Головная боль генерала Калугина, или Слава для Славы

Глава 9

Слава привыкла ничего не бояться, прислушиваться к интуиции, полагаться на рефлексы, мышечную память, реакцию, которая зачастую опережала мысли. Если что-то или кто-то вызывал в ней страх, пусть безотчётный, или отвращение – это воспринималось вызовом, на который непременно нужно ответить. Необходимо просто.

Например, в подростковом возрасте она вдруг начала бояться змей, без видимых на то причин. Став взрослее, оказавшись в Азии, она первым делом отправилась на шоу змей, заставила себя сесть на первый ряд и, подавляя животный ужас, наблюдала, не отводя взгляда ни на секунду.

Дабы закрепить результат и вовсе съела сердце кобры – существует такой ритуал, обещающий мудрость и силу змеи съевшему её сердце и выпившему кровь.

Было ли Славе страшно, противно, жутко или всё сразу одновременно? Было!

С огромным трудом, перебарывая отвращение, заглотила то, что ей подали, запила тёплой, ещё более омерзительной водкой. Её откровенно трясло всем телом, она боролась с тошнотой и болезненными спазмами в желудке, но победила – удержала отвратительный коктейль в себе.

Вечер провела в непонятном пьяном угаре, ночью снились чудовищные кошмары. Слава куда-то бежала, чего-то отчаянно боялась, никак не могла выбраться из лабиринта, состоявшего из извивающихся тел змей. Утром же проснулась обновлённой, излечилась раз и навсегда от своего страха.

Змея – всего лишь животное, которому чаще всего нет дела до такой крупной добычи, как человек. И если знать его повадки, места обитания, инстинкты, можно избежать нападения. А если вдруг случится, единственное, что необходимо – это знать, как действовать.

Об этом своём эксперименте она не сказала никому. Братья бы не поняли, они, как типичные представители Калугиных, свято верили, что девочки созданы для красоты и созидания, а не для преодоления чего-либо, тем более страхов. Страшно? Спрячься за спину мужчины.

Сестра тем более не поняла бы, к тому же расстроилась. Иногда Слава думала, что Ляля мучается угрызениями совести, включая фумигатор…

Страхов высоты, глубины, воды, всего, что возможно и даже невозможно придумать, у Славы не было с рождения. Отец в сердцах говорил, что в дочери спит инстинкт самосохранения. Она же считала, что напротив – бодрствует. Её организм был готов почти к любым перегрузкам, к любой, самой экстренной ситуации. Мышцы ответят, иммунная система сработает на твёрдое «отлично». Она выживет, выстоит, выберется из любой передряги.

Однако существовала ахиллесова пята в бесстрашии Слава. Пауки. Она не боялась в прямом смысле, чего их бояться в климате, где чаще всего проживала… На всю страну всего-то два вида ядовитых – каракурт и жёлтый сак. И нужно о-о-о-очень постараться, прямо-таки задаться целью, чтобы быть укушенной этими тварями и впоследствии умереть.

В экзотических странах приходилось сложнее, там эта живность разнообразнее и опаснее, но всё же здравый смысл подсказывал, что тактика поведения как со змеями – элементарная техника безопасности и медицина, – более чем рабочая.

И всё же непреодолимое отвращение на грани ужаса присутствовало каждый раз, когда Слава видела любого, самого безобидного, крохотного паучка. Обычная паутина вызывала в ней омерзение на физическом уровне. Сразу хотелось убраться подальше, отмыться, казалось, всё тело покрывается липкой нитью, и тянет, тянет, тянет… Паучок же шевелит лапками, задевая каждую клетку, атом каждый.

Фу!

Иногда эта слабость – признать, что у неё арахнофобия или любая другая фобия Слава попросту не могла, – доставляла проблемы. Проснётся поутру в палатке, а наверху паук вьёт паутину, пыхтит, старается. Приходилось набираться сил, чтобы просто пошевелиться, убраться подальше, а после целый день думать, как возвращаться под родной полог, ведь там…

Б-р-р-р…

На позициях посредине пустыни этот страх стал настоящим бичом Славы, не проходящим кошмаром, отголоски которого не давали покоя даже ночью, во сне. Время от времени она видела пауков, пристроившихся средь деревянных ящиков в траншеях, на сухоцветах, растущих то здесь, то там, иногда в самом блиндаже, что не добавляло оптимизма.

