Глеб
Шли ещё полдня. Практически без остановок. Если останавливались, то только лишь для корректировки курса. Стив превосходно ориентировался в тайге, хотя был тут впервые. На мой вопрос только усмехнулся.
— Побегай с моё в горах и в зелёнке, не так ещё суетится будешь.
Когда солнце стояло в зените, Стив объявил привал. Остановились у подножья очередной сопки. Здесь был выход скальника. В долине, между сопками, бежал толи большой ручей, толи маленькая таёжная речушка. В ширину метра полтора-два. Глубина — по пояс. Перебрались через неё по поваленному когда-то стволу лиственницы, как по мостику. Вода была ледяной и очень вкусной.
Я с блаженством уселся на камень. Облокотился спиной к другому. Камни были нагреты и отдавали тепло. Напротив меня устроился Виктор и закрыл глаза.
— Глеб. — Услышал Стива. Посмотрел на него. Он протягивал мне пистолет. — Стрелять умеешь?
— Ты меня за кого принимаешь? Забыл, вместе в тир ходили.
— Это я так, проверить, может ты забыл всё. Пистолет возьми.
— А ты?
— А у меня карабин. Плюс нож. Так что всё нормально. Вы оба пока отдыхайте, а я пробегусь.
— Куда?
— По нашим следам. Посмотрю. Что-то неспокойно мне. Вертушки будут, не отсвечивайте. Как я приду, так сразу опять пойдём.
— Ты что, двужильный? Может отдохнёшь?
— На кладбище отдохну, все там отдохнём, а чтобы раньше времени туда не отправится, нужно побегать. Всё, я ушел. Сообразите тут что-нибудь перекусить.
Пара мгновений и Стива уже нет. Я выглянул из-за скальника. Своего телохранителя не обнаружил. И как он так умудряется исчезать? Точно тень — был здесь и исчез.
Достал из рюкзака продукты. Вскрыл банку с тушёнкой. Порезал оставшийся хлеб…
…Стив возвращался по следам его группы. Нужно было проверить, идут за ними охотники или нет? Поняли ли, что они не пошли к прииску, а идут в Кедровое или нет⁈ Взобравшись на сопку, которую прошли утром, Стив остановился. Стал всматриваться в лесной массив, лежащий под ним. На склоне соседней сопки, заметил какое-то движение. Поднял карабин, стал всматриваться через оптический прицел. То, что увидел ему не понравилось. Они шли цепочкой, практически след в след. Значит поняли, что к прииску никто не пошёл. Плохо. Начал считать людей. Насчитал одиннадцать человек. Первым шёл какой-то бородатый мужик. Скорее всего из местных. Проводник или следопыт из егерей. Этот тут всё знает, как свои пять пальцев. Ладно. Значит столкновение неизбежно. Сейчас главное убрать следопыта. Без него шансы оторваться от преследователей резко возрастают…
…Михеич вел группу из десятерых человек. Ему было 63 года из которых пятьдесят с лишним он провел в тайге. Знал её, как свой родной дом. Да она и была его домом. На кордоне осталась бабка с внуком и внучкой, которых привёз сын на лето. В своей жизни он много чего повидал. И далеко был не ангел. Сколько в тайге осталось людей, от которых он избавился, он уже и сам считать перестал. Ну не оставлять же свидетелей, которые узнали о золотой россыпи. Золотишко то любит тишину и не любит суету. Такие выходы золотых жил у Михеича было штук пять. Он и мыл их сам. Когда сам, когда с сыном. Который и сбывал шлих и самородки в центральной России по своим каналам. Семейный бизнес процветал. И лишние тут были не нужны. Поэтому все те, кто узнавали слишком многое, оставались навечно в тайге. Она матушка умеет хранить тайны. А ещё он занимался розыском беглых зеков. За вознаграждение, конечно же. Этим промышлял и его отец в 30-е — 40-е годы и прадед, заставший ещё царя и гонявший в тайге беглых революционеров всех мастей и оттенков. Раньше то было проще. Беглых зеков находили сравнительно быстро, что прадед, что дед, что он сам. Убивали, отрезали кисти рук и приносили лагерному начальству. Те сверяли отпечатки пальцев и списывали горемык, вычеркивая их из списка живых, а кисти хоронили на лагерном кладбище, как полноценные трупы. Охотник получал заслуженное вознаграждение. Сейчас стало по-другому. Убивать без нужды нельзя. Подстрелил в ногу и вызывай вертолёт по спутниковому телефону. Такой он при себе всегда теперь носил. Но если так получилось, что пристрелит бегуна, то ничего страшного. Мало ли, что в тайге могло случиться. Вот и сейчас опять идёт охота. Только не за беглыми зеками. Поймать надо троих. И один из них Белозёрский. Хозяин прииска. Михеич сомневался сначала, стоит ли ввязываться, да жадность своё взяла. Так как пообещали хорошую сумму в валюте. И половину уже выплатили. Не устоял он. Теперь пути назад не было. Нужно бегунков найти и ликвидировать. А тайга спрячет концы в своей зеленой глуши так, что и не найдёшь. След Михеич взял практически сразу, хоть и прошёл сильный дождь. Они стали почти невидимы. Но он уже долго этим жил. Угадывал почти по наитию. Недаром Пушкин говорил: «И опыт сын ошибок трудных и гений парадоксов друг» Вот опыт и природное чутьё, не давали ему потерять след. Но только чем дольше длилась погоня, тем больше возникало на сердце старого лесовика тревожное чувство. Сначала группа была из семерых, включая его. Потом к ним присоединились ещё четверо.
Они уже достигли подножья очередной сопки, как тревога усилилась. Михеич остановился. Стал внимательно вглядываться в следующую сопку, на которую нужно было идти. В последний момент, за мгновение до неизбежного, он качнулся в сторону, уходя с линии выстрела, подставляя идущего за ним человека. Выстрел был едва слышим, так, словно где-то треснула сухая ветка и шедший за ним охотник за головами опрокинулся на спину. На левой стороне груди у него стало расплываться кровавое пятно. Все моментально рассыпались в стороны и залегли. Хороший стрелок, понял егерь. С нескольких сотен метров, если вообще не с километра попал…
…Вот сука. Ушёл в последний момент. Стив чертыхнулся. Проводник остался цел. Словно почуял что-то. Он опять припал к оптическому прицелу. Проводник прятался за стволом большого кедра. Не достать. Перевел прицел на другие цели. Народ пока не понимал, откуда стреляли. Вот один высунулся. Перекрестье прицела сместилось с головы на торчащую ногу. Палец надавил на спусковой крючок. Спуск у карабина был мягкий. Выстрел. Толчок приклада в плечо. Цель поражена. Нет, преследователь не убит, он ранен, в ногу. Стив усмехнулся и быстро покинул место засады. Переместился вправо. Стал по дуге обходить их. По лесу скользил, мягко и бесшумно. Словно большая кошка, вышедшая на охоту. У него будто включился иной режим. Теперь он жил в иной реальности. Он опять на войне. Там враг. А врага нужно уничтожить. Лес полон звуков. Их сотни и тысячи. Даже тогда, когда вокруг тебя якобы тишина. Кажущаяся тишина. Нужно уметь их слышать, эти звуки, классифицировать, отбрасывать те, которые ни о чём не скажут и выделять те, которые несут нужную информацию. Это не только хруст ветки под ногой, но и крик или стрёкот птицы, которая что-то увидела и считает это для себя опасностью и говорит своим сородичам: «Внимание». Обойдя охотников. Вышел им в тыл. Залёг возле вывороченной с корнем давней бурей ели. Стал наблюдать. Четверо пошли вперёд, прикрываясь стволами деревьев и передвигаясь перебежками. Стив опять усмехнулся, партизаны хреновы. Если бы он остался на том месте, то двоих сразу бы снял.
Мёртвого не трогали, только забрали у него оружие и документы, как понял Стив. Раненому перевязали ногу. Он стонал и громко жаловался, пока старший над ними всеми, не успокоил его ударом ноги.
— Глохни, сука. Ещё раз услышу твой скулёж, пристрелю.
Стив внимательно наблюдал. Ну вот и потеряшка нашёлся, подручный Кречетова по разным деликатным делишкам. Это он был старшим. Кречетов отличался большим самомнением и амбициями. Считал себя чуть ли не царем. И своего личного палача звал Малюта. По аналогии личного палача Ивана Грозного. Тем более и фамилия у этого специалиста была Малютин.
Малюта подозвал проводника.
— Как думаешь, на сколько они от нас оторвались?
— Часа на два-три. Это без учёта индейца.
— Какого индейца? — Малюта удивлённо посмотрел на старика.
— Который одного из твоих упокоил полностью, а второго подстрелил так, что он не ходок теперь по тайге. И я уверен, он где-то здесь кружит.
— Уверен, что рядом кружит?
— Да.
— Ладно. Привал. Как его поймать?
— Его не поймаешь.
— Пусть не поймать, но убить?
— Нужно стать хитрее. Но я уверен, что он покружит ещё и уйдёт. Он надолго своего подопечного оставить не может. Там ведь хозяин?
