Хрупкая связь

21

— Мам, а мы можем попасть на космическую станцию? — спрашивает Ами, поедая омлет и уставившись на первый попавшийся канал по телевизору, где показывают репортаж о жизни астронавтов на орбите.

Я бросаю взгляд на экран, где один из них ловко парит в невесомости, и возвращаюсь к приготовлению сэндвича с сыром и овощами.

— Ну, прямо на станцию нет, она далеко.

— А как туда попадают?

— На ракетах. Они огромные, летят очень быстро и доставляют туда космонавтов.

— А мы можем полететь на ракете?

На запах еды на кухню заходит сонный Влад в мятой футболке, потирая глаза.

— Кто это тут собрался лететь в космос? — спрашивает он с теплой улыбкой, взъерошивая волосы Ами.

— Мы! На ракете! — оживлённо отвечает она.

— Погоди, подрасти для начала. А пока давай сходим в планетарий на выходных, посмотрим, как там всё устроено.

— Точно сходим на выходных?

В тоне Амелии мелькает недоверие. Мне хочется запулить в мужа чем-то тяжёлым, потому что его обещания нередко остаются обещаниями надолго. Среди минусов, с которыми я мирюсь, это, пожалуй, один из самых раздражающих.

— Ты успеешь вернуться из командировки к выходным? — удивлённо выгибаю бровь.

— Аль, не начинай.

— Я всего лишь прошу, чтобы ты тщательнее фильтровал слова. По крайней мере с Ами. Не со мной.

Влад садится за стол с насупленным выражением лица, ясно давая понять, что я испортила ему настроение с самого утра. Тем не менее, я встала на два часа раньше, погладила его рубашки, приготовила завтрак и перекус в дорогу.

Но это ещё и потому, что третью ночь подряд я почти не сплю, долго ворочаюсь, прислушиваясь к себе и своим ощущениям. При малейших изменениях в эмоциях нужно сразу обратиться к специалисту, чтобы не наделать беды.

Таким мою жизнь сделал Аслан Тахаев. Расшатанной и нестабильной. Одним своим присутствием превратив красивый ровный фасад если не в руины, то в конструкцию, готовую рухнуть при первом же слабом толчке.

— Спасибо, — говорит Влад, перехватывая меня за запястье, когда я даю ему вилку и нож. — Я вернусь к выходным. Встреча планируется короткой, но, надеюсь, продуктивной.

— Я тоже надеюсь.

Ами, как всегда, недоедает даже половины порции, отодвигает тарелку и встаёт с места. Она худенькая и хрупкая, а на фоне ровесников кажется совсем Дюймовочкой. Свёкор всегда сокрушается, что я плохо кормлю дочь, и обычно я уговариваю Амелию съесть хотя бы пару кусочков, но в последние дни спускаю ей всё с рук. Или почти всё.

Я боюсь уловить в себе хотя бы малейшую дозу разочарования. Кажется, я действительно схожу с ума от этой дурацкой определённости, которую вынуждена принимать. Хотя спустя шесть лет мне с трудом удалось бы узнать в толпе парня, с которым тогда случилась связь.

— Малыш, беги собирайся — папа отвезёт тебя к няне по пути в аэропорт, — говорю дочери, убирая продукты и закрывая холодильник. — Возьми только самое необходимое, пожалуйста.

Как только Амелия скрывается на втором этаже, я направляюсь в спальню, где посреди кровати стоит небольшой чемодан для ручной клади. Влад готовится к встрече с крупными инвесторами, которые собираются вложиться в его новый проект. Я смотрю на аккуратно сложенные рубашки и строгие брюки, машинально проверяя, не забыл ли он чего-то важного.

Отпустить контроль и переложить ответственность мне непросто. Это почти физическое усилие — заставить себя не встревать, не поправлять и не подсказывать. Иногда я кажусь себе жуткой занудой и удивляюсь, как меня терпят окружающие.

— Всё взял? — спрашиваю, когда муж заходит в комнату. — Зарядку, документы?

Влад кивает, застёгивая часы на запястье. У него рейс через три часа, а у меня уйма работы и личная встреча с будущей помощницей в салоне.

