Индульгенция. Без права на ненависть. Часть 5

Глава 17

Глава 17

Шопинг превратился в изощренную пытку. Я, Видар Раздоров, переживший Карельскую Пустошь и ледяной взгляд самого Темного Императора, чувствовал себя загнанным зверем в этом позолоченном лабиринте «Версаля».

Моя роль? Переводчик, кошелек (вернее, проводник кошелька отца), телохранитель и… несчастный свидетель женской одержимости новыми приобретениями.

— Видар, спроси, этот флакон духов — он с нотками морозной полыни или северного лишайника?

— Видар, уточни у мадемуазель, этот атлас — он не выгорит на ярком солнце?

— Видар, переведи, что мне нужны перчатки именно в тон этого веера, а не на пол-оттенка светлее!

Я метался между консультантами и герцогинями, шепча переводы, следя, чтобы громкие восторги Изабеллы не привлекали лишнего внимания. Каждое случайно встреченное любопытное лицо заставляло мое сердце сжиматься. Тайна. Их здесь пока не должно быть. Гвардейцы у входов в залы были каменными истуканами, но их присутствие лишь подчеркивало риск.

Гора покупок росла с угрожающей скоростью. Шелка, бархат, кружева, шкатулки, флаконы, обувь — все летело в руки услужливых продавцов, которые уже смотрели на нас, как на благословение небес.

Я нес кипы коробок, чувствуя, как элегантный мундир превращается в лакейскую ливрею. Усталость и нервное напряжение начинали давить.

И вот мы подошли к нему. К тому самому отделу. Занавески из тяжелого шелка, полумрак, интимная тишина, нарушаемая лишь шепотом дорогих тканей. Отдел нижнего белья.

Спасение! — мелькнуло в моей измученной голове. Наконец-то они отпустят меня под предлогом деликатности!

Как же я ошибался.

— О, Вивиан, смотри! Какие прелести! — воскликнула Изабелла, ее глаза загорелись не знакомым мне до сих пор озорным огоньком. Она схватила за руку сестру и… меня. — Пойдем, Видар, ты нам нужен! Выбрать сложно!

— Девушки, может, я… Лучше я подожду у входа… — попытался я вырваться, чувствуя, как предательский жар заливает шею и лицо.

— Абсолютно нет! — парировала Вивиан. Ее голос звучал ровно, но в синих глазах мерцала опасная искра. Того самого соблазна, что зовет и губит.- Ты наш проводник и судья вкуса. И переводчик. Здесь могут быть нюансы кроя… Которые нужно объяснить.

Они буквально втащили меня за тяжелые шелковые портьеры в примерочную зону. Это был небольшой, роскошно отделанный закуток с несколькими кабинками и мягкими пуфами. И… абсолютно пустой. Никого, кроме нас. И двух гвардейцев, чьи тени, я знал, замерли прямо за портьерой. Они слышат? А если дойдет до интима?

— Ну, Изабелла, начинай?

Вивиан устроилась на пуфе с видом королевы, наблюдающей турнир. Ее взгляд скользнул по мне, оценивающе, как будто я был очередным образцом ткани.

Изабелла исчезла в кабинке. Я стоял, как истукан, глядя в пол, пытаясь молиться всем известным и неизвестным богам о землетрясении или внезапном нашествии песчаных пиявок. Щелчок застежки. Шелест ткани.

— Та-дам!

Сияющая Изабелла выскочила к нам.

И мир в очередной раз сузился до единственной точки. До нее. На ней было нечто воздушное, цвета лепестков чайной розы. Лиф из тончайшего кружева, едва прикрывающего, но отчаянно подчеркивающего юную, упругую грудь. Миниатюрные бантики на бретельках выглядели кощунственно невинно. Трусики — такие же кружевные, высоко на бедрах, открывающие длину стройных ног. На ее лице играла дерзкая, победоносная улыбка. Она крутанулась, заставляя кружево трепетать.

— Ну как? По-твоему, «свет дня» теперь выглядит… соблазнительно? — спросила она, подбоченясь. Ее глаза сверкали чистейшим, неразбавленным издевательством.

Я не мог вымолвить ни слова. Кровь гудела в висках. Грудь сдавило.

— Изабелла… это… не… — я выдавил хрип.

— Недостаточно? — раздался спокойный голос Вивиан. Она поднялась с пуфа. — Позволь теперь показать, что значит «ночь»…

Она скользнула в соседнюю кабинку. Мгновение тишины, наполненное жутким ожиданием. Потом шелковый шорох, едва слышный.

Вивиан вышла.

Все остальное перестало существовать.

