— Нет, — возразила она. — В этом не было вашей вины.
Благодаря своему дару Тиернан знала, что он говорил правду или то, что, во всяком случае, считал правдой. Она также понимала, что его восприятие тех событий неправильно. Он почти ни в чем не виноват.
— Вы были дикарем, как и многие молодые люди. Я сама была бы точно такой же, если бы не… если бы обстоятельства сложились иначе. Но та женщина — Корелия — вас использовала, Бреннан. Она сама причинила непоправимый вред себе и своему ребенку, потому что считала себя слишком благородной, чтобы выйти замуж за простого воина.
Он посмотрел на Тиернан, которой показалось, что в его глазах плескалась не только боль, но и проблеск надежды. Слишком много всего ей нужно было осознать, принять и хотя бы попытаться понять. Она его не знала, не могла понять, о чем он думает, но в глубине души хотела помочь Бреннану облегчить незаслуженные вину и боль. Но сейчас не время, да и вряд ли именно она подходит для этого.
А пока что его кровь стекала на ее ковер. С этим она вполне справится. Ее осторожность сменилась сочувствием и каким-то более сильным чувством, которое она пока не хотела анализировать. Тиернан глубоко вздохнула и отпустила дверную ручку.
— Вам нужно перевязать руку, — заявила девушка, направляясь к своему рюкзаку. — У меня есть небольшая аптечка. Позвольте мне промыть рану, а потом мы подумаем, что делать. О, и вы заплатите за этот стул, друг мой. Репортерский бюджет не безразмерный.
Он посмотрел на свои руки и моргнул, как будто до сих пор не сознавал, что поранился.
— Вы разве не слышали меня? Что я сделал? Каковы были последствия? Если у вас осталась хоть капля сострадания, то вы прогоните меня и покончите с этим, — хрипло произнес он, побледнев. — Я не знаю, смогу ли обещать отпустить вас, если вы сейчас же не уйдете.
Она покраснела, вспомнив, что еще он говорил ей, но попыталась не обращать на это внимания. Нужно расставить приоритеты: сначала заняться его рукой, а потом уж волноваться обо всем остальном. Тиернан нашла аптечку и вытащила «Неоспорин» и большой моток клейких бинтов, а затем, на пути в ванную, чтобы намочить тряпочку, она посмотрела на него.
— Я вас прекрасно слышала, даже то, чего вы не сказали. Бреннан, вы пытались поступить правильно, а она вам не позволила. Корелия была эгоисткой, совершившей самое худшее преступление против себя и собственного ребенка.
Тернан вдруг пришла в голову мысль:
— А сколько вам было лет, когда это произошло?
Он наклонил голову.
— Мне было девятнадцать.
Она застыла, одной рукой за кран.
— Девятнадцать? Вы шутите? Вы же сами были еще ребенком.
— Возраст не извиняет моего проступка.
— Нет, но если бы всех тех, кто творили всякие глупости в девятнадцать, проклинали, то мир полетел бы в тартарары, — возразила Тиернан, желая достучаться до него.
Почему ей не все равно? Опустив белую тряпочку под воду, Тиернан вспомнила об еще одном потерянном ребенке, а затем попыталась заговорить сквозь комок в горле, советуя то же самое, что слышала сама от многих в течение двух последних лет:
— Вам следует простить себе то, в чем вы не виноваты. Это непросто, но если вам это не удастся, вы сможете оставить все в прошлом. Если вы не исцелитесь — не сможете жить дальше.
Тиернан остановилась на пороге ванной и сначала посмотрела на Бреннана, а потом на дверь в коридор, взвешивая плюсы и минусы того, что собиралась сделать.
«Пора ответить на последний вопрос, Тиернан: ты остаешься или уйдешь?»
У смотрящего на нее Бреннана четко обозначились морщинки на лице, словно он мог слышать ее мысли и ждал, что она убежит. Она никогда еще не видела такой муки в глазах.
— Я никогда не причиню вам вред, прежде умру, — заявил он, и Тиернан снова почувствовала чистую, сладкоголосую правду вокруг себя, заворачивающую ее в чувственную дымку, исказившую эти пылкие слова. Она убедилась, что он не врет.
— Я знаю, что вы в это верите, этого пока достаточно. Мы нужны друг другу, так что давайте подумаем, как остановить этих ученых. Вместе.
