На рассвете в «Сизой вишне»…
Всю дорогу я отмалчивалась, глядя на светлеющее небо и кутаясь в пиджак соседа. Фрэйл-младший, не иначе как шокированный моей покладистостью, тоже безмолвствовал. Я так погрузилась в свои мысли, что даже сперва не обратила внимания, что он не остался в машине, а последовал за мной. Опомнилась лишь на пороге, когда искала ключи в сумке. Отобрав у меня связку, сосед сам открыл замок, распахнул дверь и, подтолкнув меня в спину, тоже шагнул в полутемный холл.
– Чаю нальешь? – спросил он так, словно совместные чаепития были для нас самым обыденным занятием. Сил на возмущение у меня не было, да и выставить Алекса было бы неправильно. Все же он не поленился сделать крюк и доставить меня под родную крышу, хотя, наверняка, и сам изрядно устал. Поэтому я лишь кивнула и послушно направилась на кухню.
Час был очень ранний и даже Эльвиры, которая вставала первой, чтобы приготовить завтрак, еще не было. Сбросив пиджак на спинку стула и поставив чайник на огонь, я потянулась за заваркой, хранившейся на верхней полке, и застыла – взгляд зацепился за пустое «гнездо» в подставке для ножей. Я неожиданно всхлипнула – раз, другой – и разрыдалась.
К спине прижалось теплое тело, загорелые ладони легли на мои, опуская их вниз, скользнули по предплечьям. Руки Алекса обвились вокруг меня смирительной рубашкой. И мне вдруг стало так хорошо, так уютно и безопасно в объятиях соседа, что я готова была простить ему все его прошлые прегрешения. Ровно до того момента, как он произнес негромко:
– Зачем ты это сделала, Одуванчик?
– Сделала что? – переспросила я, недобро прищурившись. Слезы мгновенно высохли, а рука дернулась в сторону стоявшей на плите сковородки.
– Послушай, Аманда. – Мое полное имя из уст Фрэйла-младшего звучало непривычно и как-то неправильно. Еще непривычнее была та серьезность, с которой он говорил. – Не притворяйся, не надо. Я все понимаю. Я верю, что она тебя как-то спровоцировала, но мне нужно знать, как именно все произошло.
Сковорода манила к себе с каждым произнесенным словом все больше. Если бы Алекс так предусмотрительно не прижимал мои руки к туловищу своими, столкновение чьей-то чугунной головы с родственным по материалу и безмозглости предметом было бы неминуемо.
– Раз уж я обеспечиваю тебе алиби, – устроив подбородок на моей макушке, продолжил сосед, – то должен предусмотреть все возможные помехи. Тебя никто не видел?
– Алиби? – Протянула я. – Ты?! Мне?! – Не сорваться на крик было трудно, но я еще помнила о раннем часе и мирно спящих домочадцах.
Фрэйл-младший ослабил хватку, крутанул меня, разворачивая к себе лицом, и слегка тряхнул за плечи.
– Очнись, Одуванчик! Это не твои обычные шалости – все очень серьезно. – Заглядывая мне в глаза, убеждал он.
Я понимающе кивнула, а рука сама по себе потянулась за спину, на ощупь нашла искомое… Гладкая деревянная рукоять сковороды идеально легла в ладонь, еще идеальнее вышел замах – словно я не тяжеленной чугуниной описала дугу, а сачком. Увы, с реакцией у Алекса все оказалось куда лучше, чем с содержимым черепной коробки. В последний момент этот гад ползучий, этот олень безрогий, этот… Приличных эпитетов ужасно не хватало, а неприличные, к сожалению, под одной крышей с мамой даже мысленно произносить было боязно. В общем, сосед умудрился увернуться и, отпрыгнув, выпучил на меня свои голубые глазища, будто я вдруг ромашками покрылась или крыльями обзавелась.
– Алиби, значит? – Сковорода, перехваченная уже обеими руками, угрожающе подрагивала – все же вес у нее был великоват для моих девичьих рук. Я медленно вышагивала вокруг стола, следуя за пятящимся от меня Алексом, и, за неимением возможности орать, шипела раздраженной кошкой.
– Мэнди, ты с ума сошла? – Пронизанный беспокойством тон заставил меня буквально заскрипеть зубами.
– А может, это тебе нужно алиби? – От осенившей вдруг мысли я даже остановилась. – Может, это ты заколол бедняжку Далинду Кайс? Пристал к ней, а она не впечатлилась чарами провинциального обольстителя и отказала. А ты, избалованный, самодовольный золотой мальчик, ее злодейски прирезал! – Сковородка, уподобившись указке, уткнулась в живот, шагнувшему навстречу соседу.
