Хрупкая связь

38

Я просыпаюсь от ощущения влажного, тёплого прикосновения к щеке. Несколько секунд пытаюсь сообразить, что происходит, прежде чем осознаю: кто-то меня облизывает. Резко открываю глаза — и встречаюсь взглядом с маленькой мохнатой мордой.

— Боже, Луна!

Я отталкиваю её, но собака принимает это за игру — виляет хвостом и снова тычется в меня, высунув розовый язык.

— Мы, конечно, с тобой помирились, но не настолько, чтобы целоваться!

Тело тяжёлое, непослушное, но в кровь впрыскивается адреналин, и я резко сажусь на кровати. Чужая комната. Чужой ремонт. Чужая постель. Сердце гулко колотится, а мозг лихорадочно прокручивает события вчерашней ночи.

Мне сложно охарактеризовать в двух словах, что это было, но… Это было слишком. Слишком хорошо. Слишком приятно. Слишком абсурдно. Слишком — чтобы не хотеть повторить при первом же удобном случае.

Но желания упираются в дурацкие препятствия и обязательства, и, скорее всего, этого никогда больше не случится.

Как я и думала, Ами проснулась среди ночи с громким, душераздирающим плачем — как раз в тот момент, когда я сползала со стола, натягивая бельё и штаны. Амелию не пришлось долго успокаивать, но из спальни я больше не вышла.

Сходила в душ, созвонилась с Владом. Он был вне себя от ярости. Требовал видеозвонка, рвался приехать. К счастью, я знаю, что лучшее средство, чтобы привести его в чувство, — это нападение. Даже если я виновата.

Упав на подушку, я смотрю в белый потолок.

В комнате нет часов, но, ориентировочно, сейчас около девяти. Судя по отсутствию Ами, она уже проснулась и занята сборкой конструктора со своим отцом. Если прислушаться, из приоткрытой двери доносятся её детский голос и смех. Главное преимущество среди множества минусов — мне не нужно срываться и срочно готовить завтрак, потому что ответственный Аслан наверняка уже с этим справился.

Я кутаюсь в одеяло и свожу вместе колени, когда кручу на языке имя Тахаева. По коже пробегают мурашки, стоит только вспомнить, что между нами был поцелуй. Самый настоящий. Глубокий и страстный. И как бы Аслан ни убеждал себя в том, что это не измена, — тот факт, что он не сунул в меня член, ни о чём хорошем для него не говорит.

Лезущая под руку Луна всё же заставляет меня выбраться из постели. На стуле висят штаны и майка. Бельё я постирала и высушила в ванной, поэтому украдкой перемещаюсь из комнаты в комнату, чтобы прополоскать рот, привести в порядок волосы и одеться.

В глазах блеск, губы пылают. Стоит прикоснуться к ним пальцами — буквально горят и пульсируют.

В таком настроении я захожу в гостиную, где царит идеальный порядок, и ничто не напоминает о недавних посиделках у камина. Я по-прежнему в состоянии полной растерянности, смятения и эйфории.

— Доброе утро, — хрипло здороваюсь.

Ами и Аслан сидят на ковре, разбираясь с деталями конструктора. Как по команде оба поворачиваются в мою сторону. Дочь улыбается, показывая фронт проделанной работы, а я даже похвалить не могу — в горле ком, потому что один наблюдательный взгляд особенно сильно будоражит сознание. От него сложно отмахнуться. Его невозможно игнорировать.

Я не знаю, что будет дальше. Как мы будем встречаться, договариваться и ладить. Но сегодня в воздухе трещит от дискомфорта.

Единственное, что поможет мне прийти в себя, — кофе. Только оно. Поэтому я треплю дочь по волосам и, зайдя за барную стойку, направляюсь к кофемашине.

— Давно проснулись? — буднично спрашиваю.

— Я гулял с собакой в семь, — отчитывается Аслан. — Когда вернулся, Ами как раз вышла из спальни.

— Вы завтракали?

— Да. В холодильнике есть еда. Вернее, остатки вчерашнего ужина — если ты хочешь.

— Я не хочу, спасибо.