Технически это были не пауки, а сольпуги – неядовитые, в общем-то, безобидные твари, но разве это имеет значение, когда впадаешь в ступор от одной мысли, что по потолку, прямо над тобой, может перебирать лапами эта гадость.

Признаться в своей слабости Слава, конечно же, не могла. Естественно, все бы поняли, возможно, убирали бы с глаз долой мохнолапых, чтобы не нервироваться девушку, но шуточки, которые сопровождали бы «спасательную операцию», доводили до белого каления похлеще любого страха и отвращения. К тому же позволить заподозрить, что неё есть болевые точки, Слава попросту не могла. Потому что не могла. И всё. Точка.

Приходилось мириться, терпеть и преодолевать, покрываясь порой холодным потом.

Слава шла впереди Ромыча, только что они прогулялись «на улице» – значит, поднялись из траншеи и прошли метров пятьсот по тому, что раньше было поселковой улицей. Развалины жилых домов, покорёженный гражданский транспорт, высохшие без постоянного полива кустарники и деревья.

У входа замешкалась, пропустила Ромыча вперёд, сказала, что чуть задержится. Условно безопасная зона, находиться вблизи входа в блиндаж не возбранялось, хоть и не поощрялось. Нейтральный участок, за который командир не сдирал с подчинённых шкуру, если им приходило в голову оставить там генеральских дочерей – свалившуюся головная боль и разросшийся мозоль одновременно.

Ромыч скрылся за дверями, Слава огляделась, вздохнула. Пройтись бы сейчас во-о-он к тому дому, виднеющемуся вдали, потом дальше и ещё дальше, пуститься бегом, размяться как следует, от всей души. Нехватка двигательной активности нервировала, сковывало тело. Увы, нельзя. Пообещала Ляле вести себя примерно, не доставлять неприятностей больше, чем уже доставила… Почему она родилась не такой покладистой, как сестра? Близнецы ведь.

Сделала шаг вперёд, замерла, покрылась мурашками, размерам с Нгоронгоро – самого большого кратера вулкана на Земле. По спине пробежал леденящий холод, горло перехватило обручем, лишая возможности вдохнуть, живот скрутило до тягучей боли, тело будто парализовало от ужаса. Прямо в глаза Славы смотрел паук, цепляясь лохматыми лапами за кособокий косяк двери.

Не такой и огромный, сантиметров пять-семь, не ядовитый – так называемый верблюжий паук, – и всё же заставлял цепенеть всем телом, покрываться холодным потом, ощущать сухость во рту.

Всего-то нужно сделать пару шагов, проскочить под мохнатыми лапами, зная наверняка, что сольпуга не нападёт, не прыгнет сверху, хоть и прыгучая гадина, и быстрая, не причинит реального вреда. Всего-то… но телу и охваченному страхом разуму не прикажешь, как бы ни старалась Слава, ни собиралась с духом.

– Ну? – услышала она за спиной голос майора, который ждал, когда Слава сделает шаг вперёд, чтобы пройти следом.

Она же не могла шагнуть, двинуться с места не получалось, не то что ногой, пальцем пошевелить не выходило.

Вячеслав Павлович обошёл Славу, слегка отодвинув в сторону её окаменевшее тело, махнул рукой, отгоняя ненавистную тварь. Та отскочила в сторону Славки, развернулась, понеслась на огромной скорости, кажется, готовясь расправиться с первым, кто попадётся ей на пути – перепуганной девчонкой.

Слава поняла, что задыхается, в самом прямом смысле. Это не было плодом воображения, реакцией на панику, она действительно не дышала, спазмом перехватило лёгкие. Пыталась выдавить из себя выдох, выплюнуть, выхаркать – не выходило. Воздух застрял пробкой где-то внутри, распирал до боли, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Услышала, вернее, почувствовала горячее дыхание рядом с макушкой, чьи-то невозможно горячие объятия, движение объёмной грудной клетки, которое словно вынуждало лёгкие Славы разжаться, впустить живительный кислород, после выдохнуть и вдохнуть.

– Вот так, Слава, дыши, дыши. Вдох, – через паузу продолжил. – Выдох. Вдох, выдох, вдох…

Ладони майора обхватили лицо Славы, большие пальцы поглаживали по щекам, опускались к подбородку, шее, снова поднимались и опускались, вынуждая отпускать неконтролируемый страх, прийти в себя.

