Глеб
— Ну что, Фрол Михеич, показывай, что хотел показать? — Предложил я егерю, когда Стив ушёл вслед за Алёнкой. Он некоторое время смотрел на меня из-под кустистых бровей, потом тяжело встал и вышел из дома. Через минуту зашёл. В руках у него был берестяной туесок. Большой и тяжёлый, это было видно по тому, как он его нёс двумя руками. Поставил на стол и сел на своё место. Я кивнул спецу, прилетевшему со мной. Он открыл туесок. Там был шлих, золотой песок. И в нём утоплен был самородок. Спец вытащил его аккуратно, чтобы не просыпать из туеска золотые крупинки. Самородок был крупный, с куриное яйцо. Спец разложил привезённый с собой чемоданчик. Начал что-то химичить. Мы ждали в полнейшей тишине. Наконец, он посмотрел на меня.
— Глеб Антонович. Золото очень хорошее с минимумом примесей. Фактически чистое. Я Вас поздравляю.
Я посмотрел на Фрола Михеича. Положил перед ним свою карту местности. Рядом карту егеря, сделанную от руки. Совместил данные. Потом на своей карте указал место.
— Это здесь?
— Здесь. Точнее покажу на месте.
— Насколько я понимаю, там довольно крупная жила?
— Да. Полоз знатно там прополз.
— Не понял, какой полоз?
— Вы что же, Глеб Антонович, не знаете легенды? Ещё Бажов их описал в своих сказаниях. Ползает золотой полоз, змея такая и оставляет за собой золотой след. То под землю заберётся, то на поверхность выйдет. Вот там, где он прополз, золотой след остаётся, то есть, золотая жила.
— Ах, ну да, Бажов⁈ Каменный цветок и хозяйка медной горы?
— Что-то в этом роде.
— Занятно, Фрол Михеич. Ну ладно, о сказках Бажова потом поговорим. Следующая россыпь здесь? — Указал место на своей карте.
— Чуть выше по реке. Да, где-то здесь. Опять же более точно покажу на месте.
Разговаривали с егерем долго, но продуктивно. Полезный дедушка. Но это оказалось не всё. Я указал на его карте странный значок.
— Фрол Михеич, а это что за значок? Что там? — Смотрел пристально ему в глаза. Он в мои, взгляд не отводил. — И так? У нас договор или как?
Фрол отвел глаза.
— Платина.
— Что?
— Платина.
Мы со спецом переглянулись. Месторождения платины редки и все находятся на учёте. Получить платину на своём участке, о таком я даже не мог и мечтать. М-да, прав Стас, хорошая тут рыбалка и водятся здесь не только золотые рыбки, но и другие не менее вкусные. Прямо деликатес сплошной.
— Образцы? — Спросил у егеря. Он опять ушёл. Принёс что-то типа кисета. Положил на стол передо мной. Я вытряхнул. Смотрел на эти светло-серые кусочки породы. Кивнул спецу. Тот моментально ухватился за них. Опять химичил. Потом посмотрел на меня.
— Хорошая самородная платина. Есть примеси железа, палладия и никеля. Ориентировочно самой платины порядка 80%, остальное примеси, которые я перечислил.
Уже смеркалось, когда в дом зашла сначала Алёнка, потом Стас. Алёна, не глядя ни на кого, прошла в свою горницу. Стас сел рядом со мной. Он был мрачным. Так, понятно, либо разговор не получился, либо получился, но имел не тот результат, на который Стив рассчитывал. Ничего расспрашивать не стал. Надо сам всё скажет.
— Значит так, Фрол Михеич, завтра посмотрим то месторождение, откуда этот туесок. И второе — это платиновое месторождение.
Стас посмотрел на меня удивлённо. Я усмехнулся. Показал ему на платиновую руду.
— Что серьёзно?
— Серьёзно. Интересная карта у Фрола Михеича.
Стас взглянул на егеря.
— Не хорошо, дядя Фрол. Мне ты ничего не сказал.
— Я хозяину сказал. Этого достаточно.
Сидели со Стасом на лавочке возле дома.
— Глеб, платина, это серьёзно.
— Здесь всё серьёзно. У тебя то как?
— Ни как. Рассказал ей про себя всё. Что дочка есть, что жена ушла, бросив нас. Одним словом, всё.
— А она?
— Сказала, чтобы я оставил её в покое.
— М-да, жёстко. Похоже рыбка не желает ловится. И что решил?
— А что я решу, Глеб? Не силой же мне её принуждать. Да и проблемы у неё с мужиками. Как-то она на нас совсем не хорошо реагирует. Думаю, замужем была и получила очень негативный опыт супружеской жизни. Какой-то урод девчонку в этом деле поломал. Вот она и озлобилась. Не верит никому.
— Тогда не дави на неё. Отпусти ситуацию. Может со временем остынет. Ей же всего 24. Молодая ещё.
— Я и так отпустил. Решил не навязываться ей. Жаль только. Нравится она мне. Даже могу сказать с уверенностью, что влюбился.
— Стас, тогда только ждать. Ну ещё ненавязчиво как-то воздействовать что ли.
— Как это?
— Не знаю. Приезжай сюда. На туже охоту, но к Алёнке не лезь, понимаешь о чём я? Вроде бы и мелькаешь перед её глазами и в тоже время не навязываешься. Какой-нибудь подарочек ей подари. Не дорогой, безделушку. Главное, чтобы она привыкла к тебе.
— Понимаю. Ладно, я подумаю. Охота, говоришь? Это дело.
На следующий день полетели на вертолёте на месторождение, где егерь намыл туесок и нашёл самородок. И чему я удивился, с нами полетела и Алёна. Она была молчаливая и ни на кого не смотрела. Стас тоже не пытался заговорить с ней. Смотрел в иллюминатор. Только иногда, когда думал, что она не видит, бросал на неё грустные взгляды.
Когда прибыли на место, оказалось, что сесть там было невозможно. Вертолёт завис в пяти метрах над землёй и нас спустили на тросе. Вертолёт улетел.
— Вот здесь. — Указал Фрол. В этом месте таёжная речка огибала сопку и подмывала её. — Здесь перекат. Дальше плес идет, глубоко. Вот из сопки и вымывает золото.
Спецы стали работать, брать пробы, что-то мерить. Стас стал рубить валежник. Вскоре запылал костёр. Время было к обеду. Алёнка сидела чистила картошку в котёл. Подбросив дрова в костёр, Стас подошёл к ней.
— Давай помогу. — Услышал я.
— Я и сама справлюсь.
— Вдвоём быстрее.
Я смотрел на них. Сидят два пионЭра и чистят молча картошку, при этом друг на друга не глядят. Детский сад! Почистив и покрошив картофель, Стас, подвесил котел над костром. Потом подошёл ко мне. Я, глядя на него, усмехнулся.
— Ты чего лыбишься, Глеб?
— Ничего. Занятная вы пара.
— Да какая пара. Пара, тоже скажешь.
— Ладно, не журысь хлопче! Может золотишко поищем? Вон смотри, как Фрол выискивает благородный металл. Профи!
— Ага, помой его все эти годы, тоже профи станешь. Хотя почему нет? Лотки правда только у наших яйцеголовых. Чего-то моют, записывают, меряют.
— Стив, каждый занимается своим делом. Это только ты, да я бездельничаем! Да ещё пара твоих людей.
Однако парни Стаса тоже начали бродить по мелководью переката. Вскоре и Стас к ним присоединился. Я бросил взгляд на Алёнку. Она смотрела на Стива. Но стоило ему начать поворачиваться к ней лицом, отвернулась. Потом опять посмотрела на него. Пойти и мне что ли побродить?
Ходили, как азартные идиоты. Первым небольшой самородок величиной с ноготь пальца взрослого человека нашел один из людей Стива.
— Нашёл! Ничего себе. — Довольно улыбался он, держа в ладони самородок. Спец подошёл, глянул и забрал у него найденное.
— Э, ты чего? — Возмутился он.
— Ничего. Нашёл, молодец, сдай. Твоё что ли? — Осадил его очкарик. Я засмеялся. Безопасник удивлённо посмотрел на спеца. Хмыкнул и стал дальше искать. Потом крикнул Стив.
— И я нашёл! — Поднял он что-то из воды. У этого камешек был чуть больше. Он прошёл к девушке, варившей суп. — Алён, смотри, что я нашел⁈ Самородок! — Он улыбался, его глаза азартно блестели. Алёна посмотрела на золото.
— И что такого необычного?
— Как что⁈ Я можно сказать первый раз старателем поработал и такой результат.
— Я тебя поздравляю.
— А хочешь я тебе его подарю?
— Подаришь? — Девушка усмехнулась. — А это твоё, чтобы дарить?
— Не понял? Это я нашёл.
Сзади Стива по плечу постучал очкарик. Он повернулся.
— Покажи? — Стив протянул нашедшее. — Где нашёл? Вон там?
— Да.
— Молодец. — Спец что-то у себя в блокноте пометил и положил самородок в полиэтиленовый мешочек с номерком.
— Э, я не понял?
— Чего тебе, Стас, не понятно?
— А ты чего забрал-то? Я для тебя его нашел что ли?
— Для компании. Я укажу в отчёте, что этот самородок нашёл ты. Может босс тебе премию выпишет. — Развернулся и ушел назад. Стив смотрел на наглого ботаника шокировано.
Я засмеялся! Алёнка, наблюдая за всем этим, прыснула в ладошку и глянув на Стива засмеялась уже в голос.
