Хочу домой! Нагулялся

Глава 27

Работа секретаря судебного заседания действительно вначале показалась мне адом. Хорошо хоть Атанасов снизил для себя нагрузки - уже не тянул, но два-три судебных заседания в день было. Это означало, что я печатала протоколы, а между… старалась успеть сделать всю остальную работу: готовила извещения, повестки, оформляла уже готовые протоколы и дела, передавала их в канцелярию, заполняла журнал учетных дел, принимала разные жалобы от посетителей, обязательно улыбаясь при этом… И делала еще кучу бюрократической работы.

Но постепенно втянулась и приспособилась... Например, вначале писала судебные протоколы, как попало - что успею услышать, а потом уже расшифровывала их с диктофона, но это и правда был ад - я не успевала и работу приходилось брать домой. Поэтому и начала, если было нужно, просить ответчиков и истцов повторить то, что я не успела записать. Атанасов отнесся к этому с пониманием.

Седой щуплый мужчина с казацкой фамилией оказался замечательным дядькой с кучей детей и внуков. И похоже опыт работы с беременными у них с помощником правда имелся - мне даже прощались проколы. Хотелось бы назвать их незначительными, но в судебном деле мелочей не бывает.

Самое ужасное было, когда дело на 180 листах я сшила, опись сделала, а в самое начало забыла прикрепить какую-то подписку свидетеля. Шеф обнаружил это, казалось, только взяв дело в руки. Это было очень нервно и плохо, конечно. Но он счел, что я и так уже наказала себя и вежливо попросил всё исправить. Всё… Да, я наказала себя сама - пришлось расшивать, вставлять, проверять, опять подшивать.

В этой работе были и другие особенности. И они не ладили с моей беременностью - на исследовании материалов суда просто ужасно хотелось спать, а на провозглашении длинных приговоров надоедало, а дальше и просто трудно было долго стоять.

Но Валя знала к кому меня отправляет, поэтому и допустила вариант работы в суде. Помощником судьи оказался тоже неплохой человек - невысокий мужчина средних лет и очень приятный, потому что, если мне случалось отпрашиваться на прием к врачу или по состоянию здоровья, он подменял меня без вопросов. Но я знала, что наглеть нельзя и оформлять за меня абсолютно все он не будет. Что-то все равно меня ждало. Пока вникнешь и подтянешь этот хвост, уже образуется следующий. На этой работе вообще лучше было не ходить в отпуска и не болеть. А если судья берет много процессов, ее правда можно назвать каторгой. Меня вынудили обстоятельства, но что заставляло людей годами работать здесь за копейки? Ситуацию прояснил тот самый помощник Атанасова - Анатолий. Он поднялся как раз из секретарей и мечтал о месте судьи. Я верила, что у него получится - умный мужик, терпеливый… настоящий трудоголик.

У меня со всеми там сложились нормальные отношения, были даже знаки внимания со стороны мужчин. Но всё сразу прекратилось, когда на обеде в столовой я во всеуслышанье обозначила свой беременный статус. На игривый подкат:

- Откуда в нашем замшелом… кхм, устоявшемся уже коллективе эта прелестная фиалка?

Я ответила в том же духе: - Все в устоявшемся, штатном режиме - декретная должность.

- Шо, опять?! - восхитился мужчина.

- Ну да! Целых двое, - погладила я живот, - будем знакомы? Марина…

С тех пор мы с ним перешучивались и даже делились анекдотами, которые иногда были на грани… но подкаты резко прекратились. Со временем, правда, все-таки выяснилось, что я одинока, но это ничего не меняло. Я была права - чужие дети мужчин не вдохновляли.

А я все больше привыкала, исполняя обязанности и воюя с проблемами: ужасно раздражало то, как работает наша почта - отправишь повестку в суд, а она доходит до адресата тогда, когда судебное заседание уже прошло. Поэтому при возможности приходилось всех обзванивать. Но многие не брали трубку или не считали нужным явиться - повестки-то нет. Еще постоянная нехватка канцелярии и бумаги… пока допросишься, накопится куча работы, поэтому иногда приходилось докупать самой.

