Индульгенция. Без права на ненависть. Часть 5

Глава 4

Глава 4

Едкий дым от очага щипал глаза, смешиваясь с влажным холодом, пробиравшимся сквозь щели бревенчатой стены. Я стоял, прислонившись к косяку, слушая тихий спор за тонкой перегородкой. Голос Рудольфа — низкий, настойчивый, полный сомнений, и Вивиан — слабый, но с той самой сталью на дне, которая уже разбила один замысел Альберта, хотя бы и ценой бегства.

— … Он едва стоит на ногах, миледи! — доносился горячечный шепот Рудольфа. — Навь? Это безумие! Мы даже не знаем его!

— Знаем ли мы кого-то еще, Рудольф? — возразила Вивиан. Голос ее был тихим, но каждое слово падало, как камень в воду, расходясь кругами тяжелой правды. — Знаем ли мы, кому вообще можно верить в этом… этом змеином гнезде, что зовется Нормандской Империей? Где честь продается за шепот в ухо принцу, а правда тонет в море лжи? А он меня не предал ни разу. И спину прикрывал, и кормил, и поил. И охранял, пока я спала. Ему можно верить. Наверное, только ему. Ну, и тебе…

Тишина. Я живо представил, как дворецкий опускает голову, не в силах спорить с этим горьким итогом.

— Я устала, Рудольф, — продолжила она, и в этих словах не было слабости, только бесконечная усталость души. — Устала от интриг, от ядовитых взглядов, от этой… гнили, что разъедает все вокруг трона. Я не хочу больше быть пешкой в игре Альберта. Не хочу цепляться за руины того, что когда-то было домом. Если есть шанс уйти… уйти далеко, где его ложь и его ненависть нас не достанут… Я его беру. Даже если этот шанс заключается в пути через Царство Мертвых.

Мое сердце сжалось. Ее слова были приговором империи, в которой она родилась и выросла. Но они же были и доверием. Хрупким, как паутина, но доверием ко мне. К моему безумному плану.

Дверь скрипнула. Вивиан стояла в проеме, бледная как смерть, но державшаяся прямо. Она опиралась на косяк, но взгляд ее, темный и глубокий, был устремлен на меня, а потом на Рудольфа, вышедшего следом, с лицом, похожим на высеченный из гранита.

— Решение принято, Рудольф, — сказала она тихо, но таким тоном, что спорить с ней не представлялось возможным. — Мы идем за Изабеллой. А потом… — она снова перевела взгляд на меня. — … Идем с Видаром. К нему домой.

Рудольф закрыл глаза на мгновение. Когда открыл, в них читалось лишь смиренное принятие и непоколебимая преданность. Он кивнул, коротко, резко.

— Как прикажете, миледи. За Изабеллой. Она в Редмонде. Три дня пути на север. Я спрятал ее у… у надежных людей.

Голос его дрогнул на слове «надежных». Предательство отравило все.

— Три дня, — пробормотал я, мысленно прикидывая силы. Три дня под боком у Альберта, чьи шпионы и патрули уже наверняка рыскают по округе. — Надо двигаться быстро. И… — я посмотрел на Рудольфа, потом на кучку его солдат, молча наблюдавших за нами из-за угла избы. — … Нам не нужен отряд. Втроем — вчетвером, если считать Изабеллу, — мы будем призраками. Большая группа — это уже мишень.

Взгляд Рудольфа последовал за моим. Боль, настоящая, физическая боль, исказила его обычно бесстрастные черты. Эти люди беспрекословно шли с ним в огонь. Спасли нас. А теперь…

— Я знаю, — прошептал он. И подошел к своим людям.

Они встали, вытянувшись, усталые, израненные, но глаза их горели верностью.

— Братья, — начал он, и голос его сорвался. Он сглотнул, заставил себя говорить ровно. — Дальше… вы не можете идти с нами. Путь наш лежит туда, куда живым не стоит совать нос. — легкая усмешка, горькая, мелькнула на его губах. — Ваша служба… она была выше чести и долга. Вы спасли жизнь своей госпоже. Низкий поклон вам.

Он действительно поклонился, глубоко, по-военному. Солдаты замерли, потрясенные.

Один из них, коренастый сержант с перевязанной головой, шагнул вперед.