— Что, подарил?
Он посмотрел на меня.
— Глеб, что за фигня? А чего он такой борзый?
— Стас, это его работа!
— Ну ничего себе! — Стас посмотрел на смеющуюся девушку. И тоже засмеялся. — Да, Глеб, шустрые у тебя технари! Ловчее всяких карманников и шулеров!
Я тоже хотел найти что-то подобное. Бродил по перекату, весь промок, но попыток не оставлял. Вроде раз, что-то блеснуло в воде, начинал рыться, вытаскивал всякие голыши, но явно не самородки. Наконец мне надоело. Вот же! И когда уже шёл на берег краем глаза захватил блеск. Остановился. Искал глазами, где. Вот опять блеснуло. Подошёл, пошарил и вытащил. Мать честная. Самородок был с половину моего кулака. Смотрел на него, и глупая улыбка расползалась у меня на физиономии.
— Ну ни хрена себе! — Услышал голос одного из безопасников. Оторвал взгляд от сокровища. Стас с Алёнкой смотрели на меня, с широко раскрытыми глазами. Потом Стас крикнул:
— Глеб беги!
— Зачем? — не понял я.
— К тебе этот спешит, делец который. Сейчас булыжник твой отожмёт.
Я оглянулся, очкарик подошёл ко мне улыбаясь.
— Глеб Антонович, позвольте.
— В смысле позвольте? — Я вцепился в самородок. Не дам. МОЁ!
— Ну, Глеб Антонович⁈ Что Вы в самом деле? Отдайте! Его взвесить надо, отметить место.
— Ну и отмечай, я что мешаю что ли?
Народ стоял и смотрел на меня усмехаясь. Чего ржёте⁈
— Глеб, — крикнул Стас, — это его работа, у честных старателей золотишко отжимать. Так что отдай валюту. — Заржал. Рядом с ним стояла Алёна и тоже смеялась, глядя на меня. Да твою душу, что это со мной? Очкарик продолжал улыбаться виновато и протягивал ко мне раскрытую ладонь. Отдал ему, хотя пальцы отказывались разжиматься. Он с ловкостью фокусника или карманника, достал откуда-то полиэтиленовый пакетик и запаковал туда мой самородок. Жаба меня давила по-чёрному. Я плюнул с досады.
— Этот особо помете.
— Конечно, Глеб Антонович. Не беспокойтесь. — Я подозрительно на него посмотрел. Не беспокойтесь! Знаю я вас. Вышел на берег. Посмотрел на сладкую парочку.
— И ничего смешного я не вижу. Никакого уважения к главному боссу. — Махнул рукой и сев на валун, снял сапоги.
— Давайте к костру. — Услышал я Алёнин голос. Посмотрел на неё. — Надо просушиться. — Алёнка улыбалась мне.
— Желание дамы, закон для джентльмена. — Проковылял босиком по камням, держа сапоги в руках.
— Глеб. — Ко мне подошёл Стас. В его руках было сухое бельё и носки. — Переоденься. — Он уже успел распотрошить один из наших баулов. А я и не знал, что он захватит сменку. Чёрт, сам не подумал об этом. Пока переодевался, Алёна отвернулась. Мокрую одежду разложил на камнях. Солнце хорошо грело. Было жарко не смотря на сентябрь. Вода всё же холодная. Даже ледяная. У меня застучали зубы друг о дружку. Стас налил в стакан коньяка.
— Выпей. — Хлебнул. Хорошо огонь разлился по нутру. Алёна подала мне кружку с горячим чаем. Попробовал его. Вкусно до ужаса. Там какие-то травки были добавлены и чувствовался вкус мёда.
— Пейте. — Сказала она. — Что же Вы так неаккуратно? Всё же не лето уже. Солнышко хоть и печёт, да вода холодная и скоро похолодает.
— Спасибо, Алёнушка. Зато я вон какой самородок нашёл.
Она кивнула. Потом мы пообедали. Спецы ещё до вечера бродили всё что-то мерили, брали образцы и записывали. Тем временем, остальные разложили палатки и достали спальные мешки. Фрол, кстати, три самородка нашёл, небольших, но всё же. Очкарик радостно блестел стёклами очков, что-то считал на калькуляторе и записывал себе в блокнот.
— Ну что скажешь, Ломоносов?
— Почему Ломоносов, моя фамилия Покровский, Глеб Антонович?
— Да это я так. Не обижайся. Ты же умник? Умник, вот я тебя и назвал Ломоносовым.
— Спасибо, Глеб Антонович, за столь лестное сравнение. Я ещё не закончил расчёты, тут работы ещё много, но постараюсь сделать прогноз. Это месторождение не уступает по запасам прииску, если не превосходит его. Но главное, что добывать его будет легче и быстрее, чем на прииске. Но, точно можно будет сказать после окончательных расчётов.
— Спасибо. Предлагаю за это дело выпить. Ибо мы все сегодня поработали на славу!
Народ радостно поддержал. Кроме Фрола. Тот сидел угрюмый. И ещё Алёнка молчала и выпить отказалась. А мы выпили. Закусив, посмотрел на Фрола.
— Фрол Михеич, ты что грустный такой? Жалко что-ли?
— А чего не жалко то? — Он хмуро посмотрел на меня.
— Да ладно, Фрол. Я, наоборот, тебе услугу оказал.
— Хороша услуга. Тати шатучие, приходя в чей-то дом и забирая там всё, тоже хозяевам услугу оказывают?
— Тятя⁈ — Вскрикнула Алёнка. Но я жестом дал понять, чтобы помолчала.
— Фрол Михеич, ну ладно, давайте рассуждать. Много вы тут в одного в ручную намывали?
— Достаточно. Для нас хватало.
— Хватало. Вот только коэффициент полезного действия всей вашей работы был ниже 50%!
— Это как? — Удивился Егерь. Все смотрели на меня заинтересованно.
— Очень просто. Мало добыть золото, его ведь надо ещё перевезти, чтобы не спалиться властям или криминалу. А потом продать. Так вот, твой сын, Фрол, продавал добытое тобой золото максимум за 40% от полной его цены. Так как ему приходилось платить за возможность толкнуть шлих или самородок. Он делился, грубо говоря. А вот теперь посмотри, Фрол Михеич, ты отдал мне это месторождение. Я добывать металл буду не кустарным способом, а промышленным. Тут люди с техникой будут работать. Плюс добытое сырье, а это сырье, так как в таком золоте есть примеси, надо обработать на производстве, очистить, понимаешь? А потом это золото либо в слитки перельют, что-то пойдёт на ювелирку, что-то в промышленность, в том числе и в военную. Но зато весь этот конечный продукт будет продаваться по максимальной цене.
— И что? Мне то с этого какой навар?
— Прямой, Фрол Михеич. Я решил, что твоя семья будет иметь с этого прииска три процента от добытого, с остальных по пять процентов. Ты думаешь это мало? Ошибаешься. Во-первых, добываться будет столько за месяц, сколько ты со своей семьёй, если загонишь мыть лотками и Алёнку, и зятя с невесткой, и жену свою с внуками, за год не намоешь. И продаваться будет всё это гораздо дороже, нежели ты продавал. Оборот миллионы, десятки миллионов. Свою долю можешь получать как деньгами, откроем тебе счёт где угодно или ты сам дашь номер счёта и туда деньги будут переводиться, либо хочешь золотом в слитках, уже очищенное и являющееся золотым активом. Можешь слитки в банке хранить. А можешь закопать где-нибудь. И тебе не надо будет беспокоится о том, что кто-то к тебе придёт и начнёт нагибать тебя за золотишко. Думать, как продать его и так далее. Вот посмотришь, как тебе будет идти прибыль, когда новый прииск заработает, посчитаешь и тогда решишь, что лучше для тебя. Договорились?
— Договорились.
Я обратил внимание, как Алёна посмотрела на Стаса. Он пожал плечами и кивнул ей улыбнувшись. Алёна фыркнула и отвела взгляд.
Ночью почувствовал озноб. Утром встал с больной головой. Похоже я всё-таки простудился.
— Глеб, что с тобой? — Тревожно глядел на меня Стив.
— Простудился, похоже. Таблетка есть?
— Сейчас. — Он подошёл к баулу и стал там рыться. Увидел рядом с собой Алёну. Она положила мне ладошку на лоб.
— У него температура.
— Твою душу, Глеб! Вот зачем ты полез в воду? Тоже мне искатель сокровищ. Будто это такая насущная необходимость была для тебя?
— А сам-то! Чего попёр искать? Тоже мне золотоискатель. Я вот на тебя посмотрел и заразился золотой лихорадкой. Заразная она сволочь! — Усмехнулся.
— Ага, прямо золото Макены! — Стас посмотрел на девушку. — Алёна, у меня только анальгин, обезболивающее и антибиотик с пластырем и бинтом. Это на случай травмы. А вот против простуды ничего нет.
— У меня есть. — Она достала из своего рюкзака аптечку. Дала мне пару таблеток и запить теплый чай.
— Короче, — скомандовал Стас, — сворачиваем лагерь, вызываем вертолёт и увозим его домой.
— Стас!
— Что?
— Летим на платиновое месторождение.
— Глеб, летим на кордон. Туда без тебя полетят. Пожалуйста не спорь. Давай, брат.
— Стас, ну простыл немного, бывает. Я себя нормально чувствую. Водки дашь выпить и как огурец.
