Инъекция безумия

Глава 8. Искры ревности

Элай

После вчерашнего ухода Лэйн я не находил себе места. Каждое её слово, каждый взгляд, пропитанный болью и непониманием, жгли изнутри, словно раскалённые угли. Её слезы и обвинения — ты остался из-за Сиян — эхом отдавались в пустоте, что образовалась в груди. Она ошибалась. Ошибалась так страшно. Правда была куда мрачнее и опаснее. Я стал угрозой. Бомбой замедленного действия, тикающей в самом сердце того мира, который я когда-то защищал. И больше всего — для неё. Для Лэйн. Это место, эта стерильная лаборатория, — не прихоть, не слабость. Это моя последняя и отчаянная надежда хоть как-то обуздать чудовище внутри, вернуть себе человеческий облик. Если, конечно, это вообще возможно…

Я разглядывал затягивающуюся рану на плече — место, куда вошла её пуля. Регенерация ускорилась до пугающих пределов — единственный, зловещий плюс от этой проклятой вакцины. Сжав зубы до хруста, я поднялся с койки, нарушая все запреты Сиян. Тело отозвалось слабостью, но адреналин гнал кровь быстрее.

Подойдя к узкому, забранному решеткой окну, я опёрся ладонями о холодный подоконник. И увидел, как во внутреннем дворе логова Вальтера, под тусклыми фонарями копошились люди. Они грузили в чёрный, без окон фургон тяжёлые, обшитые металлом ящики. Любопытство распирало меня — что же может находиться внутри? Оружие? Доказательства чьих-то исчезновений? Старая полицейская привычка, глубоко въевшаяся в подкорку, приказала проанализировать ситуацию. Настойчивый голос в голове звал взяться за дело, докопаться. Но вскоре пришло осознание: больше я не могу заниматься расследованием. Ведь теперь я сам стал тем, кого когда-то ловил.

Дверь распахнулась без предупреждения, нарушив гнетущую тишину палаты.

— Опять на ногах? — холодный голос Сиян заставил меня резко обернуться. Она стояла в дверях, скрестив руки на груди. Белый, безупречно чистый халат, медицинская маска, спущенная на подбородок, открывала её тонкие, поджатые губы — всё такое знакомое, но теперь дышащее чуждой враждебностью.

— Ты знаешь, я никогда не был образцовым пациентом, — буркнул я, с усилием отрываясь от окна, от вида фургона, увозящего тайну.

— Ты не изменился. Все такой же упрямый, — сказала она, подойдя ближе ко мне.

— А ты всё так же любишь играть в молчанку, как и раньше, — парировал я, ощущая знакомый, но теперь чуть искаженный запах её духов — нежный жасмин, перебитый резкой нотой спирта и чем-то ещё… химическим. Запахом этого места.

Она проигнорировала колкость, словно не услышав. Без лишних слов направилась к своему столу, заставленному пробирками и медицинскими приборами.

— Ложись. Нужно поставить капельницу, — произнесла она, уже набирая прозрачную жидкость в шприц. Голос был ровным, лишенным эмоций.

Я молча подчинился, тяжело укладываясь на жёсткую койку. Глупое доверие к ней, остаток чего-то давно умершего, всё ещё шевелилось где-то внутри, заставляя не сопротивляться. Теперь мы не просто бывшие, чьи пути разошлись. Мы враги по разные стороны баррикад, объединённые этим проклятым экспериментом. Старая поговорка «держи друзей близко, а врагов ещё ближе» приобрела зловещий, буквальный смысл. Чтобы выбраться отсюда, чтобы спасти Лэйн от когтей Вальтера, придется играть по их правилам. По крайней мере, пока…

Игла плавно, почти безболезненно вошла в вену. Я поймал её взгляд, пытаясь прочитать хоть что-то за маской безразличия:

— И долго я буду лежать здесь?

— Ещё пару дней, — ответила она, поправляя капельницу.

Каждый час в этой стерильной клетке, под мерный стук капельницы, казался вечностью. Особенно бесило осознание, что пока я лежу здесь, беспомощный, Лэйн вынуждена общаться с Леоном. Ужинать с ним. Подчиняться его прихотям. Вчерашний её образ в том красном платье, с яркими губами и распущенными волосами, до сих пор стоял перед глазами, вызывая волну ярости, смешанной с мучительной ревностью. Её уверения, что ничего не было, лишь слегка притупили клыки подозрения, но расслабляться было нельзя. Совсем.

Вчера ужин… сегодня обед… а что завтра?— мысль заставила меня нервно мотнуть головой, пытаясь стряхнуть навязчивые картинки.

— Голова болит? — Сиян следила за мной пристальным взглядом.

— Да, немного, — соврал я, отводя глаза к потолку.

— Потерпи. Капельница скоро подействует. Дай осмотрю рану.