— Вместе, — повторил он, а потом подарил ей улыбку полную ослепительной мужской красоты, что Тиернан едва не передумала. Бреннан был слишком опасно соблазнительным, чтобы ему можно было доверять. А может она не доверяла самой себе? Неужели теперь в ее вкусе роскошные воины с тяжелым прошлым, защищавшие людей?
Видимо это так. Тиернан прошла по комнате и протянула ему тряпочку.
— Очистите эту царапину, а потом мы ее перевяжем. Нам, вероятно, придется выдумать правдоподобную историю, если кто-то спросит…
Он взял у нее тряпочку, и когда его пальцы коснулись ее руки, по ее нервным окончаниям словно ток пробежал, заставив ее вскрикнуть и отдернуть руку. Он поднял голову, прищурился, и снова окинул ее взглядом хищника, учуявшего запах своей добычи.
— Нет, — вдруг сказала она, вытирая мокрую руку о джинсы. — Я не ваша добыча.
— Мне тоже так кажется. Возможно, все наоборот, и ваша добыча — я, — ответил он низким голосом, в котором сквозило веселье, хотя лицо сохранило бесстрастное выражение. Он поднялся, и Тиернан затаила дыхание, вновь осознав, насколько Бреннан высок. Сколько настоящей мужской силы было в этом рослом, мускулистом теле. Она очень рисковала, доверяя ему.
— Я заслужу ваше доверие, — заявил Бреннан, вытягивая вперед раненую руку ладонью вверх.
Тиернан тут же заподозрила что-то неладное, услышав собственные мысли из его уст.
— Вы способны читать мои мысли?
— Нет, но иногда их нетрудно прочитать по вашему лицу, Тиернан Батлер. — Он рассматривал ее, словно пытаясь запомнить черты ее лица. — Я не сознавал, насколько вы прекрасны.
Она снова покраснела и, наложив антибактериальную мазь, стала бинтовать, стараясь, насколько возможно, не касаться его кожи. Она пыталась не замечать, насколько у него крупные, мужественные, элегантные руки, как и все его тело. Тиернан испытала необъяснимое желание завернуться в этот мужской замечательный аромат с примесью соли и моря. Она готова была покататься в нем, как котенок в свежей кошачьей мяте.
Тиернан заставила себя сосредоточиться на текущей задаче — забинтовать его руки, а затем отправилась мыть руки и выбросить упаковки. Он проследовал за ней по комнате и, прислонившись к дверному косяку и сложив руки на груди, пристально наблюдал за всеми ее передвижениями.
— Теперь вы в порядке. И каков же план? Я знаю, что вы сюда приехали под личиной богатого благотворителя, но Рик не…
И тут снова зазвонил телефон, прервав ее на середине фразы, а кто-то постучал в дверь. Запихнув аптечку в открытый рюкзак, она вытащила мобильный. Увидев, что снова звонит Рик, перевела звонок на голосовую почту и направилась к двери. Не успела Тиернан дойти до порога, как Бреннан оказался перед ней и застыл в угрожающей позе. Он двигался так быстро, что она даже не заметила его движения.
— Мы должны еще обсудить, кто осмелился причинить вам боль, — сказал он, проводя по ее шее пальцем, обжигая ее кожу. — И тогда он умрет. Если мне повезет, то за дверью будет стоять именно он.
Бреннан распахнул дверь, и мужчина с другой стороны ввалился в комнату. Он, без сомнения, подслушивал. Тиернан успела притворно вежливо улыбнуться, пока посетитель старался устоять на ногах. В ответ одетый в аккуратно приталенный полосатый костюм гость лишь вздохнул. К несчастью его лысина ярко покраснела, выдавая его досаду, противореча надменному выражению его лица. Значит, перед ними человек. У вампиров не было кровяного давления, чтобы так краснеть.
— Мисс Баум? Трейси Баум? — Он старался не смотреть на Бреннана, который был выше его на целый фут[6]. — Меня зовут мистер Уэсли, я буду посредником между вами и доктором Литтоном. Он хотел, чтобы я обязательно отдал вам репортерский пропуск и расписание, а также ответил на все возникшие вопросы.
Он протянул ей темно-синюю папку. Тиернан приняла ее и улыбнулась своей лучшей улыбкой легкомысленной репортерши, не обращая внимания на то, как Бреннан явно напрягся. Всегда лучше быть полюбезней с «Игорем»[7] безумного ученого. Бреннану придется привыкнуть к ней под личиной, если он намеревается оставаться поблизости.
