Хорошие девочки попадают в Ад

Глава 23

Ники

Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. У меня особо ничего не проносилось, кроме, почему-то, наших с Дианой посиделок в баре, когда мы напились, а домой возвращались на бровях, и отец потом орал, как потерпевший. Это было единственное, что промелькнуло перед глазами, а в остальном я просто ожидала почувствовать страшную боль и темноту, но боялась почему-то не за себя, а за девочку, которую сжимала в объятиях.

Правда, боли почему-то не было, как и темноты, а еще был стук упавшего тела. Я обернулась и увидела Лукаса с пистолетом. Он почти не изменился. Почти. У него было знакомое мне по Москве и Франкфурту выражение лица, разве что рубашка и лицо были забрызганы кровью. Не его.

— Уведи ее отсюда, — сказал он. — Возвращайтесь в комнату и сидите там, пока я не скажу.

— Па-ап!

— Амира, — он не повысил голос, но девочка притихла в моих объятиях. Позволила мне подняться, унести ее так, чтобы она не увидела мертвого мужчину. Я действовала на автопилоте, но, только оказавшись с Амирой в ее спальне, я поняла, что меня трясет.

Несмотря на мою бурную молодость и на Роба, который периодически устраивал мне адреналиновые встряски, моя жизнь была до ужаса банальной и предсказуемой. Это Диана вечно влипала во что-нибудь этакое, а я никогда не видела и не слышала перестрелок, не считая кино. И да, если вы думаете, что если перестрелки в кино и в реальной жизни — это одно и то же, вы ошибаетесь.

Меня трясло так, что зубы стучали друг о друга, не помогало даже присутствие Амиры рядом. Я усадила девочку за кровать, на то место, где мы сидели, когда началась стрельба до того как она выбежала в коридор. Сама села рядом и сунула руки между коленей, чтобы она не чувствовала, как сильно меня колотит. Что я сейчас трясусь как осиновый лист, пытаясь справиться с откатом от адреналина.

А перед глазами стояло лицо Лукаса. Убивал он с тем же самым выражением лица, с которым трахал меня. Не здесь, на Мальдивах — но в прошлом да, вполне. Мы с Амирой сидели бок о бок, прижавшись друг к другу.

— Папа же их всех прогонит? — тихо спросила Амира.

— Да. Да, он их всех прогонит.

— А он…

— С ним все будет хорошо.

Не может не быть. Просто я прочитала это в его глазах. Есть мужчины, за которых волнуешься и переживаешь, а есть — как Лукас. Рядом с такими надо переживать за всех остальных, кто оказался в пределах его досягаемости и встал на его пути. Если бы, конечно, я с какой-то радости переживала за тех, кто напал на нас с автоматами.

Очередей, к слову, больше не было слышно. Одиночные выстрелы еще доносились, но это уже было не так жутко. Хотя, скорее всего, у меня просто был шок, потому что когда после очередного выстрела воцарялась тишина, я не слышала ничего, кроме звона в ушах. Я и не чувствовала ничего.

Относительно очнулась я, только когда ладошка Амиры коснулась моего бедра. Я поняла, что просто должна ее успокоить. Ну или хоть как-то обеспечить ей это ощущение, что она в безопасности. Поэтому я вытянула ноги и посадила девочку на себя, обнимая ее.

Амира доверчиво обхватила меня руками и уткнулась в плечо. Она сидела так зажмурившись до тех пор, пока не вернулся Лукас. Мы одновременно вскинули головы, когда открылась дверь, и вошел он. В свежей одежде, с еще слегка мокрыми после душа волосами. Ни следа крови, ни следа того, что произошло.

Сколько вообще прошло времени?

И что там произошло на самом деле?

— Сейчас придет горничная, — будничным тоном сообщил он. Так, как будто говорил про плановую уборку. — Она поможет вам собраться, мы переезжаем на другую виллу.

И мы действительно переезжали — вот так, посреди ночи. Правда, когда мы заселились на новую виллу, уже вставало солнце. На предыдущей не осталось ни следа того, что там произошло, и я даже думать не хотела, куда исчезли тела, исчезли ли вообще, и сколько их было. Из знакомых мне безопасников Лукаса я не досчиталась двоих, и, хотя у них была своя вилла, сейчас они все полным составом сопровождали нас. Точнее, уже не полным. При этом я чувствовала себя как любовница дона мафии, или что-то вроде, потому что после случившегося воспринимать Лукаса простым смертным не получалось.

От слова совсем.

Амира уснула, как только я уложила ее спать в ее новой комнате на новую постель. Иногда, глядя на детей, мне хотелось так же. Просто заснуть после того, как оказалась героиней боевика и чуть не получила пулю в затылок. Увы, мне заснуть не грозило при всем желании. Я чувствовала себя так, будто выпила литр кофе и полирнула все энергетиком, от которого глаза лезут на лоб.

