Хулиган. Его тихоня

Глава 31

31.1. Сильный откат

POV Ксюша

Все начало повторяться.

Частые исчезновения Леши.

Его мрачное настроение.

Его хмурые взгляды.

Я не знала, чем была вызвана эта внезапная перемена. Ульяна сказала мне, что он как будто стал тем, кем был до встречи со мной. Я была осторожна рядом с ним. Все были осторожны рядом с ним. Даже Данил, Влад и Череп были осторожны рядом с ним. Так что, что бы там ни происходило, это было что-то серьезное.

Я старалась не обращать на это внимания, не позволять этому влиять на наши отношения. Но с каждым днем ему, казалось, становилось все хуже и хуже. Он стал замкнутым, почти не произносил ни слова. У меня было нехорошее предчувствия по этому поводу. Он как будто отдалялся от меня.

Раздосадованная, я попыталась поговорить с Данилом о Леше. Спросить его, что творилось с моим парнем. Но он лишь ответил, что ничего не случилось, что все в порядке, что Леша всегда был таким.

Ага, как же…

Мне хотелось накричать на Громова, будучи злой на него. Потому что он не мог довериться мне. Он не мог доверить мне темные стороны жизни Леши. Как будто я не смогла бы принять все мрачные тайны человека, в которого была до беспамятства влюблена. Данил был не единственным, кто заботился о Леше, своем лучшем друге. Я тоже заботилась о нем, как могла. Но он продолжал молчать и скрывать все от меня, ежедневно уезжая с Лешей в неизвестном направлении.

— Он не присоединится к тебе за обедом сегодня?

Я повернула голову в сторону и встретилась взглядом с Ульяной.

— Нет, — ответила я.

— На этот раз он сказал тебе причину? — спросила она нахмурившись.

Я покачала головой и она тяжело вздохнула.

— Что, черт возьми, с ним происходит? — пробормотала она.

Если бы я только знала…

Уля встала и похлопала меня по плечу.

— Ладно, пойдем.

— А Таня? — спросила я, поднимаясь и подхватывая свою сумку с обедом.

— Она пошла вперед. Сказала, что ей нужно сначала с кем-то поговорить.

Я пошла вслед за Улей, на этот раз думая уже о Тане. Не только Леша изменился без предупреждения. Таня тоже изменилась. Теперь у нее был еще более вспыльчивый нрав, неприступная аура и постоянное хмурое выражение лица. Она словно вернулась к тому, кем была до того, как мы подружились. Единственное, чего не было — это ядовитых оскорблений в мой адрес.

— Уль, Таня за что-то злится на меня? — спросила я, когда мы заняли свои места в кафетерии.

Она бросила на меня растерянный взгляд, потянулась к моей сумке с обедом и достала оттуда контейнер.

— С чего бы ей на тебя злиться?

Я пожала плечами.

— Просто мне кажется, что так оно и есть.

— Ты становишься параноиком, — прокомментировала она, рассматривая наггетсы в контейнере, прежде чем взяла один. — Если Леша вдруг стал мистером Ворчуном, это не значит, что и остальные люди вокруг тебя тоже ими стали.

— Уля, помнишь, как я уронил ее ручку на прошлой неделе?

— Ну, и что?

— У нее был такой вид, будто она хотела меня выпотрошить этой самой ручкой.

Уля разразилась смехом.

— Может, у нее просто было ПМС. Ты же знаешь, какой она бывает, когда у нее месячные.

Я закатила глаза, а потом язвительно спросила:

— А напомни, с каких это пор я делюсь с тобой своим обедом?

— Я думала, мы уже договорились, что если Леши нет, то я беру его долю себе?

— Не помню такого разговора, — забрав контейнер из ее рук, ответила я.

— Может, его и не было, — махнула она рукой. — Мы же с тобой лучшие подружки. Мы можем не говорить с тобой, но понимать друг друга.

Я посмотрела на нее долгим уставшим взглядом, а потом спросила:

— Ты ведь не брала с собой обед, не так ли?

Она бессовестно ухмыльнулась.

— Вот видишь? Ты уже читаешь мои мысли.

— Почему бы тебе не купить еду в кафетерии?

— Ты же знаешь, что еда у них отстойная. А теперь делись.

Я покачала головой и вернула ей контейнер. А затем я заметила Таню, идущую к нам, и, увидев ее лицо, у меня перехватило дыхание. Уля повернула голову и прочистила горло, когда тоже увидела ее.

— Думаешь, что у до сих пор эти дни? — пробормотала я Ульяне. — Как-то слишком долго, тебе не кажется?

— Может, ее как старосту завалили какой-нибудь работой? — предположила она иной вариант.