— Хозяин… Какой он хозяин, так сопляк поганый. Хозяин другой. Настоящий хозяин. И если этого уберём, ты получишь в два раза больше. Плюс особая благодарность от графа.
Михеич только усмехнулся.
— А если не уберём? Чую, тогда твоего хозяина уберут. И что мне тогда делать?
— Бежать. Так как эти Белозёрские, в отличии от моего босса, никого не пощадят.
— Вот и я о том же! — Проговорил Михеич.
Расположились там же. Мертвого убрали, засунув под мох. Раненного перевязали. Но перед Малютой встала дилемма. Что делать с раненым?..
…Стив ждал. Он умел ждать. И дождался. Один из группы отделился и решил уединиться, так сказать до ветру. Стив проводил его взглядом. Но с места не двинулся. Спустя некоторое время от группы отделилось ещё трое и разойдясь в полукруг, стали охватывать то место, где присел их товарищ. Стив усмехнулся. Примитив, господа. Но креативно. Решили на живца взять. Чья идея? Малюты или следопыта? Один из троицы прошёл совсем близко от Станислава. Они шли на расстоянии метров десяти друг от друга. Он положил карабин на мох. Нож скользнул без лишнего звука из ножен. Стив крался как тень. Впереди была пушистая ель. Она закрыла «охотника» от остальных, когда он начал обходить её. У Стива была пара-тройка секунд. Быстро три шага вперёд. «Охотник» начал оборачиваться, наверное, что-то почувствовал, но развернуться до конца не успел. Удар в шею, в горло сбоку. Мужчина задохнулся. Не мог выдавить из себя ни звука. Удар рукоятью ножа в голову. Всё. Стив подхватил его и аккуратно, и нежно уложил на мох. Потом воткнул нож ему в бедро. Похромай дорогой! Вернулся к карабину и отбежал на полкилометра от группы. Обошёл её по дуге и вернулся к своим подопечным. У «охотников» минус три. Один двухсотый, два трёхсотых. Идти не могут. Это есть гут!..
Глеб
Мы с Виктором перекусили. Даже вздремнуть удалось, пока ждали Стаса. Проснулся от того, что он тряс меня за плечо.
— Глеб, проснись. — Сфокусировал взгляд. — Да, ребята горазды вы спать.
— Я тебя на подходе увидел. — Ответил Виктор.
— На подходе. Это потому, что я захотел, чтобы ты меня увидел. Ну как? Отдохнули?
— Отдохнули. — Я смотрел на своего друга. — Я даже поспать успел.
— Витя, а ты как? — Стив глянул на подчиненного.
— Нормально. Могу идти.
— Тогда руки в ноги и пошли. У нас есть фора, я хочу так думать.
Шли до сумерек. Несмотря на то, что днём вроде неплохо отдохнул, всё же, когда Стив объявил привал. Обессилено сел на землю. Вернее, на мягкую подушку из мха. Огонь не разжигали, так как день был ясным. Одежда успела просохнуть. Поели наскоро. Стив опять налил нам по «пять» капель коньяка. Хорошо пошло. Сразу навалился сон.
— Глеб, ты как? Голова, бок? — Спросил Стас.
— Нормально. Голова почти не болит, но иногда странное состояние, словно в толще воды иду. И слух теряется, вообще перестаю что-то слышать. Всё вокруг — Виктор, ты, деревья удлиняются и изгибаться начинают, словно в кривом зеркале. Но это быстро проходит.
— Хреново. Ты похоже всё-таки не слабо головой ударился. Тебя к врачу надо.
— Виктору к врачу надо.
— Это само собой. Но перелом, это понятно. А вот что у тебя с черепушкой, это меня тревожит. Знал бы заранее, шлем бы на тебя надел.
— Ага, сам понял, что сказал? Знал бы, что нас собьют, выдал бы мне шлем? Очень смешно.
Мы все трое тихо рассмеялись. Как уснул, не заметил. Вроде ещё какое-то время лежал на мхе, положив рюкзак под голову, слушал Стива и… Мне опять снилась Аврора. Она мило улыбалась и держала на руках совсем маленького ребёнка, грудничка. Глядела на меня и целовала малыша. Вот к ней подошла Ксения. Тоже стала гладить ребёнка. Всё повторялась. Как в прошлом сне. Я ждал, что Ксения заберёт малыша у Авроры, но она не забрала. Обе молодые женщины грустно смотрели на меня. Аврора продолжала держать ребёнка… Картинка резко сменилась. Вертолёт. Стив, смотрящий в иллюминатор. Не глядя на меня, произносит:
— Сейчас будут стрелять. Приготовься…
Удары пуль по корпусу вертолёта. Дым, машина начала резко снижаться. Я сгруппировался перед жесткой посадкой… Новая картинка. Я за рулём своей машины. Спешу к своей жене на свидание. Очень спешу, так как соскучился по ней. В салоне играет музыка. Неожиданно музыка замолкает и кто-то говорит голосом моего дяди, Петра Николаевича: «Я тебя всё равно достану. И щенка твоего…» Камаз врезается в бок моей машины…
«Тихо, Глебушка, тихо. — Слышу голос отца. Сразу же узнаю его. Вижу лицо отца, его глаза, его улыбку. Рядом вижу маму. Она улыбается. — Ничего не бойся. Папа и мама с тобой». Отец начинает петь колыбельную. Он мне пел её в детстве иногда:
… Месяц к нам в окно глядит,
Смотрит, кто ещё не спит,
Звёзды ярче все горят,
Малышам заснуть велят.
Баю-баю-баю-бай,
Спи, малыш мой, засыпай…
В моей комнате горит ночник. И он не гаснет… В комнату заходит Ксюша с плюшевым медведем и в пижаме.
— Братик, мне страшно. Можно я с тобой лягу?
— Ложись. — Я поднимаю край одеяла. Она залезает ко мне. Я её укрываю. Она прижимается ко мне.
— Глеб, а тебе страшно бывает? — Спрашивает она шёпотом.
— Бывает. Особенно когда гаснет свет…
Картинка опять меняется… На меня смотрит бородатый старик. Взгляд его глаз из-под густых бровей колючий и не добрый. В его руках берестяной туесок. Он открывает крышку. Там шлих — золотой песок, в котором утоплен большой самородок. Старик протягивает его мне. Я смотрю на этот туесок и на золото. По бересте начинает течь кровь…
Резко проснулся. Солнце только-только стало вставать. Занимался рассвет. Стив сидел напротив меня и открывал консерву. Я протёр глаза.
— Стив, ты вообще спал?
— Конечно, спал. Или ты думаешь, что у меня энерджайзер в заднице? — Он усмехнулся…
Быстро позавтракали, собрались и пошли уже знакомым порядком в сторону Кедрового. Сегодня чувствовал себя немного лучше, хотя иногда в глазах начинало двоится и окружающая реальность замедлялась.
Шли уже больше часа. Миновали настоящий бурелом. Перелезали через стволы поваленных деревьев. Помогали Виктору. Когда вышли на нормальное место, без завалов, меня начало штормить. Закружилась голова и меня стошнило.
— Глеб, посмотри на меня. — Мою голову взял в руки Стив. Смотрел мне в лицо. Я тоже, пытаясь зафиксировать плавающую картинку и никак не мог. — Что-то ты совсем неважно выглядишь. Ладно, сейчас привал будет. Немного пройдёмся, вон до того скальника.
Я посмотрел туда, куда указал мой телохранитель. Мы поднимались на склон очередной сопки. Там был выход камня. Я кивнул Стиву. Пошли. Меня шатало и сильно кружилась голова. Я точно себе мозг вытряхнул.
Кое-как дошли. Под конец пришлось даже держаться за Стива, чтобы не упасть. Видели в стороне от нас вертолёт. Он прошёл над сопками, которые мы уже прошли и ушёл в сторону прииска.
Остановились на небольшой и ровной площадке. Рядом из расщелины бежал родник. Холодный, как лёд. И это было хорошо. Погрузил лицо в обжигающую холодом воду. Стало легче. Потом сидел, привалившись к каменной стене. В ушах гудело. В глазах суетились тёмные точки, словно стая мошек. Я даже попытался их отогнать.
— Глеб, ты чего руками машешь? — Спросил Виктор.
— Мошкара в глаза лезет.
— Глеб, здесь нет мошкары.
— М-да, плохо дело. — Услышал голос Стива. — У него глюки начинаются. Его в больницу срочно надо.
— Нормально у меня всё. Во, мошки исчезли. — Сфокусировал взгляд на парнях. Они сидели напротив меня, на корточках.
— Он идти сможет? — Спросил Виктор у своего шефа.
— Не знаю. — Стив посмотрел на меня. — Старик ты как, идти могёшь? А то мы тут уже полтора часа торчим.
— Как полтора? — Я ничего не понимал. Мы же вот только пришли! Наверное, я сказал это вслух, так как Стив покачал отрицательно головой.
— Не, брат. Просто ты отключался.
— Тогда пошли, чего ждём. — Ответил ему и попытался встать. Встал, держась за каменный бок сопки. Но сделав шаг, меня сразу повело в сторону, и я бы грохнулся, если бы Стив меня не перехватил. Он усадил меня назад.