— Большое вам спасибо, мистер Уэсли. Прошу, называйте меня Трейси. Я с нетерпением жду начала конференции и того, что смогу узнать для статьи. — Она коснулась его руки, как будто говоря по секрету: — Я уверена, что вы мне очень поможете.
Сзади нее Бреннан издал звук, скорее напоминающий… рев? Поразмыслив над тем, удастся ли ей наступить воину на ногу так, чтобы этого не заметил Уэсли, Тиернан решила представить мужчин друг другу. — Это…
— Бреннан. Литтон ожидает меня, — спокойно перебил ее Бреннан. — Когда у нас назначена встреча?
Уэсли забеспокоился, его руки задрожали.
— О, мистер Бреннан, доктор Литтон так рад… такая честь… ух, — он помолчал, закусив губу. — Так взволнован. Да, так и есть, мы все взволнованы тем, что вы решили подумать о возможности дальше финансировать нашу разработку. Мы уже на грани прорыва. Вот увидите, мы…
— Да, я посмотрю, — Бреннан говорил спокойно и, тем не менее, угрожающе. — Я не выдаю так просто грант размером в десять миллионов долларов без веских доказательств. А пока то, что было сделано на мой первый взнос в полмиллиона не слишком впечатляюще.
Тиернан готова была зааплодировать его игре. Он замечательно сжился со своей личиной. Хотя, разумеется, если подумать, то этот мужчина провел очень большую часть своей жизни под прикрытием. Не говорил же Бреннан всем и каждому, что он атлантийский воин. Она все еще ждала позволения Верховного принца Конлана, чтобы поведать об этой истории.
Уэсли не вызвал у нее никакой реакции. Пока что он им не соврал или сказал только то, что считал правдой. Жаль ее дар не без недостатков. Литтон мог рассказать своему ассистенту кучу всякой ерунды. Люди умели прекрасно врать не только друг другу, а иногда и самим себе.
— Ну, да. Но ведь мы не станем обсуждать это в коридоре? Я только зашел, чтобы отдать мисс Баум ее материалы, и… — И тут мужчине пришла в голову мысль о том, о чем ему следовало подумать сразу же. Уэсли прищурился и поморщился. — Я очень удивлен, мистер Бреннан, что вы здесь, в номере журналистки. Мы точно… — Лицо замолчавшего мистера Уэсли странным образом побледнело и позеленело.
Тиернан оглянулась на Бреннана и закусила губу, чтобы не рассмеяться, при виде устрашающего взгляда. Воин прекрасно сыграл холодную надменность «миллиардера».
— Да, ну что же, — Уэсли поправил галстук, тайком ослабляя его из-за того, что ему стало жарко. — Доктор Литтон ответит на все ваши вопросы. Я обязательно сообщу ему, что вы уже здесь.
— Да, передайте ему эту новость, — сказал Бреннан, обнимая Тиернан одной рукой, а другой закрывая дверь прямо перед носом у ассистента доктора Литтона.
Тиернан высвободилась из объятий Бреннана, подождала несколько секунд, затем посмотрела в глазок, убеждаясь, что Уэсли ушел. Затем она повернулась к своему гостю.
— Неужели вам очень надо было пугать этого беднягу?
— Мне нужно поддерживать репутацию. Моя личина — эксцентричный, надменный и очень требовательный миллиардер. — Подойдя ближе, он взял прядь ее волос и позволил им скользнуть между пальцами, одновременно глядя на нее обжигающим взглядом зеленых глаз. — Ему повезло, что я больше ничего не сделал, чтобы его напугать. Когда вы ему улыбнулись, я возжаждал его крови.
Тиернан затаила дыхание, расслышав в его словах чистую правду.
— Бреннан, вы же обещали, что будете себя хорошо вести.
— Обещал, Тиернан, и я постараюсь. Но это не значит, что мне легко сдерживать свои чувства. Забавная ирония, не правда ли?
Стиснув зубы, он развернулся и отошел от нее, шепча что-то себе под нос что-то напоминающее ругательства на незнакомом ей языке.
— Я всё слышу, — заявила она. — Когда все закончится, научите меня ругаться по-атлантийски?
Он застыл и оглянулся через плечо, весело улыбаясь.
— Когда все закончится, я научу вас всему атлантийскому, чего бы вы ни пожелали.
