Головная боль генерала Калугина, или Слава для Славы

Глава 6

Адреналин упал так же стремительно, как и поднялся. До самого вечера Слава бодрилась, словно всё ей нипочём, к тому же, не давала расслабиться отчаянно перепуганная сестра.

Та крепилась, насколько могла. На самом деле Ляля не настолько слабая и безвольная, как казалось окружающим – это Слава знала наверняка, – но гораздо менее стрессоустойчивая, в отличие от всего клана Калугиных.

Славе приходилось держать лицо, как-то подбадривать Лялю, получалось откровенно плохо. Не умела Слава в психологию. Из поддержки могла дружески похлопать по плечу, дескать, держись, братан, выпить крепкого за компанию, обматерить живительным, приободряющим словом. Всё это мимо, если речь о сестре.

Ночью проснулась от тремора во всём теле. Не было холодно, жарко тоже не было, Славку просто колотило, словно у неё болезнь Паркинсона или что-то подобное – не сильна она была в медицине. Зуб не попадал на зуб, при попытке перевернуться на бок прикусила язык, настолько дрожала челюсть.

С трудом сползла с верхней полки, посмотрела на Лялю, свернувшуюся в позе эмбриона, закутавшись в спальный мешок до самого носа, крепко спящую. Вышла из тесной комнатушки, стараясь не шуршать занавеской из полиэстера.

Идти было некуда, несколько крохотных помещений, включая «столовую» и спальню личного состава. Распахнутая дверь на улицу манила свежим воздухом. Выйти – нарушить приказ командира. Не выйти – свалиться прямо здесь, корчась от необъяснимой дрожи во всём теле. Да и какое отношение имеет командир к ней, гражданской? Что он ей сделает, по большому счёту?

Слава решительно двинулась на свежий воздух. Как решительно?.. Насколько позволяли трясущиеся, как при церебральном параличе ноги и колотящееся сердце, которое буквально прорывало грудную клетку. Слава была уверена, загляни она под футболку – и вот оно, сердце.

Ночь на улице ударила свежим, едва прохладным воздухом, вернее влажным. И эта влажность среди пустыни, тянущаяся с моря, ощущалась как стылость. Слава постояла у двери, сделала пару шагов вдоль траншеи, стараясь вдыхать и выдыхать, вдыхать и выдыхать, вдыхать и…

Первый вдох, второй, третий…

На третьем опустилась на колени, обхватила голову руками и свалилась кульком на землю, наблюдая, как елозят её босые ноги по утрамбованному до состояния асфальта песку.

– Э, ты чо тут? – услышала она взволнованный мужской голос. – Ранили, что ли… – растерянно пробормотал кто-то.

В голосе говорящего отчётливо слышалось неверие. Ранили прямо здесь, на позициях, среди затишья? Всякое бывает, конечно, но…

Благодаря огромному усилию, Славе удалось сфокусировать взгляд на присевшем на корточки мужчине, вернее парне, не старше двадцати шести лет. Платон, точно, его зовут Платон.

– Давай-ка, поднимайся, в больничку тебя оттащим, – проговорил он, поднимая Славу, как мешок картошки. – Дарья сейчас мигом разберётся… Анатолий Юрьевич там…

– Что тут? – раздался ещё один голос, его Слава узнала сразу.

Виктор, он же Гусь. Тот самый парень, который когда-то выволок её, пьяную, готовую найти приключения себя на половые органы, из ночного клуба, и с которым неплохо впоследствии поладили. Можно сказать, друганами стали.

Разделял бы Гусь увлечения Славы – цены бы ему не было, как другу. Но тот увлекался женщинами, преимущественно красотками, молодыми и свободными, и на каком-нибудь Эльбрусе его бы интересовал исключительно цвет трусов участниц группы, а не восхождение.

– Да вот, – Платон потряс Славой, которая лишь икнула в ответ.

