Хозяин Священной Колыбели

Глава 20

– Здравствуй, Настенька, – мягко произнес Виктран, встретившись со мной взглядом. – Вижу, скучать тебе не приходилось.

Наверное, мой мозг слегка отупел. Потому что я хоть и понимала, что каким-то образом к Виктрану вернулась память о прошлой жизни, потому как про сто первый километр тут никому не было известно, как, впрочем, и про сам километр. Тут иные измерительные обозначения в ходу! Но принять этот факт в данном отрезке времени я никак не могла. Слушала и молчала, глядя на Виктрана как баран на новый ворота.

И это его «Настенька»… Так меня никто никогда не называл. Точнее, если даже кто и пытался, то ограничивался одним разом, а после – не рисковали. Настасья, Анастасия или Настуся – да, но не Настенькой, как героиню сказки «Морозко [1] ».

Меня раздражала эта сказка и не нравилась актриса, играющая роль Настеньки в фильме. По мне главная героиня была очень инфантильным существом, потому и сравнение с ней, пусть и невольное, раздражало.

Только Виктору, только ему разрешалось!

И эта его интонация… Ее тоже не спутаешь.

Позже мне понравилось сравнение с Анастасией Павловной Ягужинской из «Гардемаринов», чем-то моя земная внешность была похожа на внешность актрисы, сыгравшей эту роль, разве волос был потемнее. Звездой, к слову, меня пару раз тоже называли. Бедствия, правда... А потом Анестезия Падловна укоренилась в умах, вытеснив любые другие образы, если они и возникали.

Я сглотнула, зажмурилась, пытаясь заглушить все эмоции. Пусть мужчина и говорил мягко, да вот взгляд его ни капли не потеплел! Толку от узнавания, если воспоминание о собственной гибели и причине, к ней приведшей, пылало в нем сейчас? Заставляя смотреть на меня так, что хотелось зажмуриться и даже сбежать…

В нем, в этом взгляде, что-то такое разгоралось. Нехорошее, дикое…

– Кто он тебе? Неужели еще один возлюбленный из прошлой жизни, раз, даже видя его близость к жрецу Зурара, ты бросилась ему помогать? Он так сильно тебе нужен?

И, наверное, эта фраза, сказанная ядовитым тоном, не только обнажила истинные чувства Виктрана: его злость, гнев, разочарование и обиду, но и отрезвила меня. Полностью выхолодила мою душу, позволяя взять разум и тело под контроль, собраться.

– Очень сомнительно, что в этом мире найдется кто-то еще, причастный к нашим прошлым жизням. Из нас двоих богам и этому миру был нужен именно ты, а мою душу привели сюда тебе в награду. Кто же виноват, что там, на Земле, последней, кого ты полюбил, оказалась я. Ты ушел слишком молодым…

Я говорила ровно и смотрела прямо. Сейчас не время для выяснения всех обстоятельств. Он умер на войне, он помнил только мое предательство и свой последний подвиг. Впрочем, для него это было не подвигом, а желанием спасти товарищей. Ему неизвестно о том, что там, на Земле, я родила от него сына, что сблизилась с его родителями, что была его вдовой, пусть лишь на бумажке… Он погиб, уверенный в том, что я бросила его и вышла замуж за кого-то другого. И знания о прошлой жизни им явно получены недавно, раз Виктран, каким бы сильным ни был, не может справиться с бушующими эмоциями. Ему стоило дать время. Дать переварить полученную информацию.

Не хотелось наломать дров. Я и так их уже целый лес в отношениях с ним наломала. Мне было страшно, да, но сейчас важнее оказались не мои собственные чувства.

– Рэндара знала прежняя хозяйка тела, а не я. Но у Стейзи стерли воспоминания о нем, они стали мне доступны недавно. А причина, по которой я желаю сохранить ему жизнь и дать второй шанс – его суть. В тебе тоже есть сила бога, ты знаешь не меньше меня и не можешь отрицать того факта, что Колыбель не видит в нем угрозы. Этот мальчишка – такая же пешка и жертва, как та же Стейзи. Да, натворил он немало, однако я уверена, что будет куда лучше, если свою дальнейшую жизнь Рэндар потратит на исправление совершенного. В любом случае, окончательное решение принимать тебе, я не стану спорить. Но прежде, чем это случится, выслушай обо всем, что он сделал сейвеху.

– Хозяйка!

– Ваша светлость!

Голоса друзей и близких слились в унисон. Они не могли нас слышать, мы находились в центре озера, в то время как все остальные стояли на берегу. Но они видели нас. Может, не так отчетливо, как им бы хотелось, но все же…

– Вы вернулись!