– Ножом с твоей кухни? Я ведь сразу его узнал. Не мели чепухи, Одуванчик! – Заявил он, перехватив мою руку, и принялся аккуратно по одному разжимать пальцы.
– Точно! – Воодушевленная идеей я даже не стала сопротивляться произволу и позволила отобрать орудие мозговправления. – А потом решил мною от подозрений прикрыться! Это ты не мне, ты себе придумал алиби.
– Очень смешно! Значит, все-таки не ты. – Придя к разумному выводу, пусть и запоздало, олень как-то сразу успокоился и расслабленно уселся на стул. Предварительно отложив конфискованную сковороду подальше.
– Надо подсказать детективу Трулли, в какую сторону двигаться! – Тоже устроившись за столом, постановила я.
– Надо понять, как ваш ножик попал в руки убийцы. – Предложил свою линию поведения Фрэйл-младший.
И, как ни обидно было это признавать, но он был прав.
Засвистевший чайник вмешался в ход нашей беседы. Заливая кипятком заварку и доставая чашки и печенье, я размышляла, стоит ли чем-то из того, что знаю, поделиться с соседом. Он, конечно, мне не друг, а совсем даже наоборот, но убийство – это действительно слишком серьезно. Перед этим реальным, близким и лично виденным преступлением моя статья-сенсация меркла и уходила в тень, теряя всю свою значимость. Даже думать о славе, когда бедняжка Линда лежала мертвая в полиции Лайтхорроу, было жестоко и эгоистично. К тому же, что если эта смерть будет не последней? Как ни досадно было это признавать, но я нуждалась в ком-то, с кем могла бы обсудить свои подозрения. И по иронии судьбы несносный, ненавистный Алекс Фрэйл был единственным кандидатом на роль собеседника.
Пустели чашки и вазочка с печеньем, за окном все выше поднималось солнце, а картина ночных событий обретала все большую четкость.
Оленя на съемки притащила его олениха – рыжей требовалось что-то срочно обговорить с братом и она «побоялась» ехать одна. Когда Ферран поволок меня утешать ассистентку, броситься сразу же на спасение моей репутации соседу помешала опять же Фелис. На отдирание от себя якоря в лице самопровозглашенной невесты ушло не больше минуты, но ее хватило, чтобы Алекс потерял нас с актером из виду. Какое-то время он бестолково бродил по лесу, пока не наткнулся на меня. Он не встретил ни звезду экрана, ни режиссера, ни мышь, и даже фургон не попадался ему на глаза, из чего я сделала вполне резонный вывод, что Фрэйл-младший заблудился в трех дубах, точно так же, как чуть позже я. Это было странно. Уж если я отлично изучила эту местность, то соседу в собственных угодьях было знакомо буквально каждое дерево. Предположив временно, что на нас обоих нашел приступ краткосрочного топографического кретинизма, мы перешли от этой загадки к следующей. К ножу.
Нехотя я рассказала, что Ферран Истэн утащил меня в свою гримерку для разговора с его помощницей, и что вероятнее всего я обронила нож именно там, когда вытряхивала содержимое сумки. Признаваться, зачем я вообще его в эту сумку положила, не стала – сочинила что-то про сбор гербария. Сосед, разумеется, не поверил, но допытываться не стал.
В ходе обсуждений выяснилось, что рыжая, обозлившись, укатила домой сразу после того, как Алекс вырвался из ее цепких лапок. По крайней мере, именно так сказал заметивший отбытие Фелисьены перевертыш. А жаль, я как раз припомнила, что записала ее в маньячки, и с удовольствием развила бы эту мысль.
Подслушанный разговор тоже пришлось упомянуть, вот только о своих догадках я умолчала. В последний момент удержала готовые сорваться с губ слова. Было стыдно, неприятно от собственного эгоизма, но запланированная статья снова поманила обещанием победы над мерзким типом, только что беззастенчиво слопавшим последнее печеньице. Разобраться в смерти Далинды было необходимо, но заметку о связи этого убийства с десятью предыдущими я намеревалась написать первой! Прежде чем Фрэйл ухватится за мою идею и помчится в столицу, строчить в колонку «Вестника» громкое разоблачение.
На этом эпизоде удивительно мирное, учитывая личности собеседников, течение диалога оборвалось – сменилось таким родным и знакомым препирательством. Мы с соседом снова были по разные стороны баррикад!