– Ты чего, Славк? – Гусь перехватил Славу из рук Платона, поставил на дрожащие ноги, обхватил ладонями плечи, легонько тряхнул. – Ну, ты чего, Чебурашка? Ты же, как та ворона из анекдота – смелая, – гоготнул над своей шуткой.

– Может, сахар у неё упал или поднялся? – озабочено накидывал варианты Платон, видимо, понимающий в медицине ещё меньше Славы. – Давление там, остеопороз, недостаток витамина дэ? От него, говорят, рахит бывает.

– Недостаток мозгов у тебя, – прохрипела Славка, недобро зыркнув одним глазом.

– Да перетрухала малёха девчонка, чего непонятного? – примирительно проговорил Гусь. – Майор сказал, она на себе трёхсотого вытащила, считай на одном адреналине. Себя-то вспомни после первого боя. Выпить бы ей… Славка, пить будешь?

– С ума сошёл? – хохотнул Платон.

– У меня в рюкзаке, внизу, коньяк припрятан, принеси. Тихо только, чтоб никто ни-ни, а то кабздец нам всем, – ответил Гусь, придерживая трясущуюся Славу.

Платон с готовностью кивнул, скрылся за дверью в блиндаж. Гусь поднял Славу на руки, уселся на землю, облокотившись на стену из песка, усадил сверху напряжённое донельзя девичье тело, похлопал шершавой ладонью по лицу.

– Давай, Чебурашка, приходи в себя. Вот уж не думал, что встретимся в таком месте. Не, так-то понятно, чем глубже глубина глубин, тем сильнее тебя тянет, но всё равно удивительное дело.

– Сам-то что здесь делаешь? – немного приходя в себя, прохрипела Слава.

– Девчонку симпатичную тискаю, не видишь что ли? – засмеялся Гусь вполголоса, пройдясь пальцами по рёбрам Славы.

– Ой, дурак! – фыркнула Слава, толкнув локтём в живот, который в то же мгновение напрягся до каменного.

Вот это пресс, Славе бы такой…

Вернулся Платон, рядом с ним материализовался Роман, вытащил из кармана тушенку, открыл, сразу же послышался звук открывания бутылочной пробки.

– Пей, зелёная вся, – проговорил Гусь, подставляя к губам Славы горлышко с мерзким, вонючим, ещё и тёплым коньяком – отвратительная смесь, худшее, что можно придумать. – С боевым крещением! – провозгласил он, нажал на щёки Славы, заставляя сделать два больших глотка.

Через час Славу окончательно отпустило. Тушёнка была почти доедена, коньяк допит. В поедании мяса парни принимали скромное участие, на коньяк лишь поглядывали голодными глазами.

Во-первых, по хорошему, здесь одной девчонке не хватит напиться, не то что трём мужицким глоткам, во-вторых, увидит командир Дудко – не отмажешься никакими силами, чудо не поможет. Спиртное на позициях под строжайшим запретом. Все, кто провозил и палился, попадали на нехилые наказания, случалось неуставные.

Чуть позже начало развозить. Сильно. Она глупо хихикала, рассказывала про свои приключения. Парни – Платон и Роман, – слушали, открыв рот, кажется, не веря, что такая сопля – бараньего веса нет, – в горы ходит, палатку на себе тащит, с тарзанкой прыгает с высоты двести метров, с парашютом пробовала, дайвинг – родная стихия. В общем, пострел везде поспел, ещё и Миху вытащила из-под пуль. Уникум какой-то, а не девчонка, или врёт, но красиво врёт, умеючи. Симпатичная к тому же…

Слава не заметила, как оказалась зажата между Платоном и Романом, которые наперебой сыпали шутками, становящимися всё скабрезней и скабрезней с каждым словом. Уловить момент, когда хрупкий лёд под ногами разломится, и дружеские посиделки перерастут в обязывающий флирт, она не могла, не было такого опыта.

Бармалей однажды сказал, что для того, чтобы Славка поняла, что мужик к ней подкатывает, ей нужно услышать чёткое, максимально внятное заявление, без намёка на разночтение. Вот и сейчас момент, когда Платон подвинулся слишком близко, она упустила. Алкоголь в крови мешал сосредоточиться.

