Рим, 202 г. до н. э.
Бреннан припал к каменной стене таверны. В его диком смехе звенело безумие.
— Ещё по одной для всех присутствующих!
Он нашарил в кошельке горсть серебряных динариев и высыпал их на поднос женщины. Её тёмные глаза расширились так, что он мог видеть белок со всех сторон радужной оболочки.
— Но это слишком много! — запротестовала женщина, бросив украдкой взгляд на отца, грузного хозяина таверны в заляпанной тоге[1], которая говорила о его принадлежности к хоть и немытым, но свободным гражданам Рима.
— Он вас всё равно обсчитает, — прошептала она.
Бреннан выхватил поднос у неё из рук и бросил на стол, не обращая внимания на разлетевшиеся во все стороны монеты и чашки. Пьяный воин притянул к себе женщину и заключил в свои объятия. Её полная грудь почти вываливалась из низкого выреза столы[2]. Выцветшая ткань паллы[3] едва прикрывала правый сосок. Это зрелище заставило его ненадолго позабыть про выпивку. Он попробовал сильнее сжать объятья в надежде, что сосок покажется из-под голубой ткани. К сожалению, эта хитрая уловка не удалась.
Бреннан глубоко вдохнул запахи таверны — вино и жареное мясо — и тут же пожалел об этом. Голова пошла кругом.
— Ну как, красавица, есть ли здесь укромный уголок, где мы могли бы уединиться, и у тебя бы появилась возможность заработать ещё серебра? — он с усмешкой схватил её очаровательную округлую попку своими большими ладонями и сжал её. Несмотря на затуманенный вином рассудок он понимал, что это свободная женщина, а не рабыня.
Но на лице женщины застыло недоумение.
— Извините, я не знаю иностранных языков, — произнесла она испуганно, как будто ждала, что он побьёт её за это. Женщина бочком отодвинулась от него и бросилась собирать рассыпанные монеты, отбиваясь от рук жадных посетителей таверны, которые норовили схватить либо монеты, либо бесплатные кружки с вином.
Некоторое время Бреннан озадаченно смотрел на неё, но вскоре осознал, что он, должно быть, говорил на атлантийском, который, к сожалению, был совсем не похож на латынь. Воин говорил на родном языке в пылу битвы и в хмельном дурмане, теряя рассудок.
В последние дни он часто говорил по-атлантийски.
Бреннан услышал бурчание в своем животе и поспешил отвернуться от женщины, чтобы не рыгнуть ей в лицо.
— В д-д-другом месте? Только ты и я? — на этот раз ему удалось выговорить на её языке.
— О! — её лицо прояснилось, она сразу всё поняла. Он, вероятно, был не первый и даже не десятый клиент её отца за последние несколько дней, который хотел уединиться в тёмном уголке с грудастой девкой. Эта мысль заставила его вздрогнуть от отвращения. Но после того как он отпустил женщину и выпил остатки вина из кружки, все плохие предчувствия растворились в бурлящем море опьянения.
Схватив Бреннана за руку, женщина потянула его сквозь толпу пьяных завсегдатаев таверны, которые поднимали тост за своего благодетеля. Он небрежно поклонился, чуть не споткнувшись о чьи-то сандалии, но решительная женщина, очарованная, скорее, его кошельком, чем им самим, твёрдой рукой направила его к задней двери таверны.
— Бреннан, задай ей жару! — крикнул один из его постоянных собутыльников, центурион Сергий. — Она любит, чтобы ей тискали сиськи, когда трахают.
Бреннан снова споткнулся. Навязчивое чувство неправильности происходящего заполнило его пьяный рассудок. Зачем он здесь? Он, один из лучших воинов Посейдона, наконец-то призванный служить в числе избранной элиты, разлагает разум и тело второсортными женщинами и третьесортным вином.
Девица захлопнула деревянную дверь позади них и нащупала его член сквозь тяжёлые складки тоги. Сомнения Бреннана тут же испарились, уступив место похоти.
— Давай-ка посмотрим, какие у тебя есть монеты для бедной невинной девушки, — проворковала она, поджав губы и глядя на него хитро прищуренными глазами, которые уже много лет не были невинными. Затем она ещё сильнее сжала его член.