Отвернувшись, нажимаю кнопку питания, и кофемашина тихо гудит, разогреваясь. Выбираю нужный режим, ставлю чашку под носик и наполняю контейнер молоком. Машина сначала выпускает порцию крепкого эспрессо, затем шипит, взбивая молочную пену, которая мягкой, воздушной шапкой оседает поверх кофе.

Сев на высокий стул, я грею руки о чашку и смотрю на тёмный, коротко стриженный затылок. На крепкие плечи. На руки с выступающими венами. На отросшую за ночь щетину. На профиль. На улыбку. На всё — пользуясь возможностью остаться незамеченной.

Столько, сколько Аслан улыбается Ами, — он не улыбается никому больше.

Мне нравится его улыбка. Нравится его искренность, честность и решимость. Даже если в нашем случае она направлена против меня.

Закончив с кофе, я мою посуду.

Амелия носится по дому с собакой, бросая ей мяч и ведя себя так, будто ничего не случилось. Как будто это обычное утро в самой обычной семье. С одной стороны, я рада, что дочь так быстро вжилась в новую обстановку, но с другой — беспокоюсь, как это скажется на ней в будущем. Как бы в её голове не возникла жуткая путаница и диссонанс.

Аслан приближается — и я чувствую это не по шагам, не по движению воздуха, а по тонкому, почти осязаемому напряжению в пространстве. По тому, как становится жарче, как сердце замирает на полудыхании, прежде чем снова набрать ритм.

Я ощущаю в себе опасное стремление сократить это расстояние. Оно путает мысли и мешает различить, где заканчивается желание и начинается безрассудство. Я балансирую между разумом и чистым инстинктом. Веду себя не как мать, взрослая женщина и жена, а как маленькая, взбалмошная девчонка, играющая с огнём.

— Как себя чувствуешь?

Выключив кран, я оборачиваюсь. Аслан пробегается глазами по моей одежде и по своей футболке, которую я без спроса напялила. Майка, в которой я была вчера, непригодна — на ней оторвалась бретелька.

Мне показалось, что я имею право воспользоваться вещами, которые лежат в этом доме, даже несмотря на то, что я часто что-то беру, и не возвращаю. Мне вообще много чего показалось…

— Если ты думаешь, что я ничего не помню — то зря.

Скрестив руки на груди, я упираюсь поясницей в столешницу. Наши взгляды встречаются, и в этом коротком столкновении — магнитное притяжение, которому сложно сопротивляться. Сложно переключиться на что-то другое, собраться, сбежать или уехать, чтобы остыть.

— Я такого не говорил, Алина. Необязательно воспринимать каждое моё слово в штыки.

— А обязательно лезть ко мне с заботой о здоровье, будто я алкоголичка? Я была в себе и полностью осознавала каждое своё слово и действие. Как и ты!

Аслан всё такой же заведённый: в его глазах жёсткость, челюсть сжата, а пальцы с силой сжимают край стола, словно только это удерживает его от резких ответов. На нижней губе небольшая трещинка — явное напоминание о том, что я делала с его губами. Как кусала, просила и требовала взаимности.

От ненужной перепалки спасает шум колёс за окном и подъехавшее такси.

Забора у дома нет, поэтому из больших панорамных окон мне отчётливо видно, кто именно пожаловал. Урегулировать ситуацию удалось, но, похоже, ненадолго.

Я не знаю, как бы поступила на месте Сабины, потому что оставлять на ночь бывших, у которых есть общий ребёнок, — чревато последствиями. Особенно если эта бывшая — я. Наверное, я бы приехала ещё вчера.

Аслан негромко выругивается, переминаясь с ноги на ногу, закрывает проход между кухней и гостиной и убирает ладони с края стола, опуская их на бёдра.

— Надеюсь, ты почистил зубы и хорошо вымыл руки, — произношу, снимая фартук.

Его хлёсткий взгляд обжигает щёку. Но это не заставляет меня замолчать — на языке вертятся колкости.

— Как-то неловко выходит, ведь вчера на твоих пальцах осталось слишком много моей смазки. Это тоже забота — что бы ты ни думал.