Всё было отлично. Коньяк действительно помог расслабиться лучше любой микстуры, которую бы дали в медсанчасти. Тремор прошёл окончательно, Слава снова дышала полной грудью. Яд, преобразовавшийся из вспышек адреналина, смешался со спиртными парами и начал испаряться. Её не скручивало и не ломало, не трясло как в лихорадке.

Да, внутри засел холодок бесконечного страха за сестру, чувство вины за гибель лейтенанта, но физически Слава чувствовала себя здоровой – а это уже победа над собой. Внутренние переживания она хорошенько утрамбует, затопчет поглубже, скрепит печатью из сургуча и перестанет терзаться. Хотя бы попытается.

В какой момент Слава вдруг оказалась распластанной вдоль тела Платона, она не поняла.

– Ну, норм, – услышала, словно сквозь толстый слой ваты, комментарий Романа.

– Пошёл в жопу, – буркнула Слава, не понимая, что происходит.

– Изотов, шёл бы спать, – чётко проговорил Гусь, оттаскивая Славу от Платона. – Девчонка в сракатень. Не видно, что ли? Завтра самому противно будет.

– То завтра, – недовольно протянул Платон, которому только что сломали планы на быстрый перепихон.

– Вали! – повторил Гусь. – Когда же ты пить научишься, Чебурашка? – поставил он на ноги Славу. – Вроде опытная дама, походы, все дела. И вечно одна и та же история. Наступила на крышечку от кефира – и в ноль, – продолжал он посмеиваться. – Всё, расходимся, мужики. Серьёзно, Изотов, – посмотрел на Платона. – Мне здесь ловить нечего, я умываю руки, дело ваше сугубо личное, но давай как-то на трезвую голову… У тебя жена дома, придётся потом в глаза ей смотреть, врать, выкручиваться. А если узнает? Несколько минут кайфа стоят того?

– Не стоят… – буркнул Платон. – Вот же сука! – подвёл он итог и направился в блиндаж.

Роман затянулся, посмотрел на небо, выдохнул колечками, думая о чём-то своём. Гусь продолжал придерживать Славу, в ожидании, когда она придёт в себя, в этот раз от алкоголя.

– Стихийное бедствие, – вздохнул он по-доброму. – На Эльбрус-то свой забралась зимой?

– Забралась, – все трое обернулись на поставленный голос майора Андронова.

Роман вытянулся по струнке, предварительно спешно выбросив сигарету, судорожно одёрнул одежду, оправился. Гусь не двинулся, лишь перехватил покрепче Славу, которую покачивало из стороны в сторону.

– Что здесь происходит? – впился он глазами в Славу, прожигая насквозь, аж помыться захотелось, настолько красноречивым был взгляд.

– Ладно тебе, майор, – примирительно проговорил Гусь, нарушая субординацию. – Перебрала немного девочка, натерпелась сегодня страха, понимать должен. Поскребли по сусекам, помогли снять стресс. Слава уже идёт спать. Иди, Чебурашка… – подтолкнул он Славу.

– С хера ли баня сгорела? – возмутилась Слава, уставившись на майора. – Я сама решу, когда мне спать. И с кем! – добавила она.

Услышала за спиной свист Гуся, потом нервный смех и предложение отправиться в постель подобру-поздорову.

– Не указывай мне! – развернувшись, заявила Слава.

Такая злость её взяла, такое отчаяние, такие эмоции нахлынули, что сдерживаться стало невозможно. Минуту назад они стояли втроём, смотрели на небо, каждый думал о своём. Слава почти приняла ту реальность, в которой она виновата в гибели человека и в ужасе, который пережила сестра. И вдруг появился этот… блюститель порядка. Испортил атмосферу одним своим видом.

– Капитан, – Андронов приподнял бровь, давай понять, что тому следует исчезнуть с глаз долой, вместе с Романом, естественно.