Бреннан прорычал и обеими руками стиснул её огромные, размером с дыни, груди.
— Я тут подумал, — произнёс он. — Почему бы тебе не задрать юбку и не показать мне, что у тебя там.
Пока он наклонялся к ней, глаза женщины опять расширились, потом стали пустыми, стеклянными, как у рыбы, а затем закрылись. Её голова откинулась назад, а пышное тело обмякло, заставив его потерять равновесие, так что они оба повалились на грязный пол. Врождённое благородство заставило Бреннана перевернуться во время падения, так что он упал на бедро, приняв на себя удар её бесчувственного тела.
— Что ж, прежде я никогда не производил на женщин такого эффекта, — пробурчал Бреннан, обращаясь к стоящим над его звенящей от боли головой амфорам с оливковым маслом, и уставился на женщину с недоумением.
— ТЫ И СЕЙЧАС НА ЭТО НЕ СПОСОБЕН.
Голос прогремел на всю комнату. Бреннан свободной рукой машинально потянулся к кинжалу, но нашел на его месте только пустые ножны.
— ТЫ ДУМАЛ ПОДНЯТЬ НА МЕНЯ ОРУЖИЕ?
Теперь голос стал раздраженным. Разум Бреннана начал было проясняться, но огромное количество выпитого за день вина мешало собраться с мыслями.
— Я воин Посейдона, — заявил Бреннан, хотя даже ему было очевидно, как нелепо это звучит в данной ситуации.
— ДА, ТЫ МОЙ ВОИН. ХОТЯ ОСТАЛЬНЫЕ БОГИ ЗАСМЕЮТ МЕНЯ, ЕСЛИ ЭТО ГДЕ-НИБУДЬ ВСПЛЫВЁТ.
Miertus[4]! Как же сильно ему снесло башку хмельным цунами, если в пьяном бреду ему кажется, будто он слышит самого бога морей? Бреннан поднатужился, пытаясь подвинуть грузное тело девицы, чтобы встать и встретить это — что бы это ни было — на ногах.
Вспышка серебристо-голубого света озарила тёмную комнату, и внезапно тело женщины исчезло — растворилось, будто его никогда здесь не было. Бреннан вскочил на ноги и зашатался из стороны в сторону. Он едва снова не свалился от накатившего головокружения.
— Что? Куда она…
— ЖЕНЩИНЕ НЕ СЛЕДУЕТ ПРИСУТСТВОВАТЬ ПРИ НАШЕМ РАЗГОВОРЕ. СЕЙЧАС ОНА ДОМА, В ПОСТЕЛИ. ДЛЯ РАЗНООБРАЗИЯ ОДНА, — последовал сухой ответ.
— Но зачем Вы здесь… — Бреннан запоздало осознал, что не проявил должного уважения к богу морей, и рухнул на колени. — О повелитель! Прими мои глубочайшие извинения. Зачем я Вам понадобился?
— КАКИМ ЖАЛКИМ ДОЛЖНО БЫТЬ БОЖЕСТВО, ЧТОБЫ ЕМУ МОГ ПОНАДОБИТЬСЯ ТАКОЙ КАК ТЫ, — прогремел голос. — ТЫ ИСПЫТЫВАЕШЬ МОЁ ТЕРПЕНИЕ НЕПРЕРЫВНЫМ ПЬЯНСТВОМ И РАЗВРАТОМ. САМ ГАДЕС, ВЛАДЫКА ДЕВЯТИ КРУГОВ АДА, ПРОСИЛ ВРУЧИТЬ ЕМУ ТЕБЯ.
— Гадес? — Бреннан силился понять логику морского бога. Колени ныли от удара о каменный пол, голова раскалывалась от грохочущего голоса Посейдона. Физическая боль беспокоила его гораздо больше, чем несчастье быть замеченным Гадесом.
— Гадес что-то хочет от меня?
