Хулиган. Его тихоня

Глава 33

33.1. Признание родителей

POV Ксюша

— Куда ты, Ксень? — спросила меня мама, когда я направилась к входной двери.

Я села в прихожей и наклонилась, чтобы зашнуровать ботинки.

— В больницу, мам, — ответила я.

— Сегодня четверг, — ответила она, встав рядом со мной.

— Я знаю.

— Ты уже три дня не ходила в универ и я тебе разрешала это, Ксень. Но больше я не позволю тебе пропускать занятия.

Я резко повернулась в ее сторону.

— Мама, — недоверчиво пробормотала я.

Она покачала головой и указала на кухню.

— Папа приготовил тебе завтрак. Иди поешь.

— Но мама…

— Он также приготовил тебе обед.

— Я не могу пойти в универ, — попыталась я сказать ей, но она подняла руку, призывая меня замолчать.

— Ты можешь. И ты пойдешь, — она положила руку мне на плечо и сжала. — Я знаю, что Леша важен для тебя, но университет тоже важен. Ты можешь зайти в больницу после пар. Он никуда не денется.

Мама слабо улыбнулась мне и пошла на кухню.

Он кое-чего не понимала, а я не могла ей в этом признаться…

Я боялась, что если не пойду в больницу, если не буду постоянно находиться рядом с Лешей, то он просто… исчезнет.

Так он вел себя с тех пор, как очнулся.

Он был холоден ко мне. Даже безразличным. Иногда он вел себя так, будто меня вообще не было рядом.

Когда я пыталась поговорить с ним, он всегда говорил, что устал, отворачивался от меня и ложился спать.

Выдохнув, я достала из кармана телефон и позвонила Данилу. Как и я, он всегда находился в больнице, и если папа не мог меня отвезти, он обычно заезжал за мной.

— Ксюш, — ответил он.

— Привет, Данил, — тихо поздоровалась я. — Я звоню сказать, что не смогу поехать сейчас в больницу. Мама хочет, чтобы я пошла в универ. Ты же поедешь к Леше?

— Конечно. Но ты ведь все равно навестишь Леху после пар?

— Да, конечно.

— Отлично, я заеду за тобой.

— Нет, на надо. Я доеду на автобусе.

Некоторое время он молчал, а потом сказал:

— Нет, Ксюх, я заберу тебя. Леха оторвет мне голову, если узнает, что я позволил тебе добираться до больницы на автобусе.

— Ну ладно, если тебя это не затруднит, — согласилась я, отводя от Данила ненужные проблемы, если они вообще имели место быть.

— Все нормально. Увидимся позже.

— Пока.

Я убрала телефон в карман, разулась и пошла на кухню. Папа пил кофе и, увидев, что я подхожу к столу, выпрямился и улыбнулся мне. Мне удалось улыбнуться в ответ, а после я заняла свое место за столом. С тех пор как я вернулась из больницы и разрыдалась, он стал относиться ко мне, как к хрупкому фарфору.

— Когда Лешу выпишут из больницы? — спросила мама, накладывая мне в тарелку яичницу с ветчиной.

Сделав глоток яблочного сока, я ответила ей:

— Со дня на день. Врач говорит, что он идет на поправку.

— Приятно слышать, — отозвалась мама, улыбнувшись.

Я слегка улыбнулась ей в ответ и принялась завтракать.

— Он собирается вернуться к терапии? — спросил папа, заставив меня перевести взгляд на него.

Его глаза расширились, как будто он не хотел, чтобы эти слова сорвались с его губ. На что мама лишь вздохнула, удрученно закатив глаза.

— Терапии? — я нервно усмехнулась. — Зачем ему терапия?

Папа и мама молчали, а я переводила взгляд с одного на другого. Выражение лица папы выглядело виноватым. И у меня все сжалось внутри, когда до меня наконец дошло.

— Папа, — обвиняюще начала я. — Ты навел о нем справки?

— Ксень, — начала мама успокаивающим тоном, но я смотрела только на него.

— Да?!

— Я твой отец, Ксюша, — объяснил отец мягким, но серьезным тоном. — И ты моя единственная дочь. Твоя мать, возможно, убедила меня позволить тебе встречаться с этим парнем…

Я резко прервала его, выпалив:

— Леша! Его зовут Леша.