Подозревать мышку Ди я отказалась категорически. Да, только она не прибежала на шум и появилась, лишь когда уже шел допрос свидетелей, уверяя, что уснула в фургончике начальника. Да, ей было проще всего подобрать нож, но все равно это не могла быть она. Не могла и все! Только не робкая, тихая, застенчивая Дайана. Кроме того, я очень сомневалась, что она сумела бы настолько близко подойти к актрисе да еще так точно воткнуть лезвие прямо в сердце. Для этого требовались определенное доверие со стороны Далинды, знание, куда бить, и сила.
Алекс, как заводная обезьянка, стучал себя кулаком по лбу и уверял меня, что я просто наивная дурочка. И вовсю отстаивал виновность ассистентки. Напрасно я опасалась, что он свяжет смерть Далинды со смертями ее предшественниц. Этому болвану, по ошибке числящемуся репортером, даже в голову ничего подобного не пришло. Впрочем, я всегда знала, что он занимается не своим делом. И занимает не свое место! Что ж, тем проще будет его подвинуть.
С той же категоричностью, с которой я отвергала вину Ди, сосед отрицал причастность к убийству Руперта, которого давно знал, и Феррана, который «конечно, тот еще тип, но явно не убийца».
Прекратила спор явившаяся готовить завтрак Эльвира. И вовремя, ибо скрепленное чаем перемирие оказалось недолгим, и мы с Фрэйлом-младшим опять оказались на грани драки.
Ближе к вечеру…
Если бы мама могла видеть, как неприлично широко я зеваю, порой даже позабыв прикрыть рот, пространной нотации было бы не избежать. Но мама была дома, а я – нет. И среди пары десятков таких же заспанных лиц мое не так уж и выделялось. Бодростью поражал только оператор, то и дело прикрикивающий на готовых вот-вот упасть помощников. Источником его активности, вероятно, служила фляга, к которой он постоянно прикладывался. Перевертыши, разом утратившие всю присущую им ловкость, все время что-то роняли и с завистью и ненавистью косились на начальника.
Дорогуши вид имели наиболее приемлемый, но благодарить за это должны были не феноменальную способность полноценно отдыхать за два часа, а искусную маскировку. Под слоями косметики гримерши начисто лишились мимики и бродили по площадке, словно фарфоровые куклы. Но наибольшее сочувствие вызывал бледный тонкокостный парень, чьи покрасневшие глаза тонули в озерах нарисовавшихся вокруг них синяков. Если у остальных была возможность подремать хотя бы пару часов, то у бедняги сценариста не было и их. Всю ночь, пока шли допросы, все утро и весь день несчастный переделывал свое творение, выбрасывая еще не снятые сцены, в которых должна была играть Далинда, и к вечеру напоминал несвежую мумию.
Ферран Истэн тоже смотрелся изрядно помятым, а ведь ему еще предстояло эффектно раскидывать в стороны злодеев и махать руками-ногами, словно ветряная мельница. От пастушки же – в моем исполнении – требовалось всего лишь вприпрыжку обогнуть парочку деревьев, выглянуть из-за куста и ужаснуться. Всего лишь! Сегодня эти элементарные действия казались изощренной пыткой. Вместо того чтобы скакать ланью, я едва волочила ноги, как старая бегемотиха с артритом, вместо жизнерадостной улыбки мои губы кривил оскал потревоженного хищника. А рот, который должен был лишь чуть-чуть приоткрываться в финале сцены, дабы согласно замыслу сценариста продемонстрировать изумление и испуг, самопроизвольно распахивался в зевке.
Оператор орал, перевертыши сочувствующе поглядывали, но заступиться не решались. Звезда экрана, кажется, радовался моей бездарности, из-за которой эпизод с мордобоем откладывался, и взирал на меня с долей симпатии. Пожалуй, единственным, что не давало обстановке на съемках приобрести совсем уж скандальный характер, была все возрастающая ненависть, которую испытывали все без исключения. Мы все до одного истово ненавидели дублершу Далинды.
Эта мерзкая девица в белокуром парике идеально похожем на волосы покойной актрисы самым наглым образом дрыхла, уткнувшись носом в плед, на котором лежала рядом с полуэльфом. Я прыгала вокруг деревьев, перевертыши таскали по рельсам камеру, Ферран с лицом влюбленного идиота перебирал рассыпавшиеся по плечам дублерши светлые пряди, а она самым бессовестным образом спала. Более того, ее ожидало бодрствование лишь на минуту, чтобы приподняться, ойкнуть и упасть обратно, изображая уже не спящую, а труп. На месте полуэльфа, которому предстояло рядом с этим «трупом» драться, я бы, наверное, удушила девицу париком, но актер держался стойко. Маска восторженного умиления ни на миг не сходила с его лица, пальцы не сжимались судорожно на локонах – подобный профессионализм вызывал уважение.