— Вам лучше вернуться на кордон. — Тут же поддержала Алёна Стаса. — Мне не нравится ваше состояние.
— А что в нём не так?
— Пока не знаю, но как бы пневмония не началась или вообще воспаление лёгких.
— Алёна, брось. Какая пневмония⁈
— Короче, Глеб. Увозим тебя на кордон. И по барабану, что ты тут будешь говорить. Можешь меня ругать. Увольнять и гнать в шею. Но я тебя увезу отсюда.
— Задрал ты уже, но я тебя не буду увольнять, не дождёшься.
На кордон прибыли к обеду. Вертушка сразу ушла на платиновое месторождение. А я, Стас и Алёна остались в доме. Ну и конечно мать Алёнки. К вечеру я был никакой. У меня поднялась высокая температура. Меня кормили таблетками, поили какими-то отварами. Я не знаю, как уснул. Проснулся ночью. Глеб спал рядом со мной сидя на табуретке и положив голову на руки на столе. В этот момент в комнату зашла Алёна. У неё была электрическая лампа, светила тускло. Она бросила взгляд на меня. Я сделал вид, что сплю. Потом из-под припущенных век смотрел, как Алёнка глядела на Стаса. Подошла к нему и всунула ему подушку под голову. Он проснулся. Выпрямился.
— Алёна?
— Тише. Разбудишь его. Подушку возьми. А лучше в соседней комнате ложись. Чего тут его караулишь? Никуда он не денется.
— Не, Алён, я тут посижу. Спасибо.
— Ну сиди.
— Алён, лампу оставь, пожалуйста. — Она поставила лампу на стол. Когда уходила, он поблагодарил её. — Алёна, спасибо.
— За что?
— За подушку. — Стас улыбался. Она кивнула ему. Уголки её губ чуть тронула улыбка. После чего вышла. Ну что же, если моя болезнь поможет им, тогда я ещё поболею тут…
Она ушла. Стас смотрел ей вслед на закрытую дверь. Потом вздохнул и положив голову на подушку закрыл глаза.
Данил
Передо мной лежали бумаги. Новый контракт. Хороший контракт. Очень выгодный. Мы за него боролись последние полгода. А тут раз, как по щелчку пальцев и нам его подогнали. Посмотрел на своего юриста.
— Всё нормально, всё ровно. Мы проверили на вдоль и поперёк. Никаких подводных камней.
Я уже хотел поставить подпись, но в последний момент отложил ручку.
— Ладно, Андрей, иди. Я посижу, подумаю.
— Дань, ты меня удивляешь, чесслово! Мы за этот контракт бились, как черти. И он наш, а ты сидишь вату катаешь! Я дурею. Ладно, ты босс, сам решай. Если не доверяешь мне, так и скажи.
— Андрей, доверяю. Успокойся. Иди кофейка хлебни.
— Иди сам его хлебни.
— Ну тогда коньячка нахлобучь.
— Даже так?
— Да, Андрей, даже так. Всё, дай я подумаю.
— Дань, что тебя напрягает? Я же вижу, что тебя что-то напрягает?
— Да как-то быстро все слились и он достался нам. Я рассчитывал на более долгую борьбу. Почему конкуренты отвалили?
— Наш проект оказался лучшим.
— Серьёзно??? Андрюша, ты сам понял, что сказал?
— Понял! А ты понял? Даня, ты тупой? Или прикидываешься?
— Поясни?
— К этому контракту имеют отношения знаешь кто?
— Кто?
Андрей покачал головой и закатил глаза.
— Что ты глаза закатываешь?
— Дань, отношение, причём прямое, имеют Белозёрские. Дальше пояснять надо?
— Надо. Я знаю кто они такие. И что?
— Что, что? Это я у тебя должен спросить что? Это же у тебя с кем-то из их клана были отношения, а не у меня. Мне интересно, с кем из Белозёрских? А, Дань?
— Андрей!!!
— Что?
— Иди в жопу! Свободен!
— Я так и понял. — Андрей мой друг детства и одновременно начальник юридической службы, собрал свои бумажки, засунул их в свой кейс и криво улыбаясь сказал:
— Дань, разберись со своими… Делами… Амурными, я тихо дурею. Потом делай выводы… Ладно, чего так смотришь? Всё, ушёл.
Когда за Андреем закрылась дверь, грохнул кулаком о стол. Твою душу, Ксюша!!! Сердце резануло болью. Да, я знаю кто она. Знаю, что доход её семьи такой, что мой бизнес для них, это как кинуть мелочь нищему на паперти. Но в любом случае, я не лузер. Я достаточно зарабатываю, чтобы Ксюша ни в чём не нуждалась. Хотя если честно, я даже не знаю её запросов. Но всё же. Я не верил, что она со мной просто развлекалась. Не верил. Я помнил её глаза. Её страсть, её губы. И самое главное, её слова: «Данечка, родной мой, любимый. Люби меня. Ненаглядный мой». Разве может развлекающаяся женщина говорить такое? Нет. Я знаю, что она тоже любит. А потом известие, что Ксюша беременна. И всё, как отрубило. Никакой связи с ней. Ездил к их посёлку, но меня дальше КПП не пустили, сказали, чтобы очень быстро свалил отсюда, иначе пешком пойду и без штанов. Почти год я её не видел и ничего не знал. Я засыпал дома в своей постели. Видел её. Она как наваждение. Да ещё ребёнок. Кто родиться? Дочка или сынок? Мне всё равно, я был бы счастлив держать на руках любого из них. Или даже обоих сразу.
Откинулся на спинку кресла. Мысль, пронзившая меня, была неприятна. Это Ксюша, просто откупилась от меня. Хочет, чтобы я забыл её и нашего малыша. Спасибо Ксюш. Но мне этого не надо. От контракта решил отказаться. В этот момент раздалась мелодия мобильного. Посмотрел, номер неизвестен. Взял трубку.
— Але?
— Данил Кораблёв? — Услышал женский голос.
— Да. С кем имею честь?
— Я Дарья Дмитриевна Белозёрская.
Холодный пот ударил в меня как волна. Дарья Дмитриевна!!! Мать Ксюши!
— Слушаю Вас, Дарья Дмитриевна.
— Данил, скажите, Вы в курсе кто у Вас родился?
Сердце бухало у меня как молот по наковальне.
— Кто? — Во рту сразу пересохло. Я и правда не знал, кто у меня родился. Инфы ноль. Ксюшу не видел почти год.
— Дань, я тебя поздравляю, ты стал папой. У тебя родилась очаровательная дочь.
Дочь!!! Я папа!!! Хотелось завыть. Чувствовал, как на глазах появляется влага. Я готов был заплакать.
— Спасибо, Дарья Дмитриевна. Скажите, я могу увидеть свою дочь. Просто увидеть. Я не надеюсь, что увижу Ксюшу. Она не хочет меня видеть. Я знаю. Но дочь свою я могу увидеть? Пожалуйста. Это такая малость.
— Данил, ну почему сразу не можешь увидеть Ксюшу? Можешь. И её и свою дочку. Сейчас уже можно.
— Когда?
— Да хоть сейчас.
— Хорошо. Куда мне приехать?
— Данил, сынок, ты знаешь куда. Ты один раз уже приезжал, но тебя не пустили.
— Я понял, Дарья Дмитриевна. Можно я сейчас приеду?
— Можно, Даня. Даже нужно!
— Я уже еду.
Сидел и глупо улыбался. Ксюшка моя родная, любимая моя. Боже, я так долго ждал. Неужели я увижу вас с доченькой??? Быстро подписал все бумаги. Вышел из кабинета и прошёл к Андрею. Положил на его стол подписанный контракт.
— Андрей, я всё подписал. Держи. Всё хорошо. И ещё, я уехал. Меня сегодня не будет. Понятно?
— Понятно, чего не понятно-то? Ты босс, можешь свалить в любое время.
— Андрюха, перестань. Я отец! Понимаешь? Я — папа! У меня дочь родилась!!!
— Ё ма Ё!!! Так это надо отметить!!!
— Потом, всё потом. Обещаю.
По дороге заскочил в салон цветов. Выбрал самый шикарный букет. Спешил. Вот КПП. Шлагбаум поднялся. Меня пропустили. Проехал дальше. Вот и ворота Белозёрских. Они отъехали в сторону. Загнал машину. Меня встречали трое из охраны. Обследовали с металлоискателем. Потом ещё и обшарили до кучи. Но я не возражал. Пусть, мне плевать, главное увидеть дочь с матерью. Я готов был всё вытерпеть. Наконец, мне разрешили пройти в Усадьбу. Правда со мной пошли двое мрачных мужчин. Я зашёл в холл. Остановился. Охрана стояла по бокам от меня. Словно я опасный террорист. Наконец, появилась женщина. Стильно одетая, в годах, но при этом очень хорошо выглядевшая. Красивая, очень. Я сразу понял кто это⁈ Это Дарья Дмитриевна. Ксюша в маму удалась. Она подошла ко мне. Улыбнулась.
— Данил. Вот мы и встретились с тобой.
— Дарья Дмитриевна?
— Совершенно верно. Ну что, Данил? Ты готов увидеть свою дочь?
— Да. — Ком стоял в моём горле. Неожиданно для себя цветы протянул Дарье Дмитриевне. Она усмехнулась и покачала отрицательно головой.
— Нет, Даня. Мне цветы ты подаришь потом. А эти подари ей.