Черное. Абсолютное. Не кружево, а нечто более гладкое, как вторая кожа. Лиф-бандо, дерзко открывающий плечи и ключицы, лишь тонкие бретели из черного шелка подчеркивали линию. Он облегал ее грудь с такой совершенной точностью, что казалось чудом. Никаких бантиков, только безупречная линия и властная соблазнительность. Низ — три тонкие полосочки из той же ткани, высоко на бедрах, безупречно подчеркивающие линию бедер, ягодиц, длинных, сильных ног. Это не было бельем. Это было оружием. Смертоносным, элегантным, созданным для того, чтобы сводить с ума.

Она не крутилась. Она медленно прошла пару шагов, ее движения были плавными, как у большой кошки. Взгляд, тяжелый и неумолимый, был прикован ко мне. В ее глазах не было издевки Изабеллы. Там была… проверка. Вызов. И холодное любопытство — до чего я могу тебя довести, Видар Раздоров?

А я мог бы ответить — до дикого разврата. Но терпел и превозмогал.

— Ну? — одно слово, произнесенное ее низким, как бархат, голосом, прозвучало как удар хлыста. — Чей день или ночь… жарче?

Воздух пересох в горле. Сердце колотилось так, что, казалось, вырвется из груди. Я видел их обеих — ослепительную, дерзкую юность Изабеллы в ее розовом кружеве и сокрушительную, зрелую мощь Вивиан в ее черном доспехе соблазна. Кровь прилила не только к лицу. Я чувствовал жгучую слабость в коленях, туман перед глазами. Скромность? Хитрость? Нет. Это была чистая, беспощадная провокация. Они играли со мной, как кошки с мышью, наслаждаясь каждой секундой моего немого, пылающего стыда и неконтролируемого возбуждения.

— Вы… — я сглотнул, пытаясь найти хоть каплю достоинства, голос сорвался на шепот. — Вы обе… вне всяких сравнений… Смертельная красота и удар по мужским головам.

Изабелла рассмеялась — звонко, беззаботно. Вивиан лишь слегка скривила губы в подобие улыбки, но в ее глазах не было веселья. Было удовлетворение хищницы, увидевшей дрожь жертвы.

— Хороший ответ, Видар, — сказала Вивиан, поворачиваясь к кабинке. — Теперь можешь выйти. Мы выберем… все. И розовое, и черное. И еще кое-что. Вечер только начинается.

Я почти выбежал из примерочной зоны, спотыкаясь о собственные ноги, чувствуя на спине их смеющиеся (Изабелла) и оценивающие (Вивиан) взгляды.

Гвардейцы у портьеры не шелохнулись, но я поклялся, что видел едва уловимую дрожь плеча у одного из них. Стыд пылал на моих щеках, смешиваясь с яростью и… чем-то еще, темным и запретным, что разожгли в меня эти две ослепительные, беспощадные фурии. Дворец Годунова с его угрозами показался теперь почти безопасным убежищем по сравнению с этим позолоченным адом соблазна и унижения. И я понял, что моя личная похоть только что обрела новые, куда более опасные очертания.

Гора коробок и пакетов в багажнике черного «Волхва» казалась насмешкой над понятием «несколько необходимых вещей». Я втиснулся на заднее сиденье, чувствуя себя разбитым, как после трехдневного рейда по Пустоши. Мускулы ныли от бесконечного стояния и ношения, а щеки все еще пылали от воспоминаний и… чего-то еще, что упорно отказывалось утихнуть после того кошмара в отделе белья. Гвардейцы заняли свои места в машине сопровождения — наши вечные безмолвные тени.

Машина тронулась, погружая нас в капсулу тишины и мягкого света салона. За окном проплывала ночная Москва, но не та, что знал я — мрачная, готическая столица Темной Империи. Нет. Это был фантасмагорический поток неоновых рек, сияющих башен-исполинов, устремленных в задымленное небо, гигантских голограмм, рекламирующих магические артефакты и роскошь. Свет отражался в лужах на мокром асфальте, создавая иллюзию движения по звездной реке.

— Боги… Это как сон, — прошептала Изабелла, прижавшись лбом к холодному стеклу. Ее усталость, казалось, растворилась в детском восторге.- Такие огни… Такая высота! У нас в Руане ничего подобного нет!

Вивиан сидела напротив меня, откинувшись на спинку сиденья. Ее профиль, освещенный мелькающими огнями, был задумчив и чуть отстранен.

— Мощь, — сказала она тихо, больше для себя. — Осязаемая, почти агрессивная мощь. Они не прячут ее. Они выставляют напоказ. Как и их императоры.

Ее взгляд скользнул ко мне, быстрый, оценивающий.

— Ты привык к этому, Видар? К этому… напору прогресса?

