Хозяин Священной Колыбели

Глава 21

Виктран

Сейчас я мог сказать наверняка – Зурар оказал мне услугу.

Запечатанные Священной Парой воспоминания о прошлой жизни поначалу ошеломили. Я будто прожил ту жизнь заново. Очень короткую жизнь. Двадцать семь лет… Много это или мало?

Иной мир. Иные порядки, правила, традиции... Отсутствие магии, богов… Технологии, до которых нашему миру все еще очень и очень далеко.

И все же… тот мир тоже свой, не настолько и чуждый, как могло показаться изначально. Наложение двух жизней, раздвоенное восприятие сводило поначалу с ума. Я не знаю, каким чудом смог сохранить разум. Но смог, прошелся буквально на грани…

Осев Виктор Сергеевич, родившийся ранним утром шестого августа тысяча девятьсот пятьдесят третьего года в Москве. Позже, уже в Афгане сослуживцы дали мне позывной Оса. Потому, что самого дьявола не боялся, лез в самое пекло, чудом возвращаясь живым оттуда, откуда не должен был. И потому, что название этого насекомого было созвучно первой части моей фамилии, да и сам я был стремительным, резким, буквально жалил врагов.

Окончил десять классов в семидесятом, затем в семьдесят первом ушел служить. Отец предложил год до армии погулять, подтянуть языки – подумать, на какую кафедру я пойду после нее. То, что продолжу военное дело – сомнений не вызывало, во ВКИМО [1] меня уже ждали. Конечно, я мог бы остаться при отце – место мне там приготовили, но я хотел отслужить на общих основаниях, и папа меня поддержал, не дал матери вмешаться ни в распределение, ни тем более как-то уклониться от службы. Она хотела, знаю.

В майском призыве уходил служить, и в конце мая дембелем вернулся в Москву, к родным…

В семьдесят четвертом встретил Настю… в вишневом цвету. Аромат той вишни до сих пор кружил голову и пьянил не хуже самого крепкого пойла.

По воле Зурара я увидел свою прошлую жизнь, не просто увидел – ощущал, чувствовал и даже слышал собственные мысли. А сейчас, глядя на спящую любимую, невольно сравнивал нынешнего себя и того.

Непростой упрямый характер, в чем-то сильно категоричный. Сейчас я был более уравновешен и спокоен. У нас было много созвучного. Но имелись и отличия. Здесь я был куда сильнее привязан к роду, семье, родине. Там – нет. Моя категоричность и горячность сейчас виделись мне пустыми порывами, ничтожными и глупыми. Я вел себя эгоистично.

«Сноб ты сейчас, Витька, самый настоящий. Буржуй недоделанный!»

Впрочем, и в той жизни я был «золотым мальчиком», но хоть снобизмом не страдал. Высокая должность отца, не менее значимая у матери, отсутствие братьев и сестер – а значит, и весь фокус родительского внимания на мне… Я никогда не голодал, не ходил в обносках, у меня всегда была лучшая одежда, каждое лето – отдых на море или на даче, заграничная техника… Дефицитные продукты, которых многие не то что не пробовали, а и в глаза никогда не видели, на нашем столе были практически постоянно.

Перескакивал в памяти с одного на другое и не мог не усмехаться. Вот чего в этой жизни во мне не было – так это наивности. Тот я все же был очень наивным, критическое мышление включалось выборочно.

Думал ли я, что мама зайдет так далеко, чтобы вычеркнуть из моей жизни тот роман? Я мало представлял, на что способна женщина в отчаянии и стремлении добиться поставленной цели. Для мамы такой целью стало женить сына на дочке своей подруги. Не мог поверить, что мама не отказалась от этой цели. Не после того, как она все через ту же подругу нашла новый адрес Насти и передала его мне, чтобы я мог к ней поехать. Еще один адрес в бесконечной их череде. Вот только я не успел... Она снова съехала. А куда – никто не знал, хозяева квартиры о ней ничего толком сказать не смогли.

После той последней поездки в поисках Насти я все еще был полон веры отыскать любимую, ждал, что скажет отец, наконец согласившийся пробить информацию по своим каналам, но мама оказалась быстрее. А может, тогда она испугалась, что я все-таки выясню правду?

Поведала ли ей подруга, что Настя родила? Догадывалась ли мама, что мальчик все же от меня? Или она решила, что Сергей был рожден от кого-то другого? Все же в загсе о нем должна была быть запись. Может, мама решила, что я, зациклившись на этой женщине, прощу измену и все равно захочу быть с ней? Приму и чужого ребенка?