И вот мы поднялись на второй этаж огромного особняка. Увидел Аврору. Она вышла из той комнаты, в которою мы направлялись. Аврора улыбнулась мне.
— Здравствуй, Даня.
— Здравствуй, Аврора!
Она переглянулась со своей свекровью, опять улыбнулась и посмотрела на меня.
— Иди, Дань. Там она и твоя доча.
Я шагнул вперёд. Закрыл за собой дверь. Это была прихожая. Но какая огромная. И вот я зашёл в просторную комнату. Там на диване сидела Ксения и кормила ребёнка грудью. Я замер, глядя на эту идиллию. Ксюша счастливо смотрела на ребёнка, который сосал её титьку. А я смотрел на них и не мог оторвать взгляда. Вот Ксюша подняла на меня свои потрясающие глаза. Улыбнулась. И улыбнулась так просто, что я… Что у меня перехватило горло. Я сделал пару шагов к ним. Боялся дышать. Неужели я вижу это чудо? Вот Ксюша закончила кормить. Вновь улыбнулась мне. Я смотрел на неё. Она до этого была красива, а сейчас просто прекрасна. Женственная, какая-то мягкая и… Слов у меня не было.
— Здравствуй, Даня. — Сказала мягко она. Я от волнения облизал свои губы.
— Здравствуй, Ксюша. — Я опустился рядом с ней на колени. Букет цветов лёг на пол. — Ксюша, это моя дочь?
— Да, Даня, она твоя дочь.
— Значит я стал отцом? Папой?
— Биологическим папой. — Меня это больно царапнуло.
— Что значит биологическим?
— А то и значит. Ты поучаствовал в её рождении. Пока что не более.
— Что значит не более? Я её отец!
— Даня, ты меня не понял? Поучаствовать в рождении ребёнка в постели с его матерью, ещё не значит стать папой.
— А что значит?
— Что значит? Ты хочешь спросить, что значит быть отцом до конца?
— Да.
— Хорошо, скажу. Быть папой, это научиться качать её на руках. Петь ей колыбельные. Прочитать на ночь сказку. Переживать с ней, когда болит у неё животик и когда начнут резаться зубки. Держать её ладошку в своих руках, когда она будет делать первый в своей жизни шаг. Катать её на своей шее, а она будет держаться за твой нос или уши и смеяться от радости. Когда ты поведёшь свою дочь с бантами на косичках в первый класс. Делать с ней уроки, переживать за неё и страдать вместе с ней в пору её первой детской любви. Лечить её разбитые коленки, смазывая их йодом или зелёнкой. Улыбаться вместе с ней в её выпускной. Радоваться, когда она поступит в институт или университет. И наконец, когда придёт время и она наденет белое платье невесты, взять её за руку о отвести к алтарю. Вот тогда ты сможешь сказать, что ты её настоящий отец! А сейчас она ещё совсем маленькая, крошка, маленькое чудо. У неё твои глаза, Даня. Подумай, готов ли ты к этой долгой эпопеи?
— Готов. Я хочу этого. Я обещаю, я всё сделаю. Буду с ней, когда у неё заболит животик и когда будут резаться зубки. Буду залечивать ей разбитые коленки и поведу её к алтарю. Ксюш, позволь мне сделать это? Она моя доча. Прошу тебя.
— Хорошо, Дань.
— Дай мне её, я хочу почувствовать своё продолжение.
Ксюша передала мне ребёнка. И вот я держу свою дочу. Смотрю на неё. И слезы побежали по моим щекам. Я клянусь тебе малышка моя, я всё сделаю. Я пройду с тобой твое детство, отрочество, юность. Я буду всегда рядом, пока дышу, пока вижу и слышу, пока живу. Посмотрел счастливым взглядом на Ксению.
— Ксюша, ты отдашь мне её? Ты же ведь замуж выходишь. А я воспитаю её, она ни в чём не будет знать нужды.
— Данечка, ты что с ума сошёл? Думаешь я отдам тебе своё маленькое чудо?
— Но…
— Никаких но. И я не выхожу замуж. Всё изменилось. — Ксения внимательно смотрела на меня.
— Значит, чтобы получить дочь, я должен получить и её мать?
— Совершенно верно.
— Ксюша… Ты станешь моей женой?
— Дань, ты уверен, что хочешь такой жены???
— Уверен. Другой мне не надо. Ксюша, я люблю тебя. — Я так и продолжал стоять на коленях и держать свою дочку в руках. Ксюша встала с дивана. Посмотрела на меня. И словно стала меньше. Опустилась на колени. И вот мы вместе с ней, а между нами наша дочь. Глядим друг другу в глаза.
— Хорошо, Даня, я согласна. Только не разочаруй меня! — Она обняла нас с дочкой. Наши губы встретились. Боже, как я давно не ощущал этого божественного вкуса её сладких губ!!!
Аврора
Когда Глеб улетел на тот прииск, я даже вздохнула с облегчением. Он не будет какое-то время видеться со своим замом. Но спустя некоторое время, стала скучать по нему. Ложась вечером в постель, спала на его подушке. Так как мне казалось, что на ней ещё остался запах мужа. Как-то вечером он позвонил мне оттуда по спутниковой связи.
— Але? Аврора⁈ Здравствуй, малыш. Как ты? — Его голос показался мне странным, чуть хрипловатым и ещё он говорил в нос.
— Глеб, что у тебя с голосом?
— Всё нормально. Это просто телефоны искажают голос.
— Не обманывай меня. Ты заболел? Простыл? Скажи мне правду.
— От тебя ничего нельзя скрыть. Да, схватил тут насморк. Ничего страшного.
— Глеб, одевайся теплее, не лето уже. А лекарства есть какие-нибудь?
— Есть не беспокойся. Аврора, ну ты чего? Не сопи в трубку.
— Глеб, я уже соскучилась по тебе.
— Я тоже. Нет привычной теплой и мягкой жены под боком. — Услышала его смех и тут же кашель.
— Глеб, ты кашляешь? Насколько всё серьёзно?
— Аврора, прекрати. У меня всё нормально. Лучше расскажи, как там у вас?
— У нас без изменений. За исключением, Данил приехал к Ксюше.
— Серьёзно?
— Да, а ты разве не знаешь?
— Нет. Хотя мы с мамой говорили на эту тему. Всё же считаю это преждевременным.
— Глеб, как ты можешь? Данька любит Ксюшу, у них дочка родилась. И Ксюша Даню любит. Ты бы видел её! Он остался в Усадьбе, у Ксюши. Утром она вся светилась. Улыбалась, была счастлива. Глеб, она женщина, которая нашла своё женское счастье. Ты думаешь для этого много надо? У неё есть любимый мужчина, с которым не надо прятаться. Есть дочь от этого мужчины. А Даня то как счастлив. Тем более, Рене нет. Это печально, но такова жизнь.
— Ладно, дорогая, закрыли эту тему. Как ты себя чувствуешь?
— Более-менее. По утрам, конечно, тошнит. Но терпимо. Днём вообще ничего не чувствую. Спокойно работаю в центре… Глеб, а ты когда вернёшься?
— Скоро. Мы уже почти всё сделали. Привезу тебе подарочек. Сюрприз.
— Правда? А какой?
— Узнаешь.
— Теперь я не успокоюсь. Скажи, какой?
— Аврора, если я скажу, то он перестанет быть сюрпризом.
— Ну и пусть перестанет. Скажи?
— Любопытной Варваре, на базаре нос оторвали,
— Тогда я буду плакать. И тебе будет стыдно, что довёл беременную жену до слёз.
— Это нечестно. Аврора, это смахивает на шантаж и вымогательство. Я никогда не думал, что ты, моя жена, мать моих детей, встанешь на такую скользкую дорожку. О горе мне!
— Какую ещё скользкую?
— На путь уголовщины. Вымогательство и шантаж — это статья, дорогая. Но у нас хорошие адвокаты, думаю тебе много не дадут. Особенно учитывая твое положение.
— Тебе смешно? — А у самой губы стали разъезжаться в улыбке.
— А тебе нет? Да ладно, я уже вижу на твоих прекрасных губах улыбку.
— А сколько немного мне дадут?
— Года полтора расстрела. Но я буду приходить к тебе на свидания. Представь, как романтично. Тебя приводят в зековской униформе, с номером на телогрейке, в платочке. Нам дают три дня. Я тебе привезу конфет, чай и кусок сала.
— Я не люблю сало.
— Ничего, на зоне полюбишь. Короче, не отвлекайся. Зато представь, какая ты будешь голодная до мужчины. Думаю, набросишься на меня, как только дверь за собой закрою.
— Ошибаешься. Сначала, Глеб, я наемся сала, потом конфет. Причём без чая. И вот только потом у нас будет бешеная любовь.
— Ты уверена, что после такого меню у нас что-то будет?
— Уверена. Причём я буду в телогрейке с нашивкой, где будет значится моя фамилия, инициалы, номер отряда. Вроде так у зеков делается?
— Почему в телогрейке?
— Ну а как? Зека все в телогрейках ходят.
— То есть в телогрейке и в косынке?
— Конечно. Без этого никак.
Потом оба смеялись.
— Аврора, знаешь, я тут за Стивом наблюдаю, так вот, у него тут любовь образовалась всей его жизни.
— Правда? И как успешно?
— Пока не совсем. Она гордо не сдаётся, как крейсер «Варяг». Но подвижки уже есть.