Таня с грохотом поставила свой поднос на стол, заставив нас подпрыгнуть от неожиданности. Она села, тяжело дыша и сжимая руки в кулаки. Она была зла, нет, не просто зла. Она кипела от ярости.

— Таня? — Уля осторожно обратилась к ней. — Ты… в порядке?

Таня взяла вилку и воткнула ее в котлету, а я невольно представила себя на ее месте.

— Да, а что?

— Просто, со стороны кажется, что у тебя плохое настроение.

— Нет, у меня нормальное настроение.

— Нет, плохое. В хорошем настроении над котлетой так не издеваются. Если бы ее можно было убить, то ты бы это сделала.

Я пнула Улю под столом. Она раздражала Таню, что было опасно для жизни, о чем и кричал мой инстинкт самосохранения. Ульяна вскрикнула и злобно уставилась на меня, наклонившись, чтобы потереть ушибленную голень.

Таня тем временем продолжала четвертовать бедную котлету, заставляя меня вздрагивать от каждого удара вилки.

Мой телефон завибрировал в кармане и я быстро вытащила его. Но мое трепетное волнение угасло, когда я увидела сообщение от папы, в котором он сообщил, что они прилетят домой уже завтра вечером.

— Это Леша? — спросила Уля, взяв еще один наггетс.

— Нет. Это папа.

— Я не понимаю твоего парня. Он как девушка в постоянном режиме ПМС.

— Может, хватит шуток про ПМС? — раздраженно выпалила я.

Тогда Уля повернулась к Тане и спросила:

— Что ты думаешь, Таня?

— О чем?

— О Леше.

— Мне на него наплевать.

— Да ладно тебе, — проворчала Уля. — Скажи нам, что ты думаешь о его плохом настроении в последнее время.

Таня внезапно швырнула вилку на стол.

— Может, хватит о нем говорить?! — огрызнулась она. — Ты только и делаешь, что болтаешь о Леше, Леше, Леше! — кричала она, смотря на меня. — Просто порви с ним, если не можешь больше выносить его поганого настроения. Не понимаю, почему это так трудно сделать!

— Потому что я не хочу с ним расставаться, Таня, — тихо ответила я.

— Тогда перестань жаловаться! Ты знала, на что шла!

Уля положила руку на плечо Тани.

— Вот что делает с людьми любовь, Таня.

— Любовь?! — насмешливо фыркнула она, скидывая руку подруги. — К черту любовь! Разве ты не видишь, что он просто издевается над тобой? Может, он и не причиняет тебе физическую боль, но причиняет эмоциональную! Он играет с тобой, отдаляясь и держа тебя на расстоянии! Ему плевать на твои чувства! Потому что если бы ему не было наплевать, то он не заставлял бы тебя так волноваться!

Я стиснула зубы, слушая слова, что так похожи были на слова Влада.

Она сердито посмотрела сначала на Ульяну, потом на меня.

— Я же говорила тебе, что люди не меняются. Прежде чем измениться, они должны захотеть этого. А он не хочет меняться, Ксюша! Он не хочет, а ты дура, если надеешься, что он изменится!

Слезы начали застилать мне глаза и я боролась с ними как могла.

— Он просто заставляет тебя плясать под свою дудку. Заставляет тебя удовлетворять каждую его гребаную прихоть, — взгляд Тани скользнул в сторону и ее глаза вспыхнули откровенной яростью. — Почему мир каждого должен вращаться вокруг него?! — сердито выкрикнула она, привлекая еще больше людей к нашему конфликту. — Почему он должен втягивать всех в свою дерьмовую жизнь?! Почему?!

Она оттолкнулась от стола и пошла прочь, но не раньше, чем я уловила разочарованное выражение ее лица.

— Таня! — Ульяна поднялась. — Таня, подожди!

Уля бросила на меня извиняющийся взгляд и отправилась за своей лучшей подругой. Я сидела неподвижно и парализовала взглядом освободившееся место Тани.

Я не понимала, что заплакала, пока слеза не скатилась с моего подбородка, упав прямо на стол.

31.2. Я тебя предупреждал

Пара подошла к концу и препод говорил какие-то последние наставления, пока все в аудитории шумно собирали свои конспекты. Я, собравшись в числах первых, встала и закинула сумку на плечо.

Уля, казалось, хотела что-то сказать, когда я проходил мимо нее, но я покачала головой и пошла дальше. А Таня даже не удосужилась удостоить меня своего взгляда.

Леша, не изменяя себе, несмотря на последние события, ждал меня у выхода из аудитории. Я остановилась, когда увидела его и засмотрелась. Он слушал музыку, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Должно быть, он заметил меня краем глаза, потому что в следующую секунду он повернул голову в мою сторону, и снял наушники.

— Готова? — спросил он и его голос прозвучал так невыразительно, что мне стало интересно, сколько времени пройдет, прежде чем я снова увижу его улыбку.