— Господин Рудольф, мы…

— Нет, — перебил его дворецкий мягко, но твердо. Он вытащил из-за пазухи тяжелый, потрепанный кошель — вероятно, спасенные казенные деньги или его собственные сбережения. — Вот. Разделите. Поровну. И… исчезните. Смените имена. Уйдите в горы, к южным морям, куда угодно. Живите. Вы заслужили право на жизнь. — он вложил кошель в руку сержанта. Тот смотрел на него, глаза его были полны немого вопроса и боли. — Это приказ, Ганс. Последний.

Тишина повисла — густая, тягучая. Потом сержант, Ганс, резко кивнул, сжав кошель так, что костяшки пальцев побелели. Он повернулся к остальным. Ни слова. Просто жест — собираться. Они начали сворачивать жалкий лагерь, движения были медленные, словно скованные невидимыми цепями. Никто не смотрел на Рудольфа. Слишком больно.

Вивиан отвернулась, прикрыв глаза рукой. Ее плечи слегка вздрагивали. Рудольф стоял как истукан, глядя в стену, но я видел, как дрожит его сжатый кулак. Он только что отрубил часть себя. Верную часть.

— Три дня до Редмонда, — проговорил он наконец, не оборачиваясь. Голос был пустым, лишенным интонаций. — Берем лошадей. Двух. Моя госпожа… — он обернулся к ней. — Вы сможете ехать?

Она опустила руку, выпрямилась. На ее лице были следы слез, но глаза горели холодным огнем. — К Изабелле? Я доползу, если понадобится, Рудольф.

Я видел, как дворецкий смотрит на нее. Видит перед собой не измученную девушку, а ту самую госпожу, за которую он готов был умереть и ради которой только что пожертвовал своими людьми. И в его взгляде, сквозь боль и сомнения, вспыхнула старая, непоколебимая преданность.

— Одного коня, и возьми заводного. Мы с Вивиан поскачем на Пургене. Он намного выносливей ваших лошадей и маг сильный. А как доберемся, они нам уже не понадобятся.

— Хорошо, — сказал он просто. Потом его взгляд скользнул по мне.- Путник… Видар. Ты знаешь дорогу к этому… месту входа?

— Он мне не нужен. Портал я открою из любого места — главное, добраться до Изабеллы, а там мы уйдем тропой мертвых, и нас никто не найдет. Оттуда я призову Навку, и тогда мы будем в безопасности.

— Тогда… начинаем, — произнесла Вивиан. Она сделала шаг вперед, к двери, к серому, враждебному рассвету Нормандской Империи. Последний рассвет для нее в этом месте.- В Редмонд. К сестре. А потом… — она посмотрела на меня, и в ее взгляде читалось что-то новое — решимость беглеца, сжигающего за собой мосты. — … Домой, Видар. В твою Россию. Сквозь Навь.

Рудольф молча взял ее легкий плащ, накинул ей на плечи. Его движения были точными, привычными. Дворецкий исполнял волю госпожи. Даже если эта воля вела в Царство Мертвых. Он не смотрел больше на своих уходящих солдат. Его мир снова сузился до одной задачи — защитить Вивиан. И теперь еще — Изабеллу.

Я вышел следом за ними в хмурое утро. Воздух пах сыростью и гниющими листьями. Позади, в избе, оставались недоеденная похлебка и гулкая пустота после ушедших солдат. Впереди — три дня погони и надежды, затерянный городок на севере и девушка, которую надо спасти. А потом… Путь сквозь Тень. Домой. Через смерть….

Три дня. Три кошмарных дня, слившихся в один сплошной ад напряжения. Лес, казавшийся сначала укрытием, быстро превратился в сырой, душный лабиринт, где каждый шорох заставлял хвататься за оружие. Мы пробирались тайными тропами, о которых знал только Рудольф — звериными стежками, промоинами в скалах, гнилыми гатями через топи. Солнце едва пробивалось сквозь плотный полог листвы, оставляя нас в вечных сумерках.

Вивиан ехала верхом на Пургене. Мой боевой козел, обычно такой норовистый и вспыльчивый, шел под ней удивительно покорно, лишь изредка бросая на меня косой, укоряющий взгляд своих желтых глаз. Видимо, он чувствовал ее состояние — изможденную хрупкость, граничащую с прозрачностью.

Она почти не говорила, сжавшись в седле, пальцы впились в грубую шерсть Пургена. Ее взгляд был устремлен куда-то внутрь себя, в бездну усталости и тревоги за сестру.

