Инъекция безумия

Глава 20. Пепел и море

Внезапно дверь распахнулась с такой силой, что я вздрогнула всем телом. В комнату ворвалась Сиян — её лицо было искажено паникой, глаза дико блестели. Она бросилась ко мне, её пальцы судорожно заскользили по узлам на моих запястьях.

— Тише! — прошептала она, дыхание её было прерывистым. Я почувствовала, как её руки дрожат.

— Что... что ты делаешь? — мне с трудом удалось выдавить из себя.

— Грейсон отошел, но ненадолго. Слушай, ониживы! — в её голосе звучала истеричная радость. — Элай и Леон! Они выбрались до взрыва!

Слёзы хлынули из моих глаз, смешивая облегчение с новым страхом. Живы!

— Но... логово... взрыв...

— Взорвалось, да, — Сиян яростно дёрнула узел, и я почувствовала, как верёвки ослабевают. — Элай вышел на связь! По нашему старому, зашифрованному каналу... который знали только мы двое! Они идут сюда! Сейчас! Грейсон не знает — он уверен, что они мертвы. И это... это единственное, что их пока спасает.

Она нащупала последнюю петлю на моих запястьях и дёрнула — руки освободились! Кровь хлынула к онемевшим пальцам, вызывая мурашки и боль. Сиян тут же опустилась на колени, её дрожащие пальцы лихорадочно возились над узлами на моих лодыжках.

— Как ты смогла... связаться? Он же... — я не могла поверить. Это была ловушка. Должна была быть.

— Рация охранника... пока Грейсона не было здесь... я рискнула, — её слова вырывались торопливыми порывами. — Только адрес сектора... и что ты здесь. Он понял. Сказал: «Держитесь». Они близко, Лэйн! И скоро будут здесь!

Из глубины халата она вытащила металлический цилиндр — холодный, отполированный до зеркального блеска. Внутри, за толстым стеклом, мерцала голубоватая жидкость.

— Возьми это! Настоящий стабилизатор. Я... я успела доделать. Грейсон не знает. Дай его Элаю! Скажи... — Она вложила холодный предмет мне в дрожащую ладонь, заставляя сжать пальцы. — Скажи ему... пусть сдержит обещание... Спасет Мэйли... Пожалуйста... — Голос её сорвался, в глазах стояли слёзы. — Я больше не могу...

В этот момент за дверью раздались дикие крики, топот тяжелых ботинок, лязг оружия и оглушительные выстрелы. Затем — сокрушительный удар по металлической двери.

Сиян вскочила на ноги, её лицо побелело.

— Думаю это ОНИ! — прошептала она, бросая взгляд на дверь.

Последний узел на лодыжках поддался. Я вскочила на ноги, едва удерживая равновесие.

После дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял один из охранников Грейсона. Его взгляд мгновенно сфокусировался на нас: на мне, уже свободной, и на Сиян, стоящей рядом. На верёвках, валяющихся на полу. На панике на наших лицах.

— Предательница! — рявкнул он, его рука молниеносно рванулась к кобуре на поясе. Пистолет уже был наведён. — Грейсону доложу! Стоять!..

Я не думала. Только действовала. Оттолкнувшись от стула, я бросилась на него, как зверь. Мы рухнули на пол. Его пистолет выстрелил в потолок, осыпая нас штукатуркой. Я впилась пальцами в его руку, другой ладонью — в горло. Он был сильнее, но моя ярость придавала нечеловеческую силу. Мы катались по полу, он пытался придушить, я — вырвать пистолет. В какой-то момент мои пальцы нашли спусковой крючок его оружия, зажатого между нашими телами. Глухой хлопок. Его тело дёрнулось, хватка ослабела. Я вырвалась, откатилась, сжимая теперь уже мой пистолет, тяжелый и липкий от пота.

Подняв голову, я увидела Сиян. Она стояла, прислонившись к стене, чуть поодаль. На белом халате, чуть ниже ключицы, расплывалось алое пятно. В ткани зияла небольшая, но смертельная дыра, из которой обильно сочилась кровь. Но её лицо... было удивительно спокойным. Она смотрела на меня.

— Сиян... — мой шёпот звучал чужим. Я бросилась к ней, поскользнувшись на крови охранника.