— Но я бы не оставил тебя с ним наедине, если бы не узнал, кто он на самом деле, — продолжил папа.

Мой взгляд переместился на маму.

— И ты позволила ему это сделать?

— Это я предложила, — ответила она ровным тоном. — Чтобы успокоить твоего отца.

Я замолчала. Я не знала, что и думать об этом. Единственное, что я знала, — мне не понравился этот их шаг.

Мое сердце бешено заколотилось, а ладони вспотели, когда я подумала обо всем, что они теперь, возможно, знали о Леше.

— И… что вы узнали? — медленно спросила я, страшась их ответа.

Они обменялись взглядами и наконец папа заговорил:

— Было нелегко что-либо о нем найти, — начал он. — Сначала мои… друзья получили о нем только базовую информацию. Записи о рождении. Больничные записи. Школьные записи.

— Он был очень удивлен, когда узнал, что у Леши IQ выше 170, — с весельем добавила мама.

— Ну да. Твой парень никогда не казался мне умным молодым человеком, — подтвердил он.

— Что еще? — спросила я.

Отец поколебался и отвел взгляд в сторону, прежде чем продолжил:

— Ну… покопавшись еще, мои друзья кое-что о нем узнали. Кое-что, что было спрятано глубоко в системе, как будто кто-то не хотел, чтобы об этом узнали. Как будто кто-то изо всех сил пытался скрыть это.

Я почувствовала, как мое тело напряглось.

— И… что это было?

Когда папа посмотрел на меня, его лицо отразило печаль и сожаление.

— Смерть его матери. Физическое насилие со стороны опекуна, дяди. Арест и заключение дяди в тюрьму.

Краска отхлынула от моего лица.

Физическое насилие? Леша подвергался насилию со стороны своего дяди?

Я изо всех сил старалась сдержать внутреннюю дрожь. Папа смущенно отвернулся, чувствуя себя неловко, а выражение лица мамы стало озадаченным и растерянным. Несколько слезинок скатилось по моим щекам и я опустила взгляд на стол.

Как мог его дядя… его родной человек так поступить с ним?

Ему было недостаточно просто разрушить семью Леши? Ему еще и нужно было поиздеваться над ним?

— Я понимаю, что ты расстроена из-за того, что мы так поступили, но ты должна знать, что после этого твоя мама заставила меня прекратить проверку его биографии, — сказал папа, совершенно не понимая моей реакции. Он потянулся к моей руке и крепко сжал ее. — Признаюсь, Ксень, после того как я узнал о том, что с ним случилось, мне уже не очень то нравилась идея, что ты будешь с ним встречаться. Потому что иногда, когда с ребенком обращаются жестоко, его разум становится извращенным и он становиться таким же жестоким по отношению к другим.

Я почувствовала, как у меня перехватило дыхание, а кровь забурлила в жилах.

Неужели… неужели поэтому Леша издевался над другими? Было ли это причиной того, что он продолжал причинять боль другим людям?

Потому что его разум был извращен?

Я уставилась на свои руки, потеряв дар речи, не в силах осознать этот факт, эту новую информацию о Леше. Я даже не могла ее обработать.

— Но твоя мама сказала мне дать ему время. Дать ему шанс. И я увидел, как ты была счастлива, встречаясь с ним. И как бы он мне ни был неприятен, я также увидел, как сильно он… заботился о тебе. Поэтому я изменил он нем свое мнение. Ну, немного…

Когда он замолчал, я глубоко вздохнула и вытерла глаза рукавом. Я не могла позволить им увидеть, как сильно они меня задели. Они наверняка считали, что я уже все знала о Леше.

Взяв себя в руки, я подняла голову и сказала:

— Теперь я иду в универ.

Папа пристально посмотрел на меня, а потом сказал:

— Я отвезу тебя.

— Не надо, я сама, — ответила я, покачав головой. — Прогуляюсь, мне как раз нужно проветриться.

Папа хотел было начать протестовать, но мама коснулась его руки и покачала головой.

— Напишешь мне, как доберешься, — сказала она мне.

Я кивнула ей, а затем ушла.