— Всё приплыли. Он не может идти. У него координация нарушена. Похоже пошёл какой-то рецидив от удара в вертушке.
— Что будем делать, Стив? — Спросил Виктор.
— Будем драться. Иного варианта нет. Значит так. Витя, ты остаёшься с ним. Ствол у тебя есть. Плюс ствол у Глеба, который я ему дал. Стрелять он всяко разно не сможет нормально. Поэтому, если что, заберёшь у него. И вот ещё, автомат возьми. Правда тебе с одной рукой не совсем удобно будет с него работать. — Стив принёс автомат вчера. Сказал, что забрал у одного из преследователей.
— Ничего, как-нибудь приспособлюсь. А ты?
— А мне винтовки хватит. Пойду шуршать в зелёнке. Поиграем в партизанов. Вить, ты понимаешь, что Глеба им нельзя сдавать? Умри сам, умру я, но он должен остаться в живых. Даже если ты сам пулю словишь, то прежде, чем уйти за кромку, пусть мертвый, но вцепись им в глотку. Ты понимаешь это?
— Понимаю. Они если и доберутся до него, но только тогда, когда я уже остыну.
— Не страшно умирать?
— Страшно. Но выбора нет. Либо они, либо мы.
— А если они пообещают оставить тебя в живых?
— Стив, я похож на идиота?..
…Стас залёг в полукилометре от того места, где остались Глеб с Виктором. Лежбище для снайпера было идеальным. Мимо него преследователи пройти не могли. Лежал ждал. Но старик переиграл бывшего диверсанта. В поле его зрения показалось всего три человека.
«Не понял? Где остальные? И самое главное, где Старик с Малютой?» — Думал Стив, высматривая склон. Взял в прицел карабина первого из преследователей. Потом перевёл его на замыкающего. Ждал до последнего. В тот момент, когда Стив хотел нажать на спусковой крючок, забирая жизнь, раздались выстрели с того направления, где остались его подопечные.
«Твою душу! Обошли. — Чертыхнулся Стас. Начал быстро отползать назад. Вопрос — что делать? Если сейчас он ломанётся, как сохатый назад, точно угодит в засаду. — Ну старик, я до тебя доберусь, падла». Подождал пока трое не пройдут мимо. Отложил карабин, достал нож. Стрельба нарастала. Виктор отстреливался короткими очередями в три патрона. Давай Витёк, продержись немного.
Стив скользнул бесшумно вслед за группой из трёх преследователей. Приблизился к замыкающему почти вплотную. Они не почувствовали его, вслушиваясь в доносившуюся стрельбу и спеша на неё. Всё теперь нужно действовать в темпе. Удар ножом в шею. Минус один. Рывок вперёд. Второй в цепочке, стал разворачиваться. Полоснул его по горлу, одновременно отведя ствол его автомата от себя. Минус два. Третий успел развернуться, но и только. Нож вошёл ему в правый глаз. Стив прислушался. Здесь тишина. Только звуки отдалённой стрельбы. Подошёл к тому, кто умер последним. Хороший бросок был. Такой, какому его учили. Взялся за рукоятку и вытащил нож из трупа. Обтёр его об одежду умершего. Забрал автомат у него и пару магазинов. За карабином возвращаться времени не было. Быстро пошёл на звуки выстрелов, уходя влево. Потом побежал там, где это было возможно. Бег сменялся шагом, потом опять бег. Приблизившись к месту стоянки, перешёл на шаг. В какой-то момент сработали инстинкты, которые ни один раз спасали ему жизнь. Качнулся назад, падая. Одновременно с этим грохнул выстрел. Пуля выбила кусок коры, входя в ствол кедра и обнажая светлую древесину. Стив перекатился, уходя с линии огня. Тело двигалось само, реагируя быстрее, чем сознание. Но он успел заметить, как человек перебежал и укрылся за ствол большого поваленного кедра. Тут был сплошной кедрач. Стив оскалился как волк. «Старик! Ну вот и всё. Я тебя достану. Не убил меня сразу, теперь беги». Здесь сошлись двое. Оба матёрые звери. Один старше, второй более молодой. Кто из них охотник, а кто дичь было не понятно. У одного за плечами полувековой опыт охотника в тайге и не только за зверем, но и за людьми. У второго, по годам опыт был меньший, но не менее эффективный, так как это был опыт войны и крови у него было больше, чем у егеря.
АК-74 выплюнул очередь в три патрона, выбивая пулями кору и древесину мертвого дерева и не давая поднять голову, спрятавшемуся за ним человеку. Стив стрелял короткими, перемещаясь по земле, покрытой мхом и хвоей. Он приближался всё ближе и ближе к следопыту. Оставалось совсем немного и Стив доберётся до врага. В этот момент в него самого ударила длинная автоматная очередь. Только звериное чутье не дало Стиву погибнуть. В последний момент успел заметить одного из боевиков. Упал на землю, перекатился в сторону и открыл огонь по новой мишени. Боевик рухнул как подкошенный. Это длилось секунды, но их хватило егерю, чтобы рвануть вниз по склону сопки. Бегать по тайге старик умел. Ни разу не запнулся. При этом двигался так, словно ему лет двадцать. Стив, вскочив в полный рост стал стрелять длинными очередями, пока рожок не опустел. Сплюнул с досады. Хотел побежать за стариком, но тут понял, стрельба прекратилась. Совсем прекратилась. Стало тихо. Его бросило в холодный пот. Чёрт с ним, со стариком. Он быстро рванул к стоянке…
Картинка перед моими глазами плавала, словно была на верёвочке и её кто-то качал. Неимоверным усилием воли, сумел остановить её. Виктор стрелял из автомата, держа его в правой руке, а цевьём положив на лубок левой руки. Я видел, как он дёрнулся и застонал. В него попали. Замешкавшись на несколько мгновений, он продолжил стрелять. Я пытался вытащить пистолет, но он за что-то зацепился. Мать вашу.
— Я сейчас. — Похрипел ему.
— Не высовывайся. Сиди на месте. — Сказав это, Виктор стал отползать ко мне спиной, словно пытаясь закрыть меня. А я всё никак не мог вытащить пистолет из-за пояса. На нас выскочил какой-то мужик с автоматом. Длинная очередь, автомат Виктора замолчал. Мужик завалился, словно перерезанный очередью пополам. Через ещё пару-тройку секунд, на месте убитого встал другой. В его руке был пистолет. «Глок-17» — Машинально определил я.
— Что, Витюша, патроны кончились? — Усмехнулся он. — Сменить магазин не успеешь.
Виктор откинул автомат. Приблизился ко мне вплотную, закрывая своим телом.
— Ты что думаешь, Малюта, тебе всё с рук сойдёт? Тебя из-под земли достанут.
— Не достанут. Графёныш сдохнет и всё. Финита ля комедия. И весь его выводок тоже. Ждут только отмашку, всех зачистят. Зато, как мы сделали Стива. Красава старик!
Тот, кого Виктор назвал Малютой, посмотрел на меня:
— Смотри ка, Глебка, какие у тебя верные псы. Даже подыхая, пытаются спасти твою никчёмную жизнь.
Малюта поднял пистолет, навёл его на Виктора. В этот момент я увидел Стива. Он возник за спиной Малюты, как призрак. Малюта замер.
— Ствол опусти. — Услышали мы все спокойный голос моего телохранителя.
— А если не опущу и отстрелю твоему хозяину головёнку? Это ты опусти ствол.
— Отстрели. И сам сдохнешь.
— Я и так сдохну, даже если опущу. — Зрачок ствола пистолета смотрел мне в лоб.
— Конечно сдохнешь, но помимо тебя есть и дочка, да, Малюта. Сколько ей? 19? Красивая девочка, как цветок, нежная такая, наивная, жизнерадостная. И ты любишь её. Она одна кого ты любишь в этом мире. Да, Малюта? Или ты думал мы про неё ничего не знаем? Ты думаешь спрятал её? Ты глуп, Малюта. Мы её найдём, вернее уже нашли. Наши люди около неё. А теперь представь, что Белозёрские с ней сделают? Ты же знаешь, они милосердием и человеколюбием не страдают. А по мимо Глеба есть ещё Ксения и Владимир. И твоего хозяина уже обложили со всех сторон красными флажками, как волчару. Ну так что решишь, Малюта? Что выберешь? И не надейся на помощь. Всё твоё шакальё уже в аду, на сковородках прыгают.
Малюта побледнел. Даже вздрогнул, когда Стив заговорил о его дочери.
— Если я сдамся, вы её не тронете?
— А это мы посмотрим, насколько ты нам полезен будешь. Ствол бросил!
Пистолет упал на каменный пол площадки. Стив резко ударил Малюту по затылку прикладом автомата. Потом связал лежавшего без сознания человека. Посмотрел на нас.
— Виктор, ты как?
— Хреново. Зацепили меня. Я теперь тоже не ходок. Ты всех зачистил?
— Трое ушли, в том числе и старик, это который егерь. Но я его достану. Далеко не уйдёт. Глеб ты как?