Я кивнула и прижалась к нему. Он тут же обнял меня за плечи, а я обхватила его талию рукой.

Спустя какое-то время напряженного между нами молчания, Леша негромко спросил:

— Все хорошо?

— Да, — ответила я. — Почему ты спрашиваешь?

Он посмотрел на меня сверху-вниз.

— У тебя такой вид, будто ты плакала.

Блин.

Я отвела глаза в сторону и прикусила губу.

— Правда?

— У тебя красные глаза и нос.

Надо было посмотреться в зеркало, прежде чем выходить из аудитории. Но я так торопилась уйти подальше от Тани и Ульяны, что совсем об этом не подумала.

— Я… возможно, немного плакала, — призналась я.

Его рука сжала мое плечо.

— Почему?

— Ну, я… я…

Я ломала голову, пытаясь придумать подходящую ложь, потому что я точно не собиралась доносить ему на Таню.

— Ксюша, — нетерпеливо поторопил меня с ответом Леша.

Придумала!

— У меня просто сильно болит живот, — пролепетала я. Не зря прошли разговоры Ули про ПМС. Пригодилось…

Он резко остановился и развернул меня к себе.

— Живот?

Я тут же почувствовала, что краснею.

— Ага, — прошептала я. — У меня… просто… эти дни…

И хотя отчасти я не соврала, мне все равно было до невозможности стыдно и неловко.

— Ты никогда раньше не жаловалась на них.

— Да, это просто только в этот раз так, — продолжала я лгать, стараясь не смотреть ему в глаза.

— Я могу сходить в аптеку, — заботливо предложил Леша.

— Нет, не надо. Не волнуйся, я уже выпила обезболивающее.

Леша замолчал и я украдкой взглянула на него. Он смотрел на меня так, словно не мог поверить в реальность моих слов, словно мысль о том, что у девушки могут быть месячные, не приходила ему до этого в голову.

— Хочешь… — начал он очень мягко. — Хочешь сладкого?

Мои глаза расширились. Я уставилась на него, совершенно обескураженная. Он был искренне обеспокоен и нерешителен. Впервые за все время мой страшно сексуальный парень выглядел так, будто не знал, что ему делать, отчего у него начиналась паника.

— Например, мороженое, — предложил он, когда я так ничего и не ответила. — Мы можем пойти за мороженым прямо сейчас. Или, подожди… Громов что-то говорил о вкусных пончиках здесь недалеко. Хочешь?

Мои губы изогнулись в легкой улыбке. Он был очарователен.

— Леш, все хорошо.

Он взглянул вниз на мой живот, будто так мог убедиться вру я или нет.

— Ты уверена?

Я снова обхватила его за талию, побуждая начать идти.

— Да, но я согласна на мороженое.

Его губы дрогнули и мое сердце забилось быстрее.

— Все, что захочешь, Ксюша.

Он собирался улыбнуться. Я мысленно приняла победную позу. Он собирался улыбнуться!

— Тогда можно мне…

Меня прервал парень, выскочивший из коридора и врезавшийся в меня. Я вскрикнула больше от неожиданности, чем от боли, и Леша крепче прижал меня к себе. Парень, столкнувшийся со мной, не удержался на ногах и упал, а группа его друзей смотрела на него, не сдерживая смеха.

— Прости, пожалуйста, — обратился он ко мне, поднимаясь на ноги. — Я тебя не заметил и… и….

Его слова застыли в горле, а его друзья начали отступать с выражением беспокойства на лицах. Его глаза метнулись поверх моей голове и его лицо стало пепельным-серым. Мое сердце упало, когда ко мне пришло осознание. Он стал отступать назад, медленно поднимая руки в защитном жесте.

Уже в следующее мгновение Леша прижал его к противоположной стене, держа за шею. Лицо парня исказилось от страха и боли.

А Леша… Боже… Леша дрожал от едва сдерживаемой ярости, выражение его лица изменилось настолько сильно, что у меня перехватило дыхание.

— Леша, не надо! — закричала я, потянув его за руку. — Отпусти его!

Но Леша только сильнее сжал руку на его шее, отчего парень начал задыхаться, а его глаза выпучились из глазниц.

— Леша, прошу тебя!

— Он сделал тебе больно, — прохрипел Леша, с каменно-холодным лицом.

— Он не хотел этого! Он случайно! Это был просто несчастный случай!

Слезы градом катились по моему лицу. Я огляделась. Никто не собирался помогать парню. Его друзья сбежали, спасая собственные шкуры.

— Пожалуйста, — всхлипывала я. — Пожалуйста, отпусти его!

