Измена. Ты разбил мне сердце

Глава 7

Я сижу на кухне у Андрея, смотрю на пустой стакан и понимаю — нужно вернуться. Сейчас. Прямо сейчас, пока Лена не успела закрыться окончательно, пока боль еще свежая и есть хоть призрачный шанс достучаться до нее.

— Еду обратно, — говорю я, вставая. Голова кружится, но мысли стали яснее. Или я просто убеждаю себя в этом.

— Кирилл, — Андрей хватает меня за руку. — Может, дай ей время? Ночь хотя бы. Утром на свежую голову...

— Нет, — качаю головой. — Если я оставлю ее одну на всю ночь с этими мыслями, с версией Вики, я потеряю ее окончательно. Мне нужно объяснить. Сейчас.

Он смотрит на меня долго, потом кивает.

— Тогда не пей больше. И будь готов к худшему.

Я уже готов. К чему угодно.

Вызываю такси, еду домой через темный город. За окном моросит дождь, редкие прохожие спешат под зонтами. Обычный ноябрьский вечер. Для всех этих людей — обычный. А для меня — день, когда разваливается вся жизнь.

Выхожу у подъезда, поднимаюсь на лифте. Сердце колотится так громко, что я слышу его стук в ушах. Что я скажу? С чего начну? «Лена, это была ошибка»? «Я был пьян»? «Я люблю тебя»? Все эти слова звучат пусто, жалко, недостаточно.

Но других слов нет.

Открываю дверь своим ключом. В квартире горит свет в спальне. Я захожу тихо, снимаю мокрую куртку. Иду по коридору, и каждый шаг дается с трудом, словно иду на эшафот.

Останавливаюсь в дверях спальни.

Лена сидит на кровати, прислонившись спиной к стене. Обнимает подушку, смотрит в одну точку. Лицо опухшее от слез, глаза красные. Волосы растрепаны. Она выглядит... сломанной. Как будто что-то внутри нее разбилось вдребезги, и теперь она просто пытается держать осколки вместе.

— Я просила уйти, — говорит она, не поворачивая головы. Голос хриплый, пустой.

— Знаю, — отвечаю я, делаю шаг в комнату. — Но мне нужно поговорить с тобой. Объяснить.

— Объяснить, — повторяет она и наконец смотрит на меня. В ее глазах такая боль, что я физически чувствую удар в грудь. — Что ты можешь объяснить, Кирилл? Как ты спал с моей сестрой? Или как скрывал это почти два года?

Я подхожу ближе, сажусь на край кровати. Она отодвигается, прижимается к стене.

— Не подходи, — шепчет она. — Пожалуйста. Не могу... не хочу, чтобы ты был близко.

Это ранит сильнее любых слов. Я замираю, оставляю между нами расстояние.

— Хорошо, — говорю я тихо. — Я не буду приближаться. Просто выслушай меня. Пожалуйста.

Она молчит, смотрит в окно. Я начинаю говорить. Медленно, с трудом подбирая слова.

— То, что сказала тебе Вика — ложь. Мы не встречались. Не было никакой любви. Не было планов. Это случилось один раз. Одну ночь. Ту самую, когда ты была у матери.

— Одну ночь, — повторяет Лена механически. — Одну ночь, и теперь у нее твой ребенок. Твой сын.

— Я знаю, — говорю я, и голос дрожит. — Знаю, как это звучит. Но это правда. Я пришел с корпоратива пьяный. Очень пьяный. Она пришла за плащом, который ты обещала ей одолжить. Или сказала, что за плащом. Не знаю, было ли это правдой или она просто нашла повод.

— И ты сразу же затащил ее в постель? — в голосе Лены появляется злость. Это лучше, чем та пустота. Злость — значит, она еще чувствует. — Просто так? Увидел сестру жены и решил переспать?

— Нет! — выдыхаю я отчаянно. — Нет, все было не так! Она... она флиртовала. Подходила слишком близко. Говорила, что всегда меня хотела. Я пытался отстраниться, честно пытался. Но я был пьян, голова плыла, и она целовала меня, и я...