— Пока жив.
— Прости. Братишка, пришлось задержаться, чуть не опоздал.
— Главное, что не опоздал.
Стив, обшарил Малюту. Забрал у него нож и телефон спутниковой связи.
— Вот и телефончик. Это хорошо.
Потом полил водой Малюте на лицо, похлопал по щекам, приводя того в сознание.
— Очухался? Молодец. Кто этот старик, который вёл вас?
— Местный егерь.
— Много ему заплатили?
— Достаточно. И ещё должны были раза в два больше, после того, как ликвидировали бы Белозёрского.
— Знаешь где его лежбище?
— Знаю.
— Отлично. Теперь вопрос, от которого зависит жизнь твоей дочери. Кто убил отца Глеба? Не вздумай юлить.
— Я убил. Я организовал несчастный случай. Так мне приказал Пётр Николаевич.
— А дядю Глеба, родного брата его отца?
— Никто. Это на самом деле был несчастный случай. Но именно он подтолкнул моего хозяина к тому, чтобы убрать Антона таким же способом.
— Это просто твои слова или сможешь доказать, что ты не занимался самодеятельностью, а действовал с подачи Кречетова?
— Могу. У меня есть видеозапись разговора. Я сделал её тайно, чтобы иметь страховку на всякий случай, если хозяин захочет от меня избавится. Я же понимал, кто такие Белозёрские.
— Кречетов знает о записи?
— Нет.
— Хорошо.
Стив встал, стал звонить по телефону.
— Алё, это я. Живы. Глеб жив и Виктор. Но они не смогут идти. Виктор ранен. А Глеб сильно ударился при падении вертушки. Я не знаю, что с ним, его срочно надо в больницу. Их обоих в больницу нужно… Что? К нам идут?.. Мы двигаемся в сторону Кедрового, так как я решил, что на прииске нас ждут… Понял. Вертушка нужна с люлькой, чтобы загрузить обоих. У меня тут ещё Малюта… Да, я взял его… Он интересные вещи рассказал… Я понимаю, это не телефонный разговор… И мне нужно будет ещё одну вертушку, и трёх-четырех бойцов… Надо закончить дело. Найти одну паскуду, из-за которого Глеб чуть не погиб… Да, понял. Всё ждём. Я костёр разведу. По дыму определите, где мы.
Стив отключился. Посмотрел на нас. Увидел, что Виктор потерял сознание. Выругался. Быстро достал из рюкзака аптечку. Раздел Виктора до пояса. Он был весь в крови. Перевязал его, наложив плотную повязку. Поставил укол.
Мне опять стало плохо, окружающая реальность поехала волнами. Увидел Аврору. Я понимал, что это начался бред, но всё равно, улыбался. Протянул руку, чтобы коснуться её…
Очнулся в вертолёте. Стоял гул двигателя. Надо мной наклонился какой-то человек.
— Глеб Антонович, вы меня слышите?
— Да.
— Хорошо. Скоро мы прилетим и Вас увезут в больницу. Нужно пройти обследование. Что у вас болит?
— Голова болит и кружится. Ещё бок левый болит, бедро и грудь.
— Понятно. Сейчас больно?
— Да.
— Я вам обезболивающий поставлю.
— Что с Виктором?
— Живой он, только без сознания. Крови много потерял. Но ему капельницу поставили. Он выдержит, сильный мужик.
Мне поставили укол. Я его даже не почувствовал. Опять провалился в забытьё…
Аврора
— Аврора, Ксюша! — К нам в комнату, где я была с золовкой и племянницей зашла Дарья Дмитриевна. — Девочки, Глеб нашёлся. Его сейчас везут в областной центр на вертолёте. Мне только что Николай звонил. Сказал, что скоро всё закончится.
Моё сердце билось как сумасшедшее.
— Мама, что с ним? Он цел? — Только и смогла спросить свекровь. Горло у меня перехватило.
— Цел, только ударился сильно, когда их вертолёт упал. Стив вытащил его. Скоро увидите нашего Глеба.
— Слава тебе господи, мама. — Ксения перекрестилась. Я закрыла лицо руками и заплакала. Больше уже не могла сдерживаться. Меня обняла Ксюша. — Аврора, успокойся. Всё хорошо. Глеб жив. Зато какой ты ему подарок готовишь. Поверь, это будет самое для него полезное лекарство. И не волнуйся. Ты должна нормально выносить ребёночка.
Я, продолжая плакать, кивала ей. Да я выношу и рожу дитя. Я всё сделаю, но не позволю, чтобы с ним случилось то, что случилось с моим первым ребёнком.
— Ксюша, мама, не беспокойтесь. Я плачу от радости.
Глеба привезли через три дня. На самолёте. Нам сказали, что у него контузия и ушиб внутренних органов, которые он получил при падении вертолёта. Что опасности его здоровью уже нет. Но он всё равно побудет в больнице. За ним понаблюдают. Мы все встречали его в аэропорту. От самолёта его сразу увезли в клинику. Там уже была выставлена очень серьёзная охрана. Никого посторонних к нему не пускали. Медперсонал клиники, который мог с ним контактировать, имел строго ограниченное число. И то каждый раз они проверялись и контролировались. Когда увидела мужа в аэропорту, его вынесли на носилках из самолёта, я чуть в обморок не упала. Он был похудевший, весь зарос щетиной и бледный. Но увидев нас улыбался. Сразу кинулась к нему. Носилки остановились. Обнимала его и плакала. Целовала его лицо. Он гладил меня по голове.
— Я так по тебе соскучился, Аврора. — Прошептал он. — Ты мне снилась каждую ночь.
— И я по тебе соскучилась, любимый. — Так же шептала я ему. — Я очень, очень сильно тебя люблю. И у меня для тебя новость, дорогой мой.
— Что? — Он смотрел на меня вопросительно, с ожиданием в глазах. Я улыбнулась ему сквозь слёзы.
— Я беременна, Глеб. У нас будет ребёнок.
Глеб закрыл глаза и прижал меня к себе. Молчал, ничего не говорил. Но чувствовала, что он рад, просто не мог выразить это словами. Так бывает. Слова будут потом, сейчас просто его глаза, его руки и его объятия, которые красноречивее всех слов…
Дарья Дмитриевна в сопровождении начальника службы безопасности, трёх его сотрудников, с холодными, как лёд глазами, вошли в главный офис холдинга. Так же с Дарьей шла её дочь Ксения и младший сын Владимир. В офисе находились ещё подчинённые Николая. Он кивнул им и они перекрыли главный вход. Так же заблокировали лифты и запасные выходы. Все сотрудники были вооружены. У некоторых были в руках даже автоматы, одеты они были в бронежилеты. Николай открыл двери в зал совещаний. Там уже находился совет директоров. Белозёрские зашли туда. За ними зашёл Николай и трое его ребят. Все находившиеся в зале смотрели с недоумением на вошедших.
— Добрый день, дамы и господа. — Поприветствовала Дарья всех членов клана. Ксения и Владимир молчали.
— Здравствуй, Даша. Что случилось? Почему всех вызвали сюда в экстренном порядке? — Спросила Анна.
— Я не понял, а что здесь делают те, кто не входит в совет директоров? — Тут же недовольно спросил Петр Николаевич Белозёрский-Кречетов.
— Глеб не может сейчас здесь присутствовать, по состоянию здоровья. Я думаю, уже все знают, что случилось с президентом холдинга?
Кресло президента пустовало. Дарья подошла к нему и села.
— Глеб временно передал мне свои полномочия.
— Это решает совет директоров. — Кречетов был раздражен. Дарья холодно посмотрела на него.
— Не в этот раз, Пётр. — Оглядела всех присутствующих. — Я хочу задать вопрос всем присутствующих. Если в волчьей стае появляется выродок, который начинает пожирать своих, что с ним делают?
В зале наступила тишина. Все удивлённо смотрели на Дарью.
— Я не понял, что за идиотский вопрос? — Спросил Пётр.
— Почему идиотский? Вполне нормальный. — Говоря это, Даша не смотрела на Кречетова, она смотрела на Анну. Две женщины пристально вглядывались друг в друга. Вот на губах Анны появилась хищная улыбка.
— Такого выродка уничтожают. К чему такой вопрос, Даша?
— К тому, что это касается всех, кто здесь находится и членов их семей. А сейчас мы посмотрим один очень интересный фильм. Коля поставь нам его. — Посмотрела на Кречетова. — Пётр, ты хотел видеть мою дочь? Вот она, а ещё мой младший сын.
Ксения и Владимир стоявшие молча по бокам кресла, в котором сидела их мать, неотрывно смотрели на Петра Николаевича. И их глаза очень походили на глаза молодых волков, жаждающих крови. Белозерский — Кречетов откинулся на спинку кресла, вытирая платком выступивший пот на лбу.