Я пожал плечами, глядя на промелькнувшую гигантскую голограмму дракона, обвивающего небоскреб.- Это просто фон, герцогиня. Как для вас — море. Мы живем в этом. Иногда даже не замечаем.

— Море не пытается тебя ослепить или подавить каждую ночь, — парировала она, но в голосе не было упрека, лишь наблюдение. Она закрыла глаза, давая волю усталости, но я знал — ее ум работает, анализирует, сравнивает. Как шпионка? Или просто как чужестранка?

Наше поместье встретило нас тишиной и прохладой старинного камня, контрастирующего с неоновым буйством города. Слуги, предупрежденные отцом, безмолвно и эффективно разобрали гору покупок, унося их в отведенные герцогиням апартаменты в восточном крыле. В кольцо я все это добро не убирал из принципа — надеялся, что дамы проникнутся и вовремя остановятся. Но увы… Если бы не поджимающее время, они бы еще там зависли как минимум на пару часов.

В малой столовой, под сводами, расписанными сценами древних сражений, нас ждал легкий ужин: холодная дичь, салаты, фрукты, вино. Огни канделябров мягко освещали стол, отбрасывая танцующие тени.

Первое время за столом царила усталая тишина, прерываемая лишь звоном приборов. Изабелла зевала, потирая глаза, но упорно доедала виноград. Вивиан ела мало, пила воду, ее взгляд блуждал по портретам предков на стенах.

— Какая странная смесь, — произнесла она вдруг, отставляя бокал. — Эта древняя каменная твердыня… и тот безумный город за ее стенами. Как будто два мира столкнулись и застыли в хрупком равновесии.

— Российская Империя всегда славилась контрастами, — подтвердил я, наливая себе вина. Его терпкая прохлада была бальзамом. — Сила традиций и яростный рывок в будущее. Порой это… взрывоопасно.

— Как и люди?

Изабелла подняла на меня свои огромные, все еще сияющие глаза. Она откинулась на спинку стула, и ее нога под столом «случайно» коснулась моей. Я отдернул ногу, как от раскаленного железа. Она улыбнулась — сладко, невинно.

— Ты ведь тоже контраст, Видар. Суровый воин из императорской академии… который краснеет, как паж, когда девушки примеряют белье.

— Изабелла! — голос Вивиан прозвучал резко, как удар хлыста. В ее глазах вспыхнуло что-то опасное — не просто раздражение сестры, а ревнивая ярость. — Ведешь себя, как невоспитанная горничная. Извинись.

Изабелла лишь рассмеялась, игриво подбоченясь.

— Ой, простите, величественная сестрица! Просто Видар такой забавный, когда смущается! И такой… внимательный.

Она снова посмотрела на меня, ее взгляд скользнул вниз, к моим губам, потом обратно в глаза. Намеренно медленно.

— Наверное, в академии девушек мало? Или они не такие… смелые?

Жар снова хлынул в лицо. Я впился взглядом в тарелку, чувствуя, как Вивиан наблюдает за мной. Ее молчание было громче крика. Она видела мое замешательство, мою физиологическую реакцию на наглую игру сестры. А что? Я круто отыгрывал мальчика-колокольчика, что ни разу ни динь-динь. И они знали, что я играю — хищник всегда остается хищником, даже надев шкуру травоядного. Но и им, и мне нравилась эта игра, поэтому мы продолжали….

— В академии учатся, мадемуазель, а не флиртуют, — пробормотал я, изображая смущение. — И дисциплина там строгая.

— Жалко, — вздохнула Изабелла, с преувеличенной грустью подпирая щеку рукой. — Ты мог бы многому научить… или научиться.

Она лениво потянулась, намеренно выгибая спину, подчеркивая упругость груди под тонкой шелковой блузкой. Ее нога снова нащупала мою под столом. На этот раз — намеренно, настойчиво.

Это было уже слишком. Я резко встал, едва не опрокинув стул. Член и так колом стоял, а тут еще эта малолетка развлекается.

— Прошу прощения. Я… устал. Думаю, всем пора отдыхать.

Мой голос прозвучал хрипло, срываясь.

Изабелла захихикала. Вивиан не шелохнулась. Ее лицо было каменной маской, но глаза… В них бушевала буря. Гнев? Уязвленное достоинство? Или что-то более опасное?

Я повернулся, чтобы уйти, чувствуя себя идиотом и жертвой в одном флаконе. И тогда она двинулась.

Быстро. Решительно. Как в бою.