Её пальцы, холодные в тонких латексных перчатках, осторожно сняли повязку. Прикосновение было профессиональным, без лишнего давления. Но затем ладонь неожиданно скользнула ниже, по моей груди, задержавшись чуть дольше необходимого. Я резко схватил её за запястье:

— Что ты делаешь?

— Я просто… — начала она.

— Больше так не делай, — прорычал я и рывком отпустил её руку, чувствуя, как по венам побежал знакомый, опасный жар.

Закончив обработку раны, Сиян молча вышла, оставив меня одного с ненавистным звуком капельницы и нарастающим беспокойством. Пальцы нервно выбивали дробь по металлическому каркасу койки. За окном давно сгустились сумерки, а Лэйн всё не приходила. Когда жидкость в капельнице закончилась, я, не раздумывая, выдернул иглу из вены, игнорируя алые капли, выступившие на коже.

В коридоре за дверью наконец зашуршали шаги. Я приподнялся на локте, сердце бешено заколотилось в предвкушении увидеть её, но в дверном проёме возникла Сиян.

— Ждал свою подружку? — в её голосе прозвучала ядовитая, едва уловимая насмешка.

Я не стал подтверждать её догадки и просто промолчал. Она подошла ближе, остановившись у койки.

— Зачем выдернул иглу? — спросила она, глядя на капли крови на моей руке.

Я продолжил молчать, уставившись в стену. Разговор с ней был последним, чего мне хотелось.

— Думаю, твоя подружка сегодня не придёт, — продолжила она, наслаждаясь паузой. — Она вчера потеряла сознание после вашего…трогательного воссоединения. — Яд капал с каждого слова.

Сердце сжалось.

— Что? Она в порядке? — вырвалось у меня.

Сиян лишь презрительно приподняла тонкую бровь:

— Наверное. — Она сделала шаг ближе, нависая надо мной. Я снова почувствовал этот коктейль запахов — спирт, лекарства, её духи. — Если хочешь её видеть, могу попросить разрешения у Леона.

Её тон, с намёком на то, что теперь нужно было просить разрешения, заставил мою кровь вскипеть. Я резко схватил её за предплечье:

— Ты играешь с огнём, Сиян.

Она даже не дрогнула. Лишь бросила спокойный, оценивающий взгляд на мою руку, сжимающую её:

— Посмотри на себя, Элай, — прошептала она. — Ты и есть самый опасный огонь здесь. Самый непредсказуемый. — Она слегка дернула рукой, и я машинально ослабил хватку. — Я поговорю с Леоном.

Когда дверь закрылась за ней, я с диким рёвом ударил кулаком по стене рядом с койкой. Штукатурка с треском осыпалась, оставив вмятину.

* * *

Через неопределенное время, казавшееся вечностью, дверь снова открылась. Охранник, тот же угрюмый громила, буркнул:

— Босс разрешил. Но ненадолго. Идём.

Он повёл меня по длинному, полутемному коридору. Его тень причудливо изгибалась на стенах под мерцающим светом редких аварийных ламп. Он остановился у массивной двери, кивнул на неё:

— Десять минут.

Я осторожно зашёл в комнату. Тишина здесь была иной — не гнетущей, как в лаборатории, а… спокойной. Тёплой. Слышалось лишь её ровное, глубокое дыхание. Комната оказалась просторнее и уютнее, чем я ожидал — мягкий ковёр, дорогая мебель, приглушенный свет ночника. Какая-то часть во мне невольно сжалась от ревности — Леон обеспечил её комфортом, пока я гнил в больничной палате. Но другая часть была просто рада видеть, что она в тепле и безопасности. Насколько это возможно здесь.

Лэйн лежала на широкой кровати, укрытая легким покрывалом. Её светло-русые волосы, обычно собранные в строгий хвост или пучок, были раскиданы по белоснежной подушке. В нежном свете ночника её лицо казалось неестественно бледным, почти прозрачным. Длинные ресницы слегка дрожали, отбрасывая тени на щеки — будто ей снился кошмар. Я осторожно присел на край кровати, стараясь не потревожить сон. Но не удержался и провёл пальцами по её волосам — они были мягкими, но пахли чужим, цветочным шампунем, а не тем цитрусовым ароматом, который всегда исходил от неё.

Я поправил непослушную прядь, зацепившуюся за угол её губ. И в этот момент мой взгляд упал на шею, чуть ниже линии волос, там, где кожа была особенно нежной. Тёмный, отчетливый след. Засос.

Кровь ударила в виски с такой силой, что мир на мгновение поплыл. В ушах зазвенело, зрение заволокла знакомая, густая красная пелена. Тело налилось свинцом и огнем одновременно.

Он посмел… — мысль пронеслась, как нож, разрезая последние нити контроля.

Мои зубы сжались так, что челюсть затрещала. Яркая, первобытная ярость требовала одного — стереть это. Сжечь дотла. Заменить своим. Пометить.