Его глаза встретились с моими, а спустя долгое мгновение гнев исчез с его лица. Что-то промелькнуло на его лице и он крепко зажмурился отворачиваясь. Мускул на его челюсти дрогнул и он оттолкнулся, сделав шаг назад.

Парень рухнул на пол, шумно хватая воздух ртом. А Леша резко развернулся и направился к выходу.

Я смотрела ему вслед, чувствуя, как страх все еще сжимал мое сердце, а тело все еще сотрясалось от беззвучных рыданий. Наконец парню удалось прийти в себя, подняться на ноги и податься в бега. А я в это время пыталась перестать плакать, задыхаясь от слез. Поднеся руки к лицу, я сделала несколько маленьких, прерывистых вдохов, чтобы успокоиться.

Что только что произошло?

Что только что произошло, черт возьми?!

Господи, он так сильно меня напугал… Меня пробрало до костей, когда я увидела его таким. Ему было все равно, причиняет ли он боль тому парню. Ему было все равно на него. Он был готов задушить его.

А все из-за меня.

Ради меня…

— А я предупреждал тебя.

Я резко обернулась, узнав прозвучавший голос. Влад стоял и смотрел на меня, без какого-либо выражения на лице.

— Я говорил тебе, что если ты не порвешь с ним, то скоро сама увидишь, какое Леша чудовище. И я оказался прав, не так ли?

— Он не чудовище, — прошептала я, продолжая ронять горькие слезы, которые не остановили Влада от продолжения.

— Это то, что он делает, Ксюша. Он причиняет людям боль. Ты сама видела, какой он, — он склонил голову набок. — И ты не бросишь его такого?

— Ему просто не понравилось видеть, как мне причиняют боль, даже если это было не намеренно.

— У-у-у… Теперь ты ищешь оправдания его действиям.

— Потому что я отказываюсь верить, — решительно заявила я. — Я отказываюсь верить, что Леша — чудовище. Я отказываюсь верить, что это все, кем он является. Я знаю, что у него есть скелеты. И я знаю, что у него болезненное прошлое, которое сделало его таким, какой он есть сейчас.

— И ты надеешься, что он изменится, — сухо закончил Влад.

— Да, — я расправила плечи и вздернула подбородок. — Я надеюсь, что он изменится. Но это не единственное, на что я надеюсь, Влад. Еще я надеюсь, что смогу избавить его от этой боли. Я надеюсь, что смогу помочь ему освободиться от того, что мешает ему стать по-настоящему счастливым. Он не чудовище, Влад. Он добрый. Он заботливый. Он внимательный. Если бы он действительно был чудовищем, он бы не был таким.

— Ты просто живешь в мире фантазий.

— Фантазии это или нет, но я верю в это.

— Тогда почему ты все еще дрожишь?

Его самодовольный вопрос заставил меня откинуть голову назад. Я обхватила руками свое дрожащее тело и поджала губы.

— Ты можешь верить в это, Ксюша, но… — он подошел ко мне вплотную и прошептал на ухо. — Но ты все еще боишься. Ты все еще боишься, что все эти фантазии, в которые ты веришь, не сбудутся. Что он разочарует тебя. Что он докажет, что я прав, что он чудовище. Ты все еще боишься его самого…

Влад усмехнулся, а потом просто ушел. Я перевела дыхание, борясь со слезами, застилающими глаза. Огляделась, коридор был пуст, я была здесь дна и напугана до безумия.

Я сделала еще один прерывистый вдох.

Что мне делать? Что мне делать?!

Неужели я веду заведомо проигрышную битву? Неужели Лешу уже не спасти?

Внезапно меня охватило желание отыскать его и я бросилась на выход. Я все еще не могла избавиться от страха, который держал меня в тисках, но я пересилила собственные эмоции и сосредоточился на поиске Леши.

Я видела его. Я видела, как он сожалел о том, что потерял самообладание над собой. И мне нужно было быть с ним прямо сейчас, потому что я боялась, что он потеряет себя окончательно.

Я нашла его прислонившимся к своей машине. Его взгляд был устремлен в небо. Собрав все свое мужество и набравшись смелости, я осторожно подошла к нему. Он не шелохнулся. Ни единым мускулом.

— Леша, — прошептала я.

— Я довел тебя до слез.

Я распахнула рот и замерла, не найдя слов. А он наклонил голову и его измученные глаза встретились с моими.

— Я довел тебя до слез.

— Нет, — я сжала его руку. — Это не так, я просто…

Он покачал головой и отвернулся от меня.

— Не лги мне, Ксюша. Ты знаешь, как я отношусь ко лжи. Слишком много людей лгали мне. Слишком много.

У меня сжалось горло и слезы снова навернулись на глаза.

— Я часто тебя огорчаю, да?

Я проглотила большой ком в горле и прошептала:

— Нет, не часто, но бывает.

