управлять его имениями в стране, жалкой тропической имитацией которой являлся Палм-Бич. Скрип тормозов, отлетевшие колеса и гром удара оборвали ее счастье и поставили крест на ее будущем, и даже сейчас у нее все сжалось внутри, как в ту минуту, когда у нее на глазах едкий черный дым и яркое желтое пламя сожгли мужчину, которого она обожала. Да, все оставалось по-прежнему, и так будет всегда. Ничто не излечит эту кровоточащую рану. Никто не способен заполнить собой эту зияющую пустоту. Пробовали многие, но никто не стал избранником. Все оказались недостойными.

— И что же случилось?

— Он умер. Разбился. Он управлял машиной на гонках «Формула-1». — Криста попыталась сказать это без всяких эмоций, но голос выдавал ее.

— Наверное, он был исключительным человеком?

— Его легко было любить.

Слеза все-таки выступила, и Криста тряхнула головой, предоставив ветру унести эту слезу, и отвернулась от Роба, чтобы тот не заметил ее слабости.

«Легко любить…» Эти слова ничего не говорили.

Джейми был веселый, остроумный, единственный человек на земле, с которым она чувствовала себя спокойно. Джейми никогда ни о чем не тревожился, никогда никого не осуждал, никогда не впадал в пессимизм. Жизнь с ним была полна смеха — этакая нескончаемая череда удовольствий, и каждый день обещал быть еще более замечательным и волнующим, чем предыдущий. А потом музыка умерла в облаке черного дыма. О Боже, как ей не хватает его! Криста тосковала по нему, все ее тело изнывало от жажды, которая никогда не будет утолена, и порой ей хотелось умереть, чтобы оказаться с ним, любить его где-нибудь на райских лугах.

Рука Роба сжала ее руку, поддерживая и сочувствуя.

— Все в руках Господа, — сказал Роб.

Она слабо улыбнулась сквозь слезы.

— Да, Господь — это уж твоя епархия, не так ли? Наверное, Господу необходимо было иметь Джейми рядом с собой… как и моих родителей, и мою сестру… Он ненасытный…

Голос ее замер от горечи.

Роб ничего не сказал. Он сталкивался с такими мыслями и раньше. Разумом никогда не понять Божественную тайну. Без веры ничто не имеет смысла, а когда есть вера, то все обретает смысл. Объяснить это кому-то, кто еще не понял, невозможно. В этом вся проблема. А Роб хотел поговорить с Кристой, по-настоящему поговорить. Странно, но она была не похожа на других. Большинство женщин видели в нем только мужчину. Они думали, что его религиозность так же мила, как его мускулы и простодушная улыбка. Они покровительствовали ему, слушали его вполуха, когда он что-то говорил, потому что все время были заняты тем, что смотрели на него, хотели его, строили планы, как соблазнить его. Ладно, это было не так уж плохо. Он использовал это. Это давало ему работу. И он мог выполнять свою работу и манипулировать ими. Но это так изматывало! И теперь, когда он встретил женщину, которую мог уважать, такую, как Криста, Роб жалел, что не может выразить все словами, и ему хотелось, чтобы его глубокая вера в Господа нашла свое выражение в таких же глубоких словах. Потому что он совсем не глуп. Он достаточно умен, и многим интересуется, а в Атлантик-колледже у него хорошие отметки. Но ему всего двадцать, и всю свою жизнь он прожил во Флориде, а Криста лет на восемь или девять старше его, а с точки зрения жизненного опыта, пожалуй, на восемь-девять жизней.

— Это вопрос веры… — произнес он наконец, с грустью ощущая, как неубедительно звучат его слова.

Но Криста верила только в себя. Нельзя упиваться собственным несчастьем. Надо управлять собственной жизнью. Если ты достаточно занята, у тебя нет времени, чтобы быть несчастной. Таков был ее девиз и, как ни странно, стимул ее поступков.

— Вот мы и на месте, — сказала Криста, меняя тему разговора и сбавляя скорость. — Мы бросим якорь в ста футах от той «Тиары».

Криста проделала свой маневр, не отрывая глаз от открытой, чистой воды. Выключив мотор, бросила якорь.

Влезть в костюм для подводного плавания при такой жаре было делом, которое отвлекло Кристу от ее мыслей. Она больше не предавалась воспоминаниям. Она смотрела вперед. Плавание под водой будет интересным развлечением, и прекрасно, что рядом с ней будет такой опытный пловец, как Роб.

