Его губы были такими горячими на моей прохладной коже. Ноги болтались в воде, а спина удобно устроилась на мягкой, как мох, зеленой траве. Кадотт плечами раздвигал мои бедра, а солнце бросало яркие, как бриллианты, блики на мои прикрытые веки.
На какую-то долю секунды благоразумие во весь голос напомнило, что мы на берегу, обнаженные, и нас могут увидеть. Я напряглась, а он поцеловал меня, но не в губы.
— Доверься мне, — прошептал Кадотт, обдав дыханием влажные завитки между моими бедрами.
Довериться ему? Он что, сумасшедший?
Его язык запорхал по мне. Ну ладно, черт с ним.
Мои руки сжались в кулаки, вырывая клочья травы, а голова металась по мху. Как ему удавалось делать свой язык таким твердым, подвижным и догадливым?
После его предыдущих поцелуев, прикосновений и нескольких секунд полового акта, я завелась и хотела его. Уилл помучил меня языком, потом успокоил рукой. Я слышала свое дыхание и мольбы. Одновременно заполненная до краев и опустошенная, я была на грани и в то же время еще даже близко к ней не подошла.
— Тихо, — прошептал он, — я все сделаю как надо.
Он проник в меня пальцами, одновременно языком и губами утоляя мою жажду.
Всплеск выдернул меня из дремоты. На фоне солнца мелькнула какая-то тень. Открыв глаза, я увидела его лицо в паре сантиметров от своего. Сердце трепыхнулось при виде отразившейся на лице Уилла нерешительности, поэтому я подняла руку и коснулась его щеки.
Я по-прежнему чувствовала бедром его возбужденный член, поэтому повернулась, потеревшись о его гладкую длину. Потом переместила руку с его щеки несколько ниже:
— А теперь позволь мне тоже сделать все как надо.
Он уже был на грани, как и я чуть раньше. Нескольких быстрых движений рукой, порхание языка на самом кончике и глубокий захват ртом — и Кадотт оттолкнул меня. Должна признать, я сопротивлялась. Впервые в жизни я хотела сделать парню минет и довести дело до конца. Но было достаточно возбуждающе смотреть, как он взял член в руку и закончил то, что начала я.
Мы встретились взглядами, когда он открыл глаза.
— Ух ты! — сказала я.
— Да уж, «ух ты»! — улыбнулся он.
Поднявшись гибким, грациозным движением, он прыгнул в пруд, проплыл под водой, вынырнул и, тряхнув головой как пес, обдал меня фонтаном брызг. Я засмеялась, и Кадотт подплыл к берегу. Казалось, мы не могли оторвать друг от друга глаз.
— Что? — спросил он.
Пожав плечами, я опустила глаза. Мне не хотелось озвучивать свои мысли.
— Эй, я думал, ты доверяешь мне.
Разве? Я не была уверена. Да, я хотела его — очень сильно. Но доверие? Этим делиться намного сложнее, чем своим телом.
Кадотт коснулся моей щиколотки.
— Джесси?
Я встретилась с ним взглядом:
— Я думала, как мне жаль, что у нас нет презерватива.
Его пальцы сжались на моей ноге — почти что объятие. Кадотт на руках приподнялся из воды. Я отвлеклась на бугрящиеся мышцы его плеч и стекающую по телу воду. Уилл сел со мной рядом и нежно, медленно и сладко поцеловал.
— Да, и мне.
Наши губы встретились в глубоком чувственном поцелуе, от которого мое тело накрыло новой волной желания. В присутствии Кадотта я не принадлежала себе.
Он оторвался от меня, тяжело дыша, потом дернул меня за волосы:
— Мы всегда можем рискнуть.
— Или не можем.
— Именно это я в тебе и люблю, Джесси. Ты всегда держишь меня в узде, — засмеялся Кадотт.
"Люблю"? Скорее всего, это просто образное выражение. Скорее всего. Поэтому я оставила его без внимания.
— Мне нужно возвращаться, — сказала я.
— Ты могла бы пойти ко мне.
В его голос и выражение лица вернулась неуверенность.
— Мне нужно поспать.
— Так поспи. В моей постели. Со мной.
О Боже, звучало соблазнительно. Но я боялась, что если окажусь в его кровати, то спать точно не буду. И как бы заманчиво это ни выглядело, но сегодня мне предстоит работа в ночную смену. График в режиме нон-стоп начинал меня утомлять.
— Не могу.
Вздохнув, Кадотт отвел взгляд.
— Что случилось? — спросила я.
— Нас связывает только секс, да?
Я не знала, что сказать. Я думала, мы трахались, потому что, казалось, не могли остановиться. Кстати, я совершенно точно помню, что он был с этим согласен. Когда все изменилось?