— Пётр, — сказала Дарья, — после кино, я задам тебе пару вопросов по поводу моего мужа, Антона и по поводу моего старшего сына. И я думаю мы обойдёмся без правоохранительных органов. Ведь дело это внутрисемейное, так ведь? А сор из семьи выносить не надо…
Стив
Смотрел в иллюминатор на раскинувшееся под нами зелёное море тайги. Со мной было четверо экипированных бойцов. Не сопляки, волкодавы. Это хорошо, так как будем загонять волка. Малюта показал на карте кордон, где проживал егерь. По словам Малюты у него там жила бабка, жена его, так же были двое внуков, точнее внучка с внуком, совсем ещё дети, их на лето сын привез. Сам сынок в Москве обитал. Это хорошо, его найдут очень быстро. И ещё у старика жила дочка. Лет 25. Это просто замечательно. Но самое главное, Глеб жив. Его и Виктора отправили в город. Очень надеюсь, что Виктора довезут до больнички.
— Командир! — Услышал одного из пилотов. — Мы на подходе. Через пять минут будем на месте.
— Понял. — Посмотрел на бойцов. У троих АК-74М, плюс пистолеты и ножи. У одного снайперская винтовка СВД, десантный вариант. — Приготовились, через пять минут выходим.
— Стив, а если его там нет?
— Конечно, нет. Он не успел ещё прибежать. Ему пару суток нужно добираться. Но он придёт. Обязательно придёт. Там его выводок. Ну а мы его подождём.
Вскоре увидел среди зелёного океана поляну, на которой стоял добротный дом-пятистенок. Хозяйственные пристройки, баня. Прекрасно. Старик придёт самое малое завтра. Значит в баньке попаримся. Что там Малюта говорил про дочку лет 25⁈ Ладно, поглядим. Недалеко от дома был луг. Наверное, корова у него там пасётся и траву косит для живности. Вот там вертушка и зависла в паре метров от земли. Спрыгнули. Нормально. Ни один раз приходилось вот так в горах и зелёнке прыгать. Особенно, когда вертушке оперативно уходить нужно было. Транспорт сразу ушел вверх и взял курс на прииск. Вызвать вертушку должны были, когда старика возьмём.
Рассредоточились. Двинулись к дому. Подойдя, окружили подворье. Снайпер занял позицию, откуда простреливалось крыльцо и большая часть построек.
Ещё на подходе к дому, залаяли две собаки, выскочил на нас. Лайки. Нечего так псинки. Выпустил короткую очередь перед ними в землю. Лайки отскочили. Умные заразы. Глядел в глаза одной из них. Она была явно старше второго пса. Покачал предупреждаю головой. Убью, сказал глазами.
Пошёл к крыльцу. Когда до дома оставалось с десяток метров, на крыльцо вышла молодая женщина, в тактических брюках, такой же майке и куртке. В руках у неё была сайга. Приклад упёрт в плечо. Ствол смотрит мне в лицо. Довольно привычно держала в руках оружие. Я усмехнулся, глядя на неё.
— Стой. Кто вы и что нужно? — Я продолжил спокойно к ней идти. Выстрел. Земля фонтанчиком взвилась у моих ног. Серьёзная мадам. Остановился. Она продолжала целится.
— Стив, — услышал в гарнитуре, — я могу работать. — Это был снайпер.
— Не стрелять. — Продолжал смотреть на девушку. Симпатичная. Какая у неё коса толстая и длинная, до задницы! — А что так, хозяюшка, гостей дорогих не ласково встречаем?
— А нам такие гости, да ещё дорогие, и даром не нужны.
— Правда, что ли?
— Правда. Убирайтесь отсюда по-хорошему.
— А если не уберёмся то, что будет?
— Тогда я вас убью. Здесь тайга, навряд ли вас найдут.
— Нас, дорогуша, ещё убить нужно. А это очень трудно. Твой старичок пытался, да ничего у него не получилось. А вот ты точно умрёшь, если ствол не опустишь.
— Не пугай, пуганная.
— Да нет, красавица, ты ещё не пуганная. Поверь. — Сделал ещё пару шагов к ней.
— Стой, я сказала! Я ведь правда стрелять буду.
Смотрел ей в глаза. А ведь она боится.
— Стреляй. Ты думаешь, это так просто, человека убить? Ты убивала хоть раз?
— А я тебя убивать не буду. Я тебе яйца отстрелю. Посмотрю потом, как ты улыбаться будешь.
— Яйца, это больно. Как же я без них жить буду? Сама подумай? А вот ты точно умрёшь.
— Порой лучше умереть, чем остаться живой.
— Правильно говоришь. — Сделал ещё шаг. Она попятилась к двери. Ещё шаг и ещё один. — Чего не стреляешь, красавица? Давай, стреляй. — Ещё пару шагов и вот ствол карабина упёрся мне в грудь. Она побледнела. Палец на спусковом крючке, ещё чуть и словлю пулю. Смотрел ей в глаза. Ух ты какая. Глазищи так и сверкают, ещё немного и я точно дымится начну, прожигает прямо. Резко отвел ствол в сторону, грохнул выстрел, но поздно. Одной рукой держал ствол карабина, второй ухватил её за косу на затылке. Чуть оттянул её голову назад, запрокидывая её лицо и одновременно прижимая её к двери. Она вскрикнула. Но карабин не отпустила.
Грохнул выстрел снайпера и тут же раздался собачий визг, но быстро прекратился. Жалко животину, но ничего не поделаешь. Девушка дернулась в моих руках.
— Запомни, красавица, раз взяла в руки оружие и навела на вооруженного человека, стреляй. Поняла?
Она ничего не ответила, только яростно сопела. Наклонил своё лицо к её лицу, коснулся своей щекой её щеки. Вдохнул запах. Она обалденно пахла. Свежестью, травами и лесом.
— Хорошо пахнешь, малышка. Считай, что я в тебя уже влюбился.
— Отпусти, сволочь. — Прошипела девчонка.
— Отпущу, только игрушку оставь и веди себя прилично. Ну?
Она отпустила карабин. Я отпустил её волосы. Карабин остался у меня в руках. Она яростно смотрела на меня. Страха не было. Если честно, то я даже залюбовался ей. Вот дикая какая, ты смотри. Мы стояли с ней вплотную друг к другу.
— Ну и что? Так и будем стоять? Может в дом пригласишь? Чаем напоишь? Накормишь, баньку бы не плохо истопить, да гостей попарить? Как ты на это смотришь?
— А что ещё тебе? Может ублажить сразу? Ты не стесняйся. Сила на твоей стороне. Тут ведь сейчас только бабы да детки малые. Что они могут против тебя, такого здорового и до зубов вооружённого сделать? Ничего.
— Ублажить, это неплохо бы. Особенно если ублажать такая дикая красотка, как ты будет. Но, извини, не всё сразу. Не торопись, а то я испугаться могу, подумать, чего плохого про тебя и на свидание не прийти. С этим делом мы всегда успеем. Тебе сколько лет то?
Она смотрела на меня шокированное, даже не знала, что ответить. Но быстро взяла себя в руки. Её глаза засверкали ещё злее.
— А тебе какое дело, сколько мне лет? Для тебя что, это так важно?
— Конечно, важно. А то вдруг тебе пятнадцать. Не хорошо может получиться.
Девушка скривила презрительно личико.
— Не бойся, я уже совершеннолетняя. 24 мне.
— Это хорошо, что 24 тебе. Старик, как я понимаю, папаня твой?
— Да, он мой отец.
— Ты последыш, поздний ребёнок?
— Да.
— Отлично.
— Что тебе отлично?
— Поздний ребёнок, последний, самый младшенький, да ещё девочка, да красавица, это любимица престарелых родителей. Так ведь? Души в тебе не чаят? Я угадал?
Девчонка зло смотрела на меня. Браво, Стив! Старый хрыч долго дёргаться не будет, когда увидит свою дочу рядом со мной. Да ещё с пистолетом у затылка. Но хороша, слов нет. Ничего, приучим тебя детка, Родину любить, в моём лице.
— Тебя как зовут, душа-девица?
— А тебе какое дело? Зови как хочешь.
— Нет, дорогая, так дела не делаются. Меня Станиславом зовут. Честно, это моё имя. А тебя?
Она помолчала некоторое время, глядя мне в глаза, потом ответила:
— Алёна.
— Алёнушка значит. Хорошее имя. Ну что, Алёнушка, приглашай гостей в дом.
— Вы зачем нашего пса убили?
— Ваш пёс неправильно, с нашей точки зрения, повёл себя. Поэтому и выхватил. Но не переживай, у вас ещё один остался. Кстати, где он?
Глаза лесной красавицы злорадно блеснули.
— Риша убежала. К отцу понеслась.
— Какая хорошая собачка. Я ей потом педи гри, целую упаковку подарю. Или целый мешок косточек. Скусных!
— Почему это?
— Пёсик к папочке прибежит, нажалуется на злых и нехороших дядечек. И папочка ускориться, быстрее прибежит к своей доченьке. А то вдруг злой дядя Стас доченьку обидит!
— Боже мой, какая же ты сволочь. Ты убьёшь моего отца?
— Вполне возможно. Два раза он от моей пули ушёл. Шустрый старик. Но бог любит троицу, душа моя, на третий раз я его достану.
— Я не твоя душа.
