Глеб и Аврора. Брак по расчету (СИ)

Глава 13

Глеб

Полулежал в кровати. Точнее сидел, облокотившись спиной на спинку. Дверь в палату открылась и в проём просунулась голова Стива. На лице улыбка до ушей. На уровне его пояса в проём так же просунулась голова принцессы. Тоже улыбалась.

— Ну и чего заглядываем? Заходите. — Засмеялся я.

Стив с дочерью зашли. На его плечи был накинут халат. В руках дежурный пакет с апельсинами. Да ёлки зелёные. Достали уже с этими апельсинами. Сив взял два стула. Поставил их около моей койки, на один посадил дочь, на второй сел сам.

— Здорово, Глеб!

— Здорово, Стас. Привет, принцесса!

— Здравствуй, дядя Глеб. А я тебе рисунок на рисовала, чтобы ты быстрее выздоровел.

Девочка достала у отца из пакета сложенный в двое альбомный лист. Там акварелью был нарисован какой-то странный перец с красным лицом с тросточкой и маленькая девочка. Стояли эти двое на зелёном лугу. На верху светило жёлтое солнышко. И надпись детской рукой: «Выздоравливай, дядя Глеб. Юля!»

— Спасибо, малыш. Я обязательно помещу рисунок в рамку под стекло и на стенку.

В этот момент в палату зашла мать Стива. Он сразу уступил ей место. Мы поздоровались. Она спрашивала, как я себя чувствую? Да нормально уже. Как ещё то⁈ Голова не кружится, в глазах не двоится. В двух рёбрах трещины. Но слава богу всё обошлось. Она принесла с собой яблочный пирог. Неплохо поговорили. Стив, оказывается, по мимо апельсин притащил ещё и яблок с грушами, и мандаринки. Поэтому, пока я общался с его матерью и дочерью, съел пару мандарин, на пополам с малышкой. И грушу с ней на пополам. Иначе она есть отказывалось. А так я с ней поделился, и она оказала мне помощь в поедании вкусных фруктов. Посидев ещё, мать Стива с Юлей ушли.

Он, проводив их, вернулся.

— Стас, у тебя есть, что выпить? Ну хоть не много?

— Уверен?

— На 200 процентов.

— Ладно. — Он ещё раз выглянул из палаты, проверил идут ли врачи и вытащил из кармана плоскую фляжку с коньяком. Вот это было дело. Накатили с ним. Заели яблоком.

— А теперь давай рассказывай. — Сказал ему.

— Что конкретно хочешь услышать?

— Всё. Меня же тут берегут, твою дивизию. Сильно много не распространяются. Как я понял, Пётр Николаевич всё отдал?

— Всё, Глеб. У него забрали даже его недвижимость. Всю недвижимость и ту которая была оформлена на его детей, и прочих лиц. Даже у его любовниц забрали, вплоть чуть ли не до трусов. Все деньги забрали со счетов, в том числе и за границей.

— То, что его активы семья удачно попилила это я знаю. Даже знаю, кто отхватил больше всех — Анна. Но я не знал, что так радикально. Ничего себе.

— Это твоя мать так сделала. Вообще Дарья Дмитриевна очень жёсткая женщина оказалась. Я такого от неё не ожидал. Она же ведь никогда из тени не выходила, так ведь, Глеб?

— Так. Но то, что она была сначала в тени отца, потом в тени свёкра, это ничего не значит. Она когда-то пришла в семью своего мужа. Поняла условия, так сказать, игры в этой семье и очень хорошо в неё вписалась, стала её неотъемлемой частью.

— Понятно. Но мне понравилось, как она вела заседание совета директоров. Я смотрел запись. Мне шеф дал. Когда смотрел и слушал, у меня такое впечатление возникла, что она в кресле президента всю жизнь сидела. Сильная женщина. Уважаю таких.

— Значит, матушка сделала дядю Петю бомжом?

— Не совсем. Место жительство ему определили уже. Его законное. На постоянной основе.

— Поясни?

— Сегодня Пётр Николаевич скончался. Суицид, самоубийство. Совесть, наверное, заела. — Стас усмехнулся.

— Ага, совесть. Подозреваю, что это такую цену выставила Кречетову моя мать. Но его семья осталась жива, так ведь?

— Так. Мало того, им разрешили покинуть страну. В своё время Пётр Николаевич позаботился о своих близких. У них у всех есть второе гражданство, одной далёкой теплой страны. Им оставили недвижимость там и пару счетов. После похорон они уедут. Похороны послезавтра. Ты должен поехать.

— Поеду. Ходить нормально я могу. Не знал я о смерти дяди.

— Я думаю, тебе сегодня скажут. Твои были у тебя?

— Ещё нет. Аврора каждый день здесь. Вчера чуть ли не в приказном порядке заставил её домой ехать. А то она тут спать уже собралась. — Мы оба посмеялись.

— Хорошая у тебя жена.

— Я знаю. Стас, Аврора беременная.

— Я в курсе.

— А ты откуда знаешь?

— Шеф сказал, поэтому контроль и охрана за ней усилена. Извини, Глеб, но это приказ твоей матери. Она как, никак наследника носит. Так что сам понимаешь.

— Твою душу. Распоряжаются моей женой без меня!

— Глеб, они как лучше хотят. Аврора, кстати, не возражает.

— Что ещё?

— Зачистили кротов в конторе, работавших на Кречетова.

— Много было?

— Не так что много, но были. Они должны были после твоей ликвидации зачистить всю твою семью — мать. Аврору, Ксюшу, Володю.

— Что с ними, спрашивать не буду.

— Не спрашивай. Тебе это не надо, Глеб.

— Как охота на егеря? — Задав этот вопрос заметил, как глаза Стаса блеснули. На его губах появилась улыбка. — Рассказывай, вижу охота была удачной?

— Удачной. Ты даже себе не представляешь насколько. Теперь егерь работает на тебя.

— А оно мне надо? Может другого туда посадить?

— Нет, Глеб. Этот будет работать с большим усердием. А знаешь ещё что?

— Что?

— Глеб, там такая охота, а рыбалка просто улёт.

— Стас, я по охоте не спец и по рыбалке тоже. Это ты маньяк упоротый по этим делам.

— Глеб, не скажи. Вот поправишься и поедем туда.

— Поедем?

— Поедем. Но на этот раз всё будет под жёстким контролем, можешь не сомневаться. Да тебе и шеф мой подтвердит. Мы уже готовим поездку туда. В конце концов, до прииска ты так и не долетел. Вот приедем, на рыбалку сходим.

— Стас. Что ты всё со своей рыбалкой?

— Ты не понимаешь. Там такая рыбалка, что просто слов нет. Такая рыба золотая водиться, пальчики оближешь.

Я смотрел на него с непониманием.

— Стас, что за ребус? И где там крутая рыбалка? В тайге? Так там реки нормальной нет. Есть за пару сотен километров.

— Глеб, золотой рыбке не обязательно большая река, она вообще может и в ручьях водиться.

Догадка возникла внезапно.

— Я понял. Егерь сдал золотую жилу?

— И не одну. Но одна из них, как он утверждает по запасам не уступает месторождению прииска, если даже не превосходит. И знает об этом месте только он один. Вот такая петрушка.

— Долго пытал?