— Как интересно! А Стасу пора. А то он всё один и один. Да и Юленьке мама нужна. Не будет же он с дочерью о чисто женских делах разговаривать⁈
— Согласен. Народ у меня забился тут, насчёт сроков, когда крепость падёт. Все с интересом наблюдают.
— Вам делать нечего, ставки на людей делать?
— Аврора, не будь занудной.
— И всё-таки, Глеб! Стас твой друг.
— Аврора, я ставки не делаю. Я же сказал: «Народ у меня забился…» Но я не говорил, что я сам ставлю на что-то. Я и так знаю, что он одержит вверх и Алёнка выбросит белый флаг капитуляции. Я думаю, в ближайшие несколько месяцев всё произойдёт.
— Глеб, приезжай быстрее. Я очень тебя люблю.
— Я тебя тоже люблю, мой белокурый ангел.
Глеб приехал спустя неделю. В тот день я приехала пораньше из центра. Мы с Ксенией разговаривали в холле. Я держала малышку. В этот момент на внутреннюю площадку заехали машины.
— Кого это там принесло? — Удивлённо спросила Ксюша. Мое сердце заколотилось, я почувствовала, что он приехал. В холл зашли Глеб и Стив.
— О, мальчики приехали! — Усмехнулась Ксюша. — Таёжники-лесовики.
Глеб со Стивом засмеялись. А у меня ноги отнялись. Смотрела на мужа. Почему он не предупредил? Глеб похудел. Щетина на лице, но она ему очень хорошо шла. У меня ком в горле встал. Хорошо Ксюша забрала дочку. Глеб смотрел на меня странными глазами, как голодный волк. У меня даже в груди замерло и стало растекаться тепло. Он подошёл ко мне. Это был мой Глеб и в тоже время какой-то другой. Может я раньше не замечала, но в чертах его лица появилась какая-то жёсткость. Но она мне почему-то понравилась. Ноги стали слабеть.
— Глебушка⁈ — Только и успела сказать ему, как она меня обнял, прижимая к себе и вдыхая запах моих волос, уткнулся в них.
— Аврора. Как я по тебе соскучился.
Я обхватила его за шею, прижималась сама к нему. Вдыхала его запах. Он пах костром, лесом. Нет не нашим подмосковным. Этот лес пах по другому. От него шёл аромат другого леса. Бескрайнего, дикого. Запах смолы, деревьев, сладковатый запах мха и прелых листьев. И, как я потом поняла, кедром, шишками. Он привёз мне целую веточку с двумя красивыми шишками на ней. Я такого никогда не видела, только на картинках. Мы стояли, обнимались. Он тёрся об меня своей небритой щекой, закрыв глаза. Я стала целовать его лицо. Гладить его щеки, лоб, глаза.
Он всё же там заболел. Сильно простыл. Я так и знала!
— Солнышко, — проговорил он, — пойдём с тобой в баньку? Парить тебя не буду, просто посидим немного. Как ты на это смотришь?
— Пойдём. Но я раньше в неё не ходила. Ты меня не звал никогда. Я обходилась душем. Даже у родителей, я не ходила в баню. Хотя она была.
— Вот и сходишь.
— Аврора, уверен, тебе понравится! — Засмеялся Стив.
— Правильно. Слушай Стаса, дорогая. Он плохого не посоветует. Стас у нас очень большой специалист водить девушек в баньку. — Вторил ему мой муж.
О чём это они? Непонимающе посмотрела на Глеба, потом на Стива.
— Мальчики, вы о чём? — Спросила Ксюша, опередив меня. — Кого это Стас водил в баню в вашей тайге?
— Лесную нимфу! — Ответил Глеб, продолжая держать меня в объятиях. — Аврора, прямо сейчас пойдём.
— Как сейчас? — У меня началась паника. — А баня готова?
— Готова. Я ещё в самолёте связался с Усадьбой и отдал распоряжение. Так что пойдём, солнышко.
— Хорошо, пойдём. Но надо взять полотенца и…
— Ничего не надо. Аврора. Там всё есть.
— Глеб, что так прямо с корабля на бал? — Усмехнулся Стив.
— Да именно так. Я мечтал об этом, оказаться там с женой. Ксюш, извини. Здравствуй, сестрёнка.
— Здравствуй, братишка.
Глеб, наконец, отпустил меня. Подошёл к Ксюше.
— Дай малую.
— Глеб, ты с дороги.
— Ну и что? Дай малую, Ксюша!
Ксения поджала губы, явно не хотела отдавать дочь. Глеб смотрел ей в глаза. Наконец, она расслабилась. Передала ему ребёнка. Подошёл Стив. Оба мужчины смотрели на малышку улыбаясь.
— Оцени, Стас, какая у меня племяшка!!! Настоящая красавица. Чувствуется порода!
— Согласен. По-моему вылитая Дарья Дмитриевна. — Проговорил Стив.
— Неправда! — Возмутилась Ксения. — А я что? Рядом проходила?
— А ты Ксюша, — усмехнулся Стив, — вылитая мать.
— У неё глаза Данины. — Добавила Ксюша.
— Точно, глаза не наши. — Опять усмехнулся Глеб. — Ну ничего. Были, как говорят, ваши, стали наши, да, солнце ясное⁈ — Этот вопрос Глеб задал уже малышке. И что удивительное, девочка улыбнулась этим двум высоким здоровым мужикам.
— Ладно, Глеб. Она не игрушка. Отдай мне её. Подержал и будя. — Ксюша требовательно протянула руки. Мужчины переглянулись.
— Смотри как заговорила! — Сказал Глеб Стасу. Тот кивнул.
— Сам поражён, Ксюша и такая жадная. И ведь раньше то, большой любовью к детям не отличалась. — Поддержал его Стас.
— Вот что дети делают с беспринципными женщинами.
— И не говори, Глеб. Вот что я подумал, в связи с этим⁈ Видишь даму, деловую до ужаса, у которой одна карьера на уме и больше ничего, сразу хватай, брюхать её и всё. Станет моментально любящей мамой. Это же красота какая!
— Я не поняла⁈ — Ксюша смотрела на них возмущённо. — Это что вы оба, меня решили достать? Потроллить? Глеб, отдай мне дочь.
Глеб с сожалением отдал племянницу.
— Жадная ты, сестра, становишься. Племянницу мне пожалела. Никогда бы не подумал.
— Привыкай. Сам скоро папой станешь, вот тогда и узнаешь.
Ксюша, держа и покачивая дочь, пошла на второй этаж.
Глеб посмотрел на меня. Его глаза азартно блеснули и на губах появилась хищная улыбка.
— Ну что, душа моя, пошли⁈ Или ты не соскучилась по мне?
— Соскучилась. Но Глеб, может в душ?
— Нет. В баньку!
— Аврора! — Стас смотрел на меня улыбаясь. — Слушай мужа. Раз он сказал в койку, пардон в баню, значит в баню. — Глеб подтолкнул меня к выходу, ещё шлёпнул по попе.
— Солнышко, бегом. Впереди меня в припрыжку.
Пришлось идти чуть ли не вприпрыжку. Муж был такой нетерпеливый. Я начала тихо впадать в панику…
…Расслаблено лежала на нашей с Глебом супружеской постели. Я была счастлива. Он рядом. Уже спал. Смотрела на него и улыбалась. Хорошо в баню с ним сходили. Мне понравилось. Грудь так сладко ныла, после его ладоней, губ. И вообще всё было классно! Он был хоть и нетерпеливый, но очень ласковый. Перед этим спросил меня, можно ли мне? Конечно можно, любимый, даже нужно! Чего спрашиваешь лишний раз? Хватай быстрее в охапку и тащи куда-нибудь. Что он и сделал. Тело помнило его ласки. Погладила себя по лону, как он говорит, спали то мы обнажённые полностью. Оно тоже отдавало сладостной болью. Натрудилось. Муж был ненасытным. Сам получал то, что так жаждал и мне дарил наслаждение, по которому я сама истосковалась. Он меня такой и принёс из бани, обнажённую, завернутую в простыню. Боже, когда занёс меня в холл, там была свекровь, Вадим и Ксюша с Даней. Мне было так стыдно, что я спрятала лицо у него на груди. А Глебу на всё начхать. Поздоровался с матерью, держа меня на руках, с Вадимом, с Даней. И прошёл со мной на руках как ни в чем не бывало наверх. Я только услышала возглас Данила: «Нормально!!! Вот это муж и жена, понимаю!» Сам Глеб был в шортах и всё. Боже, как стыдно. Погладила его по груди. Уставший. Спи, родной мой, любимый мой. Интересно, а что это за лесная нимфа, которую Стив в баню водил??? Как Глеб её назвал… Алёнка. Странно. Если он с ней в бане был, то в каком виде? В нижнем белье или голыми? Если голыми, то… Но Глеб сказал, что она неприступная крепость. Ничего не понимаю. М-да, интересно на эту Алёнушку будет посмотреть.
А потом воспоминания меня опять унесли в баню. Что мы там с мужем творили, это же кошмар. Но кошмар сладкий. Даже покраснела и хихикнула тихо. И ещё раз мысленно переживая, вспоминая те чувства, ощущения, которые испытала, застонала от этого…
Баня и правда была уже натоплена. Алексей Федорович, мужчина за 60, живший здесь с женой Верой со дня постройки Усадьбы, работавший тут же садовником и по совместительству дворником, слесарем, столяром, одним словом, смотрящий за Усадьбой, уже всё приготовил. Когда я, буквально забежала в баню, подгоняемая мужем, только усмехнулся.
