Хорошие девочки попадают в Ад

Глава 3

Мужчина смотрел на меня в упор. Я бы сказала «пялился», но это совершенно не вязалось с его обликом. Он меня рассматривал. Изучал. Словно просчитывал варианты, в каждом из которых мне ничего хорошего не светило, и его взгляд становился все холоднее, холоднее и холоднее. С тем же успехом можно было прикладывать к коже лед. Ото льда может быть жарко. Может быть холодно. Ото льда можно получить ожог, и все это сейчас я разом испытала, умноженное на сто. На тысячу. На сотни тысяч. Только когда он отвернулся, я смогла вдохнуть. Вдох получился рваный, но, к счастью, его никто не услышал.

— Gut*1, — сказал он, и мой вздох утонул в его низком, резком голосе.

Так звучал немецкий в фильмах, так звучал голос главного героя, когда я читала «Триумфальную арку». Я подумала об этом, а еще о том, что надо было выбирать вторым языком немецкий, а не французский. По крайней мере, тогда сейчас я бы не чувствовала себя так по-идиотски. Хотя это слово я поняла: он бросил короткое резкое «Хорошо», как выплюнул. С тем же успехом можно было швырнуть что-нибудь в лицо мне или питерскому Корлеоне.

— Sie kann kein Deutsch,*2 — произнес Петрович.

А после кивнул мне на стул. Я должна была сидеть напротив этого немецкого монстра, холод от которого исходил такой, как если бы я сидела рядом с открытым холодильником или напротив распахнутого окна. Впрочем, на меня он все равно больше не смотрел, и это помогло немного расслабиться. Относительно. Зачем я им понадобилась, я до сих пор не понимала, но, к счастью, манерами Бог не обделил и обделаться в их глазах мне не грозило. Ни с устрицами, ни с улитками, ни с пастой и остальной средиземноморской кухней.

Мне казалось, в Германии любят мясо, но то ли Петрович решил выпендриться, то ли мне казалось, потому что сегодня на столе были морепродукты, рыба и все соответствующее. Вино, которое подали к блюдам, отличалось совершенным, уточенным, подчеркивающим их вкус ароматом.

Из разговора этих двоих я выяснила разве что они деловые партнеры (Geschäftspartner*3) и имя мужчины, сидящего напротив меня: Лукас. Ему не шло. По крайней мере, мне так казалось, Лукас — это что-то более мягкое. Сочетание его резких черт, широких плеч, высоты роста, ледяных глаз наводило на мысль о викингах с такой же резкостью в именах, как и во внешности.

Но, по крайней мере, я могла его рассмотреть: тот факт, что он на меня откровенно пялился, давал мне карт-бланш в отношении «пялиться на него». Я могла его хоть облапать взглядом, и впервые за долгое время мне захотелось смотреть на другого мужчину. Не на мужа. Geschäftspartner Петровича обладал тем опасно-притягательным шармом, который притягивает женщин, словно магнитом.

В нем не было этой напускной показной властности, которой так гордился Роб, у него просто была власть. Это чувствовалось в том, как он двигался, как разговаривал. Как смотрел. Преимущественно на Петровича, но иногда поворачивался ко мне, и в его взгляде ко льдам добавлялось что-то еще. Что еще, я понять не могла, но с каждым мгновением мне становилось все проще и проще встречаться с ним взглядом.

Напряжение разомкнуло ошейник, давивший на мою шею, и поэтому я опрометчиво расслабилась. Поэтому упустила момент, когда холод от его присутствия внутри меня превратился в жар. Поэтому не сразу поняла, что мне что-то подмешали в еду или в напиток. Наркоту. Афродизиак. Хрен знает что еще.

Я это осознала уже в тот момент, когда меня основательно повело. Не так, чтобы свалиться под стол, нет, у этой отравы было совершенно иное действие. Теперь вокруг меня можно было усадить с десяток Лукасов, и холода я бы не почувствовала. А вот накатывающее волнами возбуждение, от которого хочется сводить ноги или наоборот, просунуть между бедрами руку и вдавить ее в пульсирующую, набухшую плоть, я как раз чувствовала. Более чем.

Сначала меня накрыло ощущениями, потом — липким ужасом. Когда я осознала, что со мной происходит. Нет, раньше со мной такого не было, но благодаря Диане я была девочкой просвещенной. Знала, что мужчины (да и женщины) по приколу могут сыпануть что-то в твой напиток, в еду или даже просто в воду. Знала, что когда ты в первый раз с незнакомым парнем в ресторане, отлучаться «попудрить носик» можно только когда твой бокал или тарелка пусты.