— Нет. Зачем пытать. Старик хоть и жадный, но семью свою, особенно дочь с внуками, больше, чем деньги любит.

— Дочь?

— Дочь. — Кивнул Стас. На губах улыбка. Глаза блестят.

— И сколько дочери?

— 24.

— О, как! Красивая?

— Что есть, то есть.

— Зацепила тебя?

— Зацепила. Чуть не пристрелила меня. Но я же хват, каких поискать! Я даже в баньке с ней попарился.

— Даже так⁈

— Глеб, я просто парился. Понимаешь?

— Просто парился? Можно верить?

— Глеб!!!

— Ладно, если просто парился, тогда, конечно. Всё хорошо. Я даже не сомневаюсь.

— Глеб, понимаешь, с ней нельзя вот так просто, взять и…

— И что?

— Она такая колючая, шипит как кошка. Того и гляди в горло вцепится.

— Не понял?

— Гордая. С оружием хорошо знакома. Говорит мне, глядя в глаза, что ненавидит.

— А ты значит решил её приручить?

— Ну а почему бы и нет? Я уже сколько один. Да и Юльке мама нужна. И ещё детей хочется. Не старый ведь ещё. Сына бы хорошо родить. Хотя, я старше Алёнки, более чем на 10 лет.

— Ну и что, что старше? Не комплексуйся. Ты в самой силе и ещё долго в ней будешь. Настрогаешь ей малышей. Только ты уверен, что она Юле станет по настоящему мамой?

— Уверен. По крайней мере у меня есть такая уверенность, почему-то. Не хочу в ней разочаровываться.

— Я вижу ты, Стас, конкретно вляпался в девочку.

— Да, Глеб.

— Но, тогда тебе прогибаться под неё нельзя. Как я понял, с твоих слов, она сильная женщина, а такие хорошо сходятся только с сильными мужчинами. Слабых они ни во что не ставят. Осилишь танцы с бубнами с этой Алёнкой?

— Постараюсь. Выбора у меня нет. Либо под венец, либо…

— Давай. Я за тебя только порадуюсь. Стас, получается для меня ты там золото нашёл, а себе другое сокровище?

— Получается, что так. Каждому своё, брат.

— Тогда обязательно поедем туда. Я свою рыбку золотую буду ловить. А ты свою. Главное удочку покрепче взять! — Мы оба опять засмеялись…

Похороны Петра Николаевича были пышные. Собралось много народа. Хоронили его на Новодевичьем. Я ничего говорить по поводу усопшего не стал. За меня сказала тётка Анна. Потом ещё люди говорили. «Мы помним тебя, ты в наших сердцах навечно» и так далее. Все, конечно, были в траурной одежде, мужчины в чёрных костюмах, женщины в чёрных платьях. Я стоял, опираясь на трость. Это была дедушкина трость. И опирался на неё не для вида. Мне немного трудно было. И так как памятник был, ребра зафиксированы были жестким корсетом. По руку меня держала Аврора. Лицо прикрыто чёрной полупрозрачной вуалью. Так же рядом была Ксюша, Володя. Стив был постоянно за моей спиной и ещё парни из охраны. Недалеко стояла жена Петра Николаевича и его выводок. Старшие дети, сыновья и дочери. Всего четверо, возраст от 15 до 32 лет. Моя мама подошла к вдове.

— Лиза, ты знаешь, что делать. Завтра вы все уезжаете за границу. Билеты на вас куплены. И больше сюда никто из твоих не возвращается. Это билет в один конец. Ты же понимаешь это?

— Мне Пете даже на могилку нельзя будет приезжать?

— Нет. И перестань изображать из себя безутешную вдову.

— Жестокая ты, Даша. Всё отобрала.

— Это я то жестокая? Ты ничего не перепутала, Лиза? Это твой муж убил моего Антошу. Это твой Пётр пытался убить моего сына. И чуть не убил. Два раза он был на волосок от смерти. И нас всех приговорил тоже. И моли бога, что дело ограничилось только Петром. Или мне передумать, до завтрашнего дня? И за границу только младшие твои уедут с твоими внуками? Как это положено — жизнь, за жизнь. Ты знаешь закон, которым руководствовались Белозёрские на протяжении столетий, предателей уничтожали, чего бы им этого не стоило. Уничтожали их и их семьи, кроме маленьких детей, если они совсем маленькие. Их забирали и воспитывали в правильном ключе. И сегодня мы впервые не применили этот древний закон. Ты и твои дети остались живыми. Или всё же применить?

— Но Глеб у тебя жив остался, Даша.

— Жив, но не потому, что твой Петя его пощадил. Первый раз Глеба только чудо спасло, второй раз парни не дали убить и то, ваши убийцы практически добрались до Глеба.

— Это не мои убийцы, Даша. Я ничего не знала.

— Я уже начинаю сомневаться в этом. Так что не доводи меня до греха, Лиза. Уезжайте и довольствуйтесь тем, что вас вообще живыми оставили и не без штанов. Два счёта там есть. Вам хватит, жить нормально. Не побираться на паперти. Правда и ванны из шампанского по три тысячи евро за бутылку, принимать уже не сможешь, Лиза. И ещё, Лиза, с этого момента вы все лишаетесь права носить фамилию Белозёрские. Остались только Кречетовы. Вот и будьте Кречетовыми.

Вдова промолчала. Мама смотрела на неё с холодной злостью.

— И смотри, Лиза. За вами и там присмотрят. Даже не сомневайся. И не дай бог с вашей стороны будет хоть малейшее поползновение в нашу сторону. Вот тогда я вообще никого не пощажу. Закон заработает на полную силу. Ты мне веришь?

— Верю. Спасибо, Даша, что детей трогать не стала. Да, мы завтра уедем.

— Вот и хорошо.

Мама отошла к нам. Я посмотрел на Аврору. Она глядела на близких Петра Николаевича. И я видел с какой ненавистью моя жена на них смотрела.

— Аврора, не смотри на них. — Сказала мама, приобняв её. — Они не стоят этого.

— Мама, почему только Пётр Николаевич? У него есть старший сын. Пусть он ответит тоже.

— Аврора, дочка. Не переноси свою месть на детей врага. Это самый крайний случай. Успокойся. Твой муж жив, рядом с тобой стоит. Благодари бога за это.

— Я благодарю. Молюсь об этом. Но мне не даёт покоя, что меня могли лишить мужа, а ребёнка отца. Я до сих пор не могу успокоится.

— Успокойся. Всё закончилось. Тебе нельзя волноваться, дорогая. — Мама улыбнулась, глядя на невестку. — А ты, дочка, стала окончательно Белозёрской, как я когда-то. Была ты Аврора Рогова, а стала Авророй Белозёрской. Значит я могу спокойно оставить на тебя Усадьбу. Теперь уже ты будешь там полноправной хозяйкой.

— Как я, мама? Я не готова!

— Готова, готова.

— А Ксюша?

— А что Ксюша? Она с мужем будет жить. К тому же у неё своя квартира есть. да и Усадьба для неё всегда открыта. Так ведь, Аврора?

— Конечно, открыта. Она же родилась там.

— Я думаю вы договоритесь. К тому же я не собираюсь уезжать на северный полюс. Просто перееду к Вадиму. Но мы часто будем у вас бывать.