— А вот тут ты ошибаешься. Моя ты. С того момента, как твой отец взял деньги за то, чтобы убить меня, ты стала моей. И ты подтвердила это, как только наставила на меня оружие. И никуда ты не денешься, Алёнушка. В избу веди, пора с твоей маманей познакомиться. Уверен, я ей понравлюсь.
Зашли в избу. Хороший теремок, он не низок, не высок. Добротный дом, с душой сделанный. Дух в нём хлебный стоял. Явно хлеб, либо пироги пекли.
В большой комнате с русской печью, стояла женщина в годах. Стояла, выпрямив спину. Гордо. Не смотря на возраст, на её лице ещё сохранились остатки былой красоты, которую забрали годы. Алёна была похожа на свою мать. Я улыбнулся, во все свои 32 зуба.
— Доброго здоровьечка, хозяюшка.
Она смотрела на меня. Взгляд такой же как и у дочурки, злой и колючий. Классная семейка! Наконец, бабуля проговорила:
— И тебе, молодчик, здоровья.
— Как ласково вы с доченькой нас принимаете.
— А мы не рады незваным гостям.
— Ну извиняйте, хозяйка, придётся радоваться. Ваша семейка задолжала нам много чего. Вот я и пришёл должок взыскать.
Бабка посмотрела на меня с презрением.
— Тебе деньги нужны, мил-человек? Сколько?
— Много. Но деньги, это последнее, что вы должны.
— А что ещё?
— Для начала накормите нас. Баньку истопите. Попарите нас, вернее меня, а то я столько по тайге бегал, да с Вашим, мамаша, мужем в прятки играл, что баня просто необходима. Ну а Алёнушка попарит меня. Да, золотце моё?
Видел, как бабка побледнела. Но ни один мускул не дрогнул на её лице. Железная старуха. Молоток.
— Скажи, сколько ты хочешь денег? Я заплачу. И вы уйдёте. Только не трогай мою дочь.
— Я не ясно сказал? Деньги, это последнее, что вы заплатите. — Подошёл к женщине вплотную. Глядел ей в глаза. И взгляд мой был очень не ласковый. — Сначала стол со всякими вкусностями, потом баня. И ещё, где малыши?
— Зачем тебе дети?
— Скажем так, я хочу с ними познакомится. Очень детей люблю, до невозможности. В Москве сейчас, мамаша, с твоим сыном и невестой наши люди знакомятся. А я здесь, с их детьми. Не надо так на меня смотреть. Не я начал это, а твой муж, мамаша. Так что терпи. За всё надо платить. Где дети? Мы ведь их все равно найдём. Даже если нам придётся этот дом по бревнышку раскатать.
— Здесь они, в горнице.
— Отлично. Приведите, мамаша. — Посмотрел на Алёну. — Алёнушка, душа моя, а ты что тут делаешь до сих пор? Иди баню топи. И я не шучу.
— Иди дочка, затопи баню. — Сказала старуха и вышла из комнаты в прихожую, из которой можно было попасть в горницу. Алёнка с ненавистью на меня смотрела. Я же глядел на неё с улыбкой. Вот она развернулась и вышла. Умница. Не знаю, как дальше у нас будет, но она явно мне нравилась.
Бабка привела в комнату двух детишек. Мальчик, он старше был, лет 7 и девочка года 4. Симпатяшка, как куколка. Вспомнил свою дочку. Дети смотрели на меня испуганно. Продолжал им улыбаться. Присел перед ними на корточки.
— Здравствуйте, дети. Давайте знакомится. Меня зовут дядя Стас. А вас? — Ребятишки стояли насупившись, молчали. Мальчик посмотрел на свою бабушку. — Дети, — продолжил я, — когда взрослые к вам обращаются, то нужно отвечать. Вы же воспитанные дети, так ведь? Так как зовут вас?
— Стёпа. — Ответил мальчик. — А её Настёна.
— Вот и познакомились, Стёпа. Ты чего такой, насупившийся? Обидел кто?
— Нет. Вы, дядя, зачем Бимку убили? — Спросил пацан, зло глядя на меня. Ёлки зелёные. Вот семейка!
— Бимка хороший был. — Девочка вытерла ладошкой выступающие на её глазах слёзы.
— Извини, Настён. Может он и хороший был, да только глупый. Вот вторая ваша собачка умная оказалась. Не полезла на рожон. А я ведь их предупредил, чтобы сидели тихо, а то плохо будет.
— Ты плохой дядя. — Сказала мне девочка.
— Ты права, Настёна, я плохой. Плохой и злой, особенно сейчас. Давайте договоримся, что вы будете себя хорошо вести, слушать дядю Стаса. И за это, я вас могу на вертолёте прокатить. Катались на вертолёте?
— Нет. А вертолёт военный?
— Конечно.
В этот момент в дом зашли двое из моих бойцов. Дети смотрели на них широко раскрыв глаза. Девочка прижалась к брату. У одного из бойцов в руках были две свежесорванные с грядки морковки.
— Хозяюшка, я тут пару морковок сорвал. Не в претензии?
— Ешь, не жалко.
— Благодарствую. — Оба бойца посмотрели на меня.
— Располагайтесь. Значит так, двое отдыхают, двое бодрствуют. И не расслабляемся. А то дедушка у этих прелестных малышей тот ещё массовик-затейник.
Боец с морковками сел на табуретку, посмотрел на девчушку. Улыбнулся. Одну морковку положил на стол, достал нож. Дети заворожённо смотрели на него. Он опять усмехнулся. Морковки были чистые, наверное, он помыл их.
— Гляди, красавица. — Сказал он девочке. — Чик попка, — срезал нижнюю часть плода, — чик головка, — срезал ботву, — на морковку. — Протянул морковь ребёнку. Она взяла её. Бабка побледнела ещё больше. Мы же все трое мило улыбались детям. В дом зашёл снайпер.
— Стив, а куда девчонка пошла?
— Баню топить, а что?
— Ничего. Баня, это хорошо.
— Чердак проверь.
— Уже. Место там себе обозначил. Хороший обзор и сектор стрельбы.
Я ему кивнул. Посмотрел на бабулю.
— Уважаемая, как Вас зовут?
— Степанида я.
— А по батюшке?
— Никаноровна.
— Отлично. Степанида Никаноровна, дети пусть в горницу идут, а вы на стол собирайте. Не хорошо гостей голодом держать. Покажите, насколько Вы хлебосольны.
Женщина увела детей в горницу. Девочка грызла морковку. Я встал и вышел из дома. Из трубы бани шёл дым. Молодец коза. Зашёл в баню. Алёнка сидела в предбаннике. Оглянулась на меня. В глазах ненависть. Встала, выпрямившись. Подошёл к ней вплотную. Демонстративно разглядывал её личико. Некоторое время молчали.
— Что ты так на меня смотришь? — Не выдержала она первая.
— А что нельзя смотреть? — Алёна промолчала. — Вода то есть?
— Есть.
— Молодец. Подкинь ещё дров и пошли в избу. Поможешь матери на стол накрыть.
Ненависть, буквально, захлестнула меня из её глаз. Но промолчала. Подкинула дров, забив топку ими. Потом в моём сопровождении пошла в дом. Пока шли, смотрел на неё. Спина прямая. Молодчина. Зад хороший, штанами обтянут. Просто слюни бегут. Ноги прямые стройные. Бедра идеальные, узкая талия. Хороша девка. У меня чуть зубы крошиться не начали от желания.
Стол Алёна с матерью накрыли хороший. Картошка варёная в чугунке, зелень, курица варёная, сало, хлеб свежеиспеченный, яйца вареные в крутую. Соленые огурчики, помидоры. Степанида, немного подумав, принесла откуда-то трёхлитровую бутыль самогона. Поставила на стол. Я усмехнулся. Да, дамы, по шаблону думаем. Типа пришли молодчики, хлеба, яйко, курка потребовали, значит и самогон нужен. Двое бойцов, кто сидел со мной за столом, остальные двое блюли территорию, тоже, как и я усмехнулись. Я, глядя на мамашу, покачал головой и зацокал языком.
— Степанида Никаноровна, разве мы просили самогон? Мы на работе спиртное не употребляем. Дисциплина у нас. Мы боевое подразделение, а не банда вахлаков.
— Что, не будете разве? — Маманя смотрела на нас удивлённо. Я покачал отрицательно головой.
— Не будем. Ну если только вы с Алёнкой хотите, то ради бога. Мы не против.
Степанида разочарованно убрала бутыль.
— Алён, ты лучше чаю нам налей. — Попросил я девушку. — И пожалуйста не плюй нам в стаканы. — Парни заржали. Алёна уже не знала куда девать свою злость. — Алёнушка, проще будь, душа моя. А то тебя сейчас точно на миллион кусочков разорвет от эмоций. — Парни продолжали смеяться.
Я ещё два раза ходил подбрасывал дрова в печку. Температура повышалась. Наконец решил, что достаточно. Стоял в бане и вдыхал банный дух. Класс.
Сходил на опушку и наломал пихтовых веток. Так же в бане на чердаке взял пару сухих берёзовых веников. Попарюсь от души. А то ведь я так и бегал грязный.