Все эти знания, увы, никак не могли мне помочь: жаром пульсации между моих ног уже можно было растопить всю русскую зиму. «Мне надо уйти, — мелькнула сумасшедшая мысль. — Надо просто встать и уйти…» Куда? Я здесь ничего не контролировала. Я даже свое тело уже не контролировала.

Петрович что-то сказал Лукасу, и тот снова посмотрел на меня. Льды в его глазах плавились, и, если у меня еще оставались крохотные крупицы надежды на то, что я нужна как красивая декорация, сейчас они развеялись прахом.

— Wer ist sie?

Казалось, я уже должна была привыкнуть к тому, как звучит его голос. Но слушать его во время делового разговора и слушать, когда его взгляд обращен на меня — это принципиальная разница. Особенно когда в ушах бухает пульс, по венам бежит жидкий огонь возбуждения и кажется, что если меня сейчас не трахнут, я просто сойду с ума.

— Eine elite escort Dame. Du glaubst nicht, was die mich gekostet hat.

Слова путались и сливались в сознании в какой-то белый шум. Петрович что-то сказал про эскорт? Сейчас даже его присутствие не работало как антивиагра, а должно было бы. Я не должна была смотреть на этого мужчину так, не должна была чувствовать его прикосновения к своей коже, хотя он еще ни разу меня не коснулся. Не должна была течь от одной только мысли, что он развернет меня к стене и войдет одним резким рывком, заполняя собой до отказа.

И уж тем более не должна была поднимать на него плывущий, манящий взгляд, когда он поднялся из-за стола. Приблизился ко мне, протянул раскрытую ладонь и сказал:

— Komm mit.*5

Я не была из тех, кто вешается на первого попавшегося мужика, каким бы холеным он ни был, как и из тех, кто «вечная недавалка» тоже, но гадость, которую мне подсыпали или подлили, превратила меня в существо, не способное думать ни о чем, кроме секса. От прикосновения его ладони меня просто перетряхнуло от кончиков пальцев ног до макушки. Кожу закололо иголочками, и я подавила желание запрыгнуть на него прямо здесь. Буквально, как в фильмах показывают: когда мужчина подхватывает женщину под бедра, прижимает к стене — и дальше по тексту.

Хотя сдается мне, стена — это слишком далеко. Вот тут стол, красивый такой, с него много всего можно скинуть: тоже будет очень кинематографично. Особенно учитывая, что он немец. Интересно, по какому поводу они с Петровичем деловые партнеры? Может, порно снимают?

Мысль смешком сорвалась с губ, и, хотя мы уже вышли из гостиной, Лукас повернулся ко мне.

— Что смешного? — спросил он на чистом русском. На таком чистом, что чище была только моя репутация в момент явления в этот мир.

— Представила, чем вы с Петровичем занимаетесь, когда никто не видит, — ответила я, и, оценив его взгляд, добавила: — В смысле, ваши тайные партнерские делишки.

Говорить с ним мне совершенно точно не хотелось, мне хотелось трахаться, поэтому я потянулась к его губам, но Лукас увернулся. Я промазала и поцеловала его воротник. На самом деле ничего выше воротника мне не грозило поцеловать из-за его роста, а когда он еще и вертится… Пф-ф-ф.

Я с трудом удержалась от того, чтобы показать ему язык, а когда мы оказались в комнате, нагнулась, чтобы стянуть туфли. Когда-то я была из тех, кто носит каблуки по поводу и без, в универ, в рестораны, я даже гулять в них иногда умудрялась. Когда очень хотелось выпендриться, но замужество вытряхнуло из меня все эти навыки, поэтому сейчас ноги болели и просили пощады.

Пощады просило еще одно место, которое, больше чем уверена, сейчас предстало на обозрение Лукаса: белья под платье мне никто не выдал, а мое при всем желании под такой наряд не наденешь. Поэтому когда я выпрямилась, не без удовольствия отметила его расширившиеся зрачки.

Но не успела отметить больше ничего: в два шага преодолев разделяющее нас расстояние, он толкнул меня к кровати. Не удержавшись, я попятилась по инерции и рухнула на нее: кровать оказался мягкой, прохладное покрывало обжигающим контрастом опалило кожу.