Мама посмотрела на меня. Я кивнул ей. Спасибо матушка. Ты всё правильно делаешь. Аврора уже готова стать хозяйкой Усадьбы…

Аврора

Глеба, наконец, выписали домой. Позади остались дни, когда я не знала жив мой муж или нет. Это было чудовищное состояние. Ожидание самого страшного, что может случиться. Потом радость, что он жив, что их нашли. Стас спас моего мужа. Я когда услышала это, расплакалась. Я не могла больше сдерживаться. Я тогда дала себе слово, что буду молится за Станислава, за его дочку Юленьку, за его маму.

Потом было его выздоровление. Я бегала в больницу, точнее ездила. Меня возили. Охрана по всюду. Мне ступить лишний шаг без охраны было нельзя. Но я смирилась. Пусть. Я же ношу его дитя. А здесь столько тех, кто хочет убить нас. Глеба, меня, нашего ребёнка. Почему мир так жесток? Я никому никогда не желала зла… Нет, желала. И это моя расплата. Я желала зла семье, которая приняла меня. Которая заботилась обо мне. Я желала зла тому, кто стал смыслом моей жизни. Кто станет скоро отцом моего ребёнка. Я им желала зла. Дура. Господи, какая же я была дурочка⁈ Сцена, когда Павел пытался взять меня силой, иногда вставала у меня перед глазами. И только Глеб, мой муж помешал свершиться этому. Помешал совершить надо мной зло тот, кого я ненавидела. И хотел это сделать со мной тот, кого я, как мне казалось, любила. Как такое может быть? Оказывается может. Это я раньше была наивной глупенькой девочкой. Я, будучи в этой семье, столкнувшись с низостью и предательством, меня даже родной отец предал и выгнал из дома, я научилась любить и ненавидеть. Именно в этой семье меня не бросили, даже когда мой муж отказался от меня. Помощь я получила от его сестры, от его матери. Свекровь стала для меня второй мамой. Я смотрела на неё и училась. Она стала для меня примером. Тем, к чему надо стремиться. Когда-то и она пришла в эту семью наивной девочкой. Она любила мужа, рожала ему детей. Её тоже сосватали родители. И она приняла это. А потом потеряла своего Антона, которого убили. Растила сыновей и дочь. И когда пришло её время она, временно став главой семьи, принимала жёсткие решения. Как она всех согнула! Смогу ли я так сделать, если не дай бог такое случиться, не знаю. Но я знаю одно, я никому не позволю уничтожить мою семью. Убить мои родных, любимых и близких. Никому и никогда это не позволю, тем более у меня для этого будет всё — деньги, власть и люди. И я знаю, что, если надо, я тоже приму очень жёсткое решение. За своих детей, а я верю, что у нас с Глебом будет ни один ребёнок, я разорву любого, кем бы он не был. И какие-то моральные принципы меня сдерживать не будут. Я поняла одну вещь, я стала частью этой семьи. Семьи жесткой, где-то кровавой, но это семья, моя семья. Такова жизнь. Я больше не та наивная девочка. Я пережила потерю своего ребёнка. Пережила попытку насилия над собой. Пережила два покушения на своего мужа. Сама жила в страхе. Больше я такого не хочу. А если не хочу, значит сама должна стать волчицей. Ведь у волка его подруга-жена тоже волчица. Глупый ты, дядя Петя! Теперь тебя будут жрать могильные черви, а мы будем жить дальше. Желание перестроить Усадьбу привело тебя на кладбище. Никто не смеет владеть Усадьбой кроме нас. Усадьба, это сердце, сосредоточение силы семьи Белозёрских. Их сакральное место. Здесь их усыпальница. Кто владеет Усадьбой, тот владеет всем. И она мой дом. И не отдам этот дом, который принял меня, обнял своими крылами и поддержал. Здесь я познала огромное чувство любви. Именно здесь я стала по настоящему женщиной. Познала, что это такое. Здесь я зачала своего первого ребёнка и потеряла его. Здесь я зачала второго, которого ношу сейчас. И я выношу его, рожу. Потом рожу ещё одного малыша. А господь если даст, рожу ещё. Я хочу этого, жажду. А сегодня свекровь сказала мне, отведя в свои комнаты.

— Аврора, девочка моя. — Она смотрела на меня с любовью. И с грустью. — Я выхожу замуж. Я ведь не старая ещё. Ты должна понять, что я имею право на своё женское счастье. Я любила своего мужа, Антона. Это правда. И я исполнила перед ним свой долг. Но его нет уже давно, больше десяти лет. Теперь мои дети взрослые. А Глеб, наконец, женился. Теперь судьба Усадьбы, Аврора, в твоих руках.

— Мама, я не понимаю?

— Аврора, — она подошла ко мне и обняла, — доченька, жена старшего сына, становится хозяйкой Усадьбы. Да. Всё именно так. Понимаешь, я была совсем молодой, когда умерла моя свекровь. И мне пришлось стать здесь хозяйкой. Мужчины не могут этого. Настоящая хозяйка этой Усадьбы может быть только женщина. Сейчас я должна уйти. Я оставляю на тебя всё это.

— И всё же. Мама, почему я? Ксюша родилась здесь!

Дарья Дмитриевна покачала головой.

— Ксюша не может быть здесь хозяйкой. Именно по тому, что она родилась здесь. Она уйдёт к своему мужу. Я уже это говорила.

— К мужу? Но Рене умер.

— Аврора. Рене не был мужем Ксении. Он был всего лишь её женихом. Муж у Ксюши будет тот, кого она любит.

— Данил?

— Данил. Отец очаровательной малышки. Тем более, так случилось, что Рене больше нет. Угроза со стороны Петра миновала. Больше им ничего не мешает. И ещё, Аврора, ты должна запомнить, феменизм здесь не приемлем. Мужчина здесь всегда главный. Женщина становится главной только тогда, когда муж по тем или иным причинам не может взять на себя ответственность или принять решение. Тогда это решение принимает хозяйка Усадьбы, как глава семьи.

— Мама, я не готова.

— Ошибаешься, Аврора. Ты готова. Я знаю, вижу, из тебя получиться хорошая хозяйка Усадьбы! Я тебе всё объясню, расскажу и помогу…

В первый день, когда Глеб приехал домой из больницы, я не знала куда его посадить. Он только улыбался, глядя на меня. Весь его торс был перевязан. Вскоре он лёг спать. Я, проводив гостей, прибежала к нему. Быстро разделась и легла рядом. Боже мой, как я соскучилась по нему. Лежать рядом, чувствовать его тепло, его тело, пусть в бинтах, в корсете, всё равно. Слушать его дыхание. Гладить его. Я чуть не расплакалась от счастья. Гладила и глотала слёзы. Даже не заметила, как он проснулся. Поняла, что он не спит тогда, когда он положил мне на голову свою ладонь.

— Солнышко, ты чего носом хлюпаешь? Всё же закончилось?

— Я по тебе очень соскучилась, родной мой. — Посмотрела ему в глаза. Они улыбались.

— Аврора, я тоже соскучился. Но ты же беременная. Да и я почти инвалид.

— И что? Мне можно. И тебе можно, просто ляг, не напрягайся сильно. Всё остальное я сама сделаю.