– Всё хорошо? – поинтересовался Андронов, когда Слава почти пришла в себя.

Она повела глазами, разглядывая лицо майора настолько близко, что явственно чувствовала его дыхание. Опаляющее, пахнущее чем-то терпким, похожим на кофе с чёрным перцем и бадьяном. Убийственное сочетание.

Видела цвет радужки. Светло-карий, с ярко-жёлтыми кошачьими прожилками и тёмным ободком по краю. Ресницы тёмные и густые, бросающие тень на несколько резких морщин у прищуренных глаз.

Вздрагивающие ноздри, так, словно почувствовали что-то невероятно притягательное, что необходимо, жизненно важно вдыхать. Желательно полной грудью, во всю силу.

Загорелую кожу на лице, несколько крупных веснушек на скулах, устроившихся, как незаконный мигрант – нежданно-негаданно, без разрешения.

И рот… чётко очерченные, обветренные губы с резким контуром, указывающим на то, что обладатель таких губ слов на ветер не бросает.

По какому-то наитию Слава приоткрыла губы, втянула воздух, пахнущей пустыней, кофе, перцем, бадьяном и ещё чем-то… ужасно мужским, парализующим и невероятно притягивающим. Последнее обескураживало и отталкивало, вернее сказать – пугало.

– Слава? – вернул из внутренних, штормящих размышлений голос майора. – Всё хорошо? Пришла в себя?

– Всё отлично! – резко и хрипло ответила Слава.

Заёрзала, завозилась, вывернулась из рук Андронова, отскочила, опалила взглядом. Могла бы – спалила к чертям собачьим! Предала бы сильное тело и эти нелегальные веснушки аутодафе!

Аuto de fe – дело веры! Веры Славы в свои силы, в свои рефлексы, инстинкты, в здравый смысл.

– Точно? – всего лишь одним движением майор вернул Славу на исходную позицию. – Пауков боишься? – без тени улыбки спросил он. – Арахнофобия?

– Технически это был не паук. Сольпуги, они же фаланги, бихорки или ветряные скорпионы не имеют ядовитых желёз…

– Энциклопедические знания не дают защиту от чувств, увы. Бояться не стыдно, Слава. Чувствовать не стыдно.

– Ничего я не боюсь! – начала закипать Слава. – Отпусти сейчас же! Дарью Александровну будешь героически спасать, ей рассказывать о пользе чувств!

– Остынь, – майор сделал пару шагов в сторону, но из стальных рук не выпустил. – Сейчас своим видом сестру испугаешь, думаю, ей достаточно негативных эмоций, – выразительно посмотрел, безмолвно намекая на то, чьими молитвами Ляля оказалась втянута в ужасную авантюру.

– Да пошёл ты! – всё, что ответила Слава.

Крутанулась на месте, резко укусила за плечо, вцепившись со всей дури, почувствовала, как хрустнула кожа с мышцами под зубами, поймала непонятное, неконтролируемое торжество от этого звука. Пользуясь коротким замешательством, скользнула вниз, пройдя в ноги, провела приём, который хоть и не уронил, но заставил майора покачнуться от неожиданности.

Воспользовалась моментом, выскользнула, проехала по песку, поднимая слой пыли. Мгновенно поднялась за спиной майора. Не удержалась, лупанула между мужских лопаток со всей силы.

Без всяких приёмом и законов, просто по-девичьи, ладонями с оттягом, аж самой больно стало. Осталось лишь противно завизжать: «Вот тебе, получай!»

Зареветь, как в дешёвой мелодраме, и чтобы герой утешал, уговаривал и целовал в носик. Тьфу!

Развернулась на пятках и рванула в блиндаж, в комнату, с единственной целью – закутаться с головой в спальный мешок, чтобы избавится, наконец, от запаха этого… кафе с бадьяном.

Извращение какое-то!

У шторы остановилась, зачем-то обернулась, для чего – сама не поняла. Едва не лопнула от злости, чуть не разлетелась на миллиард осколков. Хорошо бы взрывной волной прямиком в ухмыляющуюся физиономию Андронова.

Который стоял, облокотившись плечом о косяк двери. Криво улыбался вслед несущейся Славе и будто думал о чём-то… Ой, да какая разница – о чём.

Главное – не спалить его от злости в очищающем огне.

Время инквизиции прошло, что так же жаль, как и то, что чувства неподвластны разуму.