– Виктран!

И столько неподдельной радости и облегчения было в голосах, что даже меня пробрало и заставило широко улыбнуться. Это не просто приятно, это невероятно трогательно и ценно – знать, что кто-то тебя ждет, что есть тот, кто рад твоему существованию.

Впрочем, я вновь взяла под контроль свои эмоции, вскользь отметив, что людей на берегу стало гораздо меньше, чем я изначально призвала тропами, когда убеждала Ахадэриана помочь Рэндару. Трое друзей Виктрана и трое с моей стороны: Тирхан, Люси и Шева. Вероятно, остальные вернулись обратно к своим делам.

И правильно. Все же я столько людей сегодня умудрилась привести... За ними пригляд нужен, а время уже позднее. Еще чуть-чуть – и сумерки станут темной непроглядной ночью. Тучи вон какие, звезд точно видно не будет…

Интересно, как там мои дети? Мама с самого утра пропала и столько натворить успела…

Я намеренно старалась думать о ком угодно, лишь бы не о Виктране. Вите…

Мне многое хотелось бы сказать и сделать, но сейчас мужчина вряд ли был готов и к моей искренней радости, и к моим оправданиям. Да уж…

– Хорошо, я выслушаю вашу историю. А пока…

«Вашу»…

Дурак!

Миг – и Рэндар исчез. Но я и бровью не повела. Прекрасно поняла, и куда Виктран его отправил, и кому на попечение скинул. В храм, куда же еще, жрецам в подарок. Тут Рэндар уже и правда стал лишним. Затем и сам Виктран на берег переместился – явно тропу для остальных откроет, желая остаться наедине со мной.

Я продолжала сидеть в центре озера, всем телом ощущая трепет и эйфорию Ахадэриана. А значит… Значит, Виктран действительно нашел часть тела бога. Нашел и принес и, скорее всего, уже даже присоединил к туловищу. Вот, откуда тот прилив сил во время лечения менталиста. А ведь мог остановить меня, не дать продолжить …

Интересно, а когда Ах сможет вернуться в образ того духа-старичка? Случится ли это утром или потребуется чуть больше времени? Или принесенной части тела окажется недостаточно для этого?

– О чем задумались?

– Об Ахе. Раз ты принес часть его тела, значит, скоро он сможет вернуться к тому воплощению, в каком предстал передо мной до ритуала пробуждения? Или этого пока не хватит?

– На алтаре Зурара были руки без кистей и часть тела от пояса до колен. Ахадэриану потребуется время, чтобы очистить их от тлетворной магии Хаоса, но потом – да… Этого должно хватить для того, чтобы он смог получить временное материальное воплощение – аватар.

Я молчала. Думала над тем, что должна сделать, сказать. А Виктран держал дистанцию. Опять же, его обращение ко мне на «вы»... намеренное... Но, право слово, мне вообще не было обидно.

– Давай отложим разговор на утро? – решившись, попросила я. – Меня ждут Илиас и Нежка, они сутки маму не видели. Я сегодня привела в Колыбель больше тысячи людей, и большинство из них – дети, над которыми длительное время ставили эксперименты. Потом еще и печати на Рэндаре активировались, и я потратила все свои силы на его спасение... Ах даже сейчас продолжает заполнять мой опустошенный резерв…

– Сейвеху, – поправил меня Виктран. – Мы больше не на Земле, не стоит использовать принятую там терминологию. Вы можете забыться… Впрочем, с нашим статусом это уже не так важно.

– Тебе тоже не мешает отдохнуть, – я не стала акцентироваться на его замечании. – Тебя не было больше вехимана, и пусть озеро очистило твое тело, но вряд ли ты мог нормально поесть и поспать.

– Я бодрствовал все это время. Большую часть чуть ли не сомнамбулой бродил по безжизненному городу. Но вы правы – отдых крайне необходим.

И может, стоило открыть тропу и уйти, отдать приказы слугам (хотя тут явно и без меня справятся те, кого Виктран вернул в Белый Дом. Они точно уже раздали указания и о купальнях для нас, и о пире на весь мир), но заставить себя сделать это оказалось трудно. Я не хотела уходить. Не хотела расставаться.

Вот же он, только руку протянуть. Живой... Колючий только, смотрит чуть ли не волком… Но так хочется коснуться… Ежик обиженный… Обескураженный.

Я дотронулась до его руки. Оттолкнет – значит, так тому и быть.