Он проверил ее оснащение.

— Все в порядке, Криста, — сказал Роб, принимая на себя командование. — Мы спускаемся на глубину в шестьдесят футов на тридцать минут, или до момента, когда прибор покажет давление в пятьсот фунтов на квадратный дюйм. Не забудьте, что, когда будете подниматься наверх, надо останавливаться каждые пятнадцать футов. Какое самое главное правило подводного плавания?

Криста улыбнулась, довольная тем, что на этот раз она выступает в роли ведомого.

— Все время дышите нормально и никогда не задерживайте дыхание под водой, — ответила она тоном прилежной ученицы.

— Совершенно верно, — серьезно подтвердил Роб. — И запомните: подъем мы осуществляем медленно, чтобы не причинить вреда легким.

— Слушаюсь, сэр, — сказала Криста с шутливой почтительностью.

— Я нырну и проверю, как лег якорь. Держитесь рядом со мной.

Роб сел на борт катера. Криста сделала то же самое.

— Ныряем! Раз… два… три! — скомандовал Роб, и оба они разом спиной вперед упали в воду.

Криста головой вниз шла в глубину. Она немножко нервничала. Это было ее первое подводное плавание за многие годы, но сейчас, оказавшись в теплых водах океана, она почувствовала себя почти как дома. Слева от нее уходил вглубь Роб, чтобы проверить, прочно ли закрепился на дне якорь. То, что он плыл рядом, вселяло чувство безопасности. Он такой серьезный, на него можно положиться — настоящий ребенок периода бума рождаемости, присматривающий за родителями, которые собираются оставаться наивными детьми шестидесятых вечно. Она улыбнулась под маской. Роб красив, и он ей нравится. Но для нее он слишком прямолинеен, живет в одном измерении и, черт бы его побрал, слишком молод!

Криста огляделась по сторонам. У нее было всего полчаса на подводное плавание, и она хотела насладиться каждой минутой. Как всегда, красота подводного рифа поразила ее. Недавно она упрекнула Бога в жестокости, но сомневаться в его существовании не приходилось. Все вокруг свидетельствовало о существовании Создателя. Такая красота не могла быть случайной. Она могла быть только обдуманной, причем обдуманной архитектором, который создавал только совершенные произведения. Краски мелькали в ее подсознании, расплывались благодаря подводному течению. Криста дышала равномерно, пуская облачка сверкающих пузырьков, и наконец достигла дна.

Ее взгляд упал на раковину, лежавшую на куске коралла, обвитую морским папоротником. Криста потянулась к ней. И в тот же момент она почувствовала руку на своей руке. Роб плыл рядом, отрицательно качая головой и указывая сжатым кулаком на раковину, что служило у ныряльщиков сигналом опасности. Криста внимательно осмотрела раковину и то, что было вокруг. В чем ее оплошность? Не мурена ли прячется поблизости? Или скорпена, которую она не заметила? Или скат, зарывшийся в песок, который, если его испугать, может быть весьма опасен? Она раскинула руки. «В чем опасность?» — спрашивала она этим жестом. Роб взялся за табличку, висевшую у него на груди, что-то нацарапал на ней и протянул табличку Кристе.

Надпись гласила: «Ядовитая раковина».

Ну, конечно. Криста совершенно забыла, что раковины могут быть ядовитыми. Она улыбнулась в знак благодарности и, сложив кружком большой и указательный пальцы, показала Робу, что поняла. Потом она поплыла от него влево. Было хорошо иметь телохранителя, он уберег ее от болезненной сыпи, но Криста хотела обрести самостоятельность — в ней сработал обычный рефлекс. Она привыкла быть лидером.

И почти тут же она заметила какое-то отчаянное движение. Футах в двадцати, за гребнем, который она только миновала, происходило нечто необычное. Пловец на глубине более шестидесяти футов сражался с чем-то в коралловом рифе. На глазах Кристы он поскользнулся и упал на спину. Она видела, как его плечо ударилось об острый, как бритва, коралл, и в воде появилась кровь — тонкая пурпурная ленточка на прозрачной голубизне. Одновременно изо рта ныряльщика вырвались пузырьки воздуха. По их количеству было ясно, что он выдохнул весь свой драгоценный запас воздуха. Стало очевидно, что мужчина в опасности. Он ранен. В легких у него на глубине шестьдесят футов кончился воздух. Ноги Кристы забили по воде. Она поплыла к нему, одновременно доставая из левого кармана запасной регулятор кислородного баллона. Она намеревалась вступить в опасную игру — подсоединить незнакомца к своей дыхательной системе. Она молила Бога только о том, чтобы ныряльщик не запаниковал. У нее не было времени предупредить Роба. Но в любом случае он где-то рядом.

