Из сумрака веков

Глава 22. Я же сказал: «Убью!»

Широкие размашистые мазки ложились яркими цветами на огромный холст. Немного сливового, размытого всполохами грязно-коричневого. Вкрапления пурпурного с тенями алого. Золото, омытое бронзой. Ветвистые стволы деревьев перекошены, словно в зазеркалье. Восход, охватывающий горизонт, под стать кровоточащему сердцу. Все чаще перед глазами прыгали картинки невиданных абстракций. Лилит словно в трансе всматривалась и самозабвенно водила кистью по полотну. Раньше склонялась к портретам, а теперь будто снизошло озарение. Казалось, руки сами двигались. Только потом приходило осознание цветового решения и образность рисуемого.

— Ли, — тихий голос Дориана вырвал из раздумий. Она с деланным безразличием разбавила краски, поменяла кисть. Новые штрихи усиливали контрастность стихии неба и земли. Искаженная реальность разных миров — до и после. Если раньше жизнь текла как само собой разумеющееся, по принципу: «Все к ногам Лилит», то теперь под ними не ощущалось почвы: «Мечты вдребезги — из сердца вон!» Но точнее: «Неверное движение и рухнешь в небытие!»

— Ты можешь меня не прощать, — лились монотонно слова ламии. Они проникали в мозг и вгрызались как червь в яблоко.

Лилит тряхнула головой: кровосос влезал с разговором уже который день — внушал сожаление о содеянном, старательно навязывал мысль о прощении. Сколько пройдет времени, прежде чем он отстанет? И отстанет ли вообще? Первое ужасало неприемлемостью, второе не шло ни в какие ворота. Обида до сих пор сильна, а желание поквитаться еще сильнее. Одно дело не подпускать к себе, а другое знать, что ему хорошо. Ну, уж нет, пусть мучается! Рядом… Нужно сделать все возможное, чтобы его существование, причем весьма долгое, преобразилось в муки вечные. Кровосос добился того, чего не смог Варгр за двадцать лет знакомства — влюбил в себя. Если оборотень от природы юбкоплет, то ламия клялся в чувствах. Он постоянно пробивал барьеры сознания и жил там: дал ощутить себя единственной и желанной. А что омерзительнее, после его измены чувства к нему не охладели, даже больше — он нужен, как никогда. Так что его предательство больнее и непростительней!

— Я убью любого, кто посмеет прикоснуться к тебе!

Пошел вон, Мареш!

Лилит оглянулась. Темнота окутывала крохотную комнату, и только лампа, направленная на холст, горела, не позволяя сумраку поглотить ее целиком. Посрели студии притаилась одинокая кованая постель в готическом стиле с прозрачным балдахином, не скрывающим внутреннего убранства — покрывала, усеянного подушками. Голые стены, разрисованные неоновыми звездами, как небо ясной ночью, сверкали, маня в неизвестность вселенной.

Дориана не видно, но летучий гад рядом. Легкий тюль на окне под напором порывов воздуха колыхался, приоткрывая вид на Лондон. Лилит прошла на балкон. Свежий ветер приводил рассудок к миру с душой. Уперлась руками в перила, всматриваясь в ночной город. Яркие вывески магазинов, баров, кафе лучше фонарей освещали улицы и дома. Совмещение эпох в архитектуре вдохновляло, а студия на шестьдесят пятом этаже Шард Лондон Бридж[11]— лучшее решение за три бесконечных бессонных дня.

Лондон, рисование… Лекарство от всех бед и невзгод!

На остроконечной крыше соседнего невысокого дома мелькнула тень: гибкая и грациозная, как барс. Она бесшумно передвигалась, лавируя между антеннами, пока не вышла на свет. Дориан! Даже с такой высоты видно, он как всегда прекрасен и неотразим. Руки в карманах строгих брюк, черная рубашка подчеркивала белизну кожи. Губы изогнулись в обворожительной улыбке:

— Земля будет питаться кровью твоих любовников, пока не поймешь, что мы созданы друг для друга, — нашептывал он, хозяйничая в сознании.

— Поздно…

— Перестань. Если дашь мне шанс, я докажу свою любовь.