— Аврора, ты правда уверена? Может…

— Ничего не может! Глеб, любимый мой, муж мой. — Нависла над ним. — Скажи, ты же когда то любил мою грудь. Брать её в руки, сжимать, ласкать. А сейчас хочешь?

Он засмеялся.

— Я и сейчас её люблю.

Я уже уселась на него, сбросив все свои не многочисленные одежды. Он гладил меня по бёдрам своими горячими и большими ладонями. А я испытывала наслаждение.

— Аврора, ну если ты так считаешь, хорошо, давай! — Я видела в его глазах азарт. Желание и вожделение. — Только мне на грудь не дави, а то конфуз может случиться. А я этого не хочу. — Сказал муж.

— Не буду. Я твои бинты целовать буду.

Страсть и желание во мне разгорались как лесной пожар. Я всё сделала сама. Он просто лежал, держал меня за бёдра, гладил, ласкал. Я же сделала всё остальное. Глеб был большой, или мне так показалось после стольких дней воздержания… Продолжала движение, ловя каждое мгновение близости с ним. Это было что-то не вероятное. Его глаза светились счастьем и наслаждением. Мои тоже. Мы были одним целым. Я в последний момент сумела оседлать эту волну блаженства. Всё же Глеб был слаб, после ранений и больницы. Он и так достаточно долго держался. Уже потом, лёжа рядом с мужем, обнимая его, целуя благодарно его глаза, нос, губы… Особенно губы, я шептала ему:

— Глебушка, родной мой, любимый, ненаглядный. Спасибо тебе.

— Это тебе спасибо, солнышко моё.

И от этих слов я начинала таять вновь. Никому не отдам. Всех загрызу. Сама выхожу ладо моё. Никто мне не нужен кроме него…

Четыре дня, Глеб был дома. Отдыхал, гуляли с ним. Посетили усыпальницу. Сидели там на скамье. Там было такое умиротворение. Я это видела по своему мужу. Я чувствовал сама.

На пятый день он стал звонить, разговаривать с кем-то, давал указания и что-то требовал. На шестой день, ближе к обеду засобирался.

— Глеб, ты куда? — Сразу спросила его. Он удивлённо на меня посмотрел.

— В офис. А что?

— Глеб, тебе надо больше отдыхать.

— Аврора, давай я сам решу сколько мне отдыхать. Тем более, дела не терпят долгого ожидания. Я назначил совещание со своей группой. Грядут новые назначения, мне надо с каждым переговорить.

Конечно, он же не может сидеть на одном месте. Удивительно, но Дарья Дмитриевна спокойно отнеслась к этому, когда я пришла и нажаловалась ей.

— Девочка моя, они мужчины, и они решают серьёзные вопросы, касающиеся семьи и дела. Чем ты недовольна? Твой муж поехал делать свою работу.

— Что-то мне не спокойно.

— Аврора. Там всё просчитано. Охрана работает. Меня Коля заверил, что всё под контролем. С ним Стив. Что тебя беспокоит?

— Я не могу это объяснить. Это тревога другого рода.

— Какого?

— Я не знаю. Но это не связано с личной безопасностью Глеба.

— Успокойся, дорогая. Ты себя накручиваешь. Я понимаю, гормональный сбой. Это бывает. Твоя задача, Аврора, выносить дитя.

— Я знаю, мама.

— Вот и хорошо. Успокойся. Яблочко скушай?

— Не хочу.

Глеб уехал, а я не находила себе места. Вечером он приехал. Довольный. Поел с аппетитом. А я продолжала нервничать. Легли спать. Я как обычна положила аккуратно голову ему на грудь. Гладила его. Он меня. Так и уснули. Утром он встал и стал собираться.

— Глеб, ты куда?

— Аврора! Я удивлён? Как куда? На работу. — Улыбнулся.

— Сегодня тоже?

— Аврора, я и так много пропустил. Ты почему так реагируешь? Что-то случилось?

— Ничего не случилось. Конечно, Глеб, езжай, если так нужно.

— Нужно, Аврора. — Он подошёл и поцеловал меня в губы. Прижал к себе. На какое-то время я успокоилась. Я сама не понимала, что со мной.

Ближе к обеду я стала совсем нервной.

— Аврора, да что с тобой? — Спросила меня свекровь.

— Не знаю, мама. Я хочу съездить на работу к Глебу. Можно?

— Конечно. Хочешь съезди.

Старшим моей охраны был Артур. Он находился в холле.

— Артур, машину приготовьте.

— Куда едем, Аврора Валентиновна?

— В главный офис.

— Понял, сейчас будет.

Я пошла, переоделась. Надела деловой костюм, брючный. Он мне очень хорошо идёт. Глебу нравится. Немного косметики. Посмотрела на себя в зеркало. Не красавица, конечно, круги под глазами. Но ещё ничего. Взяла сумочку свою и спустилась вниз. Машина была уже готова. Следом пошёл джип сопровождения.

Приехав к офису, сразу, не дожидаясь, что мне откроют дверь, выскочила из машины сама. Зацокала каблучками по лестнице. Охрана за мной, окружив полукольцом.

Зашла в фойе. Я здесь ни разу не была. На ресепшне меня остановили.

— Вы к кому и по какому вопросу?

Я даже растерялась. Хорошо помог Артур.

— Белозёрская Аврора. Жена хозяина. В сторону отошёл.

Мы прошли. Я поднялась на третий этаж, на лифте.

Вышла из него и растерялась, куда идти? Хорошо Артур помог опять. Он спросил, где кабинет большого босса? Нам показали. Мы двинулись в этом направлении и тут я увидела Глеба. Он шел с какой-то брюнеткой. Они о чём-то оживлённо разговаривали. Я застыла на месте. Наблюдала за ними. Красивая. В деловом костюме, но при этом в таком соблазнительном. И накрашена также. И самое главное, её глаза, которыми она смотрела на моего Глеба, выражение лица. Мне этот взгляд был знаком. Я сама так на него смотрю. Так смотрит женщина на мужчину, в которого влюблена. Это мужики могут ничего не чувствовать и не понимать. Но только не мы, женщины! Вот оно, моя тревога! Угроза моей семье.

В этот момент Глеб заметил меня. Его брови удивлённо приподнялись. Он даже приостановился.

— Аврора⁈

— Здравствуй, любимый. — Подошла к нему и поцеловала его в губы. Потом посмотрела на эту брюнетку. Она спокойно наблюдала. Но я поняла, она надела на себя моментально панцирь, чтобы не показать, что она заинтересована. Но я же не дурочка. Смотрела на неё, она на меня. И сквозь безразличие в ней проступало… То, что женщина испытывает, глядя как на её мужчину, претендуют другие. Тем более те, кто на него имеет больше прав.

— А ты что здесь делаешь?

— Глеб, просто приехала посмотреть, где ты работаешь. Я же не была тут ни разу. Или мне нельзя, дорогой?

— Почему нельзя? — Он усмехнулся. Теперь я всматривалась в него. Пытаясь увидеть растерянность, вину и ещё что-то, что испытывает мужчина, который изменил своей жене или на пути к этому. Но во взгляде Глеба, в его голосе, в движениях ничего такого не было. Он приобнял меня, поцеловал в лобик.

— Аврора, познакомься, это Ольга. Моя правая рука. Очень хороший специалист, просто незаменимый.