— ИМЕННО! НЕ СВЯЗАНО ЛИ ЭТО С ДОЧЕРЬЮ СЕНАТОРА? Я ВЕСЬМА ОПЕЧАЛЕН, ЧТО ТЫ, ВЕДОМЫЙ НИЗМЕННЫМИ СТРАСТЯМИ И ЧУВСТВАМИ, ЗАШЁЛ ТАК ДАЛЕКО, ЧТО БОГ ПОДЗЕМНОГО МИРА ЖЕЛАЕТ ТВОЕГО ПРИСУТСТВИЯ.
— Но…
— МОЛЧАТЬ! ИМЕЙ В ВИДУ, Я НЕ ИЗ ТЕХ, КТО БУДЕТ ТЕРПЕТЬ ЖАЛОСТЬ. НИКОГДА! ТЫ ОКАЗАЛСЯ НА САМОМ ДНЕ БЛАГОДАРЯ СВОИМ ЧУВСТВАМ И ЖЕЛАНИЯМ. ПОЭТОМУ Я ОТНИМУ ИХ У ТЕБЯ НАВЕЧНО.
Бреннан пошевелился. Он попытался поднять голову, чтобы снова осмотреться, но бог морей лишь говорил с ним, не показываясь.
— Не сочтите за грубость, но когда Вы говорите «навечно»…
Гром и молния сотрясли комнату, швырнув Бреннана лицом на маслянисто-грязный каменный пол.
— ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ ЕЩЕ РАЗ СПРОСИТЬ И ПРОВЕДЕШЬ НЕСКОЛЬКО ЖИЗНЕЙ, ВЫЧИЩАЯ ЭТУ МЕРЗОСТЬ ЯЗЫКОМ.
Бреннан кивнул, не осмеливаясь и слова молвить, чувствуя, как из раны на голове течет струйка теплой крови, собираясь лужицей под его щекой. Молчать. Заметано.
— ТАКОВО ТЕПЕРЬ ТВОЁ ПРОКЛЯТИЕ: ДО ТЕХ ПОР ПОКА НЕ ВСТРЕТИШЬ РОДСТВЕННУЮ ДУШУ, СВОЮ ВТОРУЮ ПОЛОВИНУ, ТЫ БУДЕШЬ ЛИШЁН ЭМОЦИЙ — ПЕЧАЛИ, РАДОСТИ, ГНЕВА, ВОСТОРГА.
В комнате снова раздался раскат грома. Бреннан запоздало задумался, почему до сих пор никто из таверны не прибежал выяснить, что за буря творится в кладовой. Тем временем бог морей продолжал:
— А КОГДА ТЫ ЕЁ ВСТРЕТИШЬ, ТЫ ОЩУТИШЬ ВОЗРОЖДЕНИЕ ВСЕХ ЧУВСТВ, КОТОРЫЕ БЫЛИ ПОДАВЛЕНЫ МНОГИЕ ГОДЫ, ВЕКА И ДАЖЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ.
Посейдон рассмеялся. В его смехе послышалась неимоверная мощь морских волн и приливов, способная стирать с лица земли целые цивилизации.
— ЕСЛИ И ЭТОГО БУДЕТ НЕДОСТАТОЧНО, ЧТОБЫ СОКРУШИТЬ ТЕБЯ, ТЫ БУДЕШЬ ОБРЕЧЁН ЗАБЫВАТЬ ЕЁ КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА ОНА БУДЕТ ИСЧЕЗАТЬ ИЗ ПОЛЯ ЗРЕНИЯ. ТОЛЬКО КОГДА ОНА УМРЁТ — ЕЁ СЕРДЦЕ ОСТАНОВИТСЯ И ДУША ОТЛЕТИТ — ПАМЯТЬ О НЕЙ ПОЛНОСТЬЮ ВОЗВРАТИТСЯ К ТЕБЕ, ЧТОБЫ ДО КОНЦА СВОИХ ДНЕЙ ТЫ РАСКАИВАЛСЯ, ЧТО НАВЛЁК БЕСЧЕСТЬЕ НА ВОИНОВ ПОСЕЙДОНА.
Бреннан лежал в луже крови и вина, постепенно осознавая всю чудовищность проклятия Посейдона, и не мог ничего ответить. Он был ещё слишком пьян, чтобы полностью осмыслить происходящее.