33.2. Студенческие слухи

Пары проходили для меня как в тумане.

Сидя в аудитории, в окружении одногруппников, под монотонное бормотание преподавателей, я могла думать только о Леше и о том, как много в его жизни было пыток и страданий. Тот кошмар, возможно, и закончился, но Леша все еще был в его власти. Как же сильно мне было жаль его.

Я хотела позвонить Данилу, рассказать ему о том, что узнала, и спросить, что мне делать. Я не хотела говорить об этом с Лешей. Разговор о смерти его мамы дался Леше очень тяжело и после него он оказался в больнице. Разговор о физическом насилии со стороны дяди мог спровоцировать у него еще один приступ.

А Леше больше не нужно было об этом переживать. Теперь это было в прошлом. Дядя больше никогда его не тронет.

Если бы я была достаточно храбра, я бы спросил у отца Леши, где сидел его брат. Потом я бы пошла, ударила его со всей силы и прокляла за все, что он сделал.

Урод.

Все еще находясь в оцепенении, я почти не заметила, как ко мне подошла Ульяна, пока я ела свой обед. Или попыталась это делать.

— Привет, Ксюш, — поздоровалась она со мной.

Я подняла на нее свои глаза. Я не разговаривала ни с ней, ни с Таней с тех пор, как Градова внезапно набросилась на меня. Было неловко и напряженно сидеть с ними в одной аудитории, стараясь не встречаться с ними взглядом. А еще было жутко одиноко.

— Привет, — пробормотала я.

Она села напротив меня и положила сложенные руки на стол.

— Как дела?

Я пожала плечами. Мне было не до разговоров.

— Прости Таню за ту выходку. Я не знаю, что на нее нашло.

— Тебе не нужно извиняться за нее, Уля.

— Я знаю. Просто… — она отвела взгляд, на ее лице отразилось разочарование. — Просто я хочу, чтобы ты поняла ее. Она хороший человек, Ксюша. Но иногда, когда ей тяжело, она взрывается и нечаянно говорит то, что на самом деле не имеет в виду.

— Уль, — вздохнула я. — Я не злюсь на нее за то, что она сказала мне те слова. Я ей никогда не нравилась.

— Ты ошибаешься, — возразила она. — Ты нравишься Тане. Что ей в тебе не нравится, так это то, что ты… ты мечтательница, а она реалистка. Ты веришь в людей. А она — нет. Я не буду говорить тебе почему, это ее история, но ты должна знать, что жизнь так часто подводила ее, что она сформировала вокруг себя жесткий панцирь, чтобы защитить себя.

Я прикусила губу и опустила взгляд. Тогда она была совсем как Леша.

— На самом деле она так беспокоится о тебе, что заставила меня подойти к тебе.

От удивления мои глаза метнулись к ней.

— Она беспокоится?

Уля уверенно кивнула.

— Ты несколько дней не появлялась в универе и не отвечала на мои сообщения. Мы гадали, в чем дело. Ты болела?

Я нахмурила брови в замешательстве.

— Я не болела. Подожди… то есть вы не знаете?

— Чего не знаем?

Я наклонилась вперед.

— Разве вы не заметили, что Леша не ходит в универ?

— Заметили, но мало ли какие у него могут быть хулиганские дела, из-за которых ему некогда появляться в универе, — парировала она, склонив голову набок. — И я правда думала, что ты заболела, а он просто был рядом с тобой, ухаживая и заботясь.

— Но я не болела.

— Тогда, знаешь что… До меня дошли слухи… — начала она нахмурившись.

— Какие слухи? — спросила я.

— Что его выгнали из универа, наконец поймав на избиении студента, и посадили в тюрьму, — она начала посмеиваться. — Ну, был еще один слух, который меня очень рассмешил, потому что он был просто нелепым. Говорят, ты забеременела от него, а потому он сбежал из города. А ты пошла на аборт, поэтому и не появлялась до сих пор.

Вот почему, как только я переступила порог универа, на меня стали бросать странные взгляды. Если учесть, что я была одна, то они наверняка решили, что эти слухи — правда.

— Ага, обхохочешься, — я поморщилась.

— Так что же на самом деле?