— А этого не надо, — Лилит выпрямилась и повела плечом: — Я знаю, что ты меня любишь, — она отвернулась и ступила внутрь студии: — Вот только нужна ли она мне, твоя такая любовь?

Оставшись в темноте, Ли всмотрелась в холст. Издали видна общая форма деталей и картины в целом. Позади шелохнулась занавеска, словно в комнату проник более сильный порыв воздуха. Сердце радостно забилось, ламия рискнул приблизиться. Прогресс за три дня!

— Малышка, перестань играть, — шептал он, обволакивая нежностью. По телу следом за словами пробегали трепетные волны, будто кровосос прикасался наяву. Каждый миллиметр кожи ощущал его несмелые ласки. — Нам бы уйти отсюда, пока не поздно.

— Так я и говорю, — Лилит взяла палитру дрожащими руками, намешивая новые цвета: — Пошел вон!

Приглушенный сигнал домофона нарушил повисшую тишину.

— Тебе пора испариться, — кинула она, остановившись у двери. — Ко мне пришли.

— Не открывай, — голос Дориана вызвал вспышку страха, мурашками пробегающего по спине. — Это прихвостни Ламии.

Она замерла возле настенного аппарата с мигающим циферблатом, палец застыл над кнопкой приема.

— Это знакомый! Мы договорились. Так что прочь, присоска.

Сигнал повторился, и она нажала.

— Слушаю.

— Лилит! — воскликнул мужской голос, прорываясь сквозь шелестение аппарата. — Это — Эндрю Спайнер.

— Привет! Я ждала. Поднимайся. Шестьдесят пятый этаж. Надеюсь, ты вина прихватил?

— Конечно!

Лилит нажала на другую кнопку и прислушалась: гость отходил от ресепшена.

— Ли, он не один, — просочился в голову взволнованный голос Дориана. — Им управляет цверг — Веташ Дурер.

— М-да? — Ли сложила руки за спину и прислонилась к стене. Ламия в секунду оказался рядом. Ледяное прикосновение его пальцев к щеке, как обычно, вызвало волнительную дрожь. В голове загудело, мысли о поцелуе навязчиво мелькали, заглушая разум, шепчущий: «Прогони». Кровосос склонился, его губы приблизились.

— Руки прочь, — силясь с гипнозом, шикнула Ли. Дориан замер, его сладковатое дыхание с нотками ментола освежало. Томительная пауза тянулась долго. Он отступил, на лице застыло разочарование. Ли смаковала маленькую победу: — Нравится тебе или нет, у меня сегодня вечеринка. Я хочу разрядиться. Если ты меня не хочешь как женщину, развлекусь с другим. Но раз уж ты взялся меня охранять, проследи, чтобы нам не мешали.

Дыхание вылетело со стоном — Дориан пригвоздил к стене и его губы приникли опаляющего холодом. Лилит вцепилась в широкие плечи, еле держась на ногах. Его поцелуй, словно порыв ледяного воздуха морозным утром, пробирал до мозга и сковывал тело.

— Сколько можно повторять, — Дориан прервался, удерживая в объятиях. Черные нечеловеческие глаза приковывали взгляд. — Я до безумия хочу тебя, но если потеряю контроль, будет как в тот раз. Забыла? — со страстью шептал он в губы. — Ты еле выжила!

Лилит очнулась как ото сна — слова Дориана сильнее пощечины. Дыхание вырывалось с шумом, сердце выскакивало из груди. Он вновь завладел помыслами. Она отпихнула его и ударила — кровосос поймал ее руку у своей щеки и, поцеловав ладонь, отступил. В дверь постучали. Ли бросила на нее взгляд:

— Иду! — повернулась к Дориану: — Прочь… — разочарованно замерла — его уже и след простыл, но усиливающийся голос прорвался в сознание:

— Убью…

— Лилит. Это я, — повторился стук.

Она открыла дверь, нацепив приветливую улыбку. Лучезарный Эндрю протянул бутылку вина, на ее горлышке предусмотрительно красовался бант с приколотой запиской.

— О! — Лилит забрала презент и отступила, вчитываясь в строчку «Мечтаю о следующем полете». Спайнер заглянул внутрь и посерьезнел:

— Может, в ресторан?

— А что не нравится?

— Темно и мало места.

