Хорошие девочки попадают в Ад

Глава 24

Ники

Москва встречала меня снегом и серым, пасмурным небом, затянутым плотными тяжелыми тучами. Казалось, что за этими тучами нет голубого высокого неба, и, хотя я прекрасно знала, что оно есть, сейчас мне так не казалось. В моей жизни словно выключили все краски, оставив только эту тяжелую давящую серость. Все мои краски остались на Мальдивах с Лукасом и Амирой, а я… я чувствовала себя законсервированной в этом пространстве-времени. Без них.

Со стороны могло показаться, что я зажралась: если бы не Лукас, мой перелет был бы гораздо менее комфортным. Я с детства сталкивалась с тем, что за моей спиной говорили такое. Отец был богат, у меня было все, и многие фырчали — мол, что этой девице вообще надо, когда она родилась с золотой ложкой во рту.

В каком-то смысле я их понимала. В каком-то.

Но увы, лакшери атрибутика не отменяет простых человеческих чувств, и всего такого прочего. Я как будто сломалась и пыталась собрать себя заново, но у меня не получалось. Впервые за долгое время — не получалось, хотя получилось даже с Робом, с которым я была не месяц, а больше пяти лет. Около пяти лет. Плевать.

Образ Роба потускнел и расплывался, как дешевая детская переводная картинка из тех, что тоже остались в далеком прошлом. Я знала, что в Москве меня никто не ждет, но я ошибалась. Потому что, стоило мне спуститься по трапу в сопровождении стюарда, который нес мою сумку (весь мой нехитрый багаж, я не стала брать ничего лишнего), как у подъехавшего авто распахнулась дверь, и оттуда вылетела Диана. Диана Астахова.

Вот уж кто был моим прошлым во всех смыслах этого слова. Мы с ней рассорились из-за Роба, хотя раньше дружили как никто. Но она пыталась убедить меня в том, что я совершаю ошибку, а я была слишком глупой, чтобы ее слушать и слышать. Точнее, я слушала совершенно другую точку зрения, а еще была тупой влюбленной дурой, у которой было только два мнения. Мнение Роба и неправильное.

Прежде чем я успела прокрутить все это у себя в голове, Ди подлетела ко мне и обняла так порывисто, что чуть было не снесла прямо на стюарда, опешившего от такого проявления чувств.

— Мать твою, Савицкая! — прошипела она. — Мать твою! Мы думали, что мы тебя потеряли.

Я хотела сказать, что моя мать потеряла меня гораздо раньше, или что я потеряла мать гораздо раньше, но циничные слова застряли в горле, и я чуть было не подавилась ими, когда попыталась вдохнуть. Я не знала, Лукас это устроил, или Ди сама узнала о моем возвращении по своим каналам (зная и его, и ее, я могла только предполагать без точных версий). Но у меня не хватило сил отказаться от этих объятий, и, как только я себе их позволила, меня прорвало. Говорят, мы ведем себя рядом со старыми знакомыми так, как вели когда-то, но все это херь на палке. Потому что, следуя этому правилу, я наоборот должна была собраться: вместе с Ди мы составляли парочку циничных девиц, которым пофиг на все и вся, даже на собственные чувства.

Но сейчас я почувствовала, как по моим щекам текут слезы, и холодные жала снега кусали меня льдом прямо поверх них.

— Э… — сказала Ди, отстранившись и заглядывая мне в лицо. — Да ну нах. Так не пойдет. Поехали.

Она буквально затолкала меня в машину, помахала стюарду.

Через полтора часа, спустя все прилетные формальности, мы уже подъезжали к их дому. ЖК бизнес-класса впускал только своих, хоровод новостроек весело подмигивал огнями, в том числе новогодними — их еще не сняли, а в центре двора стояла огромная пушистая елка.

Такая же пушистая елка стояла у них в квартире. У них — это у Ди с Андреем, они познакомились еще в нашей провинции, вместе уехали в Москву. Там была какая-то история, достойная криминального сериала на СТС, или где там их у нас показывают. Но, в отличие от нас с Робом, у них все получилось. Возможно потому что Ди всегда лучше разбиралась в людях. А может быть, просто так получилось.

В машине Ди сунула мне в руки стаканчик с кофе и молчала. Вот что еще отличало Астахову — так это понимание, когда лучше промолчать. Иногда она могла использовать это против вас. А иногда — даже против себя. Такие дела.

— Садись, — она кивнула на диван, — я сейчас еще чай нам сделаю. И найду что-нибудь покрепче.

— Я выгляжу так, как будто мне нужно что-то покрепче?

— Савицкая. Весь твой вид просто вопит о том, что тебе нужно что-то сорокоградусное. А лучше семидесяти. Но последнего у нас в доме не водится.

— Давай лучше сразу спирт, чего мелочиться.