Некоторое время он молчал, а затем спросил:

— Ты боишься меня?

Теперь слезы хлынули прямиком из глаз, скатываясь по моим мокрым щекам. Они просто стекали одна за другой. Он повторил вопрос, который задал давным-давно, но на этот раз… на этот раз он был уверен в ответе. Он был уверен, что я его боюсь. Но под его бесстрастностью, что он так профессионально изображал, скрывался страх, который, я была уверена, уловила в его голосе.

— Я боюсь за тебя, Леша, — слезы стали быстрее скатываться по моему лицу. — Я боюсь за тебя. Я боюсь, что тебе будет больно. Я боюсь, что ты не позволишь себе быть счастливым. А я очень хочу, чтобы ты был счастлив.

Леша зажмурился, покачав головой. А затем, повернувшись ко мне, он открыл свои серебристо-серые глаза, в которых вспыхнули яркие эмоции.

Я увидела, какой конфликт бушевал у него внутри.

Я увидела, как он боролся с самим собой.

Я увидела, как ему было больно.

И когда он произнес следующие слова, я увидела в его глазах еще больше боли, чем было раньше. Намного больше. Там была не просто боль, там была агония.

— Не думаю, что я когда-нибудь буду счастлив, — произнес он измученным шепотом.

Мое сердце болезненно сжалось и мне захотелось прикоснуться к нему. Я подняла руки и обхватили его лицо. Он наклонился навстречу моему прикосновению и я увидела, как он сделал видимое усилие, чтобы вздохнуть. Он уставился на меня и я плотно сжала губы, чтобы не закричать.

Это было больно.

Взгляд Леши, устремленный на меня, причинял боль.

Боже, я никогда не видела такой боли. Глубокой, мучительной боли.

Его руки обвились вокруг меня и он уткнулся лицом в мою шею. Я ощутила сильную дрожь. Он весь дрожал. Оказавшись в объятиях друг друга, я затаила дыхание, перестав плакать.

Тяжелый груз поселился где-то глубоко внутри меня. Как огромный валун, который начал жечь меня.

И плохое предчувствие внутри меня оттого стало только сильнее.

31.3. Агония саморазрушения

POV Леша

Холодный ветер обдувал меня, но я не дрожал. Куртка лежала рядом со мной, а я сидел в одной футболке, прислонившись спиной к стене, найдя уединение около черного хода университетского корпуса. Я курил и смотрел на дым от сигареты. Это все, что я делал…

Я устал думать. Устал чувствовать.

Я устал от кошмаров, которые преследовали меня не только во сне, но и наяву.

Сделав глубокую затяжку, я выдохнул дым и хмуро посмотрел на сигарету в своих руках. Затем перевел взгляд на полупустую пачку, лежащую на куртке.

Блять.

Надо бросать это дело.

Вздохнув, я провел рукой по лицу и затушил сигарету о землю. Телефон заревел и я посмотрел на дисплей. Это был Громов. Я чуть было не решил не брать трубку, зная, что Даня снова начнет на меня ругаться, но все равно ответил на звонок.

— Да.

— Где ты? — тут же спросил Громов.

— У черного хода. А что?

В трубке послышалось молчание, а потом друг спросил:

— Ты куришь?

— Нет, — я затолкал окурки в пачку и сунул ее в карман куртки. — Я просто дышу свежим воздухом.

— Орлов, блять, если ты куришь…

— Я сказал, что не курю! — сердито пробормотал я. — Так поэтому звонишь? Чтобы проконтролировать меня?

Даня ничего не ответил, потому что я был прав.

А я хотел, чтобы меня оставили в покое, но Даня и остальные знали, что, если они это сделают, то я упаду за грань всякого здравомыслия, которое у меня еще оставалось, и приближусь к своему личному аду. Я и сам знал, что так и будет.

Мне должно было быть не все равно. Ведь это была моя жизнь. Я должен был что-то делать, чтобы не облажаться, но это было трудно. Это было охренеть как трудно. Я пытался держать себя в руках ради Ксюши. Я пытался держать себя в руках ради Дани. Ради Влада. Ради Черепа. Я пытался ради всех. Но я знал, что это был лишь вопрос времени, когда тьма, которую я насильно сдерживал, вырвется из своих оков.

— Ты не устал от этого, Дань? — пробормотал я в трубку. — Ты еще не устал от меня?

— Я не сдамся, — прорычал Громов. — Если ты пытаешься заставить меня сделать это, то знай, что я никогда не откажусь от тебя.

— Тогда ты идиот.

— Нет, я твой лучший друг, а вот ты идиот, который пытается отгородиться от всех.

Я раздраженно выдохнул, устав слышать это из раза в раз.

— Вы с Ксюшей пойдете в пиццерию? — спросил Даня после минутного молчания.