Приходится забивать график под завязку и строить планы на обозримое будущее, чтобы не оставить времени на лишние размышления. Если всё расписано по минутам, то шансов утонуть в своих мыслях становится меньше.

— Да, вроде всё. Постарайся отдохнуть, пока меня не будет, ладно?

— Хорошо.

Сев на край кровати, муж притягивает меня к себе и утыкается лицом в мой живот. Я не могу заставить себя оторвать руки от туловища, чтобы привычно погладить его волосы или коснуться плеч. Такое ощущение, что между нами появился высокий, колючий барьер.

— Всё нормально? — тихо спрашивает Влад, не поднимая головы. — В последнее время ты какая-то взвинченная. Я не понимаю, что происходит, но искренне хочу тебе помочь.

За годы нашего брака я не припомню, чтобы когда-то врала ему. Наши отношения всегда были более чем прозрачными, даже когда я была беременна и позволяла мужу пользоваться правом на свободу, потому что не собиралась с ним спать. Я не уточняла, был ли у него кто-то за тот период, пока я не родила, и не уверена, что мне нужно об этом знать.

— Много работы, Владь, — натянуто улыбаюсь. — Клиентки мотают нервы. Поставщики растягивают сроки. Сложно оставаться спокойной, когда тебе вставляют палки в колёса.

— Я сто раз говорил тебе, чтобы ты закрыла студию и, как все нормальные жёны, сидела дома, отдыхала и путешествовала.

— Как все нормальные? Считаешь меня не такой?

— Считаю, что я достаточно зарабатываю, чтобы ты могла себе это позволить.

Мне удаётся высвободиться из объятий, потому что я не чувствую в себе ни желания, ни отдачи, а стоять истуканом, пока тебя целуют сквозь шёлковый халат, кажется странным.

— Спасибо за предложение, но мне нравится моя работа. Это не обсуждается.

Влад с Ами уезжают спустя полчаса. Перед выездом мне приходится перебрать рюкзак дочери, чтобы выбросить оттуда кучу мелочей — камешки, палки и дохлых жучков, которые захламляют не только наш дом, но и квартиру няни.

Когда я остаюсь одна, то снимаю одежду по пути в ванную комнату и забираюсь под душ, надеясь рассеять тревогу и панику, которые с самого утра переполняют меня с избытком.

Отражение в зеркале не приносит удовлетворения: рёбра проступают ещё сильнее, живот кажется впалым, а кожа выглядит бледной и уставшей. Мне кажется, что я потеряла не только килограммы, но и остатки душевного равновесия. Не то чтобы мне не удалось переварить свалившуюся информацию, но её тягость продолжает давить изнутри, не давая почувствовать себя хотя бы немного легче. Даже спустя три дня!

Я ускоряюсь, понимая, что опаздываю на встречу с потенциальной помощницей. Найти именно ту, кому можно довериться и переложить часть своих обязанностей, стоило мне огромных усилий.

Укладка получается несовершенной и слегка растрёпанной. Макияж выполняется на скорую руку. О разогретом завтраке я уже не мечтаю — да и смысла нет, потому что каждая порция еды вызывает тошноту. И дело вовсе не в отсутствии личного времени.

На ходу выпивая кофе, я нахожу разрывающийся телефон между подушками дивана. Влад бегло сообщает, что Амелия передана няне, а сам он уже почти на территории аэропорта.

Едва завершается звонок, на экран падает входящее сообщение.

Увидев имя отправителя, я не могу справиться с разогнавшимся за секунду пульсом и отшатываюсь, будто меня ударило током. Мы договаривались, что Аслан напишет только в одном случае: если результат будет выше девяноста девяти процентов.

В противном случае — нет. Никогда.

Дрожащими от напряжения пальцами я тыкаю в дисплей и не сразу попадаю в нужный диалог. Глаза жадно впиваются во вложенный документ, пробегая строки и выделяя основное.

Клиент: Аслан Тахаев.

Ребёнок: Амелия Гончарова.

Материалы исследования: Образцы ДНК, полученные методом мазка слизистой оболочки рта.

Дата сдачи анализа. Дата выдачи результатов.