Рудольф вел двух усталых лошадей в поводу — нашу единственную надежду на быструю смену скакунов, если придется бежать. Я шел пешком рядом с козлом, сканируя лес слухом и чутьем, которое пока еще не подвело. Каждый нерв был натянут как струна. Альберт не отказался бы от мести и не стал бы ждать.

Вечер третьего дня. Лес начал редеть, уступая место холмистой местности, поросшей кустарником. Рудольф остановился, прислушиваясь. Его лицо, заросшее щетиной и покрытое грязью, было непроницаемо, но я видел, как напряглись мышцы его шеи.

— Редмонд впереди, — прошептал он, указывая на просвет между деревьями. — Поместье — на окраине, у старой мельницы. Там живет… барон Борг. Друг. Он приютил Изабеллу под видом племянницы.

Мы продвинулись еще немного, используя последние кусты как прикрытие. И вот он, Редмонд. Не город, а скорее большое село, раскинувшееся в долине. Но взгляд мой сразу притянуло не к домикам, а к окраине, туда, где должно было стоять поместье. Но его там не было. Там был ад.

Столб черного, маслянистого дыма вздымался к небу, уже окрашенному в багрянец заката. Он клубился, тяжелый и зловещий, застилая полнеба. Огонь. Большой, яростный огонь. И вокруг него — движение. Много движения. Стальные шлемы, сверкающие на закате, как кровавые брызги. Копья, поднятые в небо. Знамена с ненавистным гербом Норфолка и личным штандартом принца Альберта — золотой скорпион на черном поле.

— Нет… — хриплый стон вырвался у Вивиан. Она вцепилась в гриву Пургена так, что побелели костяшки пальцев. Ее лицо исказилось ужасом, который я видел лишь однажды — в Пустоши, когда тени почти настигли нас. — Изабелла!..

Рудольф стоял как вкопанный. Его рука, державшая поводья, дрожала. Но не от страха. От бешенства. Я видел, как пульсирует жила на его виске.

— Штурм… — проскрежетал он сквозь стиснутые зубы. — Чертов щенок… Опоздали!..

Мы залегли в высокой, сухой траве на опушке, наблюдая за кошмарной картиной. Поместье барона — вернее, то, что от него осталось — было окружено плотным кольцом солдат. Человек пятьдесят, не меньше. Пехота в кольчугах и бригантинах, арбалетчики на флангах. Они уже проломили ворота и двор. От дома оставался только остов, пожираемый пламенем. Крики доносились до нас приглушенно, унесенные ветром, но я различал боевые кличи, приказы офицеров и… стоны.

— Они взяли его штурмом, — пробормотал я, сканируя периметр. — Недавно. Огонь еще не охватил все. Может, час назад…

— Сестра… — снова прошептала Вивиан. В ее глазах стояли слезы, но они не текли. Застыли, как лед.- Если они нашли ее… Альберт…

Мысль была слишком ужасна, чтобы ее озвучивать. Альберт, получивший в свои руки сестру Вивиан, чтобы сломить ее окончательно. Или просто… чтобы удовлетворить свою больную месть.

— Смотрите! — Рудольф ткнул пальцем в сторону, противоположную горящему дому.

К группе офицеров, стоявших чуть поодаль от основного хаоса, подтащили нескольких человек. Связанных. Их били прикладами, заставляя встать на колени. Даже на расстоянии видно было, что это не солдаты. Горожане? Слуги?

И среди них… Я вгляделся. Хрупкая фигурка в порванном платье. Темные, растрепанные волосы. Ее держали двое солдат, но она отчаянно вырывалась.

— Изабелла… — выдохнула Вивиан, и в этом выдохе была вся боль мира. — Она жива…

Жива. Пока что. Но в руках у тех, для кого человеческая жизнь — разменная монета в игре власти и мести. Офицер, судя по плюмажу на шлеме, командир отряда, подошел к группе пленных. Он что-то говорил, жестикулируя в сторону горящего дома. Потом его взгляд остановился на Изабелле. Он подошел к ней, грубо взял за подбородок, заставив поднять голову. Даже отсюда было видно, как она плюнула ему в лицо.

Офицер отшатнулся, вытирая лицо. Потом его рука взметнулась для удара.

— Нет! — Вивиан рванулась вперед, но я схватил ее за плащ, удерживая на месте. Пурген тихо заблеял, готовясь к драке.

— Ты не сможешь! — прошипел я, прижимая ее к земле. Сердце бешено колотилось в груди. Бессилие. Горячее, ядовитое бессилие. — Их слишком много! Они разорвут нас в клочья!