— Нет, после пар я отвезу ее домой. Ее родители возвращаются сегодня вечером.

— Тогда будем только мы, — ответил он без промедления.

— Я не голоден.

— Ты можешь просто посидеть с нами.

— Дань, — я тяжело вздохнул. — Я устал и хочу домой. И я клянусь, что поеду прямо домой и не натворю никаких глупостей.

Даня ничего не сказал и я подумал, что он собирался настоять на своей идеи с пиццерией.

Но вдруг услышал, как Громов выругался себе под нос, и пробормотал:

— Ладно, — уступил он. — Увидимся завтра.

— Хорошо, — ответил я. — До завтра.

Отключив звонок, я взял куртку и сунул телефон внутрь. Я вдохнул, выдохнул и, пошатываясь, поднялся на ноги, тяжело опираясь о стену.

Я сделал еще один вдох и, сука, как же больно стало в груди. Словно я дышал огнем и обжигал изнутри свои легкие.

Это началось с тех пор, как состоялся мой разговор с Назаровой. И никак не проходило, несмотря на сменяющиеся дни.

Я закрыл глаза, откинул голову назад и медленно вдохнул, выдохнул. Боль постепенно стала отступать.

Я открыл глаза и посмотрел на наручные часы. Уже почти подошло время встречать Ксюшу. И я отправился за ней.

Ксюша все время поглядывала на меня, пока я вез ее домой. Мне не нравилось, как озабоченно морщился ее лоб. Я ненавидел себя за это. Я ненавидел себя за то, что был причиной ее беспокойства. Я ненавидел себя за то, что отгораживался от нее.

Но больше всего я ненавидел себя за то, что хотел оттолкнуть ее. Оттолкнуть всех.

Она снова перевела взгляд на меня и она выглядела так, словно хотела поговорить со мной. Я стиснул зубы и сильнее надавил на педаль газа, потому что не хотел говорить. Если бы я заговорил, то мог бы сказать что-нибудь язвительное и едкое, что действительно оттолкнуло бы ее. А я и хотел, и не хотел этого.

Глупая.

Мне нельзя было помочь. Меня нельзя было исправить. Я пытался поверить, что это возможно, но одно лишь упоминание о смерти матери заставляло меня снова выходить из себя.

Она видела, как я терял самообладание. Видела, как я накинулся на парня, который ненароком причинил ей боль. Я просто вышел из себя и сорвался. А она напугалась. Я видел, как сильно напугал ее.

И как бы сильно я ни хотел быть счастливым, потому что она, кажется, не собиралась отпускать меня после всего того дерьма, что видела во мне, я был подавлен. Потому что я понял, что запятнал ее, осквернил своей грязью, как только впустил в свою жизнь. Я не мог сделать ее счастливой, а она заслуживала счастья. Она должна была радоваться жизни, а не беспокоиться о парне, который медленно сходил с ума.

— Леш, ты бледный, — я повернул голову в ее сторону и увидел, как она подняла руку, чтобы коснуться моего лица. — Что случилось?

Я поймал ее запястье и оттолкнул от себя. Она не могла прикоснуться ко мне. Не сейчас. Только не сейчас.

Она посмотрела на меня своими небесно-голубыми глазами, широко раскрытыми от испуга.

— Леш, ты меня пугаешь, — сказала она дрожащим голосом. — Пожалуйста, скажи мне, что случилось.

— Мы приехали, — объявил я, остановившись перед ее домом. — Выходи.

Ее глаза расширились еще больше, когда она уставилась на меня.

— Выходить?

— Да.

Ксюша уставилась на меня с выражением смятения и паники на лице.

— Ты не вышла, — заметил я и Ксюша тут же отстегнулась и открыла дверь.

Она замешкалась и вновь посмотрела на меня.

— Леш…

— Выйди!

Она вздрогнула от моего резкого тона, и, блять, я увидел, как задрожали ее губы. Она медленно вышла из машины и осторожно закрыла за собой дверь, но не двинулась с места, надеясь, что я передумаю. Но я уже переключил передачу и поехал прочь от ее двора с одной-единственной мыслью в голове.

Глупая. Глупая! Глупая!!!

Неужели она не видела, что я разрушал ее жизнь?

Я вывернул из-за угла, вклинился в слабый поток машин и проскочил на желтый свет.

В ее глазах блеснули непролитые слезы, когда я вышвырнул ее из машины. Боль, отразившаяся в них, пронзила меня насквозь.

Я довел ее до слез. Я причинил ей боль. Снова.

Неужели она не понимала, что без меня ей будет лучше?

Неужели она не видела, что этот ад из раза в раз заставлял ее плакать?

Когда я подъехал к дому, то резко затормозил и со всей силы ударил кулаками по рулю.