– Мне все время казалось, что ты с кем-то меня сравниваешь. Вроде и не отталкиваешь, но в то же время… Было смутное ощущение, что существовал какой-то незримый идеал, которого в твоих глазах я достичь не мог. И если сейчас мне понятны причины, побудившие тебя оставить меня на Земле, тот тут… Ты, несомненно, должна была узнать меня, моя нынешняя внешность с земной не сильно разнится. Это ты на себя прошлую совсем не похожа. К тому же тут я старше, меня уже нельзя назвать незрелым и юным, нельзя сказать, что я действую, поддавшись эмоциям, отговориться тем, что в будущем я стану жалеть о принятом решении. Вместе мы уже преодолели множество самых разных приключений.

Да уж, приключений…

– Но я все еще не столь хорош для тебя. Скажи, ты до сих пор любишь другого мужчину? Даже в новой жизни у тебя не нашлось для меня места в сердце?

Честно, я пыталась сдержаться. Сдерживалась, как могла... Но хохот все-таки прорвался наружу. Нервы сдали. Я смеялась, запрокинув голову и глядя в уже ночное небо.

Неважно, сколько лет мужчине, но когда он ревнует, то превращается в обиженного мальчишку, у которого отобрали любимую игрушку!

– Люблю твой смех, даже сейчас он звучит самой прекрасной музыкой.

– Вот поэтому я и хотела поговорить утром, – отсмеявшись, выдохнула я и смахнула выступившие слезы, отметив, что Виктран не убрал мою руку, наоборот, сел ближе, сжал мои плечи. – Чтобы ты смог разложить по полочкам воспоминания о прошлой и нынешней жизнях. Успокоиться, в конце концов. Вряд ли твои последние мгновения на Земле были приятными. Уверена, тогда ты бы понял мое истинное отношение к тебе. Сопоставил бы… Пусть и не во всем оказался бы прав.

Я зажмурилась и положила голову ему на плечо. Сказать стоило многое, но с чего начать? И почему же так страшно? – Да, я все еще люблю того мужчину. Да, я мысленно сравнивала вас и не раз. Это сложно, Виктран, когда ты видишь перед собой того, кому была верна до самой смерти, и, вместе с тем, предала его. Кому причинила боль и стала пусть и косвенной, но причиной гибели. Я корила себя всю свою земную жизнь. И до сих пор считаю, что недостойна того мальчишки, смотрящего на меня влюбленными глазами. Потому, встретив тебя здесь, сомневалась, переживала и попросту запрещала себе быть честной к своим желаниям. Мои самые смелые мечты сбывались очень странным, невероятнейшим образом. И все они были об одном мужчине. И этот мужчина – ты, Виктор.

Виктран молчал, я же слышала его учащенное сердцебиение и чуть рваное дыхание.

– Ты говорил о том, что стал старше. И сейчас даже старше моего нынешнего тела. Но Витя… На Земле мне должно было исполниться семьдесят пять лет. Последний день, о котором я помню – это второе ноября две тысячи восемнадцатого года. Я легла спать, а проснулась уже здесь.

– Я… я видел твою смерть. Во время ритуала пробуждения. Так получилось, что мне показали этот момент, смутно, без лиц… Ты была в машине скорой помощи с сыном, прощалась и говорила о своей любви.

– Вот как… Сережка был рядом... Я бы предпочла, чтобы он не видел, как я умираю.

– Сережка?

– Ты всегда восхищался своим отцом. Когда я давала имя сыну, то еще не знала, насколько ты прав в своих суждениях о нем. Сергей Денисович... – мой голос сорвался. – Он был и мне отцом, Вить… Как сложно признаваться в собственной глупости, ставшей роковой. Как сложно признавать, что ошиблась. Еще сложнее проговорить это вслух, сказать тому, перед кем грешна. И пусть прошло много лет, и пусть жизнь уже вторая, а все одно… Я будто сбросила груз прожитых на Земле лет и ощущала себя провинившейся школьницей, а не старухой.

– Я ушла не к другому мужчине. Та справка из Загса – розыгрыш твоей матери. Жестокий розыгрыш, да. Но она верила, что тогда ты перестанешь искать меня и женишься на Аксюшке.

– Ты… Откуда?