Возможно, и принял бы. Все зависело от обстоятельств.

Но тогда, я пусть и сделал так, как требовал отец (поступил в университет и даже успел отучиться на кафедре военной подготовки, где изучал следующие предметы: военная топография, организация советской и зарубежных армий, машины химической разведки, стрелковое оружие, а также курс «Оружие массового поражения» (ОМП) – химическое, ядерное и бактериологическое, и получил звание лейтенанта химических войск), да после двухмесячных сборов в военном лагере [2] ушел одним из первых добровольцем воевать в Афганистан, а не вернулся домой, где мама вовсю готовилась к моей свадьбе с Аксиньей – пресловутой дочерью подруги. Я так и не попрощался с ними.

Я перебирал воспоминания разрозненно, хаотично… Детство, школьная пора... Мелькали вереницей лица друзей и знакомых, которые не имели никакого значения ни там, ни уже здесь. А вот интересы и знания, связанные с техникой и инженерией – точно могли пригодиться.

И все же Настя неправа в том, что я не сдался. Сдался после того, как увидел справку о ее замужестве. Но не забыл. Не смог ее забыть. И во время учебы столько раз запрещал себе пытаться узнать о ней хоть что-то… Но, видимо, о том, что я все эти четыре года прожил роботом, ни отец, ни мать ей не стали рассказывать. Учился, свел к минимуму любое общение вне стен университета, да и там тоже не был шибко общительным.

О том, что мне сейчас, здесь солгала уже Настя – не могло идти и речи. Только не тогда, когда в тебе сила бога, не когда ты находишься в самом центре сосредоточия его жизни и силы. Даже если бы мне самому очень хотелось обмануться, я бы все равно распознал ложь, малейший намек на нее, невзирая на то, что сама Настя могла искренне верить в то, что говорила. Но там, на озере, Настя не солгала ни разу. Не было измены, не было предательства. Была трусость загнанной в социальную ловушку женщины. Трусость и искреннее желание поступить правильно. Правильно, конечно, по ее мнению.

Возможно, будь тот я менее импульсивен, все могло сложиться иначе. Не было бы этого ухода в никуда из дома после чтения той выписки. Бесцельного недельного скитания по Москве, беспробудного пьянства, безуспешной попытки соответствовать ожиданиям родителей, а уже после – и рокового решения.

Я не мог уснуть, не получалось. Пусть и больше вехимана скитался по Погребенному городу.

Ночь любви, плавно перетекшая в утро…

Лежал, слушал дыхание жены. Жены! Невесомо касался ее кожи и раз за разом прокручивал в голове показанное богами. Не только Зураром. Я видел все, что происходило в Колыбели, пока меня не было, и часть жизни Насти на Земле.

Мой сын! Этой ночью я смог увидеть торжество его любви – девушку, которую он назвал своей женой, девушку, которая смотрела на него так, будто он был ее богом.

Видел и отца, утирающего скупые слезы и широко улыбающегося. Мамы уже не стало в ту пору. И все же…

Настя смогла воспитать замечательного юношу, а мой отец поступил как мужчина. Не бросил, не возненавидел и ничем не попрекал … А мог бы… Он всегда был довольно суровым человеком.

Зурар явно рассчитывал не на такой итог. А я и с ума не сошел от потока информации о себе, и решил дать себе и своим чувствам второй шанс.

Да, я любил ту Анастасию, и полюбил ее же – новую.

Той, какой она стала, невозможно было не восхищаться. Сильная, целеустремленная, справедливая, иногда жесткая, бескомпромиссная, и в то же время старающаяся исправить свои недостатки.

«Я хочу снова тебя встретить. В новой жизни. Свет души моей...»

Мое неистовое желание было исполнено Ахадэрианом. Как мог я дать волю обиде, пусть и стократ усиленной богом Хаоса? Не мог. Никак.

Но и с чувствами до конца не совладал... И, как ревнивый мальчишка, учинил допрос с пристрастием по возвращению из Погребенного города, совсем не рассчитывая на такую исповедь от любимой. На такой подарок. Верность… Ни в одном мире нет ничего ценнее жизни, и, вместе с тем, на вторую чашу весов можно смело положить верность.