Я снова прикусила губу и некоторое время рассматривала ее, размышляя — говорить ей или не говорить.

— Он в больнице, — тихо сказала я на выдохе.

Глаза Ульяны расширились и она удивленно воскликнула:

— Что? Почему?

— Он… болен.

— Это серьезно?

Я покачала головой.

— Он выйдет где-то на этой неделе. Вот где я была. И Леша никуда не сбегал, а я не делала никакого аборта. Я бы и сегодня поехала к нему в больницу, но родители отправили меня сюда.

Уля, казалось, расслабилась, словно это была хорошая новость, и почувствовала облегчение.

— По крайней мере, ему уже лучше, а ты вернулась к нам, — весело заключила она. Затем ее взгляд переместился за мою спину и ее улыбка стала еще шире. — Таня!

Я почувствовал движение позади себя. Повернув голову в сторону, я увидела, что Таня опустилась рядом со мной, ставя поднос на стол. Хотела бы я возразить против ее выбора места, ведь это было место Леши, но я была слишком слаба для этого. Поэтому я просто вздохнула и отвернулась.

— Ксюша все-таки не беременна, — объявила Уля. — И Леша не в тюрьме. Он просто в больнице.

— Почему он там? — Таня взглянула на меня.

— Он неважно себя чувствовал, — пробормотала я.

— Жаль, что ты не беременна, — сказала мне Ульяна и на ее лице отразилось разочарование. — Я надеялась, что смогу стать крестной мамой твоему малышу.

— Мне было бы искренне жаль этого ребенка, — пробормотала Таня и, когда я посмотрела на нее, она добавила: — Не потому что его отец Орлов, а потому что она его крестная мама, — объяснилась она, взяв в руки стакан с соком, а после обратилась к Уле: — А где твой обед?

Ульяна одарила меня улыбкой и кокетливо захлопала ресницами. У меня не было ни сил, ни желания вступать с ней в полемику и спорить, поэтому я просто подтолкнула к ней свою еду, для которой у меня все равно не было аппетита. Но Таня покачала головой, вернула мне контейнер и обратилась к своей лучшей подруге.

— Нет, Уля. Леши здесь нет, так что у нее есть еда только для себя, — Таня указала в сторону кафетерия. — Иди и купи себе еды.

Уля надулась и показала ей язык. Но вместо того, чтобы посмотреть на нее, как она всегда делала, когда Ульяна выказывала ей свое недовольство, Таня просто проигнорировала ее и сосредоточилась на своей еде.

У меня болезненно сжалось в груди, когда я уставилась на них.

Мне хотелось плакать.

Заплакать и выпустить наружу переполнявшие меня эмоции.

Уля пошла покупать еду, а Таня продолжала молча есть рядом со мной. Я уставилась на свой сэндвич, испытывая противоречивые эмоции, от счастья до грусти.

Счастье от того, что я не потеряла своих подруг.

Грусть от того, что я теряла Лешу.

Девочки считали меня мечтательницей. Наверное, так оно и было. Потому что я продолжала мечтать о том, что для Леши скоро настанут лучшие дни. Что он изменится. Что его можно исправить.

А что, если я не смогу его исправить?

“Потому что иногда, когда с ребенком обращаются жестоко, его разум становится извращенным и он становиться таким же жестоким по отношению к другим.”

Грусть победила в этой борьбе и начала захлестывать меня.

— Сегодня у них были аппетитные на вид булочки, — радостно сообщила Уля, вернувшись с подносом. — Я купила по одной для каждой из нас, — она начала раздавать их. — С черничным вареньем для меня. С клубничным — для тебя, Таня. И с абрикосовым для…

Уля запнулась и в ужасе уставилась на меня. Таня повернулась ко мне и ее глаза расширились. Обхватив меня за плечи, она притянула меня к себе и заставила положить голову ей на плечо.

— Просто выпусти это, Ксюша, — пробормотала она. — Выпусти.

Так я и поступила.

Я выпустила все накопившиеся внутри меня эмоции наружу.

33.3. Новый план

POV Леша

— Что ты читаешь?

Даня застыл с телефоном в руке. Друг сидел, скрестив ноги, на моей кровати, а потому мне стоило только наклониться вперед, чтобы разобраться в том, что я увидел в телефоне Громова, но тот быстро выключил дисплей.

