**Елена**
Захожу в квартиру. Ноги подкашиваются, сердце бешено колотится. Медленно сползаю по двери вниз, обхватываю колени руками.
Господи, что только что было?
Целовалась с Кириллом. Отвечала на поцелуй. Хотела его. До сих пор хочу, если честно самой себе.
Три года я убеждала себя, что он предатель, что никогда не прощу его. А теперь пара встреч — и все защитные стены рухнули. Конечно, изменились обстоятельства, но всё как-то быстро.
Встаю, иду на кухню. Наливаю себе воды, пью большими глотками. Руки дрожат, вода расплескивается.
Что это была за девушка?
Он с ней встречается?
Ну, в целом, мы развелись три года назад… Имеет право встречаться с кем хочет. Мог бы даже жениться уже.
От этой мысли чувствую острый укол ревности.
Но всё-таки… он позвал меня и хочет вернуть.
Значит, порвёт с ней?
Вздыхаю. Ничего не понятно.
Телефон вибрирует — сообщение от Кирилла: «Лена, это была медсестра, которая делает уколы. Заеду к тебе после Андрея».
Читаю сообщение раз, другой.
Медсестра.
Понятно.
Верю ли я? Наверное, да. Но всё равно остаётся неловкость от той сцены.
А главное — он заедет.
Снова.
Сегодня.
Даже не спрашивает, удобно ли мне, хочу ли я его видеть. Просто ставит перед фактом. «Заеду к тебе». Делает как хочет. Идёт к своей цели напролом, как всегда делал в бизнесе. Только теперь его цель — я.
И почему-то эта его напористость не раздражает. Наоборот — возбуждает.
Три года я жила в серой рутине, где всё предсказуемо и безопасно. Работа, дом, работа, дом. Никаких эмоций, никаких потрясений. А сейчас Кирилл ворвался в мою жизнь как ураган, всё перевернул, взбудоражил, заставил снова чувствовать.
И я боюсь этого.
Боюсь снова довериться, снова открыться — и снова получить удар.
Но, с другой стороны… разве я живу сейчас? Или просто существую в своей зоне комфорта, боясь сделать шаг в неизвестность?
А если я ему сейчас не отвечу? Интересно, приедет?
Сердце колотится быстрее.
Знаю точно, что приедет.
Мы поговорим. И что дальше? Попробуем снова? Вернёмся к тому, что было? Или построим что-то новое на руинах старого?
Не знаю. Не знаю ответов ни на один из этих вопросов.
Есть еще один вопрос.
Это Вика.
Моя сестра, которая разрушила мою жизнь. Которая использовала моего мужа, обманула нас обоих, три года морочила всем голову. Как теперь с ней быть?
Мама не знает правды. Будет думать, что мы просто поссорились. Если узнает — это её убьёт. В её возрасте, с её сердцем… Нет, маме нельзя знать.
Но я не могу просто сделать вид, что ничего не было. Не могу общаться с Викой, как раньше. Не могу сидеть с ней за одним столом на семейных праздниках, улыбаться.
Вычеркнуть. Надо просто вычеркнуть её из своей жизни. Навсегда. С Макаром буду видеться у мамы.
Хочу отвлечься, заняться делами, но не получается. Всё валится из рук.
Иду в спальню, ложусь на кровать, смотрю в потолок.
В голове хаос.
Кирилл говорит, что любит меня. Что всегда любил. Что хочет всё начать заново.
А я? Что я чувствую?
Закрываю глаза и честно отвечаю себе: я тоже его люблю. Никогда не переставала. Все эти три года я пыталась забыть, вычеркнуть из сердца, но не получилось. Он всё равно там, в самом центре, занимает место, которое никто другой занять не может.
Но как снова довериться? Как открыться человеку, который однажды уже предал? Пусть даже он был пьян, пусть Вика его использовала — факт остаётся фактом. Он был с другой женщиной.
А с другой стороны…
Сама же тогда простила Вику. Родную сестру, которая поступила ещё хуже. Почему же не могу простить Кирилла?
Потому что сестру не выбирают. А мужа выбираешь сама. И когда тебя предаёт выбранный человек, это больнее вдвойне.
Лежу и вспоминаю. О том, как мы познакомились с ним — в кафе, случайно, я пролила на него кофе, он рассмеялся. О нашем первом свидании — мы гуляли по парку три часа, и время пролетело незаметно. О предложении — он встал на колено прямо посреди Красной площади, не обращая внимания на толпы туристов, которые потом нам хлопали и радовались за нас.
О нашей свадьбе, о первой совместной квартире, о планах на будущее. О том, как мы мечтали о детях, выбирали имена, спорили, сколько их должно быть.
Слёзы катятся по щекам.
Мы были счастливы. По-настоящему счастливы. Пока всё не рухнуло в одночасье.
Но, может быть, у нас есть шанс снова стать счастливыми?
Кирилл изменился. Я вижу это. В его глазах другая глубина, другая зрелость. Он страдал все эти годы не меньше меня. Может, даже больше — ведь ещё и вина на нём лежала тяжким грузом.
Как же я могу не дать ему второй шанс?
Телефон звонит, вырывая меня из размышлений.
Мама.
— Лена, доченька, — голос слабый, дрожащий. — Мне плохо. Приезжай, пожалуйста.
Вскакиваю с кровати, хватаю куртку, сумку.
— Мама, что случилось? Вызвать скорую?
— Нет-нет, просто… голова кружится, давление скачет. Приезжай.
— Уже выезжаю!
Лечу вниз по лестнице, выбегаю на улицу, ловлю такси. Всю дорогу сижу как на иголках, подгоняю водителя. Мама. Ей семьдесят, сердце, давление. Что, если что-то серьёзное?