С ними завтра будет иметь дело непосредственный командир, полковник Дудко.

Гусь чертыхнулся одними губами, однако, развернулся и скрылся из вида, нырнув в низкую дверь блиндажа.

– Владислава, я просил не провоцировать бойцов… – начал Андронов, прожигая взглядом Славу, смешивая с отходами жизнедеятельности. – Неужели настолько трудно держать себя в руках? – почти прошипел он. – Это для твоей же безопасности.

– И роста твоих звёзд, – усмехнулась Слава, прямо посмотрев на майора.

Он что же, думает, она молчать станет? Сейчас! В сказку он попал! Ага, на Настеньку из «Морозко» нарвался!

– Что? – вылупилась Слава на Андронова. – Боишься, обесчестят дочку генерала, и плакало звание полковника? Не боись, майор, всё обесчещено до вас, – криво усмехнулась она, вздёрнув нос. – Скажу отцу, что ты был хорошим мальчиком, – хмыкнула под нос. – Не пропадать же завидному служебному радению. Родина пропадёт без такого-то офицера…

– Не говори то, о чём впоследствии пожалеешь, – спокойно заметил Андронов.

– Блин, и что ты мне сделаешь? – фыркнула Слава. – Правильно. Ничего!

Развернулась на месте, покачнулась, сделала шаг в сторону блиндажа, споткнулась буквально на ровном месте, запутавшись в ногах, растянулась, упав плашмя. Хорошо, что успела кое-как сгруппироваться, но лбом всё же впечаталась в утрамбованный песок, подняв облако пыли.

Попыталась подняться, встала на четвереньки, покачнулась ещё раз, в глазах плыло, чёртова крышечка из-под кефира… Почувствовала, как сильные мужские руки поднимают её, проносят несколько метров, ставят возле деревянных ящиков, рядом с насыпью песка. Нос щипало от накатывающих слёз, которые помимо воли брызнули из глаз.

Больно и обидно потому что. Обидно и больно, и вообще… Лизоблюд этот Павлович, о чести её пекущийся. О своей пусть думает!

Андронов одной рукой перехватил Славу, другой набрал из неизвестно каким чудом оказавшегося здесь умывальника а-ля «дачный с пимпочкой» воды в жменю, умыл девичье лицо, зажал пальцами нос, вынудив высморкаться.

Вот же чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт!

– Что ж ты такая бестолковая, Слава? – проговорил Андронов, второй раз хлюпая ей в лицо тёплой жидкостью. – Семья у тебя замечательная. Сестрёнка, смотри, какая хорошая – послушная, вежливая, добрая, понятливая, на девушку похожа, а не на беспризорника. Чего тебе не хватает, дурында? – с этими словами третья жменя воды полетела в лицо Славы.

– Ну, так катись к этой послушной, вежливой и доброй, – попыталась вывернуться Слава. – Чего здесь-то, со мной торчишь?

– Сама же сказала, за звание полковника стараюсь. Оставь тебя на минуту, устроишь локальный армагеддон, и плакало моё повышение.

– Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус, – огрызнулась Слава, отплёвываясь от воды, попавшей в рот, потому что молча сносить «водные процедуры» она не могла себе позволить. Не в случае с Андроновым.

– Вижу цель, верю в себя и не замечаю препятствий, – ответил Вячеслав Павлович, со смешком оглядывая Славу с головы до ног.

Футболка цвета хаки с растёкшимся от воды пятном на груди. Неудачно сидящие камуфляжные штаны – зато удобные и не убиваемые. Берцы пустынной расцветки. Наручные часы в стальном нержавеющем корпусе, водонепроницаемые, армейские – брат подарил. На кожаном шнурке кулон в виде вязаного мишки, на правой руке нитяные браслеты с такими же медведями.

Чего? Нравятся ей вязаные медвежата. Нравятся! Имеет право! Они ми-и-и-илые, в отличие от Вячеслава Павловича.

Смеётся он ещё… Ах ты… да чтоб тебя… Кактусожор недобитый!