Криста была всего в двух футах от одинокого пловца. Однако он ее не видел. Он оказался замкнут в своем собственном, полном отчаяния мирке. Он и понятия не имел, что помощь близка. Его нога, по-видимому, застряла в расщелине. Кристе казалось, что она слышит колокола тревоги, звучащие в его сознании. В этот момент он обернулся в ее сторону, и их взгляды встретились. Она протянула ему мундштук акваланга и дотронулась правой рукой до его левой руки, потянув его к себе. Если он не круглый идиот-любитель, то знает, что делать. Он знал. Его глаза расширились. Он выплюнул воду изо рта и сунул мундштук в рот. Потом стал жадно вдыхать воздух.

А Криста тем временем пыталась разобраться, что случилось. Желтый баллон с кислородом застрял в расщелине коралла у его ног. Как баллон туда попал? Чего ради аквалангист решил снять его на дне океана? И как он сумел засунуть его так глубоко в коралловую щель? Где его напарник? Не может быть, чтобы он был настолько глуп, чтобы нырять в одиночку. Криста вспомнила яхту «Тиара». Это было единственное судно поблизости, и на нем был поднят флажок, означающий, что в воде — аквалангисты. Она не могла припомнить, был ли кто на борту «Тиары», когда они с Робом начали спуск под воду. Криста наклонилась над спасенным ею человеком, пытаясь найти ответы на все эти вопросы в лице под маской. Разглядеть это лицо было довольно трудно: волосы разметались в воде, а маска закрывала верхнюю часть лица. Однако глаза его Криста видела ясно. Они смотрели на нее. В них не было страха. Они поблескивали сквозь слой воды так, словно сердились, и Криста была поражена, прочитав в них гнев. Благодарность, облегчение, унижение, извинение — все это были бы подходящие к случаю эмоции. Гнев казался настолько же неуместным, насколько и возмутительным. Не ошиблась ли она? Она сложила пальцы в знак вопроса: «Все в порядке?» Он не ответил. Вместо этого сделал еще один глубокий вдох из ее баллона и нагнулся, чтобы освободить свою ногу.

Теперь пришел черед Кристы разозлиться. Черт бы побрал этого идиота с его заносчивостью! Помогать аквалангисту, у которого кончился воздух, дело рискованное. Иногда они находятся в таком состоянии, что хватаются за ваш баллон и не отдают его. Кроме всего прочего, он отнял у нее драгоценное время пребывания на дне. Еще две отметки на счетчике, и она отберет у него свою дыхательную трубку и предоставит ему самому выплывать на поверхность. Сопровождаемый своим кровавым следом, он окажется лакомой приманкой для акул. Возможно, зуб рыбы-меч, вонзившись в его ляжку, научит этого нахала кое-чему относительно безопасности, манер и вежливости. Но, даже испытывая такие чувства, Криста ощущала и совсем другие. Глаза, смотревшие в ее глаза, требовали к себе внимания. В них чувствовались неистовство и ярость, в них были боль и страдание, они мучили… и были измучены. Напряженное выражение лица под маской, черные волосы, которыми играло течение, подчеркивали энергию, излучаемую этим человеком. На одно мгновение Криста нарушила основное правило подводного плавания.

Она задержала под водой дыхание.

В этот момент рядом оказался Роб. Он плыл футах в тридцати позади Кристы и все видел. Будучи опытным аквалангистом, он уже оказался у самого дна. Парень, попавший в беду, наверняка какой-то кичащийся своей мужественностью новичок, который ныряет в одиночку. Скорее всего он умышленно бросил в глубину свой акваланг, а потом нырнул, чтобы подобрать его. Роб уже видывал лихачей, проделывавших такие глупые фокусы. Роб редко злился, но действия этого незнакомца поставили под угрозу безопасность Кристы. Это непростительно. Теперь парень дышал нормально. Он уже был в безопасности, но царапину от кораллового рифа вряд ли можно было считать достаточным наказанием за его безрассудное поведение. Когда незнакомец оказался на одном уровне с ними, Роб написал на своей табличке: «Вы в порядке?» Это была вежливая прелюдия к тому взрыву, который должен был последовать.