Подъезжаем к её дому, я выскакиваю из машины, не дожидаясь сдачи. Влетаю в подъезд, поднимаюсь на лифте. Открываю дверь своим ключом.
— Мама! — кричу я, заходя в квартиру.
И застываю.
Мама сидит на диване. Рядом с ней — Вика.
Обе смотрят на меня.
Мама виновато, Вика с надеждой.
Я медленно закрываю за собой дверь.
— Что это? — спрашиваю я ледяным тоном, глядя на мать. — Тебе плохо не было?
— Леночка! Вика сказала, вы поссорились, — начинает мама умоляюще, — но я хочу, чтобы вы жили дружно. Вы же сёстры!
Меня накрывает волной ярости.
Манипуляция.
Они использовали моё беспокойство за маму, заманили сюда, чтобы устроить примирительную сцену.
— Как тебе совести хватило использовать маму в своих грязных манипуляциях?! — кричу я, глядя на Вику.
— Лена, почему ты так жестока с сестрой? — мама встаёт, подходит ко мне.
— А ты знаешь, что эта сестра сделала? — поворачиваюсь я к матери, и голос срывается на крик. — Каких дел наворотила? Подкараулила пьяного Кирилла, переспала с ним и выдала беременность от случайной связи за его ребёнка! Он с начала беременности выплачивал ей крупные суммы, она бы и до сих пор доила его, если бы я не увидела, что группы крови не совпадают!
Тишина.
Оглушительная, звенящая тишина.
Вика вскакивает с дивана, в слезах убегает из квартиры. Хлопает дверь.
Мама стоит неподвижно, рот приоткрыт, глаза широко распахнуты. Лицо становится серым. Она хватается за сердце, оседает на диван.
— Мама! — я подскакиваю к ней, хватаю её за руку. — Мама, дыши! Где таблетки?
Она машет рукой в сторону кухни. Я бегу, нахожу её лекарства, наливаю воды. Возвращаюсь, даю таблетку.
— Не может быть, — шепчет мама, проглатывая таблетку. — Это неправда… Вика не могла…
— Могла, — отвечаю я жёстко, хотя сердце разрывается от вида её бледного лица. — Могла и сделала.
Мама молчит, дышит тяжело.
Минут через пять цвет лица улучшается, дыхание выравнивается.
— Лена, — говорит она тихо, — прости её, пожалуйста. Она испугалась, наверное, что осталась в беременности одна, поэтому нашла такой способ.
Я смотрю на мать и не верю своим ушам.
— Разрушить мою семью? Соблазнить моего выпившего мужа? Сказать ему, что беременна от него? Мама, я не верю, что ты сейчас серьёзна!
— Мне её жалко, — повторяет мама упрямо.
— А меня тебе не жалко? — кричу я, и слёзы текут по лицу. — Моя жизнь рухнула! Я любила Кирилла, и три года думала, что Макар — его ребёнок! Три года жила с этой болью!
— Но теперь-то ты знаешь правду, — мама берёт меня за руку. — Можешь вернуться к Кириллу, если любишь его. Всё наладится.
— Один раз я простила Вику, — говорю я, вырывая руку. — Проявила великодушие после того, что она сделала. А она даже не подумала сказать мне, что не мой муж отец её ребёнка! Она только разрушает и предаёт близких людей! Может, это вообще подсудное дело? Это же мошенничество — так врать и тянуть деньги!
— Лена, она твоя сестра…
— Я её вычеркнула из своей жизни, мама, — перебиваю я твёрдо. — И прошу, чтобы ты поняла меня. Никогда больше не пытайся нас помирить!
— Лена, не надо так… — мама снова хватается за сердце, лицо перекашивается от боли.
— Мама! — я подскакиваю к ней. — Мама, дыши! Всё, хватит нервничать!
Хватаю телефон, вызываю скорую. Диспетчер задаёт вопросы, я отвечаю, пытаясь сохранять спокойствие. Мама сидит на диване, бледная, прижимая руку к груди.
— Сейчас приедут, — говорю я, садясь рядом и обнимая её за плечи. — Потерпи немного.
Скорая приезжает через пятнадцать минут. Врачи осматривают маму, делают кардиограмму, измеряют давление.
— Госпитализируем, — говорит пожилой врач. — Давление высокое, сердечный ритм нарушен. Нужно наблюдение.
Я еду с ними в больнице. Маму увозят в палату, я остаюсь в коридоре. Сижу на жёсткой скамейке, смотрю в пол.
Сердце сжимается от страха за маму. Что, если с ней что-то случится? Если её сердце не выдержит?
Я еле сдерживаю слёзы, комок в горле мешает дышать.
Надо было промолчать, не кричать, не устраивать скандал. Но как я могла молчать, когда мама защищает Вику после всего, что та наделала?
Господи, только бы с ней всё было в порядке. Только бы ничего серьёзного.
Телефон звонит.
Кирилл.
Сердце ёкает.
— Лена, ты получила мою смс? — его голос звучит обеспокоенно. — Я тебе объяснял, что та девушка… Она медсестра, которая…
— Кирилл, я всё поняла, да, — перебиваю я устало.
— Тогда почему ты не открываешь? Я у дома, у подъезда.
— Тут… с мамой проблемы. Я в больнице.
— В какой? — в его голосе тревога. — Кинь адрес, я сейчас приеду.
Вздыхаю. Хочу ли я, чтобы он приехал?
Да. Несмотря ни на что — да. Хочу, чтобы он был рядом, обнял, поддержал. Как раньше.
— Хорошо, — говорю тихо.
Кладу трубку, отправляю адрес больницы. Откидываюсь на спинку скамейки, закрываю глаза.
Он приедет.
Скоро будет здесь.