— Что такое “цундере*”? — продолжал расспрашивать я.

— Что?

Я нахмурился, затем повернулся, чтобы взбить подушки позади себя. Мой взгляд упал на Рябинина. Он сидел на диване, скрестив руки на груди, и спал, накинув капюшон. Я откинулся на подушки и повернулся к Громову.

— Ты читал что-то о цундере, — сказал я ему.

— Я даже не понимаю, о чем ты говоришь, — соврал Даня.

— Так ты у нас теперь… Как это называется… Виабу**?

Даня выпрямился и бросил на меня злобный взгляд.

— Нет, блять. Мне просто нравится японская культура.

Я ухмыльнулся.

— Я думал, что единственное, что тебе нравится в Японии — это спать с Гра…

Боль, промелькнувшая на лице Дани, оборвала меня на полуслове, и я молча уставился на друга.

Чувство, которое мне не нравилось, вновь начало терзать меня.

Нет.

Ни за что, блять.

Я этого не сделаю.

— Дань… — начал было я, но Громов прервал меня, вымученно улыбнувшись.

— Ты все чаще стал сидеть без кислородной маски.

— И? — не понял я, к чему он это заметил.

— Без нее ты выглядишь лучше.

Я закрыл глаза, глубоко вдохнул и выдохнул. Когда я открыл глаза, Даня опустил взгляд, сцепив напряженные пальцы. Мне не нравилось печальное выражение лица Громова. И мне не нравилась причина такого выражения, потому что я знал, что в этом опять-таки была моя вина.

— Да, я тоже так думаю, — наконец сказал я.

Даня поднял голову и улыбнулся.

— Значит, тебя скоро выпишут отсюда? Мы должны это отпраздновать.

— Не надо ничего праздновать.

— Зануда, — Даня прищелкнул языком. — Давай устроим вечеринку. Вам с Ксюшей не помешает повеселиться и расслабиться.

В этом был весь Даня, пытавшийся подбодрить меня, несмотря на то, что сам был явно несчастен.

— Я подумаю, — пробормотал я и Громов похлопал меня по ноге.

— Я воспринимаю это как “да”.

Друг встал с кровати и подошел к столу, уставленному яствами. В основном это были торты и пирожные, которые приносила Ксюша. Даня вернулся, но вместо того, чтобы сесть обратно на кровать, он придвинул стул и, сев на него, принялся есть шоколадный кекс.

Я был рад, что Ксюши здесь не было и она наконец-то была занята чем-то нормальным. Я больше не хотел видеть ее такой же грустной, как и Громова. Мне вообще не нравилось заставлять кого-либо грустить.

Я облажался.

Я облажался с Ксюшей. Я облажался с Даней.

Я облажался со всеми, кто был в моей жизни.

Я только и делал, что тянул их за собой на дно.

Заставлял их делать то, что они никогда бы не сделали без меня. Я думал, что поступал правильно. Но нет. Это было не так. Если бы не я, они бы жили нормальной жизнью. Счастливой…

— Блять, как же это вкусно, — застонал Даня, отрывая меня от размышлений. — Мои вкусовые сосочки в таком восторге от этих кексов, что они на гране оргазма.

— Дань, я уезжаю со своим отцом, — объявил я внезапно даже для самого себя.

Даня подавился этим несчастным кексом и, с трудом проглотив его, испуганно уставился на меня.

— Что? — прохрипел он.

— Я уезжаю с отцом.

У Дани отвисла челюсть и некоторое время он не знал, что сказать.

— Почему?

— Пришло время мне… нам наконец-то двигаться дальше. Я хочу дать ему шанс. Я хочу дать шанс нашей семье. А еще я планирую вернуться к терапии и консультациям с психотерапевтами, о чем ты тайно мечтал.

Даня застыл, не моргая, не двигаясь и даже не дыша. А затем по его лицу и глазам начала расползаться улыбка.

— Я так и думал, что ты будешь доволен, — пробормотал я, опуская взгляд.

— Ты не шутишь? Это же отличные новости!