— Свет включи, а мне дай пару минут. Я отмоюсь от краски и обещаю тебе незабываемый вечер.

Неуверенная улыбка скользнула по его лицу, и он кивнул:

— Заманчивое предложение, но у тебя даже сидеть не на чем.

Лилит пожала плечами:

— Есть пол, так что располагайся. Я сейчас.

Она юркнула в душевую и застыла перед зеркалом. Волосы растрепались, тяжелые локоны обрамляли осунувшееся лицо. Испачканные щеки горели, припухшие от поцелуя губы налились жаром.

Эндрю весело рассказывал о злоключениях в Норвегии. Лилит натянуто улыбалась, ведь большую часть разговора не понимала — его заглушал голос Дориана, нашептывающий все, что таилось, по его словам, у него на душе. Столько чувственности, страсти. Как же хотелось верить, но вторая часть альвийской натуры напоминала — хлестала его же слова: «Прости, но аварию подстроил тоже я… Я должен был тебя обольстить. Моя миссия в Кренсберге — ты. Мия всегда за нами следила… Королева велела… Мы с ней… Варгр должен был остаться один…»

Лилит смотрела на Спайнера и улавливала только обрывки фраз:

— …Украли вещи… Прихватило желудок… Пролил кофе на процессор…

— Я оставлю тебя на минуту, — прозвучал серьезный голос Дориана. — Не подпускай это насекомое близко. Его разум затуманивается под напором Дурера. Внушение началось. Я разберусь с цвергом и вернусь!

Холод пробежал по телу, Лилит бросила взгляд на окно. Город пестрел огнями, но ни Дориана, ни врагов не слышно. Глупость сделала, что позвала Спайнера. Хотелось насолить Марешу, но ведь если реально, то подвергла опасности не только себя, но и его. Он рассказал, что после его предательства Ламия открыла охоту и теперь под прицелом многие. Лучше бы засесть в тишине, забившись в «норку», так нет же, изнутри прет злобная гадина, не задумывающаяся над такой мелочью как жизнь, причем не только своя. Отец, Варгр…

Дориан поведал, что знал о происхождении. Альва! Значит, полукровка… Вот почему все время казалось, что боролась сама с собой. Наконец, открылась причина душевных терзаний, еще бы встретиться с матерью.

— Что-то не так? — словно в вакууме повис встревоженный голос Эндрю.

Ли подняла глаза. Озадаченное выражение лица Спайнера разнилось с холодными глазами и хищной ухмылкой.

— Нет, все отлично, — она расправила складки на юбке короткого ярко желтого платья с крупным рисунком — зеленым вьюнком, запустившим усики на обтягивающий полную грудь топ без лямок. — Хотела уточнить. Ты поехал в Марвинг на встречу с Мией Боцарис, не зная толком, кто она?

— Да, — Эндрю пригубил вино.

— Ты всегда так рискуешь? — Лилит потягивала «Chambertin». С тонким и нежным ароматом. Выдержанное бургундское красное вино с чуть терпким послевкусием. Оно приятно обжигало гортань и жаром растекалось по телу. В голове появлялась легкая дымка.

— Только, когда интуиция подсказывает, что выиграю, больше, чем вложил! — он вновь глотнул, не сводя голодного взгляда.

— А что если плата — душа? — осушив бокал, Лилит поставила его на пол.

— Душа дается каждому человеку с зачатия, — Эндрю снял пиджак и расслабил галстук. — И как я убежден, она управляет нами и нашими поступками. Поэтому наше решение — ее решение. Моя мне шепчет: «На кону должно быть равноценное».

— Жизнь!

— Вечная?

— А такая бывает? — игриво улыбнулась Лилит. Спайнер кивнул:

— Душа — бессмертная, значит, если жизнь, то только вечная!

— Азартный игрок?

— Есть немного, — подмигнул он.

— Люблю таких — рисковых. Да что бы как по острию бритвы — на грани жизни и смерти. Всегда знают, что хотят. Знают, как хотят. И тем более знают, что платить придется в любом случае. Выигрыш, проигрыш…

— Это обо мне!

— Значит, ты согласился?

— Поступило заманчивое предложение, от которого невозможно отказаться.