— Ну что, дядь Лёш, всё готово? — Спросил Глеб, зайдя за мной.
— Готово, Глеб, готово.
Тут же была и его жена, Вера Ивановна, ей под 60, полненькая и весёлая.
— Глеб, Аврора, простыни там. — Указала на шкаф. — Полотенца тоже. Ну ты знаешь.
— Знаю, тёть Вера. Спасибо.
— Глеб, веники я запарил. Всё там в парной. — Сказал Алексей Фёдорович
— Спасибо вам. Дальше мы сами.
— Пошли, Алексей. Видишь, Глебу не в мочь уже, аж подпрыгивает. — Засмеялась Вера Ивановна, потянув мужа за руку. Выходя, Алексей Федорович ухмыльнулся и сказал:
— Глеб, жену не заезди!
Как только за ними закрылась дверь, глаза мужа загорелись совсем уж голодным блеском.
— Аврора, солнышко моё сладкое, ты чего замерла? Раздевайся. Или тебе помочь? — Ласково проговорил он, снимая с себя куртку.
— Глебушка, ты уверен? Ты меня будешь бить вениками? — Я попятилась назад. Он в это время уже расстегивал свою рубашку. Вот она полетела на лавку. Я впилась взглядом в его грудь. Как я давно не гладила её и не целовала. Сладостная истома, горячим комком стоявшая у меня в груди, стала разливаться по всему телу. Достигла низа живота и там стало ещё горячее. Смотрела на него заворожённо. Вот он снял свои камуфляжные штаны. Потом трусы. Я даже глаза прикрыла и тихо застонала. Он был сильно возбуждён. Неужели я так соскучилась по нему, истосковалась? Ведь он не так много отсутствовал, всего две недели. Или для меня и это большой срок? Почувствовала, как он стал расстёгивать у меня на спине платье. Я замерла. Расстегнул. Я стояла с закрытыми глазами. Вот он взялся за подол платья и поднял его вверх, снимая с меня через голову. Всё. Теперь я в одном нижнем белье. Открыла глаза и тут же напоролась на его взгляд, в котором уже бушевала страсть, желание обладать мной, вожделение помноженное на более чем двухнедельное воздержание. А у нас с ним такого никогда не было. Он притянул меня к себе и впился в мои губы своими. Я его обняла. Обожаю с ним целоваться. Это что-то. Я сразу начинаю теряться где-то. В голове зашумело. Упал на пол мой лифчик, который он расстегнул одним движением. Я только поднимала руки, помогая ему избавить меня от лифчика. Мои груди свободны. Соски набухли и затвердели. Сладко заныли. Возьми их, сожми. Что он и сделал. Гладил, сжимал, целовал. Брал соски в рот, посасывал их и чуть прикусывал. Я даже не поняла, как оказалась сидящей на столе. Гладила его по голове и стонала от накатывавшей на меня волны наслаждения. Потом он приподнял меня и стащил с меня мои трусики до колен. Поглаживая мои бёдра, прерывистым, хрипловатым от возбуждения голосом спросил:
— Аврорушка, а тебе можно? А то может…
— Можно, любимый, можно. Не останавливайся. Не ограничивай себя. Я и сама хочу этого.
Трусики окончательно с меня были сняты и полетели куда-то в угол. Я сидела на столе, ноги раздвинута. Он стоит между ними. Лоно моё горячее и истекает соком любви. Его возбуждённое естество, коснулось меня.
— Подожди, милый. — Упираюсь ему в грудь.
— Что? — Я чувствовала, как от нетерпения он задрожал.
Я соскочила со стола. Опустилась на колени. Держала его возбуждённое хозяйство в обеих руках поглаживала, потом поцеловала.
— Я хочу сделать тебе приятное. — После чего, просто обхватила его нефритовый стержень, как я часто говорила, губами, погружая мужа глубже в себя. Он держал меня за голову. Наверное, он был сильно перевозбуждён, так как у него всё быстро произошло. Я приняла в себя его семя. Не выпускала его изо рта, пока он полностью не излился в меня. Его было много. У меня даже из уголков рта побежало всё, чем она меня наполнил вперемежку с моей слюной. Его протяжным стон, наполненный блаженством и руки, стиснувшие мою голову. Отпустила мужа, когда поняла, что он закончил. Встала, вытерла губы, проглотив всё. Он обнял меня.
— Аврора. Девочка моя. — Мы стояли тесно прижавшись друг к другу, обнимая друг друга. Я тёрлась щекой о его колючую щеку. Мне было хорошо. И ему было хорошо. Я даже сейчас чувствовала, как по его телу прокатывалась дрожь.
— Милый, может мы посидим в парной? Ты же хотел? Отдохнёшь и, может приласкаешь меня? — Прошептала я ему на ухо.
Он отстранился. На его губах была улыбка. Глеб поцеловал меня в губы.
— Пойдём. Спасибо, Аврора, сбросила мне первое напряжение, а то думал меня порвёт.
— Я хорошей ученицей оказалась?
— Хорошей, просто отличница. — Засмеялся Глеб. — Пойдём, моё золото.
Мы сидели с ним в парной. Он не поддавал пар сильно. Сказал, что мне нельзя перегреваться. Я закрыла глаза. Блаженство. Посмотрела на мужа. Он тоже был расслаблен, хотя его нефритовый стержень не расслаблялся. Я улыбнулась. Протянула руку и погладила его. Мне хотелось ощутить его внутри себя. Чтобы он заполнил меня всю. Глеб открыл глаза. На его губах скользнула улыбка.
— Подожди немножко, Аврора. Не здесь. Посиди ещё, погрейся. — Я кивнула ему, продолжая гладить. Глеб в ответ погладил меня ладонью по щеке. Потом по груди. Захватывая в свою ладонь то одну грудь, то другую.
— Красивая всё же ты баба, Аврора, просто слов нет.
— Я знаю, любимый. Мне это часто говорят. Я вижу, как мужчины смотрят на меня. Даже знаю, что они думают. У них же всё на лбу написано. Что так смотришь, дорогой? Да, у тебя красивая жена и принадлежит она только тебе. Желает только тебя. И эта жена хочет, чтобы муж тоже принадлежал только ей. Глеб, я не желаю делить тебя с кем-то ещё.
Посидели с ним ещё. Наконец, я согрелась достаточно. Встала с полка и вышла. Перед тем, как покинуть парную, оглянулась на мужа. Улыбалась. Качнула бёдрами, как бы приглашая его. Глеб засмеялся и сам вскочил вслед за мной…
Его руки гуляли по моему телу. Он стоял позади, прижимая меня спиной к своей груди, к животу. Его грубоватые ладони ласкали мои груди. Я стояла расслабленная, чуть запрокинула голову, закрыла глаза. Руки завела назад и держалась за его бёдра. Его возбуждённое естество упиралось и тёрлось о мои ягодицы. Одной рукой он продолжал ласкать мою грудь, другая скользнула вниз, накрыла мой лобок. Стал его поглаживать, потом массировать меня там. Я застонала. Я не могла сама уже сдерживаться. Пошире расставила ноги. Передо мной был кожаный диван. Мы находились в комнате отдыха. Отпустила мужа, нагнулась и упёрлась руками в кожу дивана оттопырив свой зад, или как Глеб ещё говорил — станок.
— Глеб, возьми меня. — Хрипло, от возбуждения, вскрикнула я.
— Как скажешь, услада моя.
Его руки держали мои бёдра. Его возбуждённая плоть вошла в меня. Сначала осторожно и медленно. Я застонала, поддалась навстречу ему. И Глеб вогнал его мне рывком. Я вскрикнула. Его пальцы сжали мои бёдра сильнее. Но я не обращала внимания. Возбуждение нарастало во мне всё сильнее и сильнее.
— Ещё, сильнее, родной мой, — Кричала в экстазе мужу. И он ускорился. Входил в меня до упора. Моё лоно горело от страсти. Я сотрясалась от его толчков. Из моих глаз полились слёзы. Мамочка, как же мне хорошо. И хотелось ещё лучше. Оргазм пришёл резко, так, что в глазах у меня потемнело. Меня трясло в спазмах. Я могла издавать только всхлипы. Лоно моё обхватило мужа, сжалось и не хотело его отпускать, словно пыталось выдоить его до капли. А Глеб продолжал. Его движения были быстрыми и глубокими. Я ещё всхлипывала и меня продолжало потряхивать, как Глеб зарычал словно дикий зверь. Ещё пара-тройка толчков до упора, замедляющихся и он остановился, прижавшись ко мне. Он тоже вздрагивал. Чувствовала, как тепло от его семени заливает моё лоно. И оно же продолжало сжимать его. Усиливая его наслаждение. Его пальцы сильнее стиснули мои бёдра. Если бы муж не держал меня, я бы рухнула на колени. Руки ослабели и практически легла грудью на диван, задрав свою попу высоко вверх. Некоторое время мы не шевелились, наслаждаясь и приходя в себя. Вот Глеб покинул меня, аккуратно опустил меня на колени. Потом перехватив за талию, нежно перевернул меня и положил полностью на диван. У меня у самой сил совсем не было. Мне казалось, что такого оргазма я ещё не испытывала. Он сел рядом со мной. Поглаживал меня по груди по животу, по ногам. Целовал.
— Как ты, Аврора?