Ага уже незаменимый. Господи, Глебушка, неужели ты такой наивный? Но я и вида не показала. Улыбнулась ей. Она тоже.

— Оль, познакомься, это моя супруга, Аврора.

Улыбаясь, кивнули друг другу.

— Солнышко, мы как раз собирались сходить пообедать. Пойдём с нами?

Ага уже обедают вместе. А что дальше, любимый? Потом ужинать будешь с ней? Но опять ничего не сказала. Сказала другое:

— Да, дорогой. Но я есть не буду, сока выпью, посижу с вами. Ты же знаешь, я в этом положении много не ем.

Она поняла о чём я. Пусть знает, что я ношу его ребёнка. И ещё я его жена, я Белозёрская, а ты кто такая? Лучше уйди по хорошему или я сама тебя уберу…

Глеб

Гул двигателей вертолёта. Я смотрю в иллюминатор на бескрайнее зелёное море тайги. Где-то уже пожелтевшее. Всё же осень, хоть и ранняя. Повернулся и посмотрел на Стаса. Тот смотрел на меня с ухмылкой.

— Ты чего лыбишься?

— А что такое?

— Да ничего. — Мы глядели друг другу в глаза. — Говори, Стас. Не надо мучить зад, когда диарея. — Он хохотнул.

— Глеб, ко мне Аврора на днях подходила, просьба у неё была личного характера.

— Знаю я, что за просьба личного характера. Ольгу пробить по полной, так сказать до седьмого колена и найти компромат. Надеюсь, ты не купился на это?

— Я сказал ей, что Ольгу проверяли очень тщательно. И добро ей давал, на твой, Глеб, запрос ещё Константин Васильевич.

— Вот именно. Я подбирал команду, для работы над проектом. Помнишь же. Это был мой последний экзамен перед дедом. Что тебя смущает?

— Меня, лично, ничего не смущает. Аврору смущает твоя брюнетка. Разве непонятно?

— Понятно. Знаешь, никогда не думал, что Аврора так ревнива. Если честно, то был в шоке. Она же сначала у меня давай об Ольге выспрашивать, что, да как, да почему?

— Потребовала убрать её?

— Не на прямую и категорично, но почву пыталась прозондировать.

— Глеб, а если почестному, у тебя с Ольгой… — Она потёр указательные пальцы обеих рук друг о друга, в характерном жесте. — Не того?

— И ты туда же? Нет, Стас, не того. Вы меня достали. Мама тоже начала непонятные телодвижения с бубнами, Ксюша вдруг озаботилась женским коллективом главного офиса. Вы с ума что ли по сходили? Пойми, Стас, почему у меня команда работает как часы? В отличии от безопасников?

— А чего тебе безопасники не нравятся?

— А что надо нравится? Ты сам мне говорил, что кротов почистили. Почему вообще допустили до такого? Два покушения на меня. Бл… Стас!

— Чего завелся? Тебя предупреждали не лететь? Предупреждали. Ты не захотел слушать. У тебя словно шило в заднице было. А с Камазом, там да. Но это сопровождение лажанулось. Ожидали немного позже. Там другая ситуация была. Мы даже машину там засекли подозрительную. Маз, гружённый щебнем. Вот его и пасли. Но ты до него не доехал. Насчёт кротов. Точно не знали сколько. А нужно было всех выявить. И выявили бы, всё было рассчитано, но твоя поездка спутала все планы. Хотя и ускорила развязку. Нужен был Малюта, его брать хотели, но он исчез.

— Знаю я. С Николаем разговаривал.

— Тем более. Я о другом, Глеб. Аврора нервничает, а тебе это надо? Она беременная. Сам всё понимаешь. Может на время Ольгу перевести куда-нибудь рулить филиалом, мало их разве?

— Ольга находится на своём месте. Я даже это обсуждать не буду. Я тебе говорил о проекте. Так вот, в большей степени его успешная реализация, это её заслуга. Особенно, когда я в больнице овощем лежал. Стас, хорошо отлаженный механизм работает, как хорошие часы только в том случае, если у него каждая деталь находиться на своём месте. И делает каждый свою работу. А вот теперь представь, кому-то не понравилась пружина в этом механизме или шестерёнка, или ключик. И ты берешь, исполняя чью-то прихоть и начинаешь менять, что получится, Стас? А я тебе отвечу, бардак получиться и механизм развалится. Всё пойдёт в разнос. Авроре не понравилась Ольга. Я её понимаю. Но Оля, как я тебе сказал, находится на своём месте. Она прекрасный специалист, профессионал. Она доказала это. Ольга проверена службой безопасности по самое не хочу. Сегодня Авроре не понравилась Ольга, завтра ещё кто-то, потом ещё. Одна не так одета, вторая слишком ярко губы накрасила, третья эпиляцию себе подозрительную сделала и что? Я их увольнять должен? Переводить с места на место? Каждый должен заниматься своим делом, Стас.

— Но Ольга красивая женщина, очень сексуальная.

— И что дальше? Ты что думаешь, что там только одна Ольга такая? Стас?

— Нет, не одна.

— Вот видишь. Там достаточно симпатичных и привлекательных. Как свободных, так и замужних. И я что теперь, на каждую запрыгнуть должен? Стас, я не смешиваю личное с бизнесом. Это чревато. Это простое правило в меня дед вбивал очень долго. Хочешь угробить дело, начинай поскакушки со своими подчинёнными.

— Но многие так делают.

— Вот и пусть делают, так как дебилы. В итоге, рано или поздно сливаются в канализацию. Именно так в твоё дело проникают левые люди, через постельные сцены. Самый действенный способ. Но даже если это не твои конкуренты, то девица, которую ты имеешь, начинает терять берега, думая, что она теперь королева. Начинает халтурить, ты её прощаешь, так как она тебя благодарит ночью или днём в твоём кабинете, превращая рабочее место в бордель. Это я так, ещё только по верхушкам прошёлся. Но всё может быть гораздо хуже. Дед меня учил, хочешь девку для постельных утех, ради бога, только на стороне. И чтобы она никакого отношения к бизнесу не имела. У меня, когда я начал работать в компании не было ни одного служебного романа, хотя там девицы были не прочь. Личное это личное, бизнес это бизнес и смешивать их нельзя. Кстати, у нас даже в договоре с работниками есть жёсткий пункт — никаких личных отношений на работе или между сотрудниками. Исключение — супруги. И то, на работе они работают. А исполнение супружеского долга и прочие муси-пуси строго в нерабочее время и не на рабочем месте. Для этого дом есть или гостиница, или съемное жилье. Да даже пусть хоть на остановке друг на друга бросаются, это будет уже их личное дело. Да что я тебе говорю. Ты сам в курсе, что СБ отслеживает такие вот романы.

— Да ладно, Глеб. Я согласен. Даже поддерживаю это. На работе надо работать, а не заниматься поглаживанием женских ягодиц и прочее массирование различных частей тела. Но, ты же в курсе, что Ольга не равнодушна к тебе?

— В курсе. И что? Оля знает границы и их не переходит. Так как прекрасно понимает, что в ином случае, ей придётся уволится. А она женщина целеустремлённая, умная и амбициозная. И просто так свою карьеру не сольёт, ради сомнительного удовольствия стать просто любовницей. И она знает моё правило, что я не смешиваю личное с делом. А то, что влюблена… Ну и что? Влюблённость пройдёт. Встретит мужчину и выйдет замуж. И я буду только этому рад.