На сей раз покраснела она, осознав значение его слов и представив себе некоторые вызывающие сцены. Но она никогда не достигнет цели, если будет и дальше думать только об одном очень мускулистом и невероятно сексуальном атлантийском воине в обнаженном виде.
— Они сделали свой ход, — Тиернан быстро сменила тему. — Теперь мы пойдем на прием и посмотрим, какие сведения можно почерпнуть от пьяных ученых, которые, надеюсь, не прочь почесать языком.
Он кивнул, но не успел ничего сказать, как телефон Тиернан снова зазвонил. Она не сразу взяла его и включила как раз тогда, когда звонок переключился на голосовую почту. Еще один пропущенный звонок от Рика, которому это не понравится, но он знал, что его сотрудница часто не перезванивала по нескольку часов, а то и дней, если занималась какой-нибудь «горячей» историей.
Слово «горячая» несло в себе очень важный смысл. Засунув телефон в карман, Тиернан посмотрела на Бреннана, подошедшего к ее окну и смотрящего во тьму ночи. Темные курчавые волосы касались воротника его рубашки, притягивая взгляд ниже, к широким, мускулистым плечам и спине, переходящим в красивую талию. О, святая Атлантида, у этого мужчины был замечательный, тугой, идеальной формы зад. Ну почему такие роскошные особи мужского пола либо женаты, либо воины возрастом в две тысячи лет с проклятием в придачу?
Тиернан подняла глаза к потолку, удивляясь своему черному юмору, и тому, как легко она поверила в его рассказ. Девушка давно уже привыкла к невероятным историям, к тому же дар чувствовать ложь помогал ей неимоверно. В последние десять лет людская действительность изменилась почти до неузнаваемости. Сначала мир охватил шок, страх и недоверие к тому, что есть на свете оборотни, вампиры и Бог его знает что еще. Затем люди настороженно приняли правду, а теперь, что опаснее всего, смирились и успокоились. Чудовища как раз на это и рассчитывали. Самые ужасные, самые смертельно опасные.
Но не все из них желали выходить на свет дневной и чувствовать на себе безумное внимание прессы и телевидения. Множество вампиров и оборотней хотели оставаться в тени, быть лишь персонажами легенд, кошмаров и героями паршивых фильмов-ужасов. Но большинство, среди которых были самые могущественные представители видов, выиграли в этом споре и официально заявили о своем существовании.
Тиернан годами обсуждала с коллегами различные предположения о развитии событий, попивая пиво, коктейли «Маргарита», «Космополитен» и мохито, в зависимости от того, что входило в моду. У всех были свои теории, меняющиеся с течением времени, и лишь Тиернан решительно настаивала на своем. Вампиры, в основном, — игроки. То, что они показались людям и старались более менее успешно вписаться в общество, позволило им обзавестись площадкой побольше. Теперь они сражались не за управление отдельными территориями и «овцами», как они называли людей, проживающих в данных регионах, а за страны и королевства, проникали в правительства, мощные промышленные, финансовые центры и медиа службы. В США все зашло намного дальше и быстрее: теперь в Конгрессе появилась третья палата, под названием Праймус, все члены которой были вампирами.
Власть на международном уровне, и почему бы и нет? Намного проще захватить мир, если можно путешествовать по городам в своем собственном корпоративном самолете с затемненными стеклами и добровольными донорами, бывшими либо членами экипажа, либо обычными гостями.
«Арахис, крендельки или первой отрицательной?»
И теперь ко всему прочему появился не такой уж затерянный континент Атлантида, под управлением Бога-тирана, который без достаточных на то оснований проклял одного из своих воинов за трагедию, в которой тот даже не был виноват. Корелия сама обо всем подумала и совершила самоубийство, не поставив в известность Бреннана. Он ничего не знал о ребенке. Тиернан считала это худшим наказанием: узнать об отцовстве и в то же время утратить дитя.
Одна неприятная мысль ее словно молнией в живот шарахнула: а был ли Бреннан отцом того ребенка? Корелия не походила на верную возлюбленную, так что ребенок мог быть от кого-то другого. К сожалению, это вызывало вопросы, на которые не было ответов: неужели Богу дано знать наверняка? Обладал ли Посейдон приспособлениями, определяющими ДНК или просто догадался? Тиернан застонала от того, что не могла о многом спросить Бреннана, не причинив тому еще больше боли.