— Не могу, — с непроницаемой мордой ответила Ди. — Выжрала весь, когда узнала, что ты исчезла.

Вот это было уже больше похоже на нас, и с губ сорвался смешок.

— Так, ладно, я ненадолго, — сказала Ди и исчезла, а я осталась.

Их дом был совершенно иным, чем у нас с Робом. И он ничем не напоминал холодный дом Лукаса во Франкфурте. Здесь все дышало не просто уютом, ухоженностью и достатком, но любовью. Никогда бы не подумала, что из нас двоих именно Ди первая позволит себе такие чувства. Если честно, я вообще думала, что она никогда никого к себе не подпустит, но…

Я старалась не сильно глазеть по сторонам, чувствуя себя донельзя неловко. Во-первых, потому что это был островок чужого уюта, в котором я тоже чувствовала себя чужой. Во-вторых… для меня это было слишком, потому что я тут же начинала думать о том, что могло бы быть у нас с Лукасом, если бы я не сбежала.

Вот только оно не могло.

Диана вернулась с подносом, на котором стоял чайник, чашки, а еще блюдо с японскими пирожными. Пока я разливала нам чай, она дошла до бара, принесла бутылку дорогущего коньяка и два бокала.

— Ну-с, приступим, — сказала она. — Сама все расскажешь, или придется тебя сначала напоить?

— Я столько не выпью.

— Да ну? Ты разучилась пить? Всего-то пять лет прошло, Савицкая! Что с тобой будет к старости?

В глазах ее плясали смешинки, и мне тоже стало смешно. Вот что она еще умела делать отлично — это меня веселить.

— У меня будет здоровая печень.

— Твоей печени уже не грозит быть здоровой, так же, как и моей, — она налила коньяк и подняла бокал вверх. — Погнали?

Я пригубила коньяк, и согревающее тепло потекло по телу. Я уже забыла, каково это: сначала была хорошей девочкой Роба, потом как-то не до того было. Но сейчас мне надо было расслабиться чисто физически, расслабиться и переключиться. И хотя я, как никто другой, знала, что алкоголь — отвратительное обезболивающее с перспективой сделать еще больнее на следующее утро, сейчас не стала отказываться. Тем более что чтобы рассказать все Диане, мне реально, как бы это пошло и банально ни звучало, надо было выпить.

— Все началось, когда я собиралась уйти от Роба, — сказала я, заедая крепкое обжигающее послевкусие апельсиновым моти. — Просто в один-прекрасный день в квартиру вломились амбалы, увезли меня в Питер…

— Я этому уебку вторую ногу сломаю, — процедила Диана. — А еще вырву хуй и затолкаю в его собственную жопу.

Если бы я не знала, что она может, я бы подумала, что это чтобы меня успокоить. Но у Дианы всегда были проблемы с тормозами, особенно когда речь заходила о ее близких. А я… получается, она все еще считает меня «своим кругом»?

Чтобы не пустить слезу в очередной раз, я снова пригубила коньяк и зацепилась за ее слова:

— В смысле, вторую ногу?

— Ну, первую ему уже сломали, — со мстительной злостью произнесла она. — Видимо, те же, кто продал тебя в сексуальное рабство.

​​Наверное, мне стоило испытать удовлетворение, то самое удовлетворение, которое именуют мстительным, но я не почувствовала ровным счетом ничего. Роб нарвался на то, чего добивался, он кидал всех подряд и однажды кинул тех, кого кидать не стоило. Для меня тема бывшего мужа была закрыта, и возвращаться к ней я не хотела.

Я рассказала Диане все о том, как попала сначала к Ростовскому, а потом к Лукасу. О том, с чего начались наши отношения, и как они закончились. Подвела итог я несостоявшимся прощанием с Амирой и запила все это обжигающе-крепким алкоголем.

— Еще? — спросила Диана, когда мой бокал опустел.

— Пожалуй… да.

— Мнение хочешь?

Я фыркнула.

— Что?

— По поводу Роба ты мнением делилась, не спрашивая.

— Этого козла я знала лично, а твоего Лукаса не знаю. Точнее, знаю заочно, но этого все равно недостаточно?

— То есть?! — Моя рука дернулась в тот самый момент, когда Ди наливала коньяк, и он плеснул мне на колени и на диван. — Твою мать! Прости…

— Ничего, норм, на этот случай есть салфетки и химчистка. — Она протянула мне салфетку, и я промокнула брюки. — Так вот, откуда я знаю про твоего Лукаса. Он позвонил Андрею и попросил тебя встретить. Иначе откуда бы я взялась в аэропорту?

Это, как говорится, имело смысл. В том самом ключе, когда на месте я просто об этом не задумалась, а сейчас…

— Мое мнение — и да, хрен с ним, даже если оно тебе не нужно — ему на тебя как минимум не насрать. Хотя я бы предположила, что ты ему дорога, иначе зачем ему звонить незнакомому мужику и просить забрать тебя из аэропорта?