— Ага, выйдет. — Стас засмеялся. — К ней кстати пытались подкатывать. Всех шлёт лесом. У неё даже мужика для этого дела нет.

— Я знаю. Мне докладывали. Не только по ней. По всем, кто в моей команде топ-менеджеров. Сам удивлён. Ей уже 28 лет. Пора бы.

— Вот-вот. Она всех мужиков шлёт. Ездит к своим родителям в деревню. Помогает старшему брату и его семье.

— Я тоже об этом в курсе. Веришь, у нас с ней ни разу не было разговора на тему отношений. У нас разговоры только по делу.

— Глеб, а она, если честно, тебе нравится?

— Нравится, как женщина. Этого не отнять. Но и только. Если бы не Аврора, я бы на неё женился. Но я уже женат, и моя жена готовится стать матерью. Поэтому эта вакансия занята. Любовницей она стать не может, так как в этом случае, ей придётся распрощаться с карьерой. А она этого не допустит. Так что, Стас, тут всё по нолям. Да и Аврору я люблю и не собираюсь менять её на какую другую женщину. Надеюсь, мы всё выяснили?

— Выяснили. Теперь это надо донести до твоей жены. В мягкой форме, конечно.

— Я попытался это сделать. Разговаривал с Авророй. Очень аккуратно, ласково и, надеюсь, убедительно. Вот только не знаю, насколько убедительно. Что сейчас в её красивой головке варится, без понятия. Меня удивила мама, взявшая бубен в этом деле. Она же прекрасно знает, что вмешиваться в такие дела не надо. И самое главное Ксения!!! Я удивлён. Ведь она сама так же делает у себя в центре. Ты знаешь, что за всё время, Ксюша ни разу не имела ни одной любовной интрижки с кем-то из своего медперсонала. Ни одной интрижки. Даже с этим, как его, кадр, Сибирского родственничек. Все её любовные похождения и прочие дела, строго с мужиками на стороне. Которые никакого отношения к её «Клеопатре» не имели. А тут смотри ка, озаботилась!

— И что ты ей сказал?

— Посоветовал не совать нос в дела больших дядей, а заниматься дочерью и своим медицинским центром. А то найдётся другая кандидатура на её место.

— А она? — Засмеялся Стив. Я тоже рассмеялся.

— Фыркнула, обозвала меня бесчувственным хамом и грубияном. Ушла из кабинета, задрав свой носик. Думал споткнётся на пороге.

— Думаешь, Ксюша отдаст «Клеопатру»?

— Медицинский центр входит в холдинг. Но я не собираюсь отбирать его у сестры. И она, кстати, там на своём месте.

Некоторое время сидели с ним молча. Стас смотрел в иллюминатор. Я тоже. Потом он достал плоскую фляжку, глотнул оттуда и протянул мне. Я взял молча. Тоже глотнул. Хороший коньяк. Чем ближе мы подлетали к кордону Михеича, тем возбуждённее становился Стив. Глаза блестели, а на губах была идиотская улыбка.

— Что, Стас, ждёшь не дождёшься встречи со своей лесной красавицей?

— Да. Она правда красавица. Таёжная, дикая кошка.

— Мне становится всё интереснее и интереснее. Что же эта за кошка, которая сумела покорить твоё сердце?

— Скоро увидишь. Мы подлетаем. Пять минут ещё. — Стас посмотрел на свои наручные часы.

Показалась проплешина в море тайги. Стас пояснил, что это, что-то типа луг. Егерь здесь животин своих пасёт. Чуть дальше увидел добротную избу, хозяйственные постройки. Мы везли егерю ещё и припасы — муку, соль, чай, сахар, консервы и патроны. А ещё горючее к дизель-генератору и квадроциклу. Лесовик современный дедушка. Он нас встречал.

Я тогда впервые увидел Фрола Михеича, егеря, который вёл моих убийц по нашим следам. Коренастый дед. С бородой.

— Здорово, Михеич! — Поприветствовал его Стас, когда вертолёт сел и мы покинули утробу винтокрылой машины. Парни, прилетевшие с нами, стали выгружать привезённые припасы.

— И ты будь здоров, Станислав.

— А что Алёна нас не встречает?

Я заметил, как егерь недобро блеснул глазами из-под кустистых бровей.

— Нечего ей бегать, мужиков встречать. Хватило уже. Дома работы много.

Меня Фрол вычислил сразу. Смотрел внимательно.

— Познакомься, Михеич, Глеб Антонович Белозёрский, хозяин. Собственной персоной. Приехал по твою душу. — Представил меня Стас и усмехнулся. Я разглядывал его молча. Потом протянул руку.

— Добрый день, Фрол Михеич. — Он пожал её мне. Попытался сжать мне ладонь, но не получилось. Я ведь тоже не задохлик. Он удовлетворённо кивнул.

— Добрый, Глеб Антонович. Прошу к нам в дом. Стол накрыт. Давно ждём Вас.

Познакомился с его женой. Серьёзная дама. Думал у такого она тихая и незаметная. Однако не так. Чуть позже увидел их дочь, Алёну. Она не сразу появилась, доила корову. Подоив и процедив молоко, пошла кормить куриц. На нас не обращала внимания. Только сухо поздоровалась со мной и всё. Я только усмехнулся. М-да. Не приветливые хозяева. Но стол хороший был. Конечно, без изысков, но ужин был сытый. За столом сидели только мужчины. На стол подавала Степанида Никаноровна. Алёнки сначала видно не было. Позже она зашла. Одета была в камуфляжные штаны, куртку и высокие ботинки. Прошла в одну из комнат и вскоре оттуда вышла. На плече был карабин.

— Ты куда собралась? — Спросил её отец.

— Прогуляюсь, папа. Силки посмотрю.

— А не боишься одна в лесу гулять? — Тут же спросил её Стас. Девушка холодно посмотрела на него.

— Не испугаюсь. Я лес с детства знаю. В городе опаснее, чем здесь. — Сказав это она вышла. Стас встал из-за стола.

— Пойду, проветрюсь. — Взял свой американский карабин и тоже вышел.

— Всё нормально, Фрол Михеич. — Я смотрел на егеря. — Станислав не причинит твоей дочери вреда и бесчестья. Я за это ручаюсь. И расслабьтесь. А то вы все такие напряжённые. Я что, страшный такой?

— Не страшный. По виду. Но на тебя такие молодчики работают.

— Это так. Жизнь заставляет. Тем более, если бы не эти молодчики, то меня уже и куры бы загребли давно. Кому как не тебе это знать, Фрол Михеич.

— Мстить будешь?

— Во, пошёл серьёзный разговор. Мстить не буду. Хотя мог бы. Согласись?

— Мог бы.

— Ну вот видишь. Поэтому давай с тобой договоримся. Я оставляю тебя здесь. И ты работаешь на меня. Хотя скажу сразу, хотел заменить здесь егеря. Но Стас попросил меня за твою семью. И ещё, я своих людей не бросаю. Сумеем договорится и я увижу результат твоей работы, будет всё хорошо. Нет, значит будет всё плохо. Знаешь, что с людьми Духа стало и с ним самим?

— Знаю. Твои люди их всех положили у прииска.