Лилит взяла бутылку и, отпив из горлышка, отшвырнула — она звонко разбилась, наполнив звуком комнату. Куски стекла усеяли пол возле стены с холостом. По студии полетел сладковатый аромат вина. Ли забрала из рук Спайнера бокал и отставила его. Медленно подползла и устроилась сверху Эндрю:

— Любишь огонь? Дрожь по телу, кровь вскипает, пульсация до боли… до жара… — она приложила его ладонь между своих ног и томно застонала: — Вот здесь, чувствуешь? — Она склонилась к его губам и провела языком по улыбающемуся рту. Он смягчился, и Эндрю подался вперед, опаляя горячим дыханием. Ли увернулась, смеясь: — Вот и ты такой. Продолжаешь игру, хотя знаешь, что мой жених до безумия ревнив.

— Какой именно? — хохотнул Спайер, его руки скользили по бедрам, задирая подол платья.

— Варгр больше не мой. Я о Дориане Мареш! Он рядом, но сейчас немного занят, — она повела плечом. — Как, впрочем, всегда! Кем угодно, но только не мной. Пока у нас есть время, хотела узнать, что в тебе такого, что меня может привлечь? Нахальство? — Лилит прикусила мочку уха. От собственного шепота захватило дух: — Поверь, Дориану ему не занимать. Напористость? — Она прикусила другую мочку: — Хм… Чарам ламии смертному не противиться. — Подарив легкий поцелуй, оторвалась. Медленно расстегнула пуговицы кремовой рубашки Эндрю и, проведя ладонью по его груди, ущипнула за соски. Он застонал, ласки ожесточились. Он в нетерпении дернул молнию платья — раздался треск и оно освободило Ли из тугого капкана. Взгляд холодных глаз остановился на полной, взбухшей груди.

— Боже! Как же ты красива, — прошептал он и завладел соском — впился с таким отчаянием, что душа едва не вырвалась из тела. Его ловкие пальцы изучали умело и томно. Лилит, закрыв глаза, вцепилась в широкие плечи, двигаясь в заданном ритме — отдаваясь жарким чувствам.

— Может, умелый любовник? — уложив его, она склонилась — он вновь завладел соском. Тяжелая грудь ныла под натиском грубых ласк Спайера. Теряясь в ощущениях, Ли раскачивалась сильнее: — Дориан живет более тысячи лет — опыта ему не занимать. Единственное, что остается — отчаянное желание истинного игрока. Дойти до конца, что бы ни случилось. Причем, равноценное самоубийству — ведь расплата не заставит ждать. Она настанет. И это точно смерть! — Лилит разочарованно охнула — Эндрю убрал руку и сел, приподнимая ее за ягодицы.

— Кто знает, что нас ожидает? — шумное дыхание Спайера горячими волнами поднимало новые приливы возбуждения. Он усадил на себя и, застонав, рывком проник глубже: — К тому же, я не один. Дориан будет занят еще долго. У нас уйма времени. Двое ламий и цверг враждебно настроены, с ними так просто не справиться.

Страх смешался с радостью — отмщение близко. Возможно, и смерть тоже! Тогда конец мукам и душевным переживаниям. Эндрю уткнулся в грудь и глубоко вдохнул:

— Ты — богиня! Никого красивее не видел. Уверена, что ты — человек?

— Нет, но это неважно… особенно для тебя, — задыхаясь от мощного прилива, Лилит откинулась назад, под руку попал бокал. Она схватила его и, поднимаясь, с размаху врезала по голове Эндрю. Звон стекла слился с глухим падением любовника, сильными ударами грохочущего сердца и шорохом, ворвавшимся в студию. Волны экстаза пробегали по телу, накатывая все жарче и выше. Плечи обожгло холодом и Лилит, проскользив по ламинату, ударилась об стену. Руки и ноги ныли, голова раскалывалась. Силы покидали: перед закрывающимися глазами мелькала темная фигура. Дориан… Его окровавленное лицо перекошено гневом. Рубашка свисала лохмотьями. Тело в длинных порезах, будто он столкнулся с шинковочной машиной. Он наносил удары по обездвиженному телу Эндрю с нечеловеческой скоростью. Подняв, словно пушинку, вонзился в него клыками. Спайнер конвульсивно задергался…

Сознание медленно возвращалось, ледяные прикосновения жалили как укусы змеи. Лилит, застонав, открыла глаза. Дориан склонился над ней. Зеленые глаза печальны. Он разглядывал с серьезным видом. Щупал ноги, руки… Его взгляд остановился на оголенной груди — мука, скользнувшая по лицу, порадовала.