Воин ей не врал. Он считал, что не причинит ей вреда, что умрет, чтобы защитить ее. Ей следует волноваться только, если он снова обезумеет из-за проклятия, но справиться с ним ей вполне по плечу. Ей нужно только уйти подальше до того, как проклятие вступит в полную силу. В этом случае «с глаз долой, из сердца — вон», приобретало новое значение. Если он ее не увидит, то забудет, и она спокойно продолжит заниматься своими делами.
В одиночестве.
Так даже лучше. Так что она не должна испытывать пустоту внутри при мысли, что Бреннан позабудет о самом ее существовании. Она вырвалась из своих раздумий, когда воин развернулся и поспешно пошел к ней. Так что Тиернан не успела ни подумать, ни убежать, ни вздохнуть, а он уже стоял совсем рядом. Бреннан прищурился и с вызовом посмотрел ей в глаза, словно предлагая попробовать его остановить, а затем обнял ее рукой за талию и притянул еще ближе к себе, пока ее груди не прижались к его твердому и горячему телу. Она ждала его поцелуя, но Бреннан лишь прижался лицом к ее макушке и глубоко вздохнул, словно стараясь запомнить ее запах.
Ощущение его горячего, твердого тела так ей понравилось, что Тиернан едва могла сдержать безнравственный и совершенной ей несвойственный порыв прижаться к нему еще сильнее. В последний раз она была близка с мужчиной несколько месяцев назад, хотя нет, прошло уже больше года. Ее тело протестовало против такого долгого вынужденного воздержания.
И не только это. Жар, охвативший ее руки и ноги, был вызван не столько отсутствием секса как такового, сколько именно этим мужчиной. Он взглядом будто бы раздевал ее и желал взять прямо у стены, не говоря уже о том, что он ей говорил… Что ж, этого достаточно, чтобы пробудить женское сексуальное желание, тем более что сама Тиернан никогда не славилась своей сдержанностью.
Он повернул голову, теплым дыханием обдавая ее ухо, а ее предательское тело задрожало. Тиернан покраснела от стыда. Одно дело, если она захотела спятившего древнего проклятого парня в гостиничном номере, и совсем другое — выдать свои чувства ему.
— Я, руководствовавшийся всю жизнь лишь рассудком, потерял покой и здравый смысл, стоило только увидеть, как вы коснулись руки другого мужчины, — прошептал он. — Я превратился в неандертальца, которому не хватало только пещеры, куда бы затащить вас, и дубины, чтобы защищать от отбившегося от стада покрытого шерстью мамонта.
Она изумленно рассмеялась, несмотря на опасность своего положения.
— А я не могу представить миллиардера и предпринимателя Бреннана в набедренной повязке из шкуры животного, — расслабившись, сказала Тиернан.
Он притянул ее еще ближе к себе и поцеловал в шею, заставив ее задрожать в его объятиях. Она положила руки ему на грудь, хотя и туманно сознавала, как это рискованно. Он был опасен, но сейчас ей было все равно.
— Звук твоего смеха похож на симфонию, возвещающую приход весны в мою долгую пустую зимнюю жизнь, — хрипло заметил Бреннан. — Я не могу понять, почему я борюсь против этой приливной волны эмоций. Неужели отсутствие способности чувствовать столько лет недостаточное наказание?
Тиернан попала в шелковую паутину настоящей чувственности. Звук его голоса, ощущение его дыхания заставляло ее тело зажечься желанием и страстью. Несмотря на то множество журналистских наград, выигранных благодаря красноречию, она не могла сейчас попросить его отпустить ее.
Губы Бреннана коснулись ее шеи, затем он осторожно прикусил зубами мочку ее уха, заставив ее закричать от наплыва желания, от которого ее соски напряглись. Тиернан инстинктивно сжала ноги.
— Я хочу тебя прямо сейчас, Тиернан, — произнес он своим сексуальным голосом, который следовало объявить вне закона на всех семи — ах да, теперь уже восьми — континентах. Правда в его исполнении звучала, как соната. Музыкальный, низкий и мрачно соблазнительный голос, вызывающий у нее желание сорвать его одежду и коснуться руками и ртом его мужской горячей кожи.
Из-за этого она в испуге отшатнулась от него. Сильные, мускулистые руки Бреннана на долю секунды стиснули ее, давая понять, что она не смогла бы освободиться из плена сама, без его на то позволения. Мысль о том, что Бреннан ее отпустил, успокоила ее и разгневала.