Я был в ярости. Злился на себя. На весь мир. Злился на отца, потому что тот ушел. Злился на обстоятельства, которые отняли у меня мать. Злился на то, что не мог не причинять боль людям, которые заботились обо мне, потому что боялся…

Боялся, что они бросят меня первыми…

31.4. Разговор отца и сына

— Леша, проснись!

Чья-то рука схватила меня за голое плечо и затрясла меня.

— Проснись, Леша! Тебе снится кошмар.

Тряска усилилась, стала более настойчивой, и мне пришлось с трудом открыть глаза. Отец сидел на краю моей кровати, держа руку на моем плече. В комнате было темно, но я все равно смог прочитать беспокойство на его лице. Я сел на постели, вырвавшись из хватки отца, и стал оглядываться по сторонам.

Реальность обрушилась на меня после еще одного жуткого кошмара.

Но на этот раз, в очередном кошмаре, на полу в крови лежала Ксюша, а не моя мать.

— Блять, — прохрипел я, поднося руки к лицу и протирая глаза ладонями.

— Леша, ты что, не принимаешь свои лекарства?

— Я их выбросил, — пробормотал я.

— Хватит от них избавляться, Леша, — отец раздраженно выдохнул. — Они могут тебе помочь.

— Не могут. Ничто не может.

— Идем, — матрас прогнулся, когда он поднялся с кровати. — Я приготовил ужин. Давай поедим.

Не дожидаясь моего ответа, он направился к двери и исчез за ней. Я выдохнул и убрал руки от лица. Некоторое время я смотрел в темноту. Кошмар медленно выветривался из моей головы, но я никак не мог забыть кровь. Кровь Ксюши.

Блять!

Я встал, натянул белую футболку, серые спортивные штаны и последовал за отцом на кухню. Стол был уже накрыт, еда готова, но я не торопился сесть, некоторое время парализуя стол взглядом.

Отец уже занял свое место и ждал, когда я сяду на стул напротив него. Я все еще не мог привыкнуть к тому, что разделял с ним ужин, продолжая ненавидеть его до глубины души. Но сегодня я был слишком уставшим, чтобы ненавидеть его, поэтому, вздохнув, я сел и взялся за вилку.

— Вот, — сказал отец через некоторое время и я перевел взгляд на него. Он подтолкнул в мою сторону пластиковую банку. — Держи.

Я прищурился, смотря на знакомую этикетку таблеток, которые мне уже осточертели.

— Где ты их взял?

— Припрятал, на случай, если тебе будет трудно.

Я насмешливо хмыкнул.

— Трудно…

— Да, трудно, — отец подбородком указал на банку в моих руках. — Выпей.

Я закатил глаза и откинулся на спинку стула.

— Я не встану из-за стола, пока ты не примешь лекарство, — твердо сказал отец. — И ты тоже.

Разозлившись, я швырнул банку со стола. Пластик хрустнул, не выдержав столкновения с кухней, и таблетки покатились по полу. Отец на мою выходку лишь разочарованно покачал головой.

— Перестань вести себя как мальчишка, Леша.

Я ухмыльнулся.

— У меня не было возможности быть мальчишкой, когда я был маленьким, потому что ты уехал и мне пришлось быстро повзрослеть. Думаю, я имею право узнать, какого это им быть, хотя и с некоторым опозданием.

Отец наклонился вперед, сцепив руки вместе и прожег меня своим тяжелым взглядом.

— Я знаю, что виноват перед тобой, Леша. Я причинил тебе боль. Я причинил боль Маше. И если бы я только мог повернуть время вспять…

Да пошел он… Мне не сдалось его сожаление. Я отодвинул стул и встал, но и отец тоже поднялся на ноги, став в мгновение ока мрачнее тучи.

— Сядь, — приказал он. — Ты должен это услышать. Пришло время нам наконец поговорить об этом. Если ты будешь держать все в себе, то тебе будет только хуже. Ты так никогда не исцелишься.

— Я не хочу слышать ничего из того, что ты хочешь мне сказать! — взорвался я от ярости, прорвавшейся наружу. — Ужин окончен. Убирайся!

— Я пытался забыть ее, — продолжил отец, словно не слышал, что я сказал. — Пытался забыть тебя. Пытался жить дальше. Пытался погрузиться в работу, но не смог. Леша, я не мог. Я так скучал по вам обоим.

Тогда тебе не следовало бросать нас! Мне так и хотелось выкрикнуть это, но я сдержал внутренний порыв.

— И как раз когда я… как раз когда я решил вернуться и умолять Машу принять меня обратно… я узнал, что она уже год как мертва.