Наконец оператор счел, что ничего лучшего он от меня все равно не добьется, и я получила возможность рухнуть на бревно неподалеку от развернувшегося побоища. Злодеи пролетали над кустами, будто их не полуэльфийской ногой пнули, а тараном. Треск ломаемых веток, звуки ударов, крики – все воспринималось как колыбельная. И я бы непременно уплыла в царство грез, если бы рядом не опустился такой же уставший, как и прочие, но не утративший столичного лоска Руперт.
Режиссер устроился неприлично близко, практически вплотную, но у меня не было сил даже на то, чтобы отодвинуться. Он молчал, и я следовала его примеру. Спросить хотелось о многом, но начинать светскую беседу с вопроса, лично ли мистер Малиформ зарезал актрису или поручил это кровавое деяние звезде экрана, было несколько неловко. А ничего другого в мою затуманенную нехваткой отдыха голову не приходило.
– Мисс Аманда! – Все же решился разорвать тишину Руперт. – Я знаю, вы серьезная и очень разумная девушка. – Подобное начало настораживало. Даже больше настораживало, чем горячие мужские пальцы, стиснувшие мою руку, лежавшую на коленях. – И вам не составит труда выполнить маленькую просьбу.
Вероятно, предполагалось, что я поспешу рассыпаться в заверениях, но я не торопилась отвечать. Конечно, вряд ли мне бы предложили пойти и повеситься на ближайшем дубе, но…
– Какую? – Сухо отозвалась я, когда молчание, отягощенное попытками осторожно высвободить плененную конечность, стало совсем уж невыносимым.
– Крохотную! – Воскликнул режиссер и потянул мою ладошку вверх к своим губам, вынуждая тем самым оторваться от созерцания в очередной раз пролетевшего над кустами киношного злодея и заглянуть в синие глаза злодея реального.
Наверное, по замыслу от проявленной столичным щеголем галантности юная провинциальная пастушка должна была расплыться лужицей подтаявшего желе и лишь послушно вибрировать в такт выдаваемым указаниям. Но я, во-первых, не была пастушкой, хоть и выглядела в данный момент ею; во-вторых, имела стойкий иммунитет к чарам бабников – хоть какая-то польза от соседа и его многочисленных пассий; ну, а в-третьих, настолько устала, что не снизошла бы даже до мистера совершенство. Разве что оный предложил бы немедленно отнести меня в кровать. Причем лишь для того, чтобы заботливо подоткнуть одеяло, после чего выйти и пару дней, пока я не высплюсь, покараулить с ружьем у дверей спальни.
– А если конкретнее? – высвободив руку, еще суше произнесла я, стараясь тоном дать понять, что никаких просьб выполнять не буду.
– Насколько мне известно, вы подружились с мисс Рю. – Разочарованным вздохом отметив мое нежелание идти навстречу, пустился в объяснения Руперт.
Из-за заторможенности я чуть было не спросила, о ком он, и, только уже открыв рот, сообразила, что речь о мышке Ди.
– Я разговаривала с ней пару раз. – Признавать за собой дружеские отношения с еще одной кандидаткой на роль убийцы явно не стоило. Пусть даже я и не верила ни капли в причастность Дайаны к смерти мисс Кайс.
– Ферран крайне обеспокоен… душевным состоянием своей ассистентки. – Медленно, тщательно подбирая выражения, принялся убеждать режиссер. – Мисс Рю – девушка нервная, впечатлительная и…
– Так может быть вам стоит пригласить для нее доктора? – Перебила я.
– Увы, в настоящий момент она очень нужна своему начальнику, а мы, в свою очередь, никак не можем обойтись без него. Поэтому, Аманда, я вас очень прошу, поговорить с Дайаной. Уверен, ваши рассудительность и спокойствие пойдут ей на пользу.