Вернулся в дом. Там трапезничали оставшиеся два бойца. Остальные наблюдали за окрестностями. Парни службу знали туго. И прекрасно понимали, что расслабляться смерти подобно.
— Степанида Никаноровна. — Обратился я к мамане. — Дайте пожалуйста два больших полотенца и одну простынь.
Она на меня внимательно смотрела, потом молча ушла в смежную комнату. Вскоре вернулась. Подала мне сложенные два махровых полотенца и простынь. Поблагодарил её. Потом глянул на Алёнку. Хищно усмехнулся. Она подобралась.
— Ну что, душа моя, пойдём, попаришь меня.
Парни, сидевшие за столом, заинтересованно посмотрели на Алёну.
— Христом богом прошу, не трогай дочь. — Степанида подошла ко мне. Я посмотрел ей в глаза.
— Христом богом просить раньше надо было и не меня, а мужа своего. Он влез в очень грязную игру. И всю семью свою туда втащил. Так что давайте не будем бога вспоминать всуе. И я пока вежливо прошу. Алёна, я долго ждать буду?
— Мама, не надо. Не проси. Ты же видишь, это бесполезно. Зверь тот ещё.
Я, усмехнувшись, кивнул девушке в знак согласия. Да, я та ещё зверюга. Так что не надо меня расстраивать.
— Я сейчас. — Сказала она и вышла из комнаты. Через полминуты вернулась. В руках несла какую то свернутую тряпку. — Пошли. — Сказала она.
Прошли с ней в баню. В предбаннике она стала раздеваться. Я стоял и смотрел на неё. Когда осталась в нижнем белье, попросила меня: — Отвернись пожалуйста.
— Стесняешься?
— Ты мне не муж, чтобы я не стеснялась.
— Молодец. Ты мне всё больше и больше нравишься.
— Зато я тебя, всё больше и больше ненавижу.
— Это хорошо. Чем больше ненависти, тем больше потом любви. Ведь от ненависти до любви один шаг, даже полшага.
Отвернулся. Она пошуршала одеждой. Потом открыла дверь в парную и зашла. Я сам разделся полностью. Обернул вокруг бёдер полотенце, тоже зашёл. Баня была русской классической. То есть, парная совмещена была с мойкой. Два в одном. После того, как напарятся, открывали окошечко и понижали температуру. На Алёне была ночная рубашка до колен. Я стоял и опять её разглядывал. Она меня. Хороша девка, в очередной раз сказал сам себе. Взял ковшик и поддал пару. Сел на полок.
— Чего застыла, как сирота казанская? Садись рядом, погреемся. — Алёна села чуть отодвинувшись от меня. Я опёрся на стену и прикрыл глаза. Полный кайф. Банька, пар, расслабон и девчонка рядом обалденная. Потом ещё поддал пару. Воду брал из деревянной лоханки, где в прохладной воде мок веник из пихты. Сразу пошёл пихтовый запах. Опять оперся спиной на стену. Ещё сидели с ней некоторое время. Посмотрел на девушку сквозь полуприкрытые веки. Она тоже расслабилась. Голова чуть запрокинута. Волосы распущенные и падают темно-каштановым водопадом ниже спины. Она их подобрала. Глаза закрыты, губы чуть приоткрыты.
Всё пора и веничком постучать.
— Алён, веником постучи меня.
Она встала, взяла пихтовый. Я скинул полотенце. Её глаза моментально расширились. Не, ну а что, мы же в бане, а не в оперетте. Алёнка завороженно смотрела на моё возбуждённое до крайности естество. Ну а что хотите, я нормальный мужчина и организм у меня, соответственно реагирует на молодую, красивую и практически обнажённую женщину, прикрытую только ночнушкой. Улёгся на полок животом.
— Начинай.
Мля. Молодец девочка. Колотила меня от души. Я даже постанывал. Наверное, на мне всю свою злость срывала. Ну а мне этого только и нужно было. Тело у меня поджарое, кожа дублёная.
— Алён, парку поддай. — Глянул на неё. Стоит раскрасневшаяся. На лбу, носу, над верхней губой капельки пота. В глазах буря клокочет. Просто кайф какой-то. Такого у меня ещё не было! Её ночнушка стала намокать и прилипать к телу. Но она этого не замечала. Плеснула на каменку ещё воды. Зашипело. Ударил жар. Хорошо то как! Опять охаживала меня веником, только теперь берёзовым, распаренным в кипятке. Да, давай красавица моя. Алёнка остановилась. Посмотрел на неё. Она взмокла. Рубашка совсем пропиталась потом. Прилипла к груди. Сквозь мокрую просвечивающую ткань, увидел её налитую грудь, темные ореолы с крупными сосками. Рубашка так же прилипла к животу, к бедрам.
— Что, Алёнушка, устала?
— А тебе я вижу хорошо⁈ Ты что, из дерева?
— Мне хорошо. От души. Дай веник. — Сел на полке. Алёнка отвернулась, но заметил, как она опять скользнула взглядом по моему паху. Я только усмехнулся. — Чего отворачиваешься? Мужика голого ни разу не видела? Не верю.
— Мне всё равно, веришь ты или нет… Видела.
— Тогда что отворачиваешься?
— Нет никакого желания, на твой срам смотреть.
— Ой ли, Алёнушка? Не лукавь. В бане лукавить нельзя. Банник обидится.
Она взглянула на меня, смотрела мне в глаза.
— Да иди ты.
Я стучал себя веником по груди, по ногам. Решил, что для первого раза хватит.
— Иди, Алёна, остудись. А то смотрю у тебя сейчас пар из ушей пойдёт. Перегрелась поди.
Она подошла к деревянной бадье с холодной водой. Умыла лицо. И вышла в предбанник. Я опять обернул бёдра полотенцем и вышел вслед за ней. Она сидела на лавочке. Сел рядом с ней.
— Алён, квас есть?
— Есть. — Ответила она, не глядя на меня.
Выглянул из бани. Увидел на крыльце одного из своих бойцов. Крикнул ему, чтобы сказал мамане принести квас.
Сидели с ней на лавочке. Алена кусала губы, но глаза не открывала. В предбанник зашла Степанида Никаноровна. Глаза, как лазерные пушки, готовы были испепелить меня. Но взглянув на дочь, промолчала. Только губы поджала. В руках у неё был кувшин и две кружки.
— Спасибо, мамаша. — Забрал у неё кувшин. Глотнул прямо из него. Отличный квас. Холодный и ядрёный, так, что скулы свело. Я даже закряхтел. — Квас просто вещь.
Степанида глянула ещё раз на дочь. Та отвернула лицо. Продолжала кусать губы. Но потом взглянув на мать, отрицательно качнула головой. Старуха выдохнула облегчённо и вышла. Налил квас в кружку.
— Пей, Алёнушка. Хороший квасок, как раз такой, какой я люблю. Сама делала или маманя?
— А тебе какая разница? Дали, пей.
— Мне большая разница. Очень хотелось бы, что этот квас делала ты.
— Почему? — Посмотрела на меня недоумённо.
— Как почему, душа моя? Если сама делала, значит в доме всегда такой квасок будет.
— В чьём это доме?
— В моём. В чьём же ещё⁈ — Я сидел и улыбался. Алёнка отвернулась. — Остыла? Тогда пошли.
— Что опять?
— Не опять, а снова. Только на этот раз я тебя парить буду.
— А я не хочу, чтобы ты меня парил.
— Душа моя, ты ещё не поняла, что здесь и сейчас есть только моё желание? А твоё желание или совпадает с моим, или отсутствует, как класс рабовладельцев при социализме. Поняла? — Сопела зло своим носиком и засверкала опять глазищами. Я просто наслаждался! — Подскочила и вперёд в парилку. — Рявкнул ей.
Алёна встала:
— Сволочь, ненавижу тебя.
— Это сколько угодно.
Она остановилась около полока. Посмотрела на меня.
— Чего смотришь, детка? Рубашку скидывай и ложись. — Некоторое время ломали друг друга взглядами. Наконец, она зло сняла её через голову, чуть не порвав, даже ткань затрещала, швырнула её мне под ноги и легла на полок, лицом вниз. Ну вот, дорогуша, а ты ломалась, даже юбка не помялась! Наслаждался видом красивого, спелого, как персик, молодого женского тела. Это просто праздник какой-то! Взял два веника, пихтовый и берёзовый. Поддал немного пара, добавив в ковшик кваса. Пошёл хлебный дух. Жесть! Начал её парить, сначала аккуратно и нежно, постепенно наращивая темп. Тело Алёнки было красным, как раскаленные угли в горне. Потом помял ей спину. Когда коснулся её руками, она вздрогнула, но ничего не сказала и продолжала лежать. Нормально её помял. Массаж сделал. Согнул её ноги в коленках и постучал пихтовым веником ей по ступням. Очень пользительно, между прочим. Так как на ступнях ног много точек, воздействие на которые, хорошо отзывается на организме.
— Я уже больше не могу. — Услышал голос Алёны.