Вивиан встала, обогнала меня у самой двери. Ее движение было плавным, но неумолимым. Она не сказала ни слова. Просто… блокировала мне путь. Ее близость была ошеломляющей. Я чувствовал тепло ее тела, легкий, холодный аромат ее духов, смешанный с запахом ночи. Она посмотрела мне прямо в глаза. В ее синих глубинах не было ни игры, ни насмешки. Там была сталь. Решимость. И что-то первобытное, хищное.

— Изабелла, иди в свои апартаменты. Сейчас, — приказала она, не отводя от меня взгляда. Голос был тихим, но таким, что не допускал возражений. — Утро начнется рано. Тебе, возможно, придется ехать в академию.

Изабелла замерла, ее улыбка медленно сползла. Она увидела что-то в сестре — что-то, что заставило ее безмолвно кивнуть и быстро скрыться в темноте коридора, даже не попрощавшись.

Дверь в столовую тихо закрылась за ней. Мы остались одни в полумраке огромного холла у подножия лестницы. Тишина давила, звенела в ушах. Свет канделябра из столовой выхватывал лишь часть ее лица — решительный подбородок, сжатые губы, горящие глаза.

— Она права в одном, Видар Раздоров, — произнесла Вивиан, ее голос был низким, как бархатный гром. Она сделала еще один шаг, сокращая дистанцию до минимума. Наши тела почти соприкасались. Я чувствовал каждый ее вдох. — Ты… забавный, когда смущаешься.

Ее рука медленно поднялась и она коснулась кончиками пальцев моей щеки, где все еще горел румянец. Прикосновение было легким, как крыло мотылька, но обжигающим.

— И очень… внимательный. Мы-то оба знаем, что это лишь твоя игра. Но от этого она не становится менее интересной.

Мое сердце бешено колотилось, грозя разорвать грудь.

— Вивиан, я…

Я попытался отступить, но за спиной была холодная каменная стена.

— Молчи, — она приказала тихо, но так же властно, как Годунов в своем кабинете.

Ее пальцы скользнули с щеки к моему виску, потом вниз, к линии челюсти. Ее взгляд изучал мое лицо, как карту неизведанной территории.

— Ты назвал мою ночь… силой. И был прав.

Еще один шаг. Теперь я чувствовал тепло ее груди через тонкую ткань платья. Ее дыхание коснулось моих губ.

— Но ты не спросил, что эта ночь хочет… от тебя.

И прежде чем я успел что-то понять, запротестовать или хотя бы вдохнуть, она начала действовать.

Ее рука обвила мою шею, властно притягивая к себе. Не было нежности, не было вопроса. Это был захват. Завоевание. Ее губы нашли мои — твердые, требовательные, не оставляющие места для сомнений или отступления. Вкус ее был как глоток ледяного вина — терпкий, опьяняющий, с горьковатой ноткой полыни. Мир взорвался, сузившись до точки соприкосновения наших губ, до жара ее тела, до стального капкана ее рук. В ушах зазвенело. Все рухнуло, сметенное этой неистовой, всепоглощающей волной.

Она оторвалась от меня так же внезапно, как и начала свою атаку. Ее дыхание было чуть учащенным, глаза горели во мраке, как два раскаленных угля. На ее губах играла не улыбка, а выражение удовлетворенной хищницы, добившейся своего.

— Теперь ты знаешь, чего хочет ночь, Видар Раздоров, — прошептала она, ее голос звучал хрипло и опасно.

Она отпустила меня, отступив на шаг. Ее достоинство, ее холодная неприступность вернулись в мгновение ока, как будто ничего не произошло. Только слегка распухшие губы выдавали правду.

— Спокойной ночи. И помни…

Она повернулась, чтобы идти к лестнице, бросив через плечо:

— … завтра начинается твое настоящее испытание.

Она поднялась по ступеням, ее силуэт растворялся в темноте второго этажа. Я остался стоять у стены, прикасаясь дрожащими пальцами к своим губам, все еще чувствуя ее вкус, ее жар, ее стальную волю. Ревность? Нет. Это было заявлением прав. Предупреждением. И обещанием чего-то такого, что пугало куда больше любых монстров Карельской Пустоши. Сердце бешено колотилось, но теперь не только от стыда или страха. Теперь — от предвкушения и осознания — игра только началась. И Вивиан де Лоррен не намерена ни с кем делиться своей добычей. Особенно — с собственной сестрой. А императорский приказ «следить» за ними внезапно приобрел совершенно невыносимый, дьявольский оттенок.

Вот только было одно «но» и звалось оно: Кристина, Света, Танька, Снежана, Настя… И прочее. Именно так. И Вивиан, возомнив себя демоном-искусителем, не знала, что в нашем пруду водятся очень зубастые рыбки. Что ж, так даже интересней. Завтра, думаю, будет ждать ее сюрприз…