Я смотрела в такие с виду честные глаза Руперта и не верила ни единому его слову. Да, я рассудительная, спокойная и вообще просто кладезь всяческих достоинств. Только вот где и когда все эти качества моего чудного характера мог оценить режиссер? Когда я принеслась в кабинет, где велось собеседование, растрепанная и раскрасневшаяся настолько, что мне мигом была предложена роль сельской дурочки, которой до этого и в сценарии-то не было? Или когда как зачарованная слушала сказку о любимой собачке звезды, в честь которой выдавались псевдонимы его партнершам по съемкам? Чушь несусветная! Вот только делиться своими сомнениями в честности собеседника было неразумно, а ответить что-то стоило. Я поднялась с бревна и, отступив на шаг, покачала головой.
– Простите, но я никак не могу!
– Но почему? – воскликнул режиссер, так эмоционально взмахнув руками, словно я смертный приговор лично ему вынесла, а не от разговора со служащей самого младшего ранга отказалась.
– Потому что в настоящий момент я так хочу спать, что абсолютно не способна вести никакие разговоры. – Пояснение, да еще сопровожденное красноречивым зевком, на мой взгляд, было более чем достаточным. Но лишь на мой.
– И только-то? – Неизвестно чему обрадовавшись, заулыбался Руперт.
– Еще раз простите, но мне надо идти! – Поспешно добавила я и развернулась, надеясь поскорее удрать от надоеды и прикорнуть за какой-нибудь декорацией.
Но не успела преодолеть и пары метров, как к моему лицу прижалась мокрая, неимоверно вонючая тряпка, а мир вдруг закружился и почернел.
«Вот и все!» – только эта тоскливая мысль успела промелькнуть в моей голове. Перед смертью полагалось просмотреть кинопленку всей прошедшей жизни, на мою же долю достались лишь два видения из будущего: мой синюшный труп, возлежащий на столе по соседству с телом Далинды (как лучший вариант развития событий), и едва заметный холмик земли под раскидистой елкой (как наиболее вероятная версия).
Все это заняло какие-то доли секунды. Или мне так показалось. Темнота вдруг сменилась нестерпимой резью в глазах, перед которыми заплясали слепяще яркие разноцветные пятна. Водопадом хлынули слезы. Я принялась чихать, как кошка, сунувшая нос в перечницу, кашлять, словно в легкие тоже насыпали каких-то специй, и, едва не царапая, с силой тереть веки. Кто-то отцепил мои руки от лица и сунул в ладонь кусок тонкой ткани. Думать, кто и что мне дал, я была не в состоянии – хотелось немедленно окунуть голову в ведро с ледяной водой. Нырнуть в прорубь и остаться там навечно.
Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Разом исчезли и песок под веками, и перец во вдыхаемом воздухе. Я открыла глаза и увидела прямо перед собой Руперта с выражением вежливого интереса на уставшей физиономии.
– Проснулись? – Участливо поинтересовался он.
Я оглянулась – вокруг не изменилось ровным счетом ничего. Мы были там же, где и до подлого нападения с пропитанной зельем тряпкой, и, похоже, не только там же, но и тогда же. Похищение тире убийство не удалось?
– Что это было? – Промокнув щеки обнаруженным в кулаке чистым мужским платком, прохрипела я. Голос был какой-то сиплый и ломкий – чужой.
– Всего лишь немного энергетического эликсира! – Охотно пояснил Руперт. – Отменная вещица. – Добавил он, выудив из кармана и продемонстрировав мне крохотный флакончик. Вытащив пробку он поднес пузырек к носу и, зажав одну ноздрю, втянул в себя едкий запах, едва уловив который, я шарахнулась, как от чумы. – Рекомендую! – Закупорив вонючее зелье, продолжил режиссер. – Чрезвычайно популярное средство в нашей среде. Правда, большинство предпочитают принимать внутрь в разбавленном виде, но пары концентрата куда эффективнее.
То есть все эти чудные ощущения это была реакция на бодрящее средство, которым меня решили осчастливить, дабы спать перехотелось? Не знаю, каким чудом я удержалась от немедленной расправы над «благодетелем». Наверное, просто была не в силах определиться с тем, чего он заслуживает, как и подобрать слова, которые могли бы выразить весь фейерверк эмоций. Руперт же, как ни в чем не бывало, пользуясь моей временной безмолвной невменяемостью, потащил за собой в сторону подсобной части съемочной площадки. Заодно просвещая меня насчет свойств чудесного зелья, у которого был лишь один маленький недостаток – привыкание, из-за которого постепенно снижалась чувствительность к основным компонентам и требовалась все большая и большая доза для достижения результата.