Даня замолчал и я поднял голову. Мой лучший друг смотрел на меня, со слезами на глазах и глупой улыбкой на губах. Он улыбался, смеялся и немного смущаясь выплеска своих эмоций, раздраженно вытирая глаза.

— Подожди, а разве ты не собираешься подождать до зимних каникул? — спросил Даня, прочистив горло. — Ты же знаешь, что у нас же скоро сессия.

— Я хочу уехать как можно скорее, — ответил я.

Наступило долгое напряженное молчание, после которого улыбка медленно сползла с лица Громова.

На его лице промелькнуло замешательство, а затем глубинное осознание.

— Это ведь не просто на время каникул, да? — негромко спросил он.

— Нет, — ответил я, судорожно сглотнув. — Так будет лучше…

На лице друга отразилось гневное недоверие.

— Ты прикалываешь, да?! Это ведь временно?! Скажи мне, что ты съездишь туда и обратно!

Я покачал головой.

— Ты сейчас серьезно говоришь мне, что уходишь от нас?! Что хочешь разорвать с нами все связи?! — продолжал он негодовать.

— Нет, — мгновенно ответил он. — Ты мой лучший друг, Даня. Мы будем общаться несмотря ни на что. Ты сможешь навещать меня там, если захочешь. Влад и Череп тоже. Я просто хочу быть с отцом, с моим папой. Сейчас мы очень нужны друг другу.

Гнев Дани немого поутих, но он продолжил испытующе смотреть на меня с надеждой в глазах.

— Подожди. Ты не упомянул Ксюшу.

Я отвел взгляд в сторону, с трудом сглатывая внезапный и болезненный ком в горле.

— Орлов, почему ты не упомянул ее?

— Она сказала мне, что любит меня, — тихо признался я.

— Лех… — Даня нервно улыбнулся. — Так это ж круто!

— Я не хочу, чтобы она меня любила.

— Чего, блять? Почему нет?!

Я почувствовал, как у меня снова перехватило горло.

— Все, кто любили меня, бросили меня.

— Это неправда, — поддавшись вперед, Даня протянул руку и сжал мою кисть. — Это неправда, Лех.

— Папа ушел. Мама ушла. Я не хочу, чтобы и Ксюша ушла от меня.

— И? Ты поэтому решил уйти первым? — недоверчиво спросил друг. — Она не уйдет тебя, Леха! Она уже приняла худшее, что есть в тебе, и осталась рядом с тобой. Она любит тебя, каким бы придурком ты ни был! С чего ты вообще взял, что она тебя оставит?!

— Со мной что-то не так, Дань. Я знаю это, ты это знаешь, мы вместе это знаем. Из-за меня люди страдают. Я причиняю им боль. И я не могу позволить ей страдать вместе со мной. Я должен уйти и… спасти ее от себя.

Даня замолчал, а затем он произнес вслух то, о чем я думал все эти дни.

— Ты бросаешь ее, не так ли?

— Я должен порвать с ней, — подтвердил я догадку друга.

— Нет, Лех, — умолял меня Громов, сильнее сжимая мою руку. — Не делай этого. Ты разобьешь ей сердце!

Я уже знал это. Моя грудь сжалась, когда в голове возник образ плачущей Ксюши. Но я был уверен в своем желании.

— Я уверен, что она встретит кого-то лучше меня, кто все исправит и сделает ее счастливой.

— И тебя это устроит? Ты сможешь спокойно жить с мыслью, что Ксюша счастлива с другим парнем? — рвал мне душу Даня.

Нет.

Не смогу.

Но я должен был отпустить ее, потому что так было правильно.

— Пойми, Дань, я должен ее отпустить, — пробормотал я. — И ты мне в этом поможешь.

Даня бросил на меня насмешливый взгляд и выпалил:

— Нет, блять.

Мои брови взлетели вверх.

— Нет?

На лице Громова появилось упрямое выражение и он откинулся в кресле.

— Ни за что на свете я не стану участвовать в твоей бредовой затее, — прорычал он, впервые в жизни отказываясь мне помогать. — Я рад, что ты наконец-то пытаешься отпустить прошлое и жить дальше, Леха. Но разве ты не видишь? Она может тебе в этом помочь. Она уже помогает тебе!

Я стиснул зубы.