Матрас прогнулся, когда Лукас опустился на кровать, нависая надо мной, щелчок пряжки, звук расстегнутой молнии, шелест надорванного пакетика — и я вздрогнула от резкого, но такого желанного проникновения. В этом не было ничего возбуждающего, у нас не было никакой прелюдии, но в моей крови гуляло столько возбуждения, что боли от резкого проникновения я почти не почувствовала. А если и почувствовала, то она тут же растворилась в растущем внутри меня животном, диком, напряженном ритме, с которым он врывался в мое тело.

Я вскрикивала, подавалась, чтобы насадиться на него сильнее. Не чувствовала ни малейшего желания избавиться от этой дикой наполненности, растянутости, я даже не представляла, какой у него размер, если он ощущается так. Меня накрыло оргазмом за пару минут до него, но к тому моменту, как он меня догнал, я уже снова хотела. И, стоит отметить, что его хватило аккурат на то количество раз, пока запаянное в моих венах препаратом животное желание не начало отступать, и меня не начало клонить в сон.

Мы ни сказали друг другу ни слова, а я сейчас лежала на постели с задранным платьем и считала виражи крутящейся по часовой стрелке люстры. Мне надо было подняться и пойти к себе: пока он там мылся в душе, но у меня не осталось сил. Словно это животное, подарившее долгожданное после ужина облегчение, совокупление выпило из меня все.

Я услышала, как хлопнула дверь в ванную.

— Сейчас уйду, — хотела сказать я, но меня неожиданно подхватили на руки. Я оказалась сначала в воздухе, прижатой к сильной горячей груди — как камень может быть таким горячим? Затем в ванной, в воде, которая обтекала мое тело на удивление нежной лаской. Я не принимала ванну хрен знает сколько, поэтому сейчас меня окончательно повело, и я поползла вниз. Под воду.

Лукас выругался по-немецки, а после вода чуть не вышла из берегов, когда он ко мне присоединился. Здесь было очень светло, но я все равно не могла его видеть: он сидел у меня за спиной. Я поразилась тому, насколько это было уютно — этого мужчину я знала всего несколько часов, а секс так вообще не повод для знакомства. И тем не менее сейчас, откинувшись на широкую каменную грудь, я впервые за долгое время смогла расслабиться по-настоящему. Как будто там, за спиной, был тот, с кем я была знакома всю жизнь.

Такое бывает от препаратов. Наверное.

В отличие от Дианы я таким никогда не баловалась и даже не хотела попробовать. Ни разу. Хотя отец очень боялся. Именно поэтому он Диану никогда не любил. Считал, что она меня подсадит. На что-нибудь. На кого-нибудь. Но я подсела сама. Как бы ни хотелось думать, что в тот злосчастный клуб меня притащила она, на Роба я подсела сама.

Ладони Лукаса скользнули по моей груди, и я поинтересовалась:

— Ты меня мыть собрался или трахать?

Он не ответил: в следующий момент вылез из ванной и просто макнул меня туда головой. От неожиданности я втянула воду носом и поперхнулась:

— Совсем сдурел? — прорычала, отплевываясь, когда вынырнула на поверхность.

— Это тебе, — он вытащил меня из ванной на ковер так же резко, как и засунул, как и провернул то, что только что провернул. Протянул мне полотенце, и я завернулась в него. С волос текло, а во что превратился мой макияж, я даже представлять не хотела. Определенно радовал только тот факт, что у меня его было не так много, и панду-убийцу мне изобразить не грозит.

Прежде чем я успела ему высказать все, что о нем думаю, Лукас уже развернулся и вышел. А я направилась к раковине, смывать остатки былой роскоши, но по дороге передумала. Меня штормило, знобило и снова тянуло на приключения. И все это вкупе с диким желанием свалиться и заснуть прямо в этой роскошной ванной.

Поэтому я плюнула на макияж, вышла в спальню, и, когда поняла, что Лукаса там нет, забралась на кровать. Комната не моя, но мне похрен. Не хочет со мной спать — пусть на полу ложится, я в таком виде и в таком состоянии никуда не пойду.

С этими мыслями я и выключилась. Лицом в подушку.

*1 Хорошо

*2 Она не говорит по-немецки

*3 Деловой партнер

*4 — Кто она?

— Элитная эскортница. Не представляешь, во сколько она мне обошлась.

*5 Пойдем