Каждая ли женщина способна хранить верность тому, кто ушел безвозвратно? С кем никогда больше не сможет быть вместе? Семьдесят пять лет... Эта цифра никак не хотела укладываться в голове. Какой опыт за ее плечами? Что с ней сделала жизнь, чтобы она стала такой? Как не растеряла нежность и сострадание? Как сохранила в себе веру в чудо?

Моя жена... Легко нам не будет. Мы оба с твердым характером, и пока толком не знаем друг друга.

Всего год вместе на Земле. И здесь столько же… К тому же большую часть местного года рядом с ней я провел в образе неразумного зверя.

Не страшно… Справимся. И с менталистом – жрецом Зурара, который не мог не почувствовать, что бой им уже проигран, и с бытовыми трудностями, и даже с ордой детей, которые (я и так это знал!) все – дети моей жены.

У Насти никогда не было полумер. Если кого и принимала, то полностью, всего, без остатка.

– Ах! Вернулся…

Настя открыла глаза лишь на миг, просто ощутив появление бога в доме, и тут же смежила веки и вновь заснула. Вряд ли она даже вспомнит этот момент, слишком устала.

Я не смог отказать себе в том, чтобы поцеловать ее руки, щеки, лоб… Невесомо, так, чтобы все-таки не разбудить окончательно. И только после этого переместился в свою спальню, чтобы накинуть халат и уже отправиться в детскую.

Надо ли говорить, что Илиас не спал? Не спала и Энежда…

– Здравствуй, Ахадэриан. Добро пожаловать домой! Мы очень рады тебе.

Анастейзи – Открывай глаза, драгоценнейшая. Я знаю, что ты уже проснулась.

– А я, как спящая красавица, готова просыпаться только от поцелуя истинной люб…

Договорить не получилось. Не дали. И, черт возьми, это было лучшее пробуждение за много-много лет!

Бодрящее, взрывное, неистово-яркое! О, да!

Кажется, я начинаю вспоминать, каково это – быть по-настоящему живой и желанной!

– Мне даже немного стыдно, – нежась в руках Виктрана, выдохнула я спустя час. – Совсем забыла о детях…

– Им не до тебя, любимая. Они всецело заняты одним джентльменом, от которого, например, Илиас вряд ли в ближайшее время захочет оторваться… Куда?!

Я вскочила на ноги, запуталась в простыне, которая в процессе нашего пылкого утреннего приветствия сбилась на постели, и упала на хохочущего мужчину.

– Нежная моя, пожалей мои нервы... Еще не хватало, чтобы я ревновал к Ахадэриану. Где это видано, чтобы чужая жена нагишом бежала встречать не своего мужчину! Нет уж, радость моя, сначала умываться, одеваться…

Я не могла не смеяться. Я была счастлива. Очень!

И все еще не могла поверить, что мне все это не чудится. Что нет обид, что меня целуют желанные губы, обнимают руки любимого, что я просыпаюсь с улыбкой…

– Да, надо вставать. Мне еще рассказать тебе обо всем, что происходило в Колыбели за время твоего отсутствия, нужно.

– Я уже все знаю. Помнишь, я говорил, что смогу слышать твои мысли и видеть твоими глазами после брачной ночи? Я не мог уснуть, любовался тобой, думал… Касался твоей кожи. Или тебе так сильно не хотелось тратить время на разговоры, что боги это услышали…

– Или?

– Или я ошибся в том, что требуется обоюдное сосредоточение для передачи информации. Я видел все. Не только время, проведенное без меня в Колыбели, но даже часть твоей земной жизни. Спасибо, родная, что вырастила прекрасного сына. Я видел его свадьбу…

– А внуков?

– Их – нет…

Я прижалась лбом к виску любимого и пожелала, чтобы он увидел девочек. Сильно-сильно захотела, чтобы это получилось, и боги таки услышали желание моего сердца и души. Перед глазами мелькали картины прошлого: то, как я держала первую внучку на ступенях роддома, гордо держала, бережно прижимая к себе сверток. Я будто заново переживала все эмоции, что обуревали меня в тот момент, и откуда-то знала наверняка, что Виктран не просто видит – он ощущает все то же самое. А затем кадр сменился, и в нем я так же бережно передавала внучку уже Сергею Денисовичу.

Он еще успел увидеть первую правнучку, даже понянчился с ней, пусть и недолго. Ее первые шаги, первое слово (вопреки ожиданию юных родителей, им стало «деда»)... Ее первый класс и наше общее волнение... Я лично сделала ей хвостики и повязала банты первого сентября. Надо сказать, кривые хвосты-то получились, но невестка не стала переделывать.