— Не остановился, — заканчивает Лена. — Не вспомнил про жену. Про то, что это моя сестра. Просто продолжил.

Я молчу. Что я могу сказать? Она права.

— Я был пьян, — повторяю я жалко. — Это не оправдание, я понимаю. Но это объяснение. Алкоголь стёр границы, здравый смысл. Я почти ничего не помню из той ночи. Обрывки. Вспышки. Утром я проснулся один, нашел ее записку, и мне стало так страшно...

— Тебе стало страшно? — Лена поворачивается ко мне, и в ее глазах ярость. — Тебя пожалеть?

— Нет, — качаю головой быстро. — Нет, я не то хотел сказать. Лена, я не пытаюсь оправдаться. Я знаю, что виноват. Полностью, абсолютно виноват. Но пойми — это не была измена в том смысле, как ты думаешь. Не было чувств, влечения, желания повторить. Это была ошибка. Чудовищная, непростительная ошибка.

— Ошибка? — она смеется, и этот смех режет слух. — Ты называешь это ошибкой? У тебя ребенок от другой женщины! Ты столько времени скрывал это, врал мне, переводил ей деньги! Это не ошибка, Кирилл. Это предательство!

— Да! — кричу я, срываюсь. — Да, это предательство! Я предал тебя! Знаю! Но не так, как ты думаешь! Я не любил ее, не хотел ребенка, не планировал уходить от тебя!

— Но ты спал с ней! — кричит она в ответ, вскакивает с кровати. — В нашей постели! В ту ночь, когда я ухаживала за больной матерью, ты был с моей сестрой в нашей кровати!

— Я не знаю, что сказать, — шепчу я. — Не знаю, как загладить это. Как сделать так, чтобы ты поняла...

— Понять? — она подходит ко мне, и в ее глазах слезы. — Что я должна понять? Что мой муж, которому я доверяла столько лет, который клялся мне в верности, заснул с моей сестрой? Что у него от нее сын? Мальчик, которому уже год, а я ничего не знала! Целый год жила в неведении, в обмане!

Она бьет меня кулаками в грудь. Не больно — она слишком хрупкая, чтобы причинить физическую боль. Но каждый удар отдается в сердце.

— Ты украл у меня время! — кричит она, колотит меня. — Почти два года жизни! Я могла бы... могла бы решить, что делать! Уйти, остаться, простить, не простить! Но ты не дал мне выбора! Просто скрывал, врал, притворялся!

Я хватаю ее за запястья, останавливаю удары. Она вырывается, отступает.

— И знаешь, что самое страшное? — спрашивает она тихо, и в этой тишине больше боли, чем в криках. — Я спрашиваю себя — когда? В какой момент ты изменился? Когда перестал быть моим Кириллом и стал... этим? Человеком, который спит с сестрой жены? Который скрывает ребенка? Который каждый день смотрит мне в глаза и врет?

— Я не изменился! — отчаянно говорю я. — Я тот же! Я люблю тебя, как любил всегда!

— Нет, — качает головой Лена. — Нет, ты не тот. Тот Кирилл, которого я любила, никогда бы так не поступил. А если бы поступил — сказал бы сразу. Признался, принял последствия. Но ты... ты прятался. Как трус.

Трус.

Это слово впивается в меня, как нож.

— Я боялся потерять тебя, — шепчу я. — Вот почему молчал. Боялся, что если скажу, ты уйдешь.

— И что? — спрашивает Лена. — Ты думал, я никогда не узнаю? Думал, секрет останется секретом навсегда?

— Не знаю, — признаюсь я честно. — Не думал так далеко. Просто жил день за днем, надеялся, что как-то обойдется.

— Ну вот, — она садится обратно на кровать, обхватывает себя руками. — Не обошлось. Правда вышла наружу. И знаешь, что меня убивает больше всего?

Я смотрю на нее, жду.

— Вика, — говорит она, и голос ломается. — Моя сестра. Младшая сестра, которую я растила почти как дочь, когда мама болела. Которую защищала, поддерживала, любила. Она предала меня. Спала с моим мужем. Родила от него ребенка. И столько времени улыбалась мне в лицо, приходила на семейные ужины, обнимала меня. Как она могла?