Рудольф лежал рядом, его лицо было страшным. Каменным. Только глаза горели холодным адским пламенем. Он смотрел не на Изабеллу, а на командира. Запоминал каждую черту, каждый блеск доспеха.

— Он умрет, — проговорил дворецкий тихо, без интонаций. Как констатацию факта. — Медленно. Будет молить о смерти. Но это потом. Сейчас… Что мы можем, Видар? — он повернул ко мне свое бледное лицо. — Ты говорил о путях через тени. О силе. Есть ли она у тебя сейчас? Хоть капля? Чтобы… отвлечь? Ослепить? Хоть что-то?

Я закрыл глаза, ныряя в себя. В ту пустоту, где раньше клокотала мощь серого источника. Остатки. Жалкие крохи. Пыль от костра. Хватит ли на что-то большее, чем испугать птиц? На создание иллюзии? Туман? Шум? Но риск… Если я выдохнусь полностью здесь, путь для троих станет невозможен. Навь не прощает слабости.

Открыл глаза. Вивиан смотрела на меня. Не с надеждой. С отчаянием. С мольбой. Изабеллу уже поволокли в сторону от пленных, к коновязям. Командир вытирал лицо, отдавая приказы. Собирались уходить? Увозить добычу?

Я вдохнул. Воздух пах дымом и… безнадежностью. Но сдаваться было нельзя. Не сейчас.

— Попробую, — проскрежетал я, чувствуя, как ненависть к Альберту, к этой империи гнили, подпитывает последние искры во мне. — Но будь готов, Рудольф. Когда начнется… нам придется бежать. Не оглядываясь. Найти свободное место. Портал открывается не мгновенно — мне нужно будет время, понимаешь?

Дворецкий кивнул, его рука уже лежала на эфесе меча.

— Бежать. Но запомнить. Всех.

Вивиан молча сжала мою руку. Ее пальцы были ледяными.

Я снова закрыл глаза, отсекая крики, запах гари, страх. Искал внутри ту холодную, древнюю связь с миром за гранью. Тихо звал Тени. Не на бой. Не на убийство. На обман. На миг. Прося, моля, заклиная последними крупицами силы.

«Хотя бы туман… — пронеслось в голове. — Хотя бы шум в лесу… Отвлеките их…»

Из последних сил, вытягивая из себя все до капли, я начал плести паутину иллюзии, обращаясь к холодным духам Нави, что всегда витают рядом с местами горя и смерти, вестникам Мораны. Их здесь, над пепелищем и страданием, было в избытке. Осталось только до них достучаться. И услышал мир давно забытую молитву. Молитву злую, на крови замешанную. Призывал я на помощь стражей Нави, дабы покарать недостойных. С мой распоротой руки капала кровь на землю, из рта вырывались слова, древние как сам мир…

Мара-Морена, Владычица Тайной Нави!

Темная Мать, Зимняя Царица, Пряха Смертных Нитей!

Склоняю главу пред Твоей Непостижимой Силой,

Пред Вечным Покоем, что за Твоей Гранью.

Не страхом взываю, но нуждою великою,

Бедою, что грозит Роду нашему, детям твоим.

Мара-Морена! Хранительница Холода и врат Смерти!

Внемли мольбе моей, услышь зов сердца!

Не о смерти взываю, но о Защите Живых,

О силе Твоей, что границы стережет.

Молю Тебя, Мать Суровая:

Дай силу Охранникам Твоим, Стражам Твердынь Навьих,

Духам Предков могучим, что у Трона Твоего стоят!

Пусть их тень встанет щитом между нами и злом лютым,

Пусть их древняя мощь устрашит супостата.

Не для нападения их зову,

Но для защиты верящих в тебя!

Да обернутся они тучей вороньей, мглой непроглядною,

Стужей леденящей, что волю врагу сковывает.

Да шепчут они страх в уши недругам,

Да отвратят стрелы их и мечи от нас.

Мара-Морена! Прими молитву сию,

Как дань Тебе, Властительнице Тайн.

Не нарушу я Покоя Твоего Царства,

Лишь о Защите Жизни в час смертной нужды молю.

Да будет Воля Твоя! Слава Маре-Морене!

Слава Духам Предков и Стражам Навьим!

И услышана была молитва моя, мой зов. И встала тень за моей спиной. И потянуло ледяным холодом. И открылись врата Нави. И дрогнула живая земля от поступи мертвых…