Наверное, я бы так и сидела на крыльце, глядя на океан и пытаясь собрать мысли и чувства в кучу, если бы меня не позвал Лукас.

— Ники. Тебе надо отдохнуть.

— Мне надо домой. — Я сама не ожидала, что это скажу, но сказала именно это.

— А где твой дом, Ники?

— Мне сейчас не до философии, Лукас. — Я поднялась, повернулась к нему. — Меня чуть не пристрелили сегодня ночью. Я чуть не поседела, когда… Амира…

Он шагнул ко мне и обнял меня, но сейчас вместо того, чтобы расслабиться в его объятиях, я еще больше напряглась. Да, теперь я знала, что если рядом Лукас, бояться надо не за него и не за себя, но от этого как-то легче не становилось. Однажды шальная пуля может зацепить Амиру, потому что меня не будет рядом, или я недостаточно быстро среагирую, или… неважно, что там еще можно вписать в этот список. Я этого не переживу.

— Ты всегда знала, что я — не обычный парень, Ники.

Я даже не представляла, насколько.

— Я это не выбирала, — сказала я, выворачиваясь из его объятий. — Я не выбирала тебя. Не выбирала жить с тобой. Я появилась в твоей жизни как игрушка, к которой ты каким-то загадочным образом привязался.

— Для Амиры ты совершенно точно не игрушка, — он посмотрел на меня в упор.

— Не приплетай сюда Амиру! — Впервые за все время после случившегося мой севший до хрипоты голос сорвался на крик. — Я люблю ее, и я не смогу жить, если с ней что-то случится. Я не смогу жить, если что-то случится с тобой. Прости, Лукас, такая жизнь точно не для меня.

— Это дело рук Ростовского. Он за все ответит, тебя это больше никак не коснется.

Он произнес это тем же самым тоном про горничную. С тем же самым лицом.

— Лукас, ты не понимаешь, — сказала я. — Ростовский ответит…

Он убьет его? Что он с ним сделает? Я не хотела об этом думать. Не хотела представлять. Как-то я подслушала разговор с отца с одним из его партнеров, и он говорил, что мужчина — хищник. Для него нормально убивать за территорию, за власть, за любой ресурс, который необходим. Может быть, это и было нормально, но я не хотела делать это нормой своей жизни.

Просто не хотела.

Не хотела ложиться спать с мыслью, что эта ночь может стать для меня последней. Для Амиры. Даже для Лукаса. Потому что при всей его «неуязвимости» — он человек из плоти и крови. Да, он умеет выживать, но…

Я знала, что есть женщины, которые так живут. Для них это стиль жизни, норма, но они либо родились в этой среде, либо обладают стальными яйцами, о которые можно даже алмаз раскрошить. Мой отец всегда ходил по краю, по серой зоне, как сейчас модно говорить, но он никогда не убивал. И уж точно не подвергал опасности меня и мою мать.

— А сколько их еще? Таких, как Ростовский? — спросила я. — Ты можешь дать гарантию, что это никогда больше не повторится?

— Нет. Не могу.

— И я не могу. Не смогу. Я так не хочу, я хочу уйти, пока еще потерять вас с Амирой будет не настолько больно, как через месяц или через год, или… — Я осеклась.

Лукас продолжал внимательно смотреть на меня, как будто искал то, чего во мне не было. Сил выдержать все это. Сил, чтобы остаться с ними, несмотря ни на что. Поразительно — еще недавно я думала о том, что хочу просто закрыть для себя отношения с ним на Мальдивах, сбежать, потому что я боюсь чего-то серьезного, и вот сейчас объясняю ему, что не могу остаться, потому что они слишком дороги мне.

Вот уж воистину, женщина-парадокс.

— Хорошо, — перебил мои мысли он. — Я вызову для тебя катер и забронирую частный рейс, куда попросишь.

— Мне достаточно самого обычного, — сказала я.

— Я забронирую частный, — отрезал он. — А пока иди отдыхай. Отсюда в Россию путь неблизкий.

Помимо всего прочего, я оказалась еще и трусихой. Потому что у меня не хватило сил попрощаться с Амирой и сказать ей, что я уезжаю. Сидя в самолете, который уносил меня обратно в точку, в которой все началось, я понимала, что поступила, как моя мама. И, наверное, я ее понимала… теперь. Чуточку больше. Потому что оторвать свое сердце от той, кто давно и прочно в нем поселился — и без того тяжело. Не говоря уже о том, чтобы сказать ей, что вы никогда больше не увидитесь.

Когда я поняла, какую совершила ошибку, я чуть не выскочила из самолета, но трап уже убрали, и мы выруливали на взлетную. Оставшуюся часть пути я уговаривала себя, что поступила правильно, что мой разговор с Амирой не закончился бы ничем хорошим, а самолет все летел, и летел, и летел…

— Ники.

От голоса Лукаса я проснулась и села на постели в холодном поту.