Наверное, стоит объяснить ему все четко и ясно. Потом будет меньше проблем. Но поникшие плечи Кадотта тронули меня. И хотя мне следовало оставаться на месте, я не могла удержаться, чтобы не подвинуться к нему.
Мускулы на его спине бугрились и перекатывались под моими руками. Я легонько погладила его кожу пальцами, надеясь, что этот жест вышел успокаивающим. Я не была в этом сильна, но честно старалась.
— Я не до конца уверена, что это для меня, — призналась я. — Нам нужно решить прямо сейчас?
— Было бы хорошо.
Мне не нравилось, когда на меня давили. Но у Кадотта свои тараканы. Хотя у кого их нет? Но так как я не была индейцем племени оджибве, живущим в мире белых-пребелых людей, я решила быть к нему снисходительней.
— Ты умный, — сказала я, когда он повернулся ко мне лицом. Мои руки соскользнули с плеч Уилла и повисли по бокам. — К тому же забавный, когда не достаешь меня. Ты не так уж плох в постели. А без нее — еще лучше.
— Ну что тут сказать, Джесси? Я прям весь белый и пушистый.
Я склонила голову. По непонятной мне причине Кадотт разозлился. Какому самцу неприятно слышать, что он хорош в постели?
— Почему ты на меня злишься? Я думаю, ты нормальный парень. Для заумного очкарика.
Он даже не улыбнулся.
— Тебе стыдно выходить со мной в люди?
Я вздохнула. Он не позволит мне так легко отделаться.
— Хочешь знать правду?
— Удиви меня.
Я не могла поверить, что мы спорим, сидя обнаженные под полуденным солнцем. Но мы с Кадоттом и без того уже сделали много чего такого, во что мне верилось с трудом.
— Да, мне стыдно выходить с тобой в люди.
Уилл моргнул и побледнел, отчего его лицо еще больше выделилось на фоне иссиня-черных волос. Он выглядел так, будто я дала ему пощечину. Черт, я чувствовала себя точно так же.
Я схватила его за руку. Он попытался вырваться, но я его не пускала.
— Мне стыдно, Уилл, потому что я знаю, что люди о нас подумают.
Он вздохнул:
— Снова-здорово.
— То есть?
— Окружающие перестанут тебя уважать, если ты со мной. И не имеет значения, что я сделал. Или кто я. И что между нами происходит. Важны лишь мои родители.
— Чего? — не поняла я.
— Джесси, меня бросали сотни раз, и вовсе не из-за моих танцевальных способностей. Только из-за того, что я индеец.
Пришел мой черед злиться.
— А что, женщины не видят этого сразу при первой встрече? Твое происхождение становится большим сюрпризом для них лишь через время? Ты что, встречаешься с какими-то дурочками?
— Может, они просто не могут вынести все эти взгляды, перешептывания, давление.
— Разве я похожа на человека, не способного вынести давление со стороны?
Его губы дернулись.
— Нет.
— Спасибо.
Его веселье прошло так же быстро, как появилось.
— Тогда что же постыдного в том, что нас увидят вместе?
Мне не хотелось говорить, но я обещала сказать правду. И все же я раздумывала так долго, что Кадотт сжал мою руку:
— Джесси?
— Потому что все будут думать, чем я тебя прельстила, — выпалила я. — Ты сексуальный, Кадотт, а я — нет. Чтобы такой парень, как ты, был с такой, как я... — Я пожала плечами. — Наверное, я делаю обалденный минет. Или трахаюсь как кролик. Или…
Уилл прикрыл мой рот рукой.
— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Это правда. И что здесь такого?
Между нами повисло молчание. Мы смотрели друг на друга так, словно сказанные слова материализовались. Потом я рассмеялась, а вместе со мной и Уилл, и это было приятно.
Я потянулась к нему в объятия и просто сидела, обнимая его, пока он делал то же самое со мной. Не помню, когда я в последний раз сидела и обнимала парня больше минуты. Да и никогда по такому не скучала. А теперь буду, потому что обниматься с Кадоттом очень приятно.
— Пойдем ко мне, — пробормотал он. — Поспи со мной. Останься со мной.
Он поцеловал меня в бровь, и я прижалась к нему плотнее, обняв его при этом еще крепче.
Я никогда не ощущала ничего подобного. Плохо, что я до сих пор не определилась, что же происходит. Мне он очень нравился. И мне очень хотелось быть с ним вместе и сказать «да!» всему, чему угодно. В отношении Уильяма Кадотта я не могла себя сдерживать. И это пугало.
Тем не менее, я пошла к нему домой, и этот день оказался лучшим в моей жизни. Что было как раз кстати, потому что вскоре все полетело к чертям собачьим.