— Не кажется ли Вам, что это несколько жестоко? — с трудом выговорил Бреннан.
— ГЛУПЕЦ, ОНА ЛИШИЛА ЖИЗНИ СЕБЯ И СВОЕГО РЕБЁНКА. ТОГО, КТО, СУДЯ ПО ПРЕДСКАЗАНИЯМ ОРАКУЛОВ, БЫЛ БЫ МНЕ ОЧЕНЬ ПОЛЕЗЕН.
С последним раскатом грома бог морей исчез, напоследок предупредив:
— ПОМНИ!
Ощущение тяжести, всегда сопровождающее сильных мира сего, ушло. С непривычки Бреннан почувствовал в ушах обжигающую боль. Тепло потекло по ушному каналу, и Бреннану стало интересно, смогут ли целители исправить то, что с ним сотворил сам Посейдон. Но жалость к себе тут же растворилась, сокрушённая тяжестью слов Посейдона. Корелия покончила с собой?
Его затуманенный алкоголем разум не мог этого принять. Этого не может быть! Он бы наверняка об этом узнал. Или нет?
Ребёнок? Его ребёнок? Невообразимая боль от этой мысли разрывала его сознание. Внутри Бреннана всё сжалось, и он принялся кататься по грязному полу. Она покончила с собой и уничтожила его ребёнка? Из-за того, что сделал Бреннан? Нет! Нет!
Нет! Это не может быть правдой. Он предлагал ей жениться, но в ответ получил лишь насмешки. Она даже не упоминала о ребёнке… Но таковы были слова бога. Самого Посейдона!
Ужас от осознания произошедшей трагедии обжёг Бреннана. Он запрокинул голову и в отчаянии заревел, молотя кулаками по холодному камню. Что же он наделал! Что… что…
Что с ним происходит? Боль исчезает, соскальзывает, сползает из его души, как одежда соскальзывала с прекрасного тела Корелии во время их свиданий. Бреннан ощутил внутри отвратительную пустоту, он словно потерял всякую чувствительность. Его душила эта пустота. На мгновение она испытал ужас от незнакомого ощущения, но и это чувство вскоре пропало, а его место заняло бесконечное ничто.
Он поднялся с пола, не обращая внимания на кровь, сочившуюся из многочисленных ран на руках, лице и теле, и сконцентрировался на своих ощущениях, чтобы понять, насколько далеко в его душе и мыслях распространилась пустота.
Он стоял несколько минут, а может часов и искал внутри себя хоть какой-то отголосок тоски по Корелии и их ребёнку или напоминание об ужасе, вызванном проклятием Посейдона.
Ничего! Он не чувствовал ни боли, ни страха. Бреннан не чувствовал ровным счетом ничего, за исключением бескрайней холодной пустыни, простиравшейся в его душе. В душе, которая всего мгновение назад разрывалась от чувств. Бреннан медленно подобрал упавший в грязь кинжал и направился к двери. Он должен вернуться в Атлантиду и понести наказание за свой поступок. Он понял, что нисколько не боится этого.
Похоже, опасения — тоже чувство. Он бесстрастно стал составлять список, что он потерял, хотя совершенно не чувствовал утраты. Похоже, ирония всё ещё при нём. Значит это не чувство, а интеллектуальная способность.
Вложив кинжал в ножны, Бреннан открыл плечом дверь и начал пробираться к выходу из таверны. Надо было срочно найти морскую воду, там будет портал. В таверне стало тихо, и даже самые отчаянные не смели окликнуть его, как будто заметили стыд и бесчестие на его лице. Но, конечно, это было невозможно, ведь Бреннан ничего этого не чувствовал, разве что представлял себе эти чувства, как что-то далёкое, потустороннее.
Значит в Атлантиду. Хотя куда проще прямо сейчас клинком проткнуть себе сердце. Но это слишком лёгкая смерть, он не заслуживает такой милости. По его вине погибла невинная душа и её ребёнок.
Его ребёнок.
Вечные муки — слишком мягкое наказание за то, что он сделал.