То, как я по ночам вставала к уже младшенькой внучке, то, как позже она манипулировала бабушкой… Надюшкино первое слово – и тоже связанное не с родителями. Баба! Впрочем, я точно знала, что огорчен, по большому счету, не был никто.

Я показывала улыбки и проказы детворы, ясные и счастливые лица сына и его жены, наши семейные вечера и спонтанные пикники. Помню, тогда мне это казалось глупостью – внезапно срываться или на берег реки, или в парк, когда внезапно в тихую робкую Анечку вселялся бес, и она перла на меня тараном, заставляя делать то, чего я не хотела. А сейчас я понимала, что Анечка – умница. Она создавала для нас драгоценные воспоминания, осознавая, как скоротечна жизнь, зная, что в ее конце работу вспоминать вряд ли захочется. Сыну очень с ней повезло.

Я очень хотела, чтобы Виктран увидел и почувствовал ту атмосферу, что царила в нашем доме. Мы сумели справиться со всеми трудностями, сохранили привязанность друг к другу. Нашу семью можно было назвать счастливой. Я запомнила ее именно такой.

Показ закончился. Но мы молчали. Я уткнулась в шею Виктрана и просто слушала его сердцебиение. А он… Не знаю, о чем думал, однако воцарившаяся тишина не напрягала. Наоборот, она казалась правильной и уютной.

– Я столько пропустил... – наконец выдохнул морф. – Столько чудесных мгновений… Но я так рад знать, что отец увидел правнучку. Не знаю, рассказывал ли он когда-нибудь тебе, но он мечтал о дочке – Настеньке. Не вышло, мама не смогла доносить ребенка. На седьмом месяце плод замер, и после этого она уже не смогла забеременеть вновь… Я мал еще был, плохо запомнил то время, но позже, во время одной из рыбалок, отец поделился тем горем. А когда я встретил тебя и услышал твое имя… Решил, что это судьба.

Я зажмурилась. Судьба…

– Нет, не рассказывал. Но очень много сделал для нас. Он принял меня как родную. Я знаю, что невозможно заменить свое дитя чужим, но поверь, я делала все, чтобы твои родители не чувствовали себя обездоленными и одинокими. Мою благодарность невозможно облачить в слова.

– Как и мою… Я люблю тебя.

Я была в корне не согласна. Не за что ему быть мне благодарной. Совсем. Во всяком случае, не в прошлой жизни. Будь я храбрее, реши бороться за свою любовь – то все мои воспоминания могли стать нашими общими. Но промолчала.

– Слуги все приготовили в купальне. Нас заждались. Идем?

– Конечно, и я все еще хочу увидеть Аха!

Виктран был прав в том, что Илиаса оторвать от Ахадэриана оказалось непосильной задачей. Даже для меня. Я, вообще-то, тоже хотела обнять своего духа-старичка, который пусть и не стал выглядеть молодо (может, специально?), но и стариком точно уже не был. Скорее, солидный такой мужчина сорока-пятидесяти лет, получивший вполне осязаемое и даже объемное воплощение.

Если раньше он был как дымка, туман, никакой плотности, пусть и мог дать и подзатыльника, и пинка, но мои руки всегда проходили сквозь него, то сейчас… Его могли видеть все (вероятно, по его желанию). А еще Аха можно было потрогать. Что я и сделала… Точнее, попыталась.

Ураганом влетела в его объятья и тут же отхватила в лоб от сына. Как он ревел! Как бушевал своей магией, грозно размахивая ручками! Ишь ты!

– Илиас! – не выдержав бесконечного рева и психов маленького свинтуса, рыкнула я. – Ты зачем маму обижаешь? Ах и мой друг! Я тоже по нему сильно соскучилась! Он не твоя игрушка!

Говоря это, я забрала ребенка от Аха, хотя тут правильнее было бы сказать отодрала.

Поняв, что сейчас малявкин меня слушать не желает, потратила еще какое-то время на то, чтобы его угомонить и, наконец, добиться полного внимания.

– Зайчик-загрызайчик, бу! – сделала козу ребенку. – Илиас, я не буду терпеть твои капризы. И в следующий раз ты получишь наказание. Мама тоже умеет обижаться.

– Ах, бу! Ба! Ма та-та! Рррах!