— Конечно. Мне тут чужие не нужны, да ещё с оружием, да ещё те, кто на меня охоту устроил. Был Дух, местный уголовный авторитет, который перед братвой за золотишко отвечал, да ещё думал на моё свою лапу наложить и нет Духа. Тайга она большая, там много людишек схоронено, так ведь?

— Достаточно много.

— Ну вот. Фрол Михеич, ты же понял уже, что здесь я и судья, и прокурор, и адвокат. Поэтому здесь всё будет по моему. Жаловаться куда-то бесполезно. Бежать тоже. Найду. И если мы с тобой сработаемся, то повторюсь, всё у тебя, у твоих детей будет хорошо. И я не обижу, во всех смыслах…

Стив

Выйдя из избы, увидел, как Алёнка направляется к опушке леса. Догнал её.

— Можно с тобой? — Спросил её. Она остановилась. Смотрела на меня недовольно.

— А если нельзя, то что?

— Тогда всё равно можно. — Я усмехнулся.

— Послушай, что тебе надо от меня?

— Много чего, Алёна. Так много, что боюсь устану перечислять.

— Кто много хочет, тот мало получит. Не слышал такое?

— Но всё же получит! И я пока готов удовольствоваться малым. А обо стольном мы потом поговорим.

Она некоторое время смотрела на меня зло. Потом, не говоря ни слова повернулась и пошла в лес. Я за ней. Минут двадцать шли молча. Я смотрел на идущую впереди меня девушку. Хорошо идёт, сразу видно, что гуляла не по городским бульварам. Такая пробежит по лесу и ни разу не запнётся. Иногда поправляла выбившийся локон волос из-под камуфляжной кепи.

— Алён, а ты чего такая злая-то? — Решил нарушить молчание. — Всё же нормально. Теперь твой отец будет работать на Белозёрских и у него всё будет в шоколаде.

Она резко остановилась и развернулась ко мне.

— Работать на Белозёрских? — Зло усмехнулась. — То есть, к барину в холопы нас записали?

— А что тебе не нравится? Время сейчас такое, что одиночек очень быстро к рукам прибирают. Либо добровольно, либо принудительно. А кто совсем тупой, того под мох кладут. Или ты на необитаемом острове живёшь? Не мы, так другие бы рано или поздно пришли. И, поверь, всё могло бы для вас намного хуже закончится.

— А сейчас хорошо закончилось?

— Конечно. Хотя изначально ценник твоей семье был выставлен гораздо больший. Причём и кровавый в том числе.

— Даже так?

— А как ты хотела? Твой отец участвовал в охоте на Глеба. А Белозёрские такого не прощают. Знаешь, что произошло со всеми, кто в этом участвовал?

— Что?

— А они больше не живут.

— Что значит не живут? Вы их всех убили?

— Конечно. Что ты так на меня смотришь? В этих играх законы очень жесткие, даже жестокие, где нет места милосердию. Проигравший платит и чаще своей жизнью. Слышала такое выражение — люди гибнут за металл?

— Золото⁈

— Золото, Алёнка.

— Будь оно проклято.

— Согласен. Но это ничего не меняет. Твоя семья в этом замазана по самые уши. Твой отец тоже душегуб изрядный. Хочешь сказать, что не знала?

— Не знала, но догадывалась.

— И как? Хорошо спалось?

— А тебе? У тебя же руки по локоть в крови. Я это по твоим глазам вижу. Ты вроде улыбаешься, а глаза у тебя остаются холодными, как лезвие ножа. По твоим повадкам. Ты даже движешься как зверь, готовый бросится и вцепиться в горло.

— Да, Алёнка, я такой. У меня, как и у твоего отца за спиной персональное кладбище. Вот только я не убивал ради золотишка. Я был солдатом и убивал на войне. Потом охранял Глеба. Знаешь сколько желающих убить его? Даже среди его родственников.

— Что такая сволочь, что все его ненавидят?

— Как раз нет. Всё дело в том, чем он владеет. Народ то у нас жадный, всё на халяву забрать хотят.

— Кто бы говорил!

Я засмеялся.

— Мы не на халяву забирали.

— Правда? А как вы забирали?

— Глеб забрал это по праву владения.

— По какому ещё праву владения? Что ты тут мне сказки рассказываешь? Здесь тайга. Здесь нет права собственности.

— Ошибаешься. Здесь права собственности закреплено за Глебом, юридически. Это раз. Второе, право собственности принадлежит более сильному, а он самый большой хищник здесь.

— Бешеных хищников отстреливают.

— Этого хищника я бы не советовал отстреливать.

— Смотри ка, какой верный пёс своему хозяину. Много платит?

— Достаточно. Но дело не в деньгах.

— А в чём может быть дело, если не в них?

— В другом. Поверь на слово. Я бы и без денег его защищал. Его и его семью.

— Семью. А у тебя самого-то семья есть?

— Есть, как не быть.

— Раз семья есть, чего ко мне лезешь? Хотя, о чем я, все вы уроды, козлы в штанах.

Я рассмеялся.

— Алён, и все же, ты чего такая злая? Постоянно меня оскорбляешь. Ты только на меня так реагируешь или вообще на всех мужиков?

— Все вы уроды порядочные.

— Понятно. Неудачно замуж сходила? Я прав? Муж придурком оказался, а ты свой негатив из-за этого на всех остальных перенесла.

— А что, мне может всех остальных в зад целовать? Вот ты, чего ко мне пристал, как банный лист? У тебя же семья⁈ А ты ко мне лезешь. Интрижку на стороне хочешь? И кто ты после этого? Жену твою мне жаль.

— А мне не жаль, совсем. Да и не жена она мне давно. Свалила на хрен и черт с ней.

— А, ушла от такова красавчика? Чего так? Скорее всего было за что. Значит я права?

— В чем же ты права? — Улыбаться ей я перестал.

— В том, что кобелина тот ещё. И не удивлюсь, если ещё такой бугай издевался над бедной женщиной. Правильно сделала, что ушла.

— Пальцем её не трогал. Но может ты и права, я, наверное, плохим мужем оказался. — В глазах Алёны злорадно полыхнуло торжество. — Конечно, какой молодой женщине понравится, когда муж неделями, а то и месяцами дома не бывает. И то, что служба такая была, это слабый для таких аргумент. Да и денег недостаточно, по её меркам, приносил. Хотя она знала за кого замуж выходила. Никто её силком не тащил. А уйти, она не ушла, а сбежала как крыса. Пока я по горам бегал, да по лесам как волк, исполняя долг, ибо присягу давал, она себе более достойного, по её мнению, нашла. Да ладно меня бросила и сбежала. Плюнуть и растереть. Душа хоть и кровоточила, но успокоилась. Дочь только жалко.

— А, так у тебя дочь есть?

— Есть. Моё маленькое солнышко. — Улыбка непроизвольно появилась на моих губах, при мысли о Юле.

— Но теперь то тебе хорошо платят? Барин не обижает? Надеюсь, хоть с дочерью у тебя совесть есть, алименты платишь?