— Нет. Никаких желаний, — заявила Тиернан, с недовольством отметив, каким хриплым и тихим стал ее голос. — У нас есть работа. Нужно подготовиться к приему.
Она отступила под его решительным взглядом, напоминающем ей хищника, преследующего свою добычу. При мысли о том, чтобы лежать на постели, украшенной шоколадным соусом и взбитыми сливками, температура ее тела повысилась до невероятной высоты.
— Что за прием? — мимоходом спросил он, снова приближаясь к ней. — Общественные правила и разумное поведение в итоге бессмысленны. Я с радостью осознал это после того, как столько столетий строго следовал правилам приличия. Если вы желаете меня, то нет никаких веских причин не насладиться телами друг друга. А ваша реакция дала мне повод надеяться.
Тиернан отступила еще на шаг и выставила вперед руки.
— О, я могу назвать множество причин, Бреннан. Мне надо выяснить, чем занимаются эти ученые, и перезвонить начальнику до того, как он меня уволит. А вам нужно вернуться в Атлантиду и провериться у специалиста. А у вас там внизу есть психиатры?
— Мне хочется вовсе не этого, — сказал он, останавливаясь прямо перед ней и принимаясь расстегивать рубашку, пуговицу за пуговицей, обнажая широкую мужскую грудь. — Два тысячелетия я делал только то, что правильно, разумно и приемлемо. Теперь же ко мне вернулась способность чувствовать, — надолго ли, лишь Посейдон знает, — и я хочу наслаждаться каждым мгновением. Я хочу оказаться внутри тебя.
— Я не… мы не… — Тиернан не знала, что и возразить в ответ, и ее решимость таяла с каждой расстегнутой пуговицей. Верно, чем может повредить час дикого, жаркого секса, а потом они смогут вернуться к работе, не так ли?
Вдруг к ней вернулся здравый смысл, и Тиернан застонала:
— Нет, нет, нет, я не могу просто так прыгнуть в постель с тем, кого едва знаю. Я себя чувствую не в своей тарелке, не говоря уже о том, что ты проклят, и бог знает, что случится. И зачем я вообще это обсуждаю?
Он резко стянул с себя рубашку и бросил ее на пол.
— Я согласен, не о чем сейчас говорить. Ты можешь поговорить, когда разденешься. — Он схватил длинную прядь ее волос, поднес к губам и поцеловал. — Тебе стоит снять рубашку, чтобы я смог поцеловать твои миленькие, идеальные груди и попробовать на вкус твое тело, пока ты не станешь такой горячей и влажной, что захочешь ощутить меня в себе так же сильно, как я хочу там оказаться.
— Я… я… — Несколько мгновений она могла думать только об этом, ее гормоны совершили несколько оборотов. Затем она вздохнула и снова попыталась вразумить Бреннана.
— Поверь мне, это не займет много времени, — пробормотала она, сдвигая ноги вместе, и чувствую жаркую влагу, появившуюся после его дерзких слов. — Но я не могу. Мы не можем. Я только… Нет, мы не знаем друг друга, и ты еще и проклят, и я… нет.
Он вздохнул, отошел от нее и наклонил голову.
— Сказанное трижды должно быть исполнено. Это закон фэйри, а не атлантийцев, но каким бы сильным не было мое желание, я не овладею тобой, пока у тебя есть хоть малейшие сомнения.
Бреннан сжал руки в кулаки, а затем расслабился. Все его тело задрожало, и Тиернан едва не передумала из-за настолько явно выраженного желания, которое он сдерживал в себе. Едва. Она размышляла, что бы сказать, чтобы немного ослабить напряжение между ними, но не успела ничего придумать, когда зазвонил телефон. Благодарение Богу за Рика и его настойчивость.
Тиернан робко улыбнулась Бреннану.
— Мне надо бы ответить.
Он кивнул, затем наклонился, чтобы поднять рубашку с пола. Она вытащила телефон из кармана и открыла его, глядя на воина, натягивающего одежду на великолепную грудь и даже не пытавшегося скрывать, что чувствует сожаление, а не облегчение.
— Тиернан? — услышала она резкий голос Рика, напомнивший девушке, что она собиралась ответить на звонок. — Ты здесь? Что там, черт побери, происходит? Ты смотрела CNN[8]? Сегодня вечером произошло еще одно нападение, прямо в Йеллоустоуне. Подружка жертвы обвиняет волков-оборотней. Кажется, в этом нет ничего хорошего для нашего информатора Лукаса.