Её голова упала мне на плечо, дыхание было хриплым. Я отвела её лицо — на губах выступила алая пена, окрашивая бледную кожу.

— Нет... Нет, Сиян! Держись! — мой шёпот превратился в хриплый стон, почти вой. Я прижала ладонь к ране, чувствуя, как тепло её жизни сочится сквозь пальцы, а моя собственная беспомощность душит меня, как удавка.Нет, нет, нет! Не так! Не сейчас!

Глаза, уже мутнеющие, нашли мои. В них не было страха. Только просьба. Глубокая, как пропасть.

— Лэйн... — её голос был тише шелеста падающего листа. — Стабилизатор... Элаю... Спасёт... Мэйли... Обещай...

Она медленно сползла по стене, и я опустилась вместе с ней на колени, не в силах ничего сделать, кроме как быть ей последней опорой в уходящей тьме. Её тело стало невыносимо тяжёлым.

— Спаси... её...

— Обещаю! — вырвалось у меня, голос сорвался на крик. — Клянусь тебе, Сиян! Клянусь! — В этом крике был не только обет, но и отчаяние, и ярость, и осознание страшной истины: я не смогла её защитить, когда она защищала меня.

Последний хриплый выдох, легкая дрожь — и она затихла. Совсем. Голова безвольно склонилась. Тишина в комнате стала оглушительной. Громче выстрелов за дверью. Громче моего бешеного сердца. Передо мной лежали два тела: охранник, убитый мной, и Сиян, отдавшая за меня жизнь.

Тяжёлый, медный запах крови заполнил рот и нос, встал комом в горле. Сиян мертва. Я убила человека. Мысль пробилась сквозь туман, как лезвие. Но крики и лязг за дверью врезались в сознание, напоминая: бездействие убьет снова. Стиснув зубы, заглушая подкативший ком тошноты, я рванула ремни бронежилета с охранника и натянула на себя — тяжёлый, неудобный, пахнущий чужим потом и порохом, но необходимый щит. Сунула стабилизатор глубоко во внутренний карман броника, к груди — как залог невыполненного долга защиты. За Мэйли. Это всё, что я могу для тебя теперь, Сиян. Сжала оружие, ощущая шершавость рукоятки.

Им нужна была помощь против Грейсона — обезумевшего лидера «Феникса».

Я должна была сражаться. За Элая. За Мэйли. За своё право выжить.

Пистолет я держала крепко, знакомым хватом. Полицейский инстинкт, казалось, умер вместе со старой Лэйн Картер. Теперь стреляла и убивала Лэйн, у которой отняли всё, кроме воли к жизни и мести.

Я прижалась к холодному бетонному косяку двери, ведущей в основной коридор бункера. Хаос был там. Люди Грейсона—его крысы—метались, кричали что-то в рации, бежали на звук самого ожесточенного боя—гулкие автоматные очереди, крики боли, сокрушительные удары.

Я выбирала цель. Не каждого подряд. Того, кто преграждал путь. Того, кто нёс оружие к главному очагу сопротивления. Я стреляла короткими, точными очередями. Двигалась от укрытия к укрытию—бетонные выступы, разбитая техника, ящики.

Каждый выстрел был посвящен Сиян. Каждое движение—шаг к Элаю. К Грейсону. Я искала его.

Кислый привкус страха смешивался с медью крови во рту.Сосредоточься, Картер.

В метре от меня отлетела пуля, осыпая лицо острой крошкой. Я высунулась на долю секунды—метрах в десяти охранник прицеливался в сторону основного боя.Чистая цель.Короткая очередь—два выстрела в центр массы. Он рухнул.

Я рванулась к следующему укрытию—груде разбитых ящиков. Нога подвернулась на скользком, я чуть не упала, схватившись за острый край. Боль пронзила ладонь.

— Чёрт! — вырвалось сквозь стиснутые зубы.

Но я уже видела его—Грейсона. Он стоял в тени за массивной колонной коммуникаций. Его маска обычного тренера «Грея» спала, обнажив истинное лицо: расчётливое, холодное, а теперь ещё и искаженное бешенством проигравшего. Его империя рушилась, его люди гибли, и его враги стояли перед ним.