– Нет, это мама тебе по попе ата-та-та! А не Ах маме.

– Уа? – возмущенно спросил мелкий манипулятор, обернувшись на Ахадэриана, который наблюдал за нами, стоя в паре шагов, но предпочитал пока не приближаться.

На вопрос ребенка он утвердительно кивнул. Мол, да, по попе ата-та получит именно Илиас. От мамы. А вот мама точно не получит. Не в этот раз.

Я закусила губу… Значит, голоса все так же нет… Жаль, очень.

– Ууу!

– Бу! Козявка вредная.

Я вздохнула и чмокнула все еще пыхтящего ежиком ребенка.

Нежка все это время сидела тихо-тихо на руках Виктрана, но так смотрела на Илиаса, что я даже не сомневалась – малому потом попадет на орехи. Без понятия, отчего девочка зациклилась на мне, выбрав своим объектом полного обожания, но вот такие концерты Илюшки ей однозначно не нравились. А с учетом недавно активировавшейся магии...

М-да… Честно говоря, тут не Илюшке надо сочувствовать, а нам с Виктраном. И всем окружающим. Потому как мирить поросят нам придется.

Обратив внимание на притихших Интену и Марику, которые, в общем-то, пока мы с Виктраном спали, нянчились с детьми, я широко улыбнулась.

– Доброе утро, девочки! Давно бодрствуете? Не испугались?

Все же пусть мои домочадцы и привыкли к Аху (особенно моему общению вслух с кем-то), но, вообще-то, никогда его не видели. Только знали, что есть какая-то невидимая неведомая сила, которая нянчится с ребенком, помогает Хозяйке… А тут… Хозяева спят, а к детям мужик непонятный пришел…

Интена поведала о том, что с раннего утра, как только Илиас друга своего почуял, так и они не спали. И кормил Илиаса и Нежку Ахадэриан, дети наотрез отказались с ним расставаться даже на время приема пищи.

Насколько я поняла, Виктран, пока я спала, провел с Интеной беседу, поэтому та не тушевалась в присутствии бога и даже вела себя весьма невозмутимо. А вот Марика… Воспитаннице было сказано, что бояться нечего, что это Хранитель Священной Земли, и он всегда с нами был, а сейчас вот сил набрался да воплощение полуматериальное получил.

Мои дети совсем не идиоты, они всегда знали и чувствовали Аха. Думаю, и сейчас уловили в нем что-то знакомое, потому как на вход в гостиную уже очередь собралась из мимо проходящих и любопытствующих, и периодически что-то приносящих: то молоко в рожке, то пюрешку Илиасу, то чай и небольшой перекус для Интены и Марики. Вот только оставаться надолго никто не решался. Все же это были мои покои, а Хозяева спать изволили.

Виктран лишь Интену и позвал, а та как раз с Марикой в коридоре столкнулась. Теперь отдувались за всех…

Впрочем, я так крепко спала, а после так сильно была занята любимым мужчиной, что зря все переживали. Давно уже внутрь могли зайти, Ах точно бы экранировал все звуки от моей спальни, не дав детскому шуму и звонким голосам потревожить мой покой.

Я слушала рассказ про утро в лицах, а сама прижималась к Виктрану, который обнимал меня за плечи. На моих руках уже была Нежка (очень довольная этому обстоятельству, а потому совершенно не сдерживающая магию), Илиас обезьяной висел на шее Ахадэриана, а мои воспитанники, словно почуяв, что уже можно, горохом в комнату набились. И если поначалу тушевались, немного робели, то спустя десять минут уже сидели кто где: кто на софе, кто на полу. Но все, будто сговорившись, окружили именно Аха с Илиасом.

– Но… Ваша светлость, вас же можно поздравить? – вдруг спросил Власен.

Тихо очень спросил, но от его вопроса образовалась практически мертвая тишина.

Практически – потому что звонкий смех Илиаса не прервался, как и его лепет. Он явно решил рассказать Ахадэриану обо всем, что с ним происходило, пока того не было.

– Нужно, – переглянувшись с любимым, широко улыбнулась я. – Этой ночью Священная Пара приняла наши клятвы.

[1] ВКИМО СССР – это Военный Краснознаменный институт Министерства обороны СССР, высшее военное учебное заведение Вооруженных Сил СССР, существовавшее с 1974 по 1994 год.

[2] Программа обучения 1975 года на кафедре военной подготовки в Военном институте Министерства обороны СССР (ВКИМО).