У меня перехватило дыхание и грудь запылала, когда я увидел, как на лице отца отразилась скорбь и раскаяние. Я почувствовал, как кислота стала проникать прямо в мои вены. Почувствовал слабость и упал на стул, закрыв глаза.

Он хотел вернуться.

Отец хотел к нам вернуться.

Я с трудом вдохнул, открыл глаза и посмотрел на отца. Слезы наполнили его глаза, когда он тоже опустился на стул. Я попытался вызвать в себе хоть каплю сочувствия к нему, но не смог. Не тогда, когда он не успел подоспеть вовремя, чтобы спасти мою мать и свою жену.

— Я опоздал, — из его горла вырвалось рыдание, такое громкое, что оно заполнило всю комнату. — Было слишком поздно, чтобы увидеть ее. Чтобы увидеть ее… живой.

Жжение в моей груди разгоралось все сильнее. Боль становилась все мучительнее. Дышать получалось через раз. Я стиснул зубы, когда боль усилилась. Отец продолжал сокрушенно разглагольствовать передо мной, а я с ужасом смотрел и слушал. Потому что это не мог быть мой отец. Не этот человек, страдающий от раздирающего чувства вины.

— Потом я узнал, что мой брат солгал мне. Он провел меня вокруг пальца, потому что с самого начала был влюблен в Машу. Он сходил с ума от зависти, потому что она выбрала меня, а не его. Он разрушил мою семью, потому что хотел заполучить ее. Я не должен был верить ему. Не должен был. Но я был глуп и слеп. Я совершил ужасную ошибку, поверив ему и причинив своей семье неисправимую боль. Я так боялся потерять ее, потому что она была слишком хороша для меня, что бросил ее сам, как только услышал ложь своего брата.

Он отвел взгляд в сторону, его опустошение перешло в ярость.

— Потом я узнал, что он делал, когда взял над тобой опеку.

По моей коже пробежал холодок и я снова закрыл глаза.

— Со своим собственным племянником. С моим маленьким мальчиком. С моим сыном.

Я сжал челюсти, не желая вспоминать. Кулак отца ударил по столу и мое тело напряглось.

— Я заслужил твою ненависть, Леша. Я заслужил ее. Если бы я мог повернуть время вспять и исправить свои ошибки, то я бы сделал это. Я бы продал свою душу дьяволу. Я бы сделал все, чтобы этого не произошло. Но я не могу. И мне приходится жить с этим. Я потерял ее, потому что был слишком глуп. Ее я вернуть уже не могу, но тебя я еще могу вернуть. Пожалуйста, — его голос сорвался. — Не дай мне потерять еще и тебя.

Оцепенение охватило меня и я отдался этому чувству.

Я открыл глаза и обратил взгляд на отца.

— Я держал ее.

Мои тихие слова заставили отца откинуть голову назад.

— Держал ее на руках, пока она умирала.

Отец опустил взгляд, его руки задрожали. Он обхватил голову руками, его дыхание стало прерывистым от боли.

— Она назвала твое имя.

С губ отца сорвался мучительный вопль, он открыто плакал от ужасной потери и боли, но это не пробило туман, окутавший меня. Я мог только смотреть. Смотреть на человека, который мог бы сохранить жизнь моей матери. Если бы только он остался и не ушел, поверив лжи своего брата.

Мысли стали навязчиво лезть в голову, чувства начали давить и я почувствовал, как у меня защипало в глазах.

Я сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. Эта попытка не увенчалась успехом.

Живи, Леша.

— Последнее, что она сказала… Последнее, что она сказала — что любит меня. Что ей жаль, что ей пришлось оставить меня так рано и что она не сможет увидеть, как я расту. Она сказала, что я должен жить, — я сжал руки в кулаки. — Если бы она этого не сказала, я бы давно покончил с собой.

Я оттолкнулся от стола, опрокинув стул на пол. Дышать стало труднее. Больнее.

Боль в груди подкатила к горлу, начав душить меня.

Боль сковала всего меня.

— Да, ты заслуживаешь моей ненависти, — прохрипел я. — Потому что, если бы ты был там, с ней бы ничего не случилось. Ты бы защитил ее. Ты бы защитил нас. Если бы ты не ушел, она была бы жива. Если бы ты просто выслушал правду из уст собственной жены, — я тяжело выдохнул и по моему лицу скатилась горькая слеза, — у меня и сегодня была бы мать.

Затем боль разорвала меня изнутри, оставив после себя неизмеримое опустошение. Я выбежал из кухни и, не обращая внимание на крики отца, покинул дом и сел в свою машину. Отец бросился за мной, но я уже успел сорваться прочь от дома. Я прибавил скорость, пытаясь увеличить расстояние между собой и отцом. Давление в груди не ослабевало, не позволяя нормально дышать.

Мне нужно было дышать.

Но для дыхания мне нужна была она — моя мама.