— Лучше всех. — Почти шёпотом ответила ему. Он встал. Открыла глаза и посмотрела на него. Муж взял со стола кувшин, налил что-то из него в кружку.
— Аврора, пить будешь? Квас есть, брусничный морс. Или чай будешь?
— Морса налей.
Глеб налил из другого кувшина. Я смотрела на мужа и любовалась им. Он сказал, что я красивая. Но и он красив. Господи, спасибо тебе, что дал именно его мне в мужья. Который раз ругала себя за то, что ненавидела его в самом начале нашего брака. Ругала за то, что чуть не разрушила свою семью. Сейчас вспоминая Павла, удивлялась сама себе. Как я могла любить это ничтожество в ущерб своему мужу?
Глеб помог мне сесть, вложил в мои руки кружку с морсом. Сам он стоял возле стола и пил квас. Часть напитка пролилось ему на грудь и стекало двумя дорожками. Вот он выдохнул, поставил кружку на стол. Повернулся ко мне. Его грудь продолжала вздыматься, он часто и глубоко дышал, отходя от нашего марафона. Я же, цедя морс, продолжала разглядывать тело Глеба.
— Милый, подойди ко мне. — Попросила его. Он вопросительно изогнул бровь, но подошёл. Я придвинулась к нему и поцеловала его в плоский, с кубиками живот. — Ты у меня очень красивый, Глеб.
— Правда? — Он усмехнулся, поглаживая меня по голове.
— Правда.
— Тогда я могу быть спокоен.
— В чём?
— В том, что наши дети будут тоже красивыми.
— Я постараюсь, любимый.
— Постарайся. Кушать хочешь? Рыбка есть малосольная, ветчина, картошка вареная с зеленью. Шашлык.
— Потом. Сейчас не до этого.
— А до чего? Я, например, голоден как волк.
— Хорошо, давай поедим.
Стол был накрыт. Глеб поставил на стол керамическую кастрюльку, завернутую в полотенце. Там была варёная картошечка с укропом. Она была горячая. На тарелках, прикрытых салфетками, лежала нарезанное филе малосольной селёдочки, ветчина, буженина, сервелат. Отдельно было блюдо с шашлыком на шампурах. Пучки зелёного лука, укропа, ещё какой-то зелени. Солёные огурчики и помидоры, маринованные опята и маслята. Солёные грузди. Я сначала то не обратила внимания, тем более всё было прикрыто полотенцами или салфетками. А сейчас глядя на всё это, у меня рот наполнился слюной, и я ощутила голод. Глеб ухаживал за мной. Положил мне картошечки.
— Тебе ветчины, буженины?
— Буженины и грибочков положи, маринованных. И огурчик дай. — Я, буквально захлёбывалась слюной. Глеб всё мне положил. Усмехался. — Глеб, что смеёшься? — Спросила его с набитым ртом.
— Смешная ты. Чего хватаешь? Никуда от тебя еда не убежит. Ешь спокойно, Аврора.
— Не могу. Я сама почему-то голодная.
Глеб сидел напротив меня и тоже ел. Потом встал и достал из холодильника графинчик с водкой, я так поняла. Графин сразу же запотел. Он налил себе стопку. Посмотрел на меня.
— Извини, дорогая, тебе не наливаю. Сама понимаешь. — Я ему кивнула. Он опрокинул стопку. Зажмурился. Я нацепила на вилку маринованные опята.
— Глеб, ротик открой. — Открыл, я ему положила туда грибы.
— Спасибо.
Наконец, насытились. Глеб выпил ещё рюмку, после чего графин убрал назад в холодильник. Смотрел на меня. Его глаза возбуждённо блестели. Я ему улыбнулась. Во мне уже опять разгоралось желание обладать своим мужчиной.
Села на диван, раздвинула ноги, показывая всю себя мужу.
— Глеб иди ко мне. — Вытянула руки ему на встречу. Он подошёл. Я постучала ладошкой рядом с собой. — Садись.
Сел.
— Аврора, ложись, давай я тебя поласкаю.
— Нет. Сам ложись. Пожалуйста. — И толкнула его ладошкой в грудь. Он лёг. Я сразу взобралась на него. Начала его целовать. Глаза, нос, губы. На губах остановилась особо. Так как Глеб не желал от моих отрываться. Он опять возбудился. Не отрываясь от его губ, приподнялась на коленках, взяла его естество и направила в себя. Моё лоно уже ждало супруга. Я опустилась на него. Мне хотелось, чтобы он заполнил меня всю. Сквозь наши соединенные уста, сквозь страстный поцелуй у меня прорвался стон наслаждения. Наконец, наши губы разъединились. Я, упираясь ладонями ему в грудь, стала совершать поступательные движения. Боже, какое наслаждение. Глеб одной рукой мял мои ягодицы, а второй грудь. Целовал её и посасывал. Дальше был какой-то ураган неистовой страсти. Муж даже стал меня притормаживать. На что я начала злится.
— Аврора ты слишком разошлась. — Прохрипел он.
— Ничего не слишком. — Стонала я. Желание было одно, добраться до самого пика наслаждения. Поэтому меня ничто не могло остановить. — Глеб, родной, не мешай мне. Ты же хотел, чтобы твоя жёнушка была распутной с тобой, развратной и похотливой. Я хорошая ученица, ты сам сказал. — Последние слова были больше похожи на вой. Да я взвыла. Меня опять начало трясти в конвульсиях. Волна наслаждения захлестывала меня. Я даже не заметила и не почувствовала, как мои ноготки, с хорошим маникюром впились в кожу груди Глеба, погружаясь в нее. Он держал меня за талию, стискивал её. Его тоже взорвало. Он прижал меня к себе. Его естество пульсировало в моём лоне в такт ударам сердца. Он вновь наполнял меня своим семенем. От этого моё наслаждение только усиливалось…
…Расслаблено лежала на Глебе. Глаза закрыты. Ничего не хотелось, особенно двигаться. Он нежно поглаживал меня по спине.
— Я люблю тебя. — Прошептала ему.
— Я тебя тоже, моё золотко.
Наши сердца постепенно успокаивались. Дыхание приходило в норму.
— Аврора. — Тихо сказал он мне.
— Что, любимый?
— Я хочу рассказать тебе стихотворение. Специально для тебя заучил.
— Расскажи. — Лёжа на его груди и улыбаясь сама себе, прошептала в ответ.
— Это отрывок из неоконченного диалога.
Но только слёзы счастья, счастья слёзы
Мороз по коже, скованность движений,
Померкло солнце, ночь в глазах моих…
Я не хочу таких предположений,
Которыми наполнила ты стих.
Его шёпот завораживал меня. Я замерла, слушая его. Он продолжал нежно гладить меня по спине.
Сомнение тебя пусть не коснётся,
Ты Рыбкой Золотой была и есть!
И новый день всегда тобой начнётся,
И дней любви, что впереди, не счесть!
С тобою вместе встретим все рассветы!
А без тебя они мне ни к чему.
Пусть мы сейчас не вместе на планете,
Но сердце бьётся в ритм твоему.
У меня увлажнились глаза. А потом слёзы сами побежали. Слушая его, я кусала губы. Боже, какая я дурочка. Ревновала его к Ольге. А он любит. Меня любит. Он не предаст. Разве можно предать, если сейчас он так, опять, какой уже раз признается мне в своих чувствах? Нет. Он искренен. Он не обманет. И я его никогда не предам. Лучше умру.
Да, ты со мной в дожде и майских грозах,
И память дни нашей любви хранит…
Не только слёзы, но и счастья слёзы
Душу мою с твоей душой роднит.
И всё, что было, есть и ещё будет,
Не именем твоим—тобой во мне
Останется, и сердце не остудит…
Иначе жить зачем мне на земле⁈
«Иначе жить зачем мне на земле…» — Этом отдались во мне последние слова. Он молчал, а его слова до сих пор звучали во мне. Я отстранилась. Уперлась руками в диван по обе стороны его головы. Смотрела ему в глаза. И он смотрел. Открыто, ясно и с огромной нежностью ко мне. Его руки замерли на моей спине.
— Глебушка. Я чуть было три раза тебя не потеряла. Первый раз по своей вине, за что корю себя до сих пор. Второй и третий раз по вине злых людей. Если с тобой что случиться, я этого не переживу. Не покидай меня.
Он тыльной стороной ладони стал вытирать мои слёзы, бежавшие по щекам.
— Я не собираюсь тебя покидать. У нас ещё долгая жизнь впереди, Аврора. Нам детей ещё родить нужно. Вырастить их. Отпустить в большую жизнь. Ты моя жена. Ты мой тыл, моя опора.
Я наклонилась и припала к его губам. Это был поцелуй любви, нежности и невероятного счастья. А потом опять страсть. Мне казалась она была безгранична. И самое главное я избавилась от страха, что потеряю его. Что его кто-то заберёт у меня, заберёт другая женщина. Не заберёт. Я сама его никому не отдам. Надо, покажу зубы, как моя свекровь. Надо, буду безжалостной и жестокой. Он мой волк, а я его волчица. Я его опора.
Лежала на спине подняв ноги вверх и согнув их. Глеб навалился на меня, забросив мои ноги себе на плечи… Опять прыгала на муже, повизгивая от накатывавшихся волн сладострастия. Я хотела его всего, везде. В комнате пахло распаренными вениками, распаренным деревом и сексом, что усиливало возбуждение. Да, я запомню этот вечер возвращения моего мужа. Это была такая страсть, словно мы не виделись с ним годы, столетия или тысячелетия.