Незнакомец глянул на табличку и кивнул.

«Где ваш напарник?» — написал Роб и протянул табличку аквалангисту.

Тот соблаговолил взять ее.

Прекрасным округлым почерком, находящимся в вопиющем контрасте с корявым почерком Роба, он написал: «Я не плаваю с напарниками».

Криста прочитала эти слова через плечо Роба. Она не могла поверить такой заносчивости незнакомца и в свою очередь схватила табличку.

«Вам не известно, что такое благодарность? Обычно говорят спасибо, когда человеку спасают жизнь», — написала она сердито.

Он вырвал у нее из рук табличку.

«Вы не спасли мне жизнь».

Он протянул ей табличку, сопровождая этот жест яростным взглядом.

«Вы что, очень глупый человек?» — написала Криста.

Что-то замкнулось в Питере Стайне. За последние двадцать лет у него бывали тяжелые моменты, но такого он припомнить не мог. Всю свою жизнь он знал только одно, и это помогало ему преодолевать трудные времена и пользоваться хорошими. Питер Стайн твердо знал: он — человек блистательный. Он не просто умен. И не просто «не глуп». Он гений. Это подтвердила Пулитцеровская премия. Критики хором утверждали то же. С их мнением соглашались миллионы читателей. И вот теперь на дне океана женщина с фигурой русалки спрашивает его, уж не дурак ли он.

Стайн в ужасе глянул на табличку, потом на свою спасительницу. Она смотрела на него. Она ждала от него ответа. Ей были нужны какие-то слова, но он не мог найти нужных слов. Они затерялись где-то в его смятенном мозгу. Все ужасы прошлых лет сконцентрировались в одно целое, и в чем-то это было даже хуже, ибо из всех людей на свете эта девушка одна имела право на то, что он пишет. В Питере нарастала паника, более сильная, чем тогда, когда он подумал, что скоро умрет. На дне океана гений американской литературы оказался не в силах произнести ни слова.

В конце концов он пошевелил пальцами. Это была не та литература, за которую присуждают Нобелевскую премию. Вряд ли за нее присудили бы даже Пулитцеровскую. Только самый фанатичный поклонник лаконизма мог бы расценить это как «великое произведение». Однако Питер Стайн почувствовал невероятное облегчение, когда смог написать на табличке слово: «Благодарю».

Теперь в его мозгу билось только одно слово: «Скрыться». Он согнул колени и с такой силой оттолкнулся ото дна, словно намеревался допрыгнуть до луны. На языке аквалангистов этот маневр назывался «аварийное всплытие», и Питер Стайн не забыл применить один странный прием, который рекомендовали справочники по подводному плаванию. Когда вы всплываете на поверхность, давление воды уменьшается и воздух в легких расширяется. Если не избавиться от этого воздуха, то ваши легкие могут разорваться. Выход в том, чтобы выдохнуть воздух, и инструкторы наказывают новичкам громко кричать под водой, чтобы инструктор услышал, правильно ли его подопечный выполняет спасательный маневр. Это вполне совпадало с настроением Питера.

Когда он метнулся вверх, Криста явственно расслышала громкий крик, который он издал.

— А-а-а-а-а! — вопил он.

Криста следила за его подъемом, удивленная напряженностью их короткой встречи.

Роб сердито нацарапал на табличке: «Ну и идиот!»

— М-м, — промычала Криста, кивнув головой. Но, как ни странно, в глубине души она не могла с этим согласиться. Если говорить правду, то ее сердце вело себя довольно необычно. Оно сильно билось. Оно толкалось о ее грудную клетку. Глядя на табличку, она видела не раздраженную оценку, данную Робом незнакомцу; все ее внимание сконцентрировалось на слове «благодарю», которое ему так трудно оказалось написать. Она уже забыла о его безответственном поведении. Она помнила только горячий блеск его глаз, его раненое плечо, отчаяние поспешного исчезновения.

Кто он? Кем он может быть? Из какого одиночного ада мог вырваться этот прощальный крик отчаяния? Она хотела знать, но никогда ей не узнать этого. Он — человек, попавший в беду на дне океана. Она спасла его. Но она никогда больше его не увидит.