А еще секретарю нужно быть любезным со всеми, даже с подсудимыми. Бывали откровенно наглые, которые хамили и грубили. Неприятно… вначале в течении дня оправлялась от полученных «комплиментов», но со временем научилась абстрагироваться и показывать вежливое безразличие.

А однажды ко мне подошла женщина цыганской внешности и спросила сколько стоит, чтобы она выиграла одно дело. А когда увидела мои изумленные глаза, обозвала меня дурой и сказала, что я скоро попаду под машину и погибну… Я не суеверна, но потом долго было не по себе.

Был еще моральный аспект - поначалу я вникала в суть каждого судебного процесса, интересны были все подробности, особенно если дело резонансное. Но потом примелькалось, что ли? И я перестала удивляться равнодушию судей - принимая все это в душу, работать невозможно. Мне же с непривычки постоянно жаль было пострадавших людей - хоть плач, но особенно тяжело давались процессы с несовершеннолетними. Я уже чувствовала свою причастность к детскому вопросу, может поэтому? Но и волокиты в этих случаях было море - на заседания нужно было вызвать кучу педагогов, инспекторов по делам несовершеннолетних, законных представителей. Пока всех соберешь…

По утрам и среди дня мы коротко созванивались со Славом. Утром звонил он, среди дня - я. Однажды, когда я не приняла его звонок, потому что шло заседание, он примчался в суд. Воспользовался адвокатской корочкой, конечно, потому что я заметила его в кресле у самого входа. Отвлеклась, растерялась... попросила ответчика повторить. Слав поднялся и вышел, потом дождавшись меня на выходе. Было неловко - явно сорвался с работы. Так мы и договорились о порядке связи.

Настолько серьезное отношение к нашему договору было будто и приятно, но и как-то… горько от этого мне тоже было. Я старалась не копаться в себе - все равно будущее туманно, что зря терять нервные клетки, их расход и так зашкаливал.

Но великое дело привычка… разговоры по телефону - вначале по паре слов буквально, давались мне все легче. Не прыгало сердце, не потели больше ладошки… В вечерний созвон слов было больше, потому что он задавал прямые вопросы о здоровье и не ответить на них было нельзя.

Со здоровьем пока был порядок, хотя задница моя долго была ярко-синего цвета после того, как туда кололи препараты железа. Почему-то интересно было смотреть на это диво и часто, раздевшись, я изворачивалась перед зеркалом - смотрелась моя попа… трагично. Зато радовал, постепенно вырисовываясь, животик. Пока небольшой - талия сзади по-прежнему просматривалась, но рос он быстро. Доктор называл мою беременность… вернее говорил так:

- Я бы назвал вашу беременность, Марина Станиславовна… (тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить) образцово-показательной, разве что - анемийка? Но это мы легко исправим. И специалисты вами довольны. Не подведите меня, дорогая, я нацелен на естественное родоразрешение.

- А уж я как, доктор… - цвела я ему в ответ.

Я училась беречься: вставала медленно, а не срывалась с места, никогда не держала желудок пустым - дробное питание наше всё. Не отказывала себе в том, чего просил организм - имела такую возможность, потому что основную массу продуктов на неделю приносил в субботу Слав. И еще цветы…

Ни отказаться, ни запретить ему войти со всем этим в дом я не могла - уже чувствовала себя обязанной. И чувство это было ужасно неприятным. Не потому, что это Слав… а потому что быть в долгу и понимать, что долг этот возможно никогда не получится отдать, неприятно по определению.

Все это было неловко, субботы просто не хотелось - я понятия не имела, как вести себя с ним. А он еще и смотрел так, как в самом начале наших отношений - голодными блестящими глазами и будто любуясь мной. Хотя чем там…? Я набирала вес - потихоньку, но уже заметно. А еще на носу и, что особенно неприятно, над верхней губой потихоньку проступали пигментные пятна - будто большие веснушки. Почему-то стал шире и словно припух нос и даже губы. Красота, если она была, медленно, но верно уходила.