Плыву ниже.

И ниже.

И ещё ниже.

Когда дохожу до заключения, сердце с силой ударяет рёбра, а затем падает в пустоту, потому что вероятность отцовства составляет девяносто девять целых девяносто девять десятых процента…

Девяносто девять.

Девяносто, мать вашу, девять!

Комментарий специалиста дополняет, что результаты анализа указывают на практически полное совпадение генетического материала, подтверждающее биологическое отцовство.

И это просто напрочь дезориентирует!

Истерически засмеявшись, я хватаюсь за спинку ближайшего кресла, пытаясь найти опору и удержаться в мире, который внезапно перевернулся с ног на голову.

Дышать становится трудно, а комната сжимается, превращаясь в замкнутое пространство без выхода.

Тошнота накатывает волной. Я зажмуриваюсь, чтобы не видеть текст, который кажется бомбой, только что взорвавшейся ярко-красными всполохами в моей жизни.

Когда телефон раздаётся мелодичной трелью, я долго не могу найти в себе силы, чтобы ответить. Но всё же подношу динамик к уху и слышу голос Аслана, который звучит так, будто доносится из чёртового погреба: глухо, рвано и отстранённо.

Кажется, он говорит о том, что хотел бы увидеться с Амелией уже завтра, чтобы провести время вместе. Кажется, ему потребовался не один день, чтобы уладить формальности, отменить поездку в Штаты и устроить всё так, чтобы нам никто не мешал. При этом не оправдываясь за мучительное ожидание, а ставя перед грёбаным фактом.

Кажется, потому что я точно не знаю. Потому что меня разрывает на части лавиной эмоций, и я просто не могу собрать себя воедино.

— Иди нахрен, — сипло произношу, сбрасывая вызов.

Плюхнувшись на диван, я закрываю ладонями лицо, пытаясь унять дрожь и усугубляя состояние.

Ума не приложу, как после этого опомниться, сесть за руль и отправиться в студию. Не представляю, как перестроить планы, цели и графики, потому что всё слишком сложно, чтобы оставить как есть.

Хочется разбить телефон о стену, когда он снова оживает проклятым настойчивым звонком. Оставить всё как есть ещё и не получится, потому что кое-кто этого явно не позволит.

— Заканчивай бросать трубку, — просит Аслан, шумно выдыхая в динамик. — Тебя устроит встретиться завтра в десять?

— Иди. Нахрен! — кричу в ответ.

— Алина, блядь…

Нажав на красную кнопку, я почти не сомневаюсь, что Тахаев не оставит нас в покое уже… никогда. Наш диалог строится ужасно. Просто отвратительно. Не так, как полагается двум взрослым осознанным людям!

Я не способна на компромиссы, как Сабина, потому что единственное, чего мне хочется, — заставить Аслана мучиться, как он мучил меня три дня подряд, не уведомляя о результатах.

Подорвавшись с дивана, я расхаживаю по гостиной и кусаю губы. Тело бросает то в жар, то в холод. Не проходит ощущение, что я сейчас взорвусь, если не найду выход из этого хаоса.

Я всё сделала правильно! Я защищала себя, Амелию и его! Пусть даже в последнюю очередь, но защищала! Иначе бы ничего не вышло!

— То, что ты делаешь — абсолютно бессмысленно, — заявляет Аслан, набирая меня в который раз подряд. — Это не решит вопрос, потому что я прямо сейчас приеду в студию или домой.

— Иди нахрен, слышишь!?

Уверена, моя злость ничтожна по сравнению с той, что испытывает Тахаев в эту секунду. Придушить меня — меньшее из того, чего он хочет в отместку за… всё.

— Алина, у тебя нихуя не получится, — грубо отрезает.

— Нахрен. Иди! — ору не своим голосом.

— Даже не думай. Вообще нихуя.

— Ты оглох?!

Я рычу в ответ, сжимая мобильный до хруста. В голове совсем не укладывается наше дальнейшее взаимодействие, которое кажется заранее обречённым на провал.

— Завтра в десять тебя устроит? Да или нет?

— Да! Блядь, да! — срываюсь, наконец уступая.