– Я ушла, потому что возомнила себя самой умной. Дура как есть... Решила за нас двоих, так и не найдя в себе сил, чтобы признаться в том, что ношу дитя под сердцем. Я собиралась в спешке, зная, что ты упрям и точно вернешься после поездки к родителям. Сбежала, уговаривая себя, что так правильно. Что у тебя вся жизнь впереди, и ты найдешь себе другую девушку, подходящую по возрасту и статусу, ту, которая устроит твоих родителей, с которой ты будешь счастлив. Наличие внебрачного ребенка могло помешать этому, а меня ни одна сила не заставила бы избавиться от дитя… Ты был слишком категоричным и правильным, таким юным и порывистым, а я не хотела рушить твою жизнь… И замуж бы за тебя не пошла. Наша встреча казалась мне ошибкой, но то, что я позволила себе слабость, было только моей проблемой…

– Погоди… Не части! Сережка – мой сын?Я не хотела плакать, оно само получилось. Я уже и не помню, чтобы когда-то перед кем-то так робела и боялась. Боялась до ужаса. И пусть сделанного не воротишь, но что ж так жутко-то? Богов не побоялась, а вот правду сказать любимому человеку стыдно и страшно! Вот тебе и Анестезия Падловна… Впрочем, перед Виктором я никогда не стеснялась быть слабой.

– Осев Сергей Викторович, ныне счастливый отец двух дочерей и, надеюсь, уже и сына. Он хотел, они оба хотели… Земная медицина шагнула далеко вперед, даже возраст невестки не помеха – и в сорок два здоровых детей рожают, да и денег им на пару поколений вперед хватит. У него прекрасная жена Анечка, любит его до беспамятства. И меня, старуху, терпела. Характер у меня, Вить, мерзейший был, уж поверь. Не зря ж за глаза, а иной раз и в глаза Анестезией Падловной величали…

– Не тараторь, Настя. Помолчи минутку, пожалуйста…

Я и замолчала. Хотя страха поубавилось. Даже дышать как-то легче стало. Свободнее. Пусть я еще не понимала, заслужила ли прощение, но, вместе с тем, была рада, что смогла рассказать о своей земной семье.

– Мой отец... Он нашел вас после моей гибели? – спустя десять минут молчания спросил Виктран.

– Нет. Нас нашла Раиса Анатольевна. Это была случайная встреча, у трех вокзалов на Комсомольской площади [2] . Мы с Сережкой проездом в Москве были, бежали на другой вокзал… Я скиталась по городам, все пыталась найти стабильную работу, хоть где-то зацепиться. Время тогда было мутное, распался СССР…

Я вздохнула. Как вот ему объяснить так, чтобы понял? Современная Россия и СССР, даже конца 80х – это небо и земля.

– Она вцепилась во внука так, что… Ее никто бы не смог оторвать от него, поверь. А я тогда так устала убегать, прятаться, я…

В отчаянии я тогда была...

– И как она вообще его в той толпе углядела? Твой отец привез нас к себе на Арбат… Сережка – он твоя копия, полная, что в детстве, что в уже более зрелом возрасте. Ни капли от меня не взял. Отпираться перед твоими родителями смысла не имело, а уж когда я узнала о твоей гибели…

Я прикрыла глаза, снова вспоминая квартиру свекров, витающий в ней аромат. В итоге эта квартира перешла в наследство сыну. Мы ее так и не продали, сумели сохранить, несмотря на всю неразбериху в стране и столице в частности.

– Официально я стала твоей женой, задним числом, конечно. Потом – твоей же вдовой. Одномоментно. Твой отец принял нас, дал нам крышу над головой, помог мне получить образование, научил многому. Позже, когда случилась деноминация рубля, и вышел закон о кооперативах, я стала частным предпринимателем. Сначала с поддержкой Сергея Денисовича, а там и полностью приняла бразды правления компанией и заводами. Сына выучила, ему бизнес и передала…

– Ты расскажешь обо всем подробнее. О великой стране, которой не стало, о реформах, о том, как вы жили… Обязательно расскажешь. Но не сейчас. Сейчас мне важно было узнать другое. Мой отец сделал то, что должен был сделать я.

На последней фразе голос мужчины дрогнул. Он мог бы обвинить меня в том, что я сама виновата. Что я лишила его возможности позаботиться о нас. Не дала даже шанса. Не позволила увидеть сына, воспитывать его, наслаждаться его взрослением, успехами… Но этого не произошло.

– Идем.

Впрочем, ждать пока я поднимусь, морф не стал. Подхватил меня на руки и шагнул на тропу.

Я если и удивилась тому, что мы переместились не в поместье, а в храм, то не сильно. Мало ли, может, что-то у жрецов уточнить хочет.

– Мы ждали вас, – голос Авеша прозвучал торжественно.

Это меня насторожило, и я попыталась слезть с рук Виктрана. Мне не дали.

– Боги готовы принять ваши клятвы.

– Клятвы? – эхом переспросила я.

– Я не буду спрашивать, готова ли ты выйти за меня замуж. Я ставлю тебя перед фактом – мы женимся. Здесь и сейчас.

Виктран бережно поставил меня на ноги, при этом продолжая удерживать за плечи и заглядывая мне в глаза.