Но он старался задержаться подольше, разговорить меня, рассказывал интересные истории со своей новой работы… а я слушала его, разгружала сумки и понимала, что с каждым разом все больше загоняю себя в капкан долга.

Совет Вали попользоваться Славом был скорее шутливым, и даже наверняка - слишком легок был тон. Но именно это я сейчас и делала - бессовестно пользовалась, понимая и осознавая это. Но на этот момент я просто не видела другого выхода и дело было даже не в деньгах - его помощь скоро могла стать просто необходимой. В автобусе нечасто уступали место, даже когда животик уже хорошо обозначился, а когда он станет необъятным, я просто не заставлю себя лезть в эту толчею. А если еще когда-нибудь учую те сладкие духи… Я вышла на незнакомой остановке и не села, а почти упала на лавочку практически ничего уже не видя и не слыша - на грани обморока.

А он с самого начала предлагал подвозить меня на работу и с нее, даже уговаривал:

- Марина, это не сложно. У меня нормированный рабочий день - от звонка до звонка. То есть… - хмыкнул он - сказывалось «уголовное» прошлое: - Подумай пожалуйста о детях.

Только о них я и думала. И в общем, все у меня было неплохо - редкие встречи с подругами, ровные отношения с бывшим мужем, порядок на работе, почти отличное здоровье. И все-таки как-то все безрадостно.

Я уходила от долгих разговоров со Славом, касаний, скользких личных тем… даже в глаза старалась не смотреть лишний раз - ждала времени, когда все решится - родов. И, казалось, предусмотрела и учла все, кроме того, что Барканов тоже может участвовать в процессах.

Это заседание я записывала потом с диктофона - крепко запаниковала, когда увидела его входящим в зал суда. Скупо кивнула, как бывшему знакомому, получила вежливый кивок в ответ… Но дураком этот мужчина не был никогда и вопрос о вдруг образовавшемся после незащищенного секса животе обязательно должен был возникнуть в его голове. А я не могла просидеть все заседание за столом - работа не позволяла. И он, конечно, увидел... и подошел после.

- Марина Станиславовна, надеюсь у вас не осталось обид по поводу увольнения… и недосказанностей? - осторожно подбирал он слова.

- О чем вы, Марк Михайлович? - «удивилась» я, - я же ушла красиво! По собственному и с отличной характеристикой. Извините - некогда, нужно оформить протокол. Не хочу задерживаться… чтобы муж ожидал.

- Насколько я знаю, вы в разводе, - скрипнул он зубами.

- Устаревшие сведения, - отрезала я, - мы поспешили тогда… и уже пересмотрели свое решение. Все в порядке, не волнуйтесь… если ваш вопрос вызван заботой обо мне.

- Всего доброго, - слегка поклонился он и пошел на выход.

Но!

Я позвонила Славу и впервые попросила его встретить меня с работы. И само собой… естественно он ждал меня в конце рабочего дня. А за нами, не скрываясь, наблюдал Барк, стоя у своего автомобиля. Нужны были доказательства?

- Спасибо, - ласково, напоказ провела я ладонью по Славкиному предплечью, когда он помог мне сесть в машину и уже собрался прикрыть дверь.

- Мариш…? - дернулся он. И, обняв мое лицо ладонями, осторожно поцеловал. Вначале осторожно… а потом так, как я любила, всегда любила. И я ответила… Как, зачем?! Испугалась, перенервничала? Но теперь Барк был не основной моей проблемой.

Почувствовав на своих губах мои слезы, Славка молча отстранился, аккуратно прикрыл дверку, обошел капот и сел в машину. Тронулись, поехали.

- Извини… Не переживай… не захочешь - больше не повторится, - ровно пообещал он и все же сорвался. Дальше прозвучало задушено и хрипло: - Но только... не надо тогда...

Я молча плакала всю дорогу, отвернувшись и пряча слезы. Такой сволочью не чувствовала себя, даже когда прощалась с Сашкой по телефону. Разрешат выжить такой твари? А раскаяние принимается за смягчающее обстоятельство?