Ее звали Любовь. Просто Любовь. Без отчества, но на вы. И мы друг другу не нравились. Мать Владислава поджимала брезгливо губы и тонко намекала мне, что мое поведение не всегда уместно. Она вообще была из того вида людей, в которых голубая кровь по венам бежит.
— Доброе утро, Любовь. Мне неудобно. Я на работу опаздываю, — под ее взглядом я сразу ощутила, что на мне и футболка за пятьсот рублей и балеткам четвёртый год, и от этого у них уже местами кожа в потертостях.
— Я отвезу тебя на работу…
Мне не предлагали. Меня просто уведомляли.
— Не стоит. Здесь пешком быстрее, — я поправила ремень сумки и уже повернулась к тротуару, как вдруг сильная ладонь сомкнулась на моем запястье. Любовь смотрела на меня со семью презрения и разочарования.
— Нет уж. Раз заварила всю эту кашу, хотя бы объясни, чего хочешь…
— Любовь, — вздохнула я. — Я действительно ничего не хочу. Мне не нужен Влад, его Катерина с животом, вы, алименты, дни папы и прочее. Просто потому, что вы никакого отношения не имеете ко мне и моей дочери.
На меня смотрели с большим сомнением. А я сама не знала, куда провалиться, чтобы избежать очередного унизительного диалога, где мне будут говорить о моей неудачной жизни, ненужной беременности и вообще…
— Садись в машину, — строго сказала мать Влада, а я печально вздохнула. С неё станется приехать ко мне на работу.
Авто выехало с детсадовской парковки. Мне было неуютно. Как будто залезла в террариум со змеей. От Любови шло такими мощными волнами недовольство, что я зябко поводила плечами и кусала губы.
Мы никогда не находили общий язык. Любовь была слишком правильной. Для пятидесяти девяти у неё сохранилась идеальная точеная фигура и словно вылепленное искусным скульптором лицо. Светлые волосы не намекали на предательскую седину. А глаза оставались очень выразительными.
Я уважала мать Влада за вот эту ее собранность, но и пугалась немного. Она никогда не повышала голос, но была безумно авторитарна в своих желаниях.
— Почему ты не пошла на аборт? — спросила Любовь, когда машина остановилась на парковке возле салона.
— А почему я должна была это делать? Мое тело — мое дело, — я нарочито небрежно пожала плечами и сложила руки на груди.
— Потому что ты ушла от моего сына…
— Это ваш сын ушёл от меня, успев напоследок ещё и изменить, — выпалила я дерзко. А Любовь замолчала, побарабанила пальцами по рулю.
— Все совершают ошибки. И если уж ты со своей захотела жить, могла бы хотя бы рассказать о ней.
Меня больно укололи слова про то, что мой ребёнок — ошибка.
— Я поняла вашу позицию. Но все же это мое решение, моя жизнь и мой ребёнок. Со своим разбирайтесь сами… — я схватила ручку двери и резко вылезла из машины. Любовь вышла следом и небрежно спросила:
— Сколько ты хочешь, чтобы я больше не слышала ни о тебе, ни о твоём ребёнке? — она открыла сумочку и вытащила телефон.
— Я ничего не хочу. Просто прекратите меня преследовать. У вас Катерина скоро родит. Давайте с ней как-то общайтесь, — я сделала шаг в сторону тротуара, но меня догнали злые слова.
— Мы бы и общались, если бы Влад не узнал, что у тебя есть ребёнок.
— Я, по-вашему, за ним бегала с этой новостью? — я обернулась и уставилась в прозрачные, как речной лёд, глаза.
— Нет, но теперь ему на все плевать. Он собрал вещи и съехал из их с Катей квартиры, а на мои убеждения кричит, что это мы его вынудили тебя бросить, предать и вообще… ему никакой другой ребёнок не нужен, кроме твоей дочери.
Я словно налетела на стеклянную стену. Меня пробила дрожь, потому что то, что сейчас говорила Любовь, вообще никак не вязалось с недавним появлением Влада у меня дома. Что его бросает из стороны в сторону? Чего он хочет? Пришёл ко мне, искупал в дерьме, сходил к Катерине, бросил ее…
Для чего?
Я потерла переносицу, стараясь переключиться с темы бывшего на себя и свою дочь. Мне должно быть полностью безразлично, что там у Влада в жизни творится, с кем он расстаётся и чего хочет. Но почему так обидно было, что решающий шаг он сделал только сейчас, а не несколько лет назад, почему тогда он не пошёл за мной, не стал замаливать измену. Я бы простила, почти точно уверена, что простила, а сейчас…
Любовь подошла ко мне и сурово поджала губы.
— Ты же видишь, что он творит? Ты же понимаешь, что совсем не пара ему. Катерина из хорошей семьи. У неё отец прокурор. И ты… Девочка из глубинки. Какая ты для него партия?
Будь я на несколько лет младше, я бы заплакала от обиды, потому что это неприятно, когда тебя оценивают по связям родителей, но сейчас я сама стала матерью, и мне было глубоко фиолетово какого мнения обо мне Любовь. Пусть только не лезет больше.
— И дочь твоя… — Любовь взмахнула рукой, чем вызвала во мне новую волну злости. — Я уверена, она чудесная. Для каждой матери ее ребёнок чудесен. Но ты пойми, лучше бы она просто оставалась только твоей дочерью. Я помогу. Деньгами? Или связями? Что тебе нужно?
— Мне ничего от вас не нужно. Просто оставьте меня в покое, — попросила я. Но мою просьбу восприняли как кокетство, поэтому следующая реплика заставила поёжиться.
— Гордость почему-то сейчас синоним глупости, — Любовь усмехнулась, показывая идеально ровные зубы. — Но ты все же подумай, потому что в противном случае… Разве тебе неизвестно, сколько всего можно сделать, чтобы сбить спесь с таких, как ты?