Слезы текут по ее лицу, и я вижу, что ей больно не только из-за меня. Может быть, даже больше из-за Вики. Потому что от меня, мужа, можно ожидать измены — грустно, но возможно. Но от сестры? Родной крови?

— Я не знаю, — говорю я тихо. — Не знаю, что у нее в голове. Когда позвонила тебе сегодня, наговорила про любовь и планы — это ложь. Она испугалась, растерялась, стала придумывать на ходу. Но правда в том, что это была одна ночь. Только одна.

— И этого хватило, чтобы разрушить все! — кричит Лена. — Одна ночь, Кирилл! Как ты мог быть таким идиотом?

— Не знаю! — кричу я в ответ. — Не знаю! Хочешь, я скажу, что я дурак? Скажу! Я полный, законченный идиот! Я совершил самую большую ошибку в своей жизни, и я бы все отдал, чтобы вернуть ту ночь назад! Но я не могу! Не могу изменить прошлое!

— И что дальше? — спрашивает она устало. — Что ты предлагаешь? Простить тебя? Забыть? Жить дальше, как будто ничего не было?

— Не знаю, — признаюсь я честно. — Я просто хочу, чтобы ты знала правду. Всю правду, а не версию Вики. Хочу, чтобы ты понимала — я не любил ее. Никогда. Я люблю только тебя.

— Но у тебя ее сын, — говорит Лена, и в ее голосе такая боль, что мне хочется умереть. — Живой ребенок. Мальчик, который растет. Который будет всегда напоминанием о том, что ты сделал.

— Я знаю, — шепчу я.

— Ты виделся с ним? — спрашивает она вдруг.

Я замираю. Молчу.

— Виделся, — она читает ответ на моем лице. — Конечно, виделся. Переписка полна этого. «Приезжай в субботу». «Макар скучает». Ты играл в отца?

— Нет, — качаю головой. — Нет, я просто... передавал деньги. Иногда видел его случайно. Но я не играл в отца. Никогда. Для него я просто... никто.

— Но он твой сын, — повторяет Лена упрямо. — Биологически. Генетически. Твой.

— Да, — признаю я. — Да, он мой. И это убивает меня каждый день. Потому что я не хотел ребенка. Не с ней. Не так. Я хотел детей с тобой! Мы планировали, мечтали. А теперь...

— Теперь у тебя есть ребенок от другой, — заканчивает Лена. — И все наши планы — просто мечты, которые никогда не сбудутся.

Мы молчим. Долго. Я сижу на краю кровати, она у стены. Между нами пропасть, которую я не знаю, как преодолеть.

— Лена, — говорю я наконец. — Скажи мне, что делать. Что угодно. Я сделаю все, чтобы исправить это.

Она смотрит на меня долго, изучающе.

— Ты не можешь исправить, — говорит она тихо. — Ребенок не исчезнет. Твоя измена не исчезнет. Два года лжи не исчезнут. Это все было, и это всегда будет между нами.

— Но мы можем попытаться, — говорю я отчаянно. — Попробовать жить дальше. Я пойду к психологу, мы пойдем к семейному терапевту, я сделаю все...

— Стоп, — останавливает она меня. — Ты правда думаешь, что психолог решит это? Что пара сеансов терапии вернут мое доверие?

— Нет, — качаю головой. — Нет, я не думаю, что это будет быстро или легко. Но я готов работать над этим. Годами, если нужно. Только не уходи. Не поступай так с нами.

— Нами? — она смеется горько. — Какое «нами», Кирилл? Ты разрушил «нас» в ту ночь, когда впустил Вику в нашу квартиру, в нашу постель!

— Я люблю тебя! — кричу я, срываюсь на отчаяние. — Господи, Лена, я люблю тебя так сильно, что готов на всё! Скажи, что мне сделать! Уйти из жизни Макара? Перестать помогать Вике? Сменить работу, город, страну? Я сделаю все!