Оказывается, я заснула, и все это мне приснилось. Мне приснилось, что я убежала от Амиры, как моя собственная мать — от меня, и ужас сковал сердце, заставляя чувствовать себя маленькой и ничтожной.

— Через два часа придет катер, через пять у тебя вылет.

Я моргнула. Вот, получается, и все?

Я изо всех сил пыталась запихнуть себя в ту девушку, которую увезли насильно, которую посадили как Золушку в каморку дома во Франкфурте, но у меня не получалось. Я больше не была той девушкой, а Лукас больше не был тем Лукасом. Мы изменились и проросли друг в друга, хотя сами этого не хотели, в нашей истории не было глянца и турецких страстей, но мы каким-то образом нашли друг друга в этом безумном огромном мире, чтобы теперь… снова остаться одним.

— Да. Сейчас. — Я потерла глаза, пытаясь за этим жестом скрыть неуверенность и дать себе время, чтобы собраться с мыслями.

И с силами. Потому что на то, чтобы разорвать эти отношения, эту связь, мне требовалось не меньше сил, чем на то, чтобы попрощаться с Амирой.

— Амира…

— Она не спит. Ты можешь с ней поговорить.

— Правда? Спасибо.

Лукас посмотрел на меня как-то странно.

— Ты думала, что я не позволю тебе с ней поговорить перед отъездом?

— Я…

— Я чудовище, но не настолько. — Он поднялся так резко, что порыв воздуха принес мне его запах — запах опасности и дорогого парфюма.

Вышел он столь же стремительно, и я осталась одна. Как и хотела. Со своими мыслями и чувствами, которые собиралась оставить на Мальдивах, как и наш с ним короткий спонтанный роман, у которого никогда не было будущего.

С этой мыслью я умылась, привела себя в порядок, расчесалась и пошла к Амире. Сдаваться. Я все время думала, каково мне было бы, если бы мама со мной поговорила — перед тем, как исчезнуть из моей жизни навсегда. Но нет, она решила, что «долгие проводы — лишние слезы» в нашей истории как никогда актуальны, и просто слилась. Я проснулась однажды под Новый год, а ее нет, ее вещей нет, нет ни-че-го. Кроме моих воспоминаний и моего отчаяния.

Амира играла в какую-то игрушку на планшете, а, увидев меня, подскочила и радостно бросилась обниматься:

— Ни-ки-ки-ки-ки-ки! Папа запретил тебя будить, сказал, что ты отдыхаешь!

Запрокинув голову, она смотрела на меня — такая счастливая, со сверкающими глазами, и я вдруг еще лучше поняла свою мать. Лучше, чем в том сне в самолете, потому что если она хотя бы на десятую часть чувствовала ко мне то, что я чувствую к Амире, ее сердце в ту минуту истекало бы кровью.

— Да. Я действительно отдыхала, — я положила руки на маленькие хрупкие плечики.

— Ты испугалась? — Амира меня так и не отпустила. — Сегодня ночью?

Я замешкалась, и она продолжила:

— Я испугалась! Но ты была рядом, и теперь я знаю, что когда ты рядом, бояться не стоит. Так же, как рядом с папой.

Если бы я не знала Лукаса, решила бы, что он написал ей речь или хотя бы заранее сообщил о том, что я уезжаю, чтобы Амира говорила мне это все. Но нет. Лукас никогда бы так не поступил. Ни-ког-да.

Я вздохнула и все-таки отцепила ее от себя.

— Пойдем, присядем. Нам нужно поговорить.

Амира кивнула и радостно бросилась к дивану, а я про себя подумала, что детская психика гораздо более гибкая. К счастью. Потому что пережить то, что мы пережили сегодня — на такое не всякий взрослый способен. Не говоря уже о ребенке. Но она выглядела так, как будто мы не стали участниками перестрелки, а ведь даже я задумалась о психологе. Перед тем как заснуть. Надо будет сказать Лукасу…

На этом я себя одернула.

Потому что я больше не имела права говорить с Лукасом об Амире.

Потому что я их бросаю.

— Мне придется уехать.

Я так и не решилась сказать: «Я уезжаю». Хотя это было правдой. Именно это было правдой.

«Придется» — слишком громкое слово. Для моей трусости.

— Ты поедешь навестить друзей?

— Навсегда.

Амира перестала улыбаться. Я видела, как тает ее улыбка, и внутри меня самой что-то гасло. То самое маленькое солнышко, которое зажгла эта удивительная девочка.

Я сама его погасила.

— Понимаешь… мне…

Не по пути с твоим папой? У нас ничего не получится?

Я эгоистичная сволочь, и не хочу снова оказаться в перестрелке?

Да, во сне я была права, просто сбежать было легче.

— Мне сложно…

Амира вскочила и убежала раньше, чем я закончила бы свое жалкое оправдание. Тем более что я так и не придумала, чем оно должно закончиться. Я еще какое-то время посидела, закусив губу и глядя в одну точку, а потом поднялась и пошла к себе. Собираться.