Не думая, не рассуждая, движимый слепым инстинктом собственника я наклонился к её шее. Мои губы приникли к ненавистной метке Леона. Я ощутил под губами тепло её кожи, едва уловимый ритм крови под тонкой веной — и этот пульс лишь разжёг мою ярость.

—Ты моя, — прошептал я, губами, зубами, всем существом впиваясь в неё, стирая чужое клеймо, оставляя своё. Глубже. Ярче.

Лэйн вздрогнула во сне, слабо застонала, но не проснулась. Я чувствовал, как под моими губами учащенно бьётся её пульс, как дрожит её тело.Моя. Только моя.

Когда я наконец отстранился, на её шее красовался свежий засос — мой, который полностью перекрыл чужой. Глубокий, неистовый. Я провёл большим пальцем по новой метке и довольно улыбнулся своей маленькой победе над Леоном.

Дверь скрипнула, нарушая тишину.

— Время вышло, — раздался безразличный голос охранника.

Я медленно поднялся, задержав взгляд на её безмятежных чертах. Губы сами собой сложились в беззвучное обещание:Разберусь. Со всем.И с ним в первую очередь. Кулаки сжались сами собой, оставив на ладонях кровавые полумесяцы.

* * *

За дверью, в полумраке коридора, кроме угрюмого охранника, меня ждал Леон собственной персоны. Его высокий, мощный силуэт казался ещё массивнее в мерцающем свете аварийных ламп, отбрасывая огромную, зловещую тень на стену. Он стоял, слегка прислонившись к косяку, руки были в карманах дорогих брюк. Я двинулся вперед — и вдруг реальность взорвалась алым. Перед глазами поплыл тот самый кровавый туман, превращая мир в размытое полотно ненависти. Где-то на грани сознания рвалась наружу дикая, неконтролируемая ярость, готовая смести все на своем пути.

— Ты... — мой голос сорвался на низкий, звериный рык.

Но охранник тут же упёрся мне в бок холодным стволом пистолета. Леон лишь поднял руку в успокаивающем жесте, будто усмиряя строптивого пса:

— Я бы на твоём месте не советовал поступать так опрометчиво, Элай, — его голос был мягким, почти ласковым. — Разве ты хочешь неприятностей для Лэйн? Представь, что с ней может случиться, если ты… потеряешь контроль прямо здесь. Опять.

Я с усилием отвёл взгляд в сторону, пытаясь сосредоточиться на счёте, чтобы сдержать бушующую внутри бурю.Десять. Девять. Восемь…Каждое число давалось с трудом, сквозь гул в ушах.

— О, как трогательно, — Леон склонил голову набок, изучая меня. — Ты даже не осознаешь, как меняешься прямо сейчас, на глазах. Она чувствует это, знаешь ли? — его губы растянулись в ледяной, безжалостной улыбке. — Её сердцебиение учащается, кожа покрывается испариной… Она пахнет страхом, когда ты рядом. Разве так пахнет настоящая любовь?

Эти слова впились в меня острее ствола, упёртого в мой бок. Мои пальцы непроизвольно сжались, а ногти до крови впились в ладони. Кажется, он добивался того, чтобы я окончательно сорвался. Хотел унизить. Доказать, что я — монстр.

— Вы удивительно похожи, — продолжал он, делая шаг ближе, не боясь. — Оба такие… дерзкие. Непредсказуемые. Опасные для самих себя.

— Заткнись! — из моей груди вырвался низкий, хриплый рык, больше похожий на звериный рёв, чем на человеческую речь. Голос, казалось, сотряс стены, отражаясь ледяным эхом в бетонном коридоре. — Заткни свой поганый рот… которым посмел прикоснуться к ней!

Леон лишь приподнял бровь, наслаждаясь реакцией:

— Уже увидел мою метку? — спросил он почти игриво. — Кстати, она совсем не сопротивлялась.

Что-то внутри оборвалось. Последняя нить. С оглушительным рёвом, не думая ни о последствиях, ни об охраннике, я рванулся вперёд, на него. Охранник не заставил себя ждать. Жгучая, сковывающая боль от шокера пронзила тело сбоку, сотни игл впились в мышцы, сводя их мучительными, неконтролируемыми судорогами. Я рухнул на колени, потом на бок, корчась в немом крике, скованный электрическими тисками.

— В палату, — голос пробился, сквозь нарастающий звон в ушах и собственные хрипы. — Пусть Сиян введёт двойную дозу стабилизатора. Чтобы не буянил.

Сознание гасло, как свеча на ветру. Последнее, что запомнилось — холодный блеск кожи его обуви перед глазами, шёпот в ухо, от которого по спине побежали мурашки:

— Ты ошибка, Элай, — произнёс он, и в его голосе не было злости, лишь расчетливое презрение. — Но я научился извлекать пользу даже из самого отвратительного брака. Не переживай, у меня на тебя… особые планы.