Дверь в дальнем конце коридора с грохотом вылетела с петель, от удара чем-то тяжёлым. В клубах дыма и пыли ввалились фигуры.

Элай. Он шатался, лицо в саже и крови, рука прижимала бок, где темнело пятно. Но он был на ногах. И его глаза... Они горели. Красным. Но не безумным, слепым светом монстра. Это был огонь ярости, сосредоточенности, боли. Он искал меня.

Рядом, опираясь на плечо коренастого бойца в потёртой форме «Шторма», ковылял Леон. Бледный как смерть, перевязь на плече промокла кровью, но в его здоровой руке был пистолет, и взгляд, устремленный вперед, был холодным и неумолимым.

Наши глаза встретились. Всего на мгновение.

Взгляд Элая—облегчение, тревога, немой вопрос.

Мой—надеюсь, ответил:Жива. Готова.

Леон лишь скользнул по мне ледяным оком, оценивая, и кивнул в сторону глубь бункера.Действуй.

И тогда Грейсон двинулся. Из тени за колонной. Его взгляд метнулся от Элая к Леону, полный ненависти. А потом упал на меня. На ту, что осмелилась сопротивляться. Которая была причиной провала. Которая только что убила его человека. В его глазах вспыхнуло чистое, нечеловеческое безумие. Он поднял руку. В ней был не пистолет. Компактный автомат. И ствол его был направлен... не на Леона, не на Элая. На меня.

Время замедлилось. Чёрная точка дула была единственной реальностью. Палец Грейсона сжимал спуск. В голове пронеслись не картинки, а ощущения: тепло крови Сиян на моих руках, ледяная дрожь Элая в приступе мутации, унизительная хватка Леона. Страх. Боль. Потери. И чистая, белая ярость.За всё. За всё, что он отнял. За всё, что он мог отнять ещё. Это был не просто выстрел. Это был приговор. Его и моей старой жизни. Мышцы запомнили стойку. Я вскинула пистолет, поймала мушку на его силуэте. Дыхание замерло. Курок ушел назад плавно, как во сне.

Выстрел.

Один. Точный. Громкий в внезапно наступившей тишине.

Пуля ударила Грейсона чуть выше переносицы. Его голова резко дёрнулась назад, будто кто-то невидимый рванул за невидимые нити. Безумие в глазах сменилось шоком, непониманием. Как? Автомат выпал из его ослабевших пальцев, грохнувшись на бетон. Он пошатнулся, его взгляд, уже мутнеющий, все ещё был устремлён на меня. Полный ненависти и... удивления?

Ты не ожидал, что проиграешь. Что твоя месть обернётся вот этим — пулей в лоб от той, кого считал слабой.

Потом его колени подогнулись, и он рухнул вперёд, как подкошенный.

Тишина.

Она оглушила меня громче любого выстрела. Я опустила пистолет. Рука дрожала так сильно, что казалось, оружие вот-вот выскользнет из пальцев.Я убила его. Осознанно. Холодно. Месть свершилась. Пустота сменила ярость. В ушах звенело.

— Чисто! — крикнул кто-то из бойцов Леона, прочёсывая дальние углы.

Бой стихал. Последние сопротивлявшиеся сдавались или добивались.

— Девчонка!

Я резко обернулась. Один из бойцов Леона выводил из боковой двери хрупкую фигурку.Мэйли.

Она была бледной, как мел, глаза — огромные, наполненные слезами. Дрожала, но шла сама.Живая. Не тронутая.

Камень свалился с души.Сиян… мы спасли её.Твоя жертва не напрасна.Я хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Просто кивнула. Боец, понимающе склонив голову, увёл девочку в сторону, пытаясь её успокоить.

И тогда я увидела Элая.

Он стоял, прислонившись к стене, одной рукой сжимая бок, где темнело кровавое пятно. Его лицо было искажено гримасой боли, зубы стиснуты так сильно, что казалось, вот-вот треснут. Но хуже всего были глаза.

Они горели.

Красным, адским светом, пульсируя, как раскалённые угли. В них бушевала буря — мутация, боль, ярость.Он терял контроль.

— Элай! — я рванулась к нему, забыв про усталость, про дрожь в ногах, про всё.

Мои пальцы судорожно полезли во внутренний карман броника. Шприц. Голубоватая жидкость внутри мерцала, как живая.