Что ж, теперь было ясно, что же бесконечно прихлебывал из своей фляжки оператор, и как до сих пор держатся на ногах его помощники и все прочие члены команды. Неясно было другое – чем равнозначно отплатить за заботу о моей бодрости, и как не растянуться на тропинке, пытаясь поспеть за широко шагающим мужчиной.
Недавнее царство сонных мух, вяло переползавших с места на место, вдруг сменилось полчищем трудолюбивых муравьев – кругом кто-то что-то делал, стучали молотки, раздавались команды, сновали, перетаскивая различные предметы, люди и нелюди.
Мы миновали иллюзионистов, занятых оживлением пальм, изображенных на огромном холсте. Амулеты, сеткой размещенные с изнанки полотна, позволяли добиться эффекта ветерка, колышущего огромные листья, и трепещущих теней. Чуть дальше несколько человек суетились, обклеивая обоями два фанерных щита, которые были закреплены на третьем – уже разрисованном под каменные плиты. С накрывавшего хлипкую конструкцию «потолка» свисала вычурная старинная люстра. А рядом с этим огрызком интерьера возвышалась груда всякого хлама, в котором увлеченно копошились два перевертыша, которых я прежде не видела. В руках еще одного оборотня, руководившего процессом, красовалась пузатая синяя ваза с узором из ежиков. Очень похожая на ту, что когда-то стояла в холле «Сизой вишни».
– Что происходит? – Любопытство заставило меня задвинуть подальше желание придушить Руперта и нарушить данный себе обет никогда-никогда с ним больше не разговаривать.
Но ответа я не получила. Поднырнув под натягиваемую между деревьями гирлянду, режиссер обогнул пирамиду из коробок и остановился. Я же, по инерции продолжив движение, чуть не врезалась в его спину. Столкновения было бы не избежать, если бы в последний момент он не отпустил мою ладонь и не шагнул в сторону, открывая мне вид на картину, достойную обложки какого-нибудь слащавого романа.
На бревне, чинно сложив тощие лапки на прикрытых очередным балахоном коленках, восседала пучеглазая мышь, чопорно поджав и без того тонкие губы. В действительности пучеглазой Ди не была, но в данный момент так старательно таращилась на своего начальника, что вполне могла претендовать на эту характеристику. Полуэльф же склонился над ассистенткой, оперевшись руками на ствол дерева за ее спиной, и сверлил своими прекрасными очами дырку во лбу Дайаны. Судя по разодранной рубашке, украшенной багровым пятном, и растрепанным волосам Ферран примчался пообщаться с помощницей, едва отсняв очередной дубль.
Композиция была романтичной, и если бы на месте мышки Ди был кто-то хоть немного более привлекательный, я бы решила, что девушку вот-вот схватят в охапку и поцелуют. Но, учитывая ее внешность, а главное – выражение лица актера, следовало скорее ожидать кровавой расправы. Осыпающаяся под пальцами звезды экрана кора тоже голосовала за криминальное развитие событий.
– Вот! – Преувеличенно жизнерадостным тоном возвестил Руперт, подталкивая меня в спину. – Привел! Вы, девочки, тут пообщайтесь, – удостоив меня еще одним тычком под лопатки, продолжил он, – а Рана я забираю!
Я и глазом моргнуть не успела, как оказалась сидящей на бревне рядом с мышью, хлопая ресницами вслед спешно дезертировавшим мужчинам.
– И чего ты от меня хочешь? – Выделив голосом «ты», нарушила неловкое молчание Дайана.
– Я? – Бестолковый вопрос отлично иллюстрировал мою растерянность. – Ничего! – Я потеребила платок Руперта и вдруг пожаловалась: – Я домой хочу! Спать! Вернее, спать я уже не хочу, но домой хочу все равно. – Подобная речь больше пристала бы первоклашке, но ничего более толкового я сказать не могла.
– Так иди! – Равнодушно пожала плечами Ди. – Только умойся, а то родные за зомби примут.
– Почему?
Дайана не ответила, лишь указала подбородком на мои руки. Только после этого я осознала, что ладони покрывают разводы, а платок пестрит разноцветными пятнами. Представив, на что похоже мое лицо с опухшими от слез веками и размазанным гримом, оценив, сколькие меня уже видели и сколькие еще увидят, пока я буду бродить по площадке в поисках где-то оставленной сумочки, я пару раз жалобно шмыгнула носом и позорно разревелась.
Вот так и происходит смена ролей. Еще вчера я утешала невзрачную мышку Ди, а сегодня она находит мою сумку, приносит мне зеркало, подает смоченные в миске с теплой водой салфетки и поддакивает, соглашаясь со всеми планами жуткой мести чудовищу, виртуозно маскировавшемуся под приличного режиссера.