— Не плачу. Что ты так смотришь на меня презрительно? Да, не плачу. Не кому платить и не за что. Юля со мной живёт. — Смотрел в глаза Алёне и словно плотину прорвало во мне, выплеснулось всё, что копилось в моей душе все эти годы. Наверное, мне нужно было выговориться, облегчить душу. — Да представь себе. Или ты думаешь, что только мужики уродами бывают? А вы все белые и пушистые? Несчастные жертвы мужей-насильников, изменщиков и предателей? Нет, дорогая Алёнушка. Но ладно я, взрослый здоровый мужик. А чем дитя было виновато? Кроха ещё совсем, которая нуждалась в матери, в её заботе и любви, тем более больное дитё? Я как узнал диагноз и то, что операцию делать надо платную, дорогую, да плюс такое же дорогое лечение, сам просился в командировки. Там боевые платили. Хотел на лечение дочери заработать. Приехал из одной такой, а дочь в больнице. Жены нет. Она пришла к моей матери, сунула ей ребёнка, мол возьмите свою внучку, такую же убогую и никчемную, как ваш сынок, а с меня хватит. И ушла. А у Юли, потом ухудшение пошло. А я даже трети денег на лечение не заработал. Время неумолимо утекало. Пошёл к командованию, просил помочь. Да мне отказали. Формулировка одна — денег нет. А потом узнаю, что один пузан в лампасах поехал на лечение за бугор, поправить своё здоровье за счёт ведомства. Там деньги нашлись. Высказал я тогда всё, что думаю. Написал рапорт на увольнение. Работу искал, деньги искал. Да все по нолям. Либо платят мало, либо к бандитам киллером идти. Но я под конец, даже и на это готов был. А ещё решился на рывок, то есть инкассаторов взять или банк какой, главное денег достать, заплатить, а там дальше всё равно, что будет. Юлька для меня была всем. Она всё, что у меня осталось в этой жизни. Если бы она умерла, я бы сам потом жить не смог. Ибо какой я отец, раз не смог своего единственного ребёнка спасти и защитить. Грош мне цена тогда.

Смотрел в шокированные глаза девушки, горько усмехнулся.

— Знаешь почему я за Глеба горло любому перегрызу и деньги здесь ни при чём? — Она молчала. Я продолжил. — В тот вечер я зашёл в одну дешёвую забегаловку. Хотел напиться на последние гроши, чтобы забыться хоть на мгновение от этого ада. Всё деньги на лекарства ушли. Мне хватило только на бутылку водки. Даже на пирожок не осталось. Юля в больнице. Состояние ухудшалось. Надо было срочно вести её, а денег нет. Это был тупик. Я чувствовал, как жизнь капля за каплей уходит из моей дочери, а значит утекала и из меня. Я знал, что на долго не переживу её. Сидел пил. А рядом уроды сидели. Смеялись, цепями трясли, считали себя хозяевами жизни. Хотя какие они хозяева, раз в дешёвой тошниловке сидели? Так шелупонь поганая. Сидел, напивался и одновременно наливался дикой злобой. А тут ещё один из них зацепил меня, обозвал как-то, чуть ли не бомжом. Я рюмку выпил и…

— Ну ты и… — Произнесла она, впервые улыбнувшись.

— Ну я и… Только ноги его мелькнули в воздухе, да столик разлетелся, на который он приземлился. На меня тут же четверо его дружков кинулись, пальцы веером. Но мне было уже всё равно. А перед этим в забегаловку Глеб с Марго зашли.

— Марго, это его жена?

— Нет. Подружка у него тогда была. Это ещё до того, как Глеб женился. Я потом спросил, как они там оказались? А он, смеясь сказал, что ехали с Марго, а она и говорит, что надоели ей дорогие клубы, да кабаки, предложила в дешевую забегаловку заехать. Он и согласился. Вот они и заехали. А потом драка началась, в которую Глеб и влез на моей стороне. Пояснил мне, что ты же один был, а их четверо. Это не честно. Потом в драку влезли ещё двое на стороне этих уродов. Но мы с Глебом их отработали на пять с плюсом. В конце всего этого бардака Марго подскочила к нам, схватила нас под руки и потащила из забегаловки. Говорила: «Всё, мальчики, нам пора бежать. Хорошее приключение на задницу получили!» Засунула нас на заднее сидение крутой тачки, я такие только пару раз всего видел, прыгнула за руль и с пробуксовкой ушла в даль синюю, прямо перед носом у патрульной машины, которая уже прилетела к заведению. Едем, они смеются. У Глеба фонарь под глазом наливается и ухо как у слона синеть начало. Да и я тот ещё красавчик был с разбитой физиономией. Смотрел на них и опять злоба подниматься во мне начала. Смеются мажоры, развлекаются, мать их. Начал грубить им. Хотел и Глебу морду набить. Марго даже машину остановила. Смотрят на меня удивлённо, мол ты что парень? Мы же помогли тебе? Да не мне надо было помогать, дочери бы моей лучше помогли. Злость ушла как-то быстро. Я тогда впервые со времён своего детства заплакал. Опустошение пошло какое-то, словно во мне что-то сломалось. Рассказал им всё. Глеб тогда сказал, Маргарите, чтобы разворачивалась. Ну а дальше, было всё просто. Документы на выезд в Израиль уже были готовы. В той клинике уже знали о моей дочери. Оставалось только перевести им деньги и купить билеты. Что и было Глебом сделано. Через два дня, мы с Юлей уже были там. Потом операция. Всё прошло успешно. Лечение. Через полтора года ещё одна. Сейчас Юлька моя здоровая, солнышку радуется, дядю Глеба любит. Рисунки ему дарит. А он принцессой её зовёт. И он ничего не потребовал взамен с меня. Сказал мне — забудь. Он не только моей дочери жизнь подарил, он мне жизнь подарил. Поняла теперь, что я не из-за денег с ним⁈ И я знаю, случись что со мной, он Юльку не бросит. Поэтому мне и не страшно умереть, доставая его врагов.

Алёна отвернулась от меня. Некоторое время стояли с ней и молчали. Я сам смотрел на стволы кедров. Слушал мелодию леса.

— Что ты хочешь? Что тебе надо от меня? — Услышал её голос. — В постель затащить?

— Конечно. — Посмотрел ей в глаза. — Постель обязательна. Но только по любви и по закону.

— По какому закону? По закону сильного?

— Нет. Нравишься ты мне, Алёна. Женой хочу тебя назвать, если ты сама этого захочешь.

Мы смотрели друг другу в глаза. Потом она покачала отрицательно головой.

— Нет. Я же сказала тебе. Послушай, Станислав, так же тебя зовут?

— Так.

— Оставь меня, я очень прошу тебя.

Я помолчал немного, продолжая вглядываться в девушку, потом кивнул.

— Хорошо. Насильно мил не будешь. Я сделаю так, как ты хочешь. Силки или что ты там проверить хотела? Завтра посмотрим. Темнеет уже. Пошли назад.

— А если я не хочу в дом, пока вы там?

— Пойдём, Алёнушка. Не бойся, никто не тронет тебя. А завтра мы уйдём. Твой отец поведёт нас показывать золотые россыпи. А когда вернёмся, то сразу улетим.

Она молча повернулась и пошла в сторону кордона. Я за ней. Ну вот и всё. Финита ля комедия. Не по зубам тебе, Стас, оказалась девочка. Но слабая надежда всё же оставалась где-то у меня в душе. Может всё образуется? И она по другому на меня посмотрит…