— Я не знаю! — кричит она в ответ. — Не знаю, что ты должен сделать! Потому что ничего не поможет! Ты изменил мне! С моей сестрой! И у вас ребенок! Как я могу с этим жить?

— Не знаю, — шепчу я, и слезы текут по моему лицу. — Не знаю, Лена. Но прошу тебя — попробуй. Дай мне шанс доказать, что я не потерян. Что мы можем пройти через это.

Она смотрит на меня, и я вижу борьбу в ее глазах. Часть ее хочет верить, хочет попробовать. Но другая часть — та, что сейчас больше — не может. Не после такого.

— Уйди, — говорит она наконец. — Пожалуйста. Мне нужно время. Много времени. Побыть одной, подумать, понять, что я чувствую.

— Сколько времени? — спрашиваю я. — День? Неделю?

— Не знаю, — качает головой Лена. — Может, месяц. Может, больше. Может, никогда. Не знаю, Кирилл. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь смотреть на тебя и не вспоминать.

— Я подожду, — говорю я твердо. — Сколько нужно. Я буду ждать.

— Не обещай того, что не сможешь выполнить, — говорит она устало. — Просто уйди. Оставь ключи. И не звони. Если я буду готова говорить — я сама напишу.

Это звучит как приговор. Как конец. Но я цепляюсь за слабую надежду — «если буду готова говорить». Значит, не «никогда». Значит, есть шанс.

Я встаю, иду в коридор. Достаю ключи от квартиры из кармана, кладу на полку у двери. Поворачиваюсь к спальне.

— Я люблю тебя, — говорю я последний раз. — И буду любить всегда. Что бы ты ни решила.

Она не отвечает.

Я выхожу из квартиры. Закрываю дверь тихо, стараясь не хлопать. Спускаюсь по лестнице — лифта ждать нет сил. Каждая ступенька дается с трудом, словно я иду под водой.

Выхожу на улицу. Дождь усилился, льет как из ведра. Я стою под струями воды, не двигаюсь. Промокаю до нитки за секунды, но мне все равно.

Потерял.

Я потерял ее.

Семь лет брака, семь лет любви, планов, мечтаний — все это разбилось об одну проклятую ночь. И об год лжи после нее.

Еду обратно к Андрею. Город проплывает мимо размытым пятном — от дождя или от слез, не знаю.

Телефон звонит. Вика.

Я сбрасываю. Она звонит снова. Я отключаю телефон.

Не могу говорить с ней. Не сейчас. Может быть, никогда.

Приезжаю к Андрею. Он открывает дверь, видит меня — мокрого, убитого, пустого.

— Плохо? — спрашивает он.

— Хуже некуда, — отвечаю я.

Он пропускает меня внутрь, дает полотенце. Я вытираюсь механически, сажусь на диван. Смотрю в одну точку.

— Она выгнала меня, — говорю я в пустоту. — Попросила оставить ключи. Не звонить. Ждать, пока она сама решит, готова ли говорить.

— Это не конец, — пытается утешить Андрей. — Она просто в шоке. Нужно время.

— Это конец, — качаю головой. — Я видел ее глаза. То, как она смотрела на меня. Как на чужого. Как на предателя. Это конец, Андрей.

Он молчит. Потому что знает, что я прав.

Я сижу на чужом диване, в чужой квартире, и понимаю — вот оно. Дно. Я достиг самого дна своей жизни. Потерял жену. Потерял дом. Потерял право называться хорошим человеком.

И все из-за одной ночи.

Одной чертовой ночи, которую я не могу даже толком вспомнить.

Телефон вибрирует — включился автоматически. Сообщение от Вики: «Кирилл, прости. Я не хотела. Давай встретимся, все обсудим. Макар...»

Я удаляю сообщение, не дочитав. Блокирую ее номер.

Не хочу видеть это имя. Не хочу слышать про Макара. Не хочу ничего, что связано с ней.

Хочу только одного — вернуть время назад. В ту ночь. Не открыть дверь. Не впустить Вику. Не разрушить свою жизнь.

Но время не вернуть.

И остается только жить с последствиями.

Если это можно назвать жизнью.