Согласно плану столичного щеголя, чтоб ему на любимом шарфе случайно повеситься, я должна была провести вразумляющую беседу с «нервной и впечатлительной» мисс Рю. Что ж, я с ней побеседовала. И не моя вина, что объектом моих реплик было возмутительное поведение режиссера и его отвратительное зелье.
Наконец, с трудом приведя лицо в сносное состояние и применив в адрес Руперта все оскорбительные эпитеты, которые знала, я достаточно успокоилась, чтобы подумать. А подумав, поняла, что пообщаться с Ди и для меня самой будет не лишним. Вот только вряд ли инициатора нашего разговора порадовала бы избранная мною тема.
Выдумывать повод, чтобы начать издалека, я не стала – слишком устала, да и, учитывая сложившиеся между мной и Дайананой странные отношения, было глупо упражняться в искусстве светской беседы. И я спросила в лоб:
– Ди, где ты была, когда убили мисс Кайс?
Мышка зыркнула на меня, словно застигнутая на краже серебра горничная, и вдруг затряслась. Хохот был неестественно громким, заливистым – почти истеричным. Я даже испугалась и хотела было окатить девушку оставшейся в миске водой, но смех оборвался так же резко, как начался. Это было страшно. Действительно страшно – как будто у музыкальной шкатулки вдруг кончился завод. Тишина показалась мне зловещей, и я поспешила продолжить.
– Нет, ты не думай, что я тебя в чем-то обвиняю! Я знаю, что это не могла сделать ты.
– Правда? – чуть слышно произнесла Дайана. Выражение лица мышки изменилось, но я никак не могла разгадать, что за эмоции ее обуревают. Быть может, это была надежда? Или благодарность?
– Да! – Уверенно подтвердила я и ободряюще пожала руку Ди. Пальцы бедняжки были еще холоднее, чем всегда – похоже, истерика отняла последние силы у ее тщедушного тела. – Но ты наверняка что-то видела или знаешь. Расскажи мне!
– Что рассказать?
– Это был Руперт или Ферран? – я намеренно сказала прямо, пристально наблюдая за реакцией Дайаны. Но ее не было. Ничего! Даже удивления. Как если бы я мимоходом заметила, что сегодня прохладно, или что вот-вот стемнеет, а не бросила столь весомое обвинение.
– А почему ты считаешь, что эту стервозную смазливую бездарность убил кто-то из них? – Как-то по-птичьи склонив голов к плечу, поинтересовалась Ди.
Неожиданно грубая, даже злобная характеристика умершей царапнула слух, но я предпочла не заострять на этом внимания – у скромной ассистентки наверняка были веские причины испытывать неприязнь к красавице актрисе, и не мне было ее судить.
– Не притворяйся! Ты была там, ты слышала их разговор, ты…
– О чем ты? – Оборвала меня мышка. – Какой еще разговор?
– Вчера ночью, на поляне. – Уточнение заставило Дайану прищуриться и смерить меня неожиданно хищным взглядом. – Я видела тебя, ты пряталась за деревом и была свидетелем спора так же, как и я. Не притворяйся, что не понимаешь!
– Подслушала несколько фраз и уже готова вынести приговор? – Словно определившись наконец-то с линией поведения, возмущенно воскликнула Ди. – Да Ферран не способен и муху обидеть! А Руперт Малиформ – просто трус, боящийся собственной тени.
Естественно, я не восприняла всерьез ни единого слова. Горячность, с которой верная ассистентка защищала своего начальника, свидетельствовала против него. Недавно застигнутая мною мизансцена свидетельствовала против него. Чем, если не угрозами, не запугиванием можно было объяснить то, как зловеще нависал над помощницей полуэльф? Да он же голову ей был готов откусить!
– Ты не веришь мне! – Констатировала очевидное Дайана.
Я покачала головой.
– Не верю! И, если ты не скажешь мне правду, я буду вынуждена рассказать о своих подозрениях полиции. – Пригрозила я. Разумеется, я не рвалась сообщать о своих ночных приключениях кому бы то ни было. Ведь это означало бы признаться в первую очередь в собственном вранье. Но я рассчитывала на то, что Ди не видела моего ножа – ни в фургончике, ни в груди Далинды, – а значит, не знает, что и мне есть, что скрывать. И расчет оправдался!
– Что ж, – помолчав, произнесла Ди, – не в моих привычках болтать… Особенно о том, что меня не касается, но я знаю, кто мог это сделать!