– Но…– Поздно, драгоценнейшая. Наигрались в прятки уже достаточно. Так заигрались, что лишь с помощью Ахадэриана друг друга смогли вновь обрести. Больше я не отпущу тебя. Больше не стану ждать, пока ты перестанешь бояться или думать о том, насколько же мне подходишь, или насколько тебе подхожу я. Смирись, другого мужчины у тебя не будет. Я люблю тебя. И тогда, и сейчас. Это не изменилось и не изменится никогда, как бы мы ни выглядели и в каком бы мире ни очутились. Я весь твой. Веришь?

Я мечтала о свадьбе с ним. Будет ложью сказать, что это не так. Я хотела быть его во всех смыслах. И там, на Земле, и здесь… Там иной раз представляла, как могла бы сложиться наша жизнь, если бы я не решила, что он слишком молод, чтобы нести ответственность за наш роман. Не просто на бумажке, а взаправду… Пусть в моих мечтах и не было подвенечного платья или какого-то пышного торжества, но там был он… Когда становилось невыносимо, я позволяла мозгу обманываться и мечтать, это помогало. Надо же, а я ведь и забыла об этом...

У меня был всего год, украденный у судьбы. Год, за который я так и не смогла понять, каким был этот мальчишка, крепко и нежно держащий меня в своих объятьях и шепчущий на ушко глупости. Он так часто дурачился, заставляя меня смеяться! Я так много рядом с ним смеялась! Это сейчас я понимаю, что дурачился Витя намеренно, сам же ни глупым, ни поверхностным никогда не был. Пахнувший до одурения хвоей, твердивший, что я собой заменяю ему целый мир... Он никогда мне не лгал. Моим был, моим же и остался. Глупой и трусливой из нас двоих оказалась именно я. Та, что считала себя старше и мудрее. И даже здесь это не изменилось.

– И я твоя. Неидеальная, с ордой детей, которые, не поверишь – все мои, с мерзким характером и глупыми страхами, и уверенностью, что лучше тебя никого не существует. Ни тогда не было, ни сейчас. Я люблю тебя, родной мой. Спасибо, что ты жив, спасибо, что вернулся ко мне… Спасибо за прощение…

– Глупенькая…

Я плакала, а морф нежно утирал мои слезы невесомыми поцелуями. И было плевать на то, что мы в храме, что у наших откровений и чувств есть свидетели. Все утратило какой-либо смысл – и проблемы этого мира, и Зурар со своим жрецом, и беременная королева…

Только его руки, только его касания, безграничная нежность и желание никогда не расставаться имели значение. Быть рядом, быть ближе, любить друг друга, ни на что и ни на кого не оглядываясь.

«Спасибо, Ахадэриан. Спасибо, что дал нам шанс быть вместе вновь!»Все, что происходило дальше – было как в тумане. И слова жрецов, и наши клятвы у алтаря, и благословление богов, окрасившее мир в яркие цвета – ничто не могло затмить собой красоту нашего единства. Помню только поцелуй – жадный, неистовый, бесконечно нежный… Кружащий голову и лишающий дыхания, но в то же время словно бы дарящий крылья. Еще миг – и чувство парения охватило все мое существо.

Горячие пальцы, скользящие по обнаженной коже, как по оголенному проводу... робкие поначалу касания – будто мы все еще не могли поверить в то, что мы есть друг у друга, что это не сон... затем более уверенные, пробуждающие всю страсть, что так долго жила во мне и не находила выхода... Ненасытные, оставляющие следы: красные полосы на спине от моей жадности и несдержанности, обжигающие печати от губ на моей шее, ключицах и животе…

Стук моего сердца отдавался в висках, звучал жаркой первобытной мелодией, заглушая другие звуки, пока не слился в танце с биением сердца Виктрана. Мы звучали на одной ноте, на едином порыве и едином вдохе.

Мы растворялись друг в друге, чутко улавливая желания и даря наслаждение. Не было ни страхов, ни сомнений, только радость от осознания принадлежности любимому человеку. Навсегда. Теперь навсегда.

[1] «Моро́зко» – советский цветной музыкальный фильм-сказка, поставленный на Центральной киностудии детских и юношеских фильмов имени М. Горького в 1964 году режиссером Александром Роу по мотивам одноименной русской народной сказки.

[2] Каланчёвская площадь была переименована в Комсомольскую в 1933 году в честь комсомольцев – строителей метрополитена (под площадью прошла первая очередь первой линии московского метро) как подарок к 15-летию ВЛКСМ. В обиходе она известна как «Площадь трех вокзалов» или просто «Три вокзала».