Я вздохнула.

— Потому что так правильно?

— Слушай, Савицкая, если я правильно поняла из твоего рассказа, этому парню плевать на все «правильно» и «неправильно». У него просто есть своя стая, и ты теперь ее член. Хотя точнее будет — пизда, но это звучит грубо, поэтому…

Я поперхнулась коньяком, закашлялась и отставила бокал от греха подальше.

— Ну что, полегчало? — поинтересовалась Диана, когда я вытерла слезы второй салфеткой, до которой на этот раз дотянулась сама.

— Я уже успела отвыкнуть от твоей…

— Прямолинейности?

— Охуевшести, — я посмотрела на нее в упор.

— Ты хотела сказать — охуенности?

— Я сказала то, что хотела.

Мы переглянулись и расхохотались. Не представляю, сколько по времени длился этот приступ смеха, но как только он заканчивался, меня пробивало на него снова. В конце концов у меня даже живот заболел, и я несколько раз глубоко вздохнула, чтобы перестать изображать умалишенную.

— Ладно, — отсмеявшись, Ди подперла подбородок рукой, облокотилась о спинку дивана. — Давай начистоту. Не стал бы он заморачиваться по поводу джета и встречи, если бы ему было насрать. И нет, не подумай, что я его оправдываю, если бы он сейчас был здесь, я бы для начала врезала ему по яйцам. За то, что тебе пришлось пережить. Но в целом — как-то так.

Я хотела сказать, что Лукас еще и перевел на мой счет кругленькую сумму «В качестве компенсации», как он сказал, но не стала. Тем более что дело было вообще не в деньгах и не в его ко мне отношении.

— Я ушла не из-за нашего идиотского начала, — сказала я.

— А почему?

— Потому что он глава криминальной империи. А я не хочу спать с пистолетом под подушкой.

Ди потерла переносицу и вздохнула.

— Да. Криминал — это отстой.

Я усмехнулась.

— Принято считать, что мужчина — хищник, и вся эта хрень в его натуре.

— Это просто оправдание для тех, у кого не получается развиваться в рамках закона. — Ди вдруг стала серьезной. — Я жила с отцом и все это дерьмо знаю не понаслышке. Подобная хрень… она действительно меняет человека. Ему становится легко убивать. Калечить. И уже, по сути, неважно, кто перед тобой — враг, конкурент или твоя семья.

Я накрыла ее ладонь своей. Отец Ди, слава Богу, сидел в тюрьме, а я даже толком не знала, что там между ними произошло в итоге. Потому что мне было пофиг. Я была ей нужна, но я ее не поддержала. Просто слилась. Из-за мужика.

Дура, блядь.

— Может, и есть исключения, — закончила мысль она. — Для кого-то, может быть, семья не пустой звук, а святое. Как во всех этих кассовых фильмах про Корлеоне. Но у моего отца ничего святого не было, поэтому я согласна по поводу этого Лукаса. Ну его к херам.

Я кивнула. Не знаю, сказала Ди это чтобы меня поддержать или действительно так считала, но я все равно оказалась не готова к отношениям. Наверное. Потому что если бы была готова, мне бы было плевать, чем занимается Лукас. Потому что любовь не выбирает, не просчитывает, не пытается рассмотреть, что там за горизонтом. Может, я вообще больше на нее не способна.

— По лицу вижу, что в твоей голове идет сложный мыслительный процесс, — прокомментировала Диана. — А это значит, что…

— Что мне надо меньше думать?

— Что тебе надо больше пить!

Она кивнула на бокал.

— Давай. Не отлынивай.

— Ты хочешь, чтобы когда твой Андрей вернется, я тут ползала на бровях?

— Ничего, он еще и не такое видел, — хохотнула Диана. — Со мной не соскучишься.

Я махнула рукой и выпила. Потом еще и еще. И в конце концов мне стало все равно, увидит ли меня Андрей, что такое любовь, и как себя сейчас чувствует Амира в холодном Франкфурте. Кажется, я начала вырубаться еще на диване, потом Ди оттащила меня в душ, а после — в гостевую спальню. Где я свалилась мордой в подушку, как во времена безбашенной молодости.

Вроде бы казалось, я должна отрубиться, но, хотя мир вращался вокруг меня со всевозрастающей скоростью, я все равно не могла заснуть. Я плавала на кровати посреди комнаты и качалась в ней, как в колыбели. И лицо мамы, какой я ее запомнила из детства, а не какой увидела на Мальдивах, сменялось смеющейся мордашкой Амиры. Она тянула ко мне руки из темноты, которая все сгущалась, сгущалась и сгущалась, и, наконец, накрыла меня с головой.