– И кто же? – драматическая пауза была невыносима, и я, не выдержав, влезла с ненужным вопросом.
– Тот же, кто убивал раньше! – Склонившись к моему уху, прошептала Дайана. – Алекс Фрэйл!
– Что? – Наверное, мои глаза стали похожи на две луны – такие же круглые и огромные.
– Не что, а кто! – Деловито поправила меня мышка. – Алекс Фрэйл.
– Алекс не мог! – Возмутилась я. – Он на такое не способен.
– Неужели? – Хмыкнула Ди. – Откуда такая уверенность?
– Я его с детства знаю – это раз! – Принялась я загибать пальцы.
– Он гораздо старше тебя и давно здесь не живет. – Парировала Дайана.
– В момент убийства он был со мной. – Озвучила я второй пункт оправдательной программы.
– Все время? – Как-то вкрадчиво, с несвойственными ей интонациями уточнила мышка.
Я замерла – в голове всплыли мои же собственные обвинения в адрес несносного соседа в том, что он не мне, а себе обеспечивал алиби. Ведь в действительности он был рядом только в момент обнаружения трупа, но что делал до этого? Что если этот олень подошел ко мне сразу после того, как вонзил нож в беззащитную бедняжку Далинду? Вытер холеные копыта накрахмаленным платочком, смахнул кровь с рогов и отправился пережевывать мои нервы?
Ди молча смотрела на меня, слегка улыбаясь, словно считывала проносившиеся в моей голове дикие образы. Среди мельтешения абсурдных предположений забрезжила единственная здравая мысль, и я поспешила ее озвучить, убеждая не столько собеседницу, сколько себя:
– У Алекса не было ни малейшей причины убивать мисс Кайс! Зачем ему это?
Мышка потупилась, как будто признавая мою правоту, но не успела я порадоваться одержанной победе, как она спросила, вновь понизив голос до шепота:
– А ты знаешь, что все актрисы, которые снимались в «Похождениях Джима», куда-то подевались?
Вот оно! Вернее она – моя сенсационная статья! Я мигом позабыла про доставучего соседа и его возможно-невозможную причастность к преступлению. Перед глазами замелькали призы, награды и звания, причитающиеся лучшему журналисту года. Нет, десятилетия! Века! Я буквально чудом усидела на месте и удержалась от выуживания из сумки блокнота. И даже отвечать не стала, боясь спугнуть нежданную удачу восторженным визгом, лишь закивала, подтверждая свою осведомленность и готовность внимать.
– А знаешь ли ты, что у каждой из них мистер Фрэйл брал интервью для своей газеты? – Продолжила мышка Ди. – С каждой он был знаком, с каждой общался на съемках и… – Шепот стал совсем тихим, таинственным, зловещим. – После них!
Я молчала – ошеломленно, испуганно, растерянно, – а Дайана поднялась, стряхнула с подола несуществующие соринки и, заявив, что с удовольствием поболтала бы еще, но у нее масса дел, удалилась.
«Фрэйл-младший – провинциальный маньяк», «Алекс – сумасшедший поклонник», «Кровавый убийца из Лайтхорроу», «Психопат в благородном семействе» – почему-то меня совсем не обрадовал шанс стать автором заметки с подобным заголовком. Более того – данная перспектива напугала до жути. Конечно, мне порой хотелось, если не сказать мечталось, нацепить на соседа смирительную рубашку, но…
Но неужели за голубыми глазами и неизменной улыбкой нашего покорителя сердец кроется безумие? Прячется под толстым слоем обаяния и самоуверенности? Но если это правда, то как же леди Манола, дядя Рихард и хулиганка Руми? Что будет с ними? А с репутацией нашего тихого милого безопасного городка?
Нет уж! Я должна была обязательно, непременно выяснить правду. И если у оленя под ветвистыми рогами действительно притаилось сумасшествие, никаких статей не будет. Будут тайный разговор с главой семейства Фрэйл и тихое отбытие Алекса в комфортабельную лечебницу, замаскированное под работу в заграничном издании.
Придя к определенному решению, я наконец-то выдохнула, хотя на душе по-прежнему когтями по стеклу скребли перепуганные кошки, и отправилась следом за Ди – единственной, с кем я могла, не вызывав у собеседника опасных мыслей, обсудить общение соседа с погибшими актрисами. И, если мышка бросила свое провокационное заявление, надеясь от меня избавиться, то ее расчет не оправдался.