Сука. Ну почему он просто не мог смириться с моим уже принятым решением?!

— Я больше не хочу причинять ей боль, Даня. Она не может остаться со мной, потому что я порчу ее жизнь. Точка.

Громов непоколебимо встретил мой взгляд, одаривая меня ответным гневом.

— Это ведь должно быть и ее решение тоже, не так ли? — вдруг заявил он, ядовито улыбаясь. — Ты не можешь принять это решения за нее.

Мне захотелось втащить своему лучшему другу. Но вместо этого я зарычал от досады.

Даня поднялся на ноги, взял ключи со столика рядом с моей кроватью. Его лицо все еще было искажено гневом, когда он принялся натягивать куртку.

— А теперь я поеду, заберу твою подружку и привезу ее сюда. А когда вернусь, надеюсь, твои мозги встанут на место и ты изменишь свое решение.

Еще раз сверкнув глазами, Даня вышел из палаты, громко хлопнув дверью.

Я откинулась на подушку, зажмурил глаза и медленно начал дышать, сжимая и разжимая кулаки.

Громов не понимал меня.

Ксюша не могла быть моей. А я не мог быть ее…

Может быть, когда придет время. Когда я стану сильнее. Когда я исцелюсь.

Но сейчас я не мог дать ей любовь, которую она заслуживала. И было неправильно давать ей ложные обещания о будущем. Я не хотел, чтобы она ждала меня. Она заслуживала все самого лучше прямо здесь и сейчас.

Поэтому мне придется отпустить ее.

Даже несмотря на то, что это должно было глубоко ранить не только ее, но и меня самого.

Я открыл глаза и уставился в потолок. Затем слегка повернул голову в сторону, я пробормотал:

— Влад, я знаю, что ты не спишь.

Он вздрогнул, потом медленно снял с головы капюшон. Рябинин поднял голову и встретился со мной взглядом.

— Как давно ты проснулся?

— Только что, — Влад пожал плечами.

— Что ты слышал?

Он помолчал секунду, а потом пробормотал:

— Ты действительно уезжаешь?

Я ничего не ответил, а Влад воспринял это как подтверждение, отчего на его лице промелькнула обида и он отвернулся.

Мне стало жаль его. Владу, как и мне, нелегко пришлось в детстве — он метался от одной семьи к другой после развода родителей, пытаясь угнаться за повторными браками матери. Он рос угрюмым, язвительным и замкнутым, из-за чего над ним часто издевались.

Когда я впервые встретил его, он лежал на земле в окружении парней намного крупнее его, которые запинывали его ногами. Я спас его и с тех пор мы стали друзьями.

— Я помогу тебе.

— Поможешь? — переспросил я, взглянул на него.

Влад некоторое время не сводил с меня глаз, а потом, кивнув, повторил:

— Помогу.

Он меня ничуть не удивил.

Рябинину никогда не нравилась Ксюша.

Он никогда не верил в наши отношения. Он вообще не верил ни в какие-либо отношения.

— И каков твой план? — непринужденно спросил он меня.

Я пристально посмотрел на него и сказал:

— Я расскажу тебе, когда выберусь отсюда.

Он кивнул и я вернул свой взгляд к потолку. А спустя какое-то время дверь в палату открылась и я услышал голос Громова, низкий раскатистый хохот Черепа и тихий мелодичный смех Ксюши. У меня защемило в груди. Прошло немало времени с тех пор, как я в последний раз слышал ее смех.

А скоро я вообще перестану его слышать.

— Леша? — нежно позвала она меня.

Повернув голову, чтобы посмотреть на нее, я изобразил подобие улыбки и увидел на ее лице удивленную радость.

— Привет, Ксюша.

*****

Цундэрэ* — это архетип персонажа аниме и манги (чаще всего женского), который ведёт себя с окружающими грубо и высокомерно. Яро отрицает свои романтические чувства к персонажу противопоожного пола либо прячет их за колкостями, сарказмом, гневом и т. п., но впоследствии принимает их и начинает проявлять открыто, становясь более добрым и заботливым.

Виабу** — это сленговое слово, которым обозначают человека, не имеющего никакого отношения к Японии, но который очень сильно любит всё японское.