Лилит дотронулась до окровавленной щеки Мареша и приподнялась:

— Ты долго…

— Как ты могла? Сказал же: «Убью».

— Я проверила.

— Ты — чудовище! — прошептал Дориан и встал, его повело — ухватившись за резную спинку постели, он остановился.

— Ты меня такой сделал, — по щекам едкими струйками побежали слезы. Ли вздернула подбородок.

— Скоро последуют другие, — обреченно бормотал он. — Их натиска мне не выстоять. Я слаб… Ли, я готов принять смерть с тобой.

— Зачем? Почему просто не сделать меня подобной тебе? Так будет проще!

Ламийское лицо с белоснежными клыками исказилось гневом. Дориан, очутившись рядом, тряхнул:

— Не будь дурой! Быть как я — худшая мечта.

— Я не хочу быть как ты. Я хочу быть с тобой! Это разные вещи…

Черные глаза Мареша посветлели, их болото затягивало, и Лилит подалась к алым губам с ненавязчивым поцелуем. Стон-мука Дориана сменился хрипловатым шепотом:

— Не делай этого с нами, малышка! Я могу убить тебя, — она впилась настойчивее. — Нет… — Он оттолкнул и, очутившись возле окна, ухватился за подоконник: — Надеюсь, ты получила, что желала от Спайнера?

Лилит запустила в ламию подушкой, но она гулко ударилась о стену и упала — Дориан, застыв возле холста, задумчиво разглядывал его. Ли швырнула другую, но она так же, прорезав воздух, шлепнулась на ламинат. Ламия, сидя на полу, уткнулся головой в ладони.

— Как же все сложно…

— Ненавижу, — прошипела Ли. Негодуя, вскочила с постели но, опустившись рядом с Марешем, заставила его посмотреть на себя. Его глаза необычно желтоватые, словно обесцвечивались.

— Когда последний раз кушал?

— Неважно, — чуть слышно отозвался Дориан.

— Еще как! — вскипела Лилит. — Ты только что подрался. Весь изранен, истощен. Дориан! — Она тряхнула его, он уставился мимо. Подступила паника. Сердце застучало неровным ритмом. — Не смей меня бросать, слышишь, тварь! — Ли врезала пощечину, он даже не шелохнулся. Навернувшиеся слезы резали глаза. Она окинула студию размытым взглядом. Разбитая бутылка… Стекла тускло поблескивали от скудного освещения лампы. Вскочив, подняла с пола заостренный кусок побольше и, не медля ни секунды, полоснула себя по руке. Скол выпал из пальцев, резкая боль утихла, тонкая струйка змейкой побежала по коже. Лилит закусив губу, упала на колени около Мареша и прислонила рану к его губам. Долгое ожидание: ламия не дышал, моргнул, шумно сглотнул и, сжав руку, словно тисками, впился как присоска, ощутимо выкачивая кровь. Глаза наливались чернотой, лицо ожесточилось. Жизнь уходила, будто вода из сосуда с трещиной. Холод пробегал по жилам, подступала слабость: приятная и усыпляющая. Веки смыкались, образ Дориана расплылся.

— Мареш, — силясь, прошептала она. Он стиснул руку сильнее. Его клыки с жадностью вонзились в плоть, словно вилка в растаявшее масло. Оледенение пробежало волной, но боли нет. Лилит расслабилась: в голове вспыхивал образ женщины, как две капли воды похожей на нее. Темные длинные волосы, обрамляющие худощавое лицо. Большие миндалевидные глаза с застывшим испугом, полные губы. «Ты должна его остановить!» — властные нотки ее голоса вывели из оцепенения. Ли нащупала скол и с размаху полоснула Дориана. Хват ослаб, она бессильно откатилась и закрыла глаза. Провалы в пустоту смешивались с яркими вспышками. Звериный рык наполнил комнату и повис в мозгу. Ли дернуло обратно — она, сжимая стекло, вновь отмахнулась…