Под конец я совсем обессилила, просто лежала на диване никакая. Я так мужу и сказала, когда он сидел рядом и поглаживал меня.
— Глеб, я никакая, жду трамвая!
Он засмеялся.
— Прежде, чем трамвай подъедет и мы запрыгнем в него, надо помыться.
— У меня сил нет.
Хорошо, давай я тебя вымою.
— Давай.
В моечном отделении была ванная. Глеб унёс меня туда и аккуратно поместил в эту ванну. Потом набрал воды, спрашивая, не горячо ли? Нет, всё было хорошо. Потом он мыл меня. А я лежала и уносилась, закрыв глаза, куда-то далеко, далеко. Потом он под душем сполоснулся сам. Взял меня из ванны и унёс в комнату отдыха. Я вообще обнаглела. Прикидывалась, что сил, ну совсем нет. И ездила на его руках. Он, конечно же догадался, но не подавал виду.
— Аврора, надо одеться.
— Глеб, я же сказал, я никакая.
— Что, сил нет даже трусы надеть?
— Да! Зачем их надевать, если в спальной ты их опять снимешь.
— Да, Аврора! Какая не задача! Но она решаема.
Он взял из шкафа две простыни, завернул меня в них.
— Я тебя прямо так унесу. — Потом собрал всё наше с ним бельё и сложил в пакет. Сам надел шорты. Откуда он их вытащил я так и не поняла. А потом он понёс меня в дом…
…Посмотрела ещё раз на спящего мужа. Улыбнулась, поцеловала его в губы. Спасибо, родной мой. Ты подарил мне незабываемый, потрясающий вечер.
Стив
Новый год встречал у Глеба. Белозёрские пригласили меня. Это многое значило, так как традиционно Новый год эта семья встречала только с родными и близкими. Исключение составлял мой шеф по СБ. Этот давно уже считался за члена семьи. И вот теперь я. К Белозёрским в Усадьбу приехал с мамой и Юлькой. Они тут уже были, так что ничего такого нового для них не было. Так же тут были Вадим, муж Дарьи Дмитриевны, и Данил. Они приняли его в свою семью. Даже свадьба была у Ксении с Данилом. Не с размахом и репортёрами. Это они не выставляли на всеобщее обозрение. Были только узкий круг людей. Но свадебное платье невесты с фатой имело место быть.
Моя мама сразу пошла помогать женщинам. Что удивительно, но на новогодний стол блюда готовили сами Белозёрские, как женщины, так и мужчины. Мужчины, конечно же, готовили мясо и рыбу. Всё остальное женщины. Было весело. Шутки, подколы, смех. Мясо и рыбу жарили на улице. У Авроры уже оформился живот. Она ходила плавно, словно боялась навредить своему ребёнку. Дарья Дмитриевна, приехав с мужем в Усадьбу ещё в первой половине 31 декабря, сразу сказала невестке:
— Аврора, давай командуй парадом.
— Почему я?
— А кто? Ты теперь полновластная хозяйка здесь. Я то всё, теперь сюда только наездами.
— А я думала Вы, мама, всё в руки возьмёте!
— Нет, дорогая. Я уже накомандовалась. Теперь твой черёд. Но если что, я тебе помогу.
Это мне Глеб рассказал смеясь, когда я приехал со своими.
Новый год встретили весело. Молодцы они, умеют организовывать праздник. Днём первого января катались на горках на санках, ледянках. Опять было весело. Моя дочь была в восторге. Ей подарили дорогущую куклу. Я даже не знаю сколько она стоит. И вроде бы всё хорошо. Но за всё это время мои мысли постоянно возвращались на кордон, к Алёнке. Я туда ездил ещё два раза. Но наши с ней отношения оставались нейтральными, как бы на расстоянии. Нет, она не высказывала мне агрессии, но и на более тесный контакт не шла. Было такое ощущение словно она чего-то ждала или… Или я был ей не интересен как мужчина. О чём даже думать не хотелось. И ещё, во мне начинало расти какое-то беспокойство. И беспокойство это было связано именно с ней, с Алёной. Моё состояние заметил Глеб. Второго числа он подошёл ко мне.
— Стас, ты чего такой?
— Какой?
— Ты вроде и с нами, и в тоже время не с нами. Где-то далеко! Я не ошибусь если предположу, что ты мыслями там?
— Не ошибёшься.
— Как у тебя с Алёной дела?
— Да ни как, Глеб. Зависло всё на одном месте. Хоть переезжай туда.
— Зачем туда? Ты мне здесь нужен. Может наоборот, Алёну сюда дёрнуть?
— Не. Не нужно. Только хуже сделаем. Кем она здесь будет?
— На сколько я знаю, она врач. Детский терапевт. Мы что, ей здесь работу не найдём? Я тебя умоляю, Стас.
— Глеб. Не надо. Она должна сама со мной согласиться поехать сюда, а не в приказном или каком ещё порядке. И знаешь, что-то мне тревожно за неё в последние дни.
— Тревожно? Думаешь ей что-то угрожает?
— Не знаю. Глеб, разреши мне слетать туда на Рождество?
— Хорошо. Езжай. Возьми подарки для них. С Новым годом поздравишь, ну и Рождество встретишь. Очень надеюсь, что привезёшь ты оттуда свою лесную нимфу.
— Спасибо, Глеб…
…Вертушка стала снижаться на поляну. Поднялся снежный вихрь, от винтов машины. Наконец сели. Всё-таки снег глубокий, много навалило. От дома к нам кто-то направился. Это оказался егерь. Мне помогли выгрузить пару ящиков, мешки. Это всё продукты. Емкости с солярой. Вскоре вертолёт закрутил опять своими винтами и улетел.
— Здорово, Фрол Михеич! — Поприветствовал я егеря.
— И ты будь здоров, Станислав.
— Вот привез вам продуктов ещё. Хозяин распорядился. И топливо для твоего дизельгенератора. Ты же делал заявку?
— На топливо? Делал. Но думал позже привезут. Пока есть ещё.
— Решили сейчас. Раз с оказией летел сюда, вот и привёз заодно.
— С оказией значит?
— С ней. — Постарался смотреть на егеря честными глазами. Он кивнул, усмехнувшись. Ну да, он же не дурак. Всё понимал, чего я тут ошиваюсь.
— Подожди. Сейчас снегоход возьму и санки, перевезём.
Михеич притащил снегоходом сани, в которые уложили всё привезённое. Когда подъехали к избе, на крыльцо вышла Алёна. Была в штанах, в валенках и на плечи накинут тулуп.
— Здравствуй, Алёнушка. — Поздоровался с ней.
— Здравствуй, Станислав. Какими судьбами?
— Подарки новогодние привёз. Да поздравить с Рождеством решил.
Она кивнула. Продолжала смотреть на меня. Ни улыбки, ничего. Потом спросила:
— И на долго, такой красивый мужчина к нам?
— Дня на два, на три. Как вертолёт прилетит. А что? Не пустишь?
— Ну почему же не пущу? Пущу. Грех человека на улице в мороз держать. Да ещё такого красивого. Не дай бог отморозит себе что-нибудь, как потом столичных женщин любить то будет?
Второй раз сказала красивый. Что это? Подкол. Интонация голоса, ну никак не восторженная. Да ещё и про столичных женщин.
— Спасибо, Алёнушка, за доброту, да ласку.
Девушка ничего мне не ответила, развернулась и ушла в дом.
Перетаскали с Фролом всё привезённое в кладовку. Солярку оставили под навесом.
— Как Новый год справили? — Спросил у егеря.
— Обыкновенно. Посидели по семейному втроём. Послушали приветствие президента и спать легли. Что ещё делать? У нас тут чай не Бродвей или Красная площадь, как в Москве. Сам видишь, народа нет, гуляний тоже.
— То есть, Новый год весело встретили? — Усмехнулся я.
— Весело. Куда уж тут веселей. — Фрол сплюнул.
— А что так?
— Шатун появился у нас. Подняли медведя какие-то уроды городские. Подранили его, а они их поломал. Всех троих. Да поел их потом. Объеденные трупы нашли. Тоже мне охотники драные.
— Далеко отсюда это случилось?
— С десяток километров на восток.
— А ты что суетишься?
— Он сюда пришёл.
— Точно?
— Точно. Я следы видел. Ты хоть знаешь, что такое шатун? Да ещё человечинки попробовавший?
— Представляю.
— То-то. Он троих вооружённых охотников убил. А у меня здесь бабка моя, я да дочь. Думаю, скоро заявится. Ему жрать-то надо. Пойдёт за скотиной. Корова у меня, коза, пара овец, да пара свинок. Обязательно полезет. Да ладно их только, а если бабку мою или не дай бог Алёнку порвёт?
— Весело-то как у вас, Фрол Михеич. Наверное, я не зря прилетел.
— Может и не зря. Вижу, карабин свой захватил⁈
— Захватил. Я всегда в лес оружие беру. На всякий пожарный. Может пробежимся в округе. Носом поводим, воздух понюхаем? Глядишь и шатуна завалим⁈
— Посмотрим. Завтра. День вроде хороший обещают, ясный, без ветра. Правда морозец ударит под 30. Нормально будет? Не замерзнешь?
— Не замерзну. Я тепло одет. Да и привычный.
— Ну тогда пошли в дом. Гость в дом, бог в дом…