— Тогда иди, остывай. — Она встала с полка, пошла к выходу покачиваясь. Схватил бадью с водой. — Стой. — Она замерла. Вылил на неё воду. Она вздрогнула. Её тело напряглось. Но молодец, промолчала. Так не поворачиваясь и вышла. Я за ней следом. Расправил простынь и укутал её. Усадил на лавку. Налил квас в кружку. — Пей. Сейчас у тебя релакс попрёт.
Сидели с ней и молчали. Она потягивала квас и посматривала на меня. Мне надоела игра в молчанку.
— Как себя чувствуешь?
— Скажи, зачем всё это?
— Что?
— Вот это всё? Я что, думаешь, не понимаю, зачем ты меня сюда привёл?
— А зачем я тебя сюда привёл?
— Не прикидывайся дурачком! Ты же меня привёл сюда для… — Она замолчала.
— Ты имеешь ввиду разложить на лавке?
— Да. И удовлетворить свою звериную похоть.
— Звериную похоть! Хорошо сказано, Алёнушка. Да, ты права, я похотливый зверь. Так что на лавке обязательно будем раскладываться и не только на лавке. Это само собой. Но не сегодня.
— Не понимаю?
— Ты ещё не готова. Вот когда будешь готова, тогда всё и произойдёт.
— Готова это как?
— Когда ты сама ко мне придёшь, сама обнимешь, сама целовать будешь, шептать слова любви, говорить, что хочешь родить мне ребёнка. И всё это не под принуждением, а по велению своего влюбленного сердца.
У Алёны глаза были как два блюдца. Она смотрела на меня шокировано, даже кружку отставила. Потом захохотала.
— Ты совсем больной⁈ — Закричала она. — Такого никогда не будет. Да я лучше умру, чем сделаю хоть что-то из того, чего ты тут наговорил. Идиот! Давай, ударь меня! — Она подскочила с лавки и кинулась на меня, колотя своими кулачками. Тоже встал, перехватил её руки и прижал девушку к себе. Я чувствовал её учащённое дыхание своим лицом, чувствовал её разгорячённое тело через ткань простыни. Смотрел в её огромные, как два тёмных омута, обрамленные красивыми изгибами бровей и длинными ресницами глаза. Она замолчала. Дернулась в моих руках пару раз и замерла.
— Успокоилась? Так вот, сюда я тебя привёл исключительно попарится.
— Зачем заставил меня раздеться? И сам передо мной голый был? — Тихо проговорила она.
— Алён, ну ты чего? Как это зачем, чтобы мы друг на друга посмотрели и себя показали. Ты мне понравилась. Ты же как наливное яблочко. Укуси тебя и сок брызнет в разные стороны, по губам потечёт. И я тебе понравился. Не надо так на меня смотреть. Я же вижу, чувствую, что как только касаюсь тебя, даже просто, вот так рядом, когда стою, у тебя в груди всё замирает, а сердечко начинает бешено колотиться и кровь горячая бежит быстрее по венам, и по телу у тебя начинает жар разливаться. Именно по этому ты придёшь сама, Алёна, сама будешь обнимать меня, целовать, говорить как любишь меня и что жить без меня не можешь. Пусть это случиться не сегодня, не завтра, пусть через год, но это случиться тогда, когда устанешь бороться с собой. Вот тогда всё и произойдёт. Ты меня уже никогда не забудешь. Ты будешь помнить меня, мои глаза, улыбку, мои руки, моё тело. А сейчас просто попарились. Спасибо тебе. Я как будто заново родился.
— Такого не будет. — Проговорила Алёна и отвернула лицо. Я отпустил её. Она повернулась ко мне спиной, скинула простынь, стала одеваться. Всё молча. На меня старалась не смотреть. Я не мешал ей. Мне ещё помыться нужно. Хотел конечно, чтобы она мне спинку потёрла, но сегодня видать не судьба. Не будем перегибать палку. Одевшись и не оглядываясь, Алёнка выскочила из бани. Давай беги, детка. Никуда ты от меня не денешься.
Старик пришёл на следующий день ближе к вечеру. Я почувствовал его так, как чувствуют друг друга два волка.
— Стив, — услышал в гарнитуры рации снайпера, сидевшего на чердаке, — тут собака появилась, которая вчера убежала.
— Понял. Приготовились. Старик пришёл.
Парни подобрались, как хищники перед рывком. Бабку Степаниду с детьми заперли в горнице.
— Алёна иди-ка ко мне.
— Зачем?
— Мне повторить? — Всё это время мы с ней не разговаривали. Она не смотрела на меня, полностью игнорируя. Я к ней не лез. Просто наблюдал за ней. Подошла ко мне. Я взял её под руку. — Пойдём выйдем на крылечко.
Она дернула руку, пытаясь вырвать, но я сжал ей локоть.
— Пошли. Там твой папенька пришёл. Встретим родителя⁈ — Усмехнулся. Увидел в её глазах страх. Но страх этот был не за себя, а за близкого ей человека. Молча вывел её на крыльцо. В отдалении бегала лайка.
— На золотом крыльце сидели, — улыбаясь проговорил я детскую считалку, глядя девушке в глаза, — царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой, говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей. Да милая? Кто твой папочка? Царь или портной? Сейчас узнаем.
Оглядел округу.
— Старик, — крикнул я, — я знаю, что ты пришёл. Выходи. Мы с твоей дочкой ждём тебя. — В ответ тишина. Почувствовал, как Алёна напряглась. Стала как натянутая струна. — Без глупостей, дорогая. — Спокойно сказал ей. Потом опять крикнул, обращаясь к егерю. — Выходи. Надеюсь, ты не совершишь глупости? Одну ты уже совершил и подставил свою семью. А теперь прими решение, ты или твоя семья?
Мы спустились с крыльца. Из дома вышел один из моих бойцов. Встал позади нас, вытащил из кобуры пистолет и направил Алёне в голову. Мы простояли так минуты две.
— Михеич, я жду. — Крикнул вновь.
— Стой. — Он вышел из-за сарая в дальнем углу подворья. Молодец, близко подобрался, а снайпер проворонил его. — Отпусти дочь.
— Отпущу. Иди сюда. — Егерь подошёл. — Брось ружьишко и ножичек. — Он отбросил карабин и охотничий нож. Я отпустил Алёну. Боец убрал пистолет от её затылка. Я подошёл к старику. Он, так же, как и все члены его семьи, смотрел на меня с ненавистью. Я обошёл его и встал у него за спиной. — Ну вот мы и встретились Фрол Михеич. — Он молчал. — Ты хоть понял куда ты влез? Вижу, не понял. Плохо. На деньги позарился? Жадный ты, дядя Фрол. А жадность фраера губит. Ты думаешь, кто хозяин здесь? Отвечай.
— Что ты хочешь услышать?
— Кто здесь хозяин?
— Белозёрский.
— Кто именно из них? Их много.
— Хозяин прииска.
— Молодец, дядя Фрол. А теперь скажи мне, он сделал тебе что-то плохое? Тебе или твоей семье?
— Нет.
— Нет, вот видишь. А ты хотел его убить. И что с тобой делать? Может сжечь здесь всё? Или ты думал прибежишь сюда, заберёшь семью и спрячешь её в одном из своих схронов? Так не ты один следопыт здесь. Есть и другие. Долго бы ты пробегал, с семьёй то? Не долго. Мы бы всё равно тебя нашли. А для меня это было дело принципа.
— Да, резвый ты. Промахнулся я. Первый раз за много лет, на таком расстоянии.
— Промахнулся. Я тоже промахнулся. Два раза. Но в третий не промахнусь. — Вытащил «Глок-17», который забрал у Малюты.
— Давай только не при дочери. Пожалуйста.
— Любишь дочь?
— А у тебя дети есть?
— Есть, дочка. Маленькая ещё.
— Тогда ты меня поймёшь.
— Папа! — Алёна смотрела на отца. Потом перевела взгляд на меня. — Не надо, прошу. Возьми меня. Я сделаю всё, что ты захочешь. Всё, слышишь?
— Нет, Алёна. Мне такое не нужно. Я подожду. — Глянул на Фрола. — Ты понимаешь, что тебе придётся заплатить? Много заплатить.
— Сколько?
Я усмехнулся: — Все свои золотые жилы, которые знаешь. Все, без исключения. Отдашь всё золото, которое успел намыть и спрятать по своим захоронкам. Всё, до последней крупинки и последнего самородка. Что так смотришь? Думаешь мы не знаем? Знаем. Твой сынок в Москве очень много нам рассказал. И я тогда решу, что с тобой делать дальше.
Сегодня утром я разговаривал с Москвой. Там быстро нашли сына егеря и очень вдумчиво с ним поговорили. Михеич смотрел на меня, злость и ненависть в его глазах ушла. В его взгляде осталась только усталость и обречённость.
— Хорошо. Но тогда ты не тронешь мою семью.
— Конечно. У нас же ведь сделка. Но запомни, дядя Фрол, сделка должна выполняться всеми сторонами в полном объёме. Любое отклонение и сделка будет аннулирована. Ты понимаешь это?
— Да.
— Вот и ладушки. А мы позаботимся о твоей семье, особенно о детях. С ними всё будет хорошо… Особенно с Алёнушкой. Я об этом позабочусь…