— Держись!

Его взгляд, полный боли и борьбы, встретился с моим. В нем был вопрос, доверие, отчаянная надежда.

— Рука! Дай руку! — закричала я, хватая его дрожащее предплечье. Вены прятались под напряженными мышцами, кожа была влажной от пота.Где же?..

Наконец, под локтевым сгибом—синяя жилка.

И я вонзила иглу. Нажала поршень до упора.

Голубая жидкость исчезла в его вене.

Он замер.

Весь.

Дрожь прекратилась. Он вдохнул полной грудью, как ныряльщик, вынырнувший из глубин. Глаза его закатились на секунду, потом снова открылись.

Красные.

Все те же пронзительные, странные глаза. Но безумие ушло. Адский свет погас, сменившись знакомой усталостью, болью, но и—ясностью. Человеческой ясностью.

Он слабо улыбнулся. Его пальцы — холодные, но сильные — накрыли мою руку, всё ещё сжимавшую пустой шприц.

— Чувствую… — его голос был хриплым, но твёрдым. Он посмотрел на шприц, потом — в мои глаза. — Работает… Лэйн…

Он сделал ещё один глубокий вдох, и в этом вздохе было столько облегчения, что у меня самой подкосились ноги.

Я провела ладонью по его щеке. Слёзы — горячие, солёные — катились по моему лицу сами.

Сиян… спасибо… Ты спасла его.

Я обернулась. Леон стоял над телом Грейсона. Он не попирал его ногой, не ликовал. Он просто стоял. Смотрел на труп человека, уничтожившего его империю — человека, в чьих жилах текла кровь убийцы его сына. На его лице не было ни торжества, ни скорби. Только пустота. Глубокая, бездонная пустота, как кратер после взрыва. Он добился мести. И в этом не было ничего, кроме пепла.

Его ледяной взгляд скользнул по Элаю (стоявшему теперь чуть устойчивее, с ясными, хотя и красными глазами), по мне, по перевязанной Мэйли, которую осторожно поддерживал один из бойцов Леона. Короткий, едва заметный кивок. Признание? Конец.Его война закончилась.А мы же были просто тенями, выжившими на его поле боя.

Он развернулся и пошёл прочь, опираясь на своего человека. Не оглядываясь. Просто растворился в дыму и тенях коридора, как призрак собственного прошлого.

Мы с Элаем остались стоять среди руин.

Тело Грейсона у наших ног казалось внезапно меньше, почти ничтожным. Символ сожженных мостов обратился в пепел. В кармане броника, у самого сердца, давил пустой шприц — не просто последний дар Сиян, а исполненный обет. В углу, прижатая к стене бойцом, всхлипывала Мэйли — хрупкий росток чистоты, пробившийся сквозь адский бетон.

И тогда рука Элая нащупала мою. Не просто поддержал, а притянул к себе, сплёл наши тела в единый узел выживших. Его пальцы, холодные и дрожащие от истощения, вцепились в мои, как якорь в шторм. Я чувствовала под ладонью его спину — шрамы битв, влажные повязки, упругие мышцы и жар — жар живого, дышащего человека, который вернулся. Мы стояли, слитые воедино, вдыхая воздух, пахнущий порохом, кровью, бетонной пылью и...

...первым глотком свободы? Нет. Свобода пахнет иначе. Это был запах окончания. Окончания войны Леона. Окончания охоты на монстра. Окончания Лэйн Картер и Элая Блэкторн.

Наши старые жизни лежали здесь. Они сгорели дотла в огне «Шторма», захлебнулись в крови этого бункера.

Но когда я посмотрела в глаза Элая — уже не безумные, просто усталые и странно-красные — я увидела в них не страх перед будущим. А решимость. Ту же, что пульсировала и во мне — не просто выжить, а жить.Жить дальше.

Мы перешагнули точку невозврата. Навсегда.

Позади осталось пепелище. Впереди — море. Безграничное, неизвестное, пугающее.

Но мы пойдём по нему. Не как беглецы — как те, кто вырвал свою жизнь из пасти гибели.

Вместе.

И в этой пугающей безбрежности, в нас теплиласьвозможность. Возможность начать. Возможность